Ещё один шанс

       — Гермиона, что ты стоишь, как статуя, помоги нам, — запыхавшись, сказал Гарри. — Малфой, между прочим, тяжелый.        — Мерзкий слизняк — выругался Рон, чем заслужил пристальный с укором взгляд Гермионы.        Когда они положили Драко на кровать, Гарри огляделся.        — Что ж, довольно мило. Странно, что никто раньше не находил эту комнату.        — С чего ты решил, Поттер?        Друзья обернулись. На пороге стоял Северус Снейп.        — Профессор, — начал Гарри, — Слизерин выпил Профундус.        Снейп сделал два шага в сторону кровати.        — Сам, или вы ему помогли?        — У нас не было выбора. Он хотел опоить Гермиону — огрызнулся Рон.        — Если бы мисс Грейнджер не ходила за ним по пятам, этого, возможно, не случилось бы.        Снейп внимательно оглядел тело Драко. Глаза были открыты, но не один мускул не дрогнул на его лице. Он походил на замершую статую.        — Что ж, ясно        — Где он? — дверь с грохотом открылась и в комнату влетел Барнели с выпученными глазами. — Он жив?        Снейп встал и сделал шаг назад.        — Да, жив. Обездвижен.        — Это хорошо.        Барнели провел рукой по волосам Драко, а потом склонился к нему, подозрительно щурясь.       Рон и Гарри переглянулись.        — В смысле, хорошо?        — Так нам будет легче провести ритуал. Гермиона, ты готова?        — Сейчас? — Рон шагнул вперёд, закрывая Гермиону собой, и не давая ответить.       — Нет — ответил Барнели. — Завтра. Нам всем нужно подготовиться. Но кто-то должен остаться с ним.        — Я останусь — твёрдо сказала Гермиона.        — Ты в своем уме? — возмутился Рон. — Он только что пытался тебя убить! И, напоминаю тебе ещё раз, это Малфой!        — Во-первых, — нравоучительным тоном начала Гермиона, — не убить, а парализовать. Во-вторых, это Снейкиус пытался мне навредить, а не Драко. И, в третьих, он сейчас, если ты не заметил, даже рукой пошевелить не в состоянии. Так что, останусь я. И точка. Я буду здесь всю ночь, и меня не нужно охранять.        — Как знаешь, — пожал плечами Рон, весь красный от возмущения, — но всё равно, я думаю…        — Рон, в последнее время ты слишком много думаешь, — устало вздохнула Гермиона, — пожалуйста, не спорь. Сейчас совсем не до этого.        Гарри подошёл и взял друга за локоть:        — Пошли, она знает, что делает.        — Я в этом не уверен, — пытался возразить Рон, — я не доверяю Малфою. То, что у нас общий враг, ещё не делает его нормальным, и…        — Молодой человек, — вмешался Барнели, и подошёл к нему. — Вы не хотели бы мне помочь? Подготовка к обряду займет всю ночь.        У Рона заблестели глаза. Перспектива поработать с таким древним волшебником, как Барнели, вызывала в нем жгучий интерес, и он не мог упустить эту возможность. К тому же, в его услугах Гермиона явно не нуждалась, а все вокруг были уверены, что потомок Слизерина в теле Малфоя не представляет сейчас никакой угрозы. Бросив в последний раз полный настороженности взгляд на распластанного на постели Малфоя, Рон кивнул        Барнели, подошёл к Гарри, и они втроём вышли из комнаты.        — Ты где-то там, внутри — Гермиона провела рукой по волосам Драко.        Он лежал неподвижно с открытыми глазами. Стеклянный взгляд был направлен в потолок. Он совершенно никак не отреагировал на её слова и действия, как будто её и не было.        В последнее время у Гермионы сдавали нервы. Она всё больше плакала, злость и обида буквально душили её. В себе толком не могла разобраться, постоянно поддавалась порывам, эмоциям, о трезвом уме совсем забыла. А ведь неумолимо приближались экзамены! Она, конечно, всё списывала на Милисент, но пора было, наконец, признать, что проснувшиеся чувства принадлежат ей, Гермионе Грейнджер, как бы сильно она не сопротивлялась. Бороться с неизбежным было невозможно, надо, наконец, признать это и понять, как быть дальше. Мир перевернулся. Она почти верила, что испытывает любовь, хотя ещё надеялась, что ошибается. Вдруг Драко моргнул. Гермиона тут же склонилась над ним.        — Драко, это ты? Ты меня слышишь? Если да, то моргни ещё раз.        После секундной паузы он закрыл глаза и снова открыл. Взгляд всё ещё оставался стеклянным. По щекам Гермионы потекли слёзы.        — Я знала, что ты вернешься — она крепко сжала его за руку. — Я здесь, с тобой, и я тебя не оставлю, обещаю. Мне так много нужно тебе сказать. Ты, главное, не сдавайся. Потому что я хочу снова увидеть того Драко, которого знаю я, и не знает никто — не противного мальчишку, который шагу не может ступить, чтобы не навредить кому-то, а умного, взрослого парня, способного отвечать за свои поступки, действовать в команде, и быть настоящим мужчиной рядом с девушкой. Борись, Драко, и возвращайся. Снейкиус, эта сволочь, не может победить. Не после всего, что мы прошли.        Гермиона поднесла его ладонь к губам, пытаясь улыбнуться сквозь слёзы. Вышло плохо, больше похоже на икание.        — Вот видишь, до чего я дошла. Сижу и реву, как дура. Уверена, ты бы сейчас сказал что-то вроде «Идиотка, Грейнджер, ты решила море нареветь, что ли?». Плевать. Просто возвращайся. Возвращайся ко мне.        Она больше не могла сдерживать слёз. Они потоком хлынули из глаз.        — Вернуться к тебе? Ты действительно в это веришь?        Гермиона повернулась к двери, яростно вытирая слёзы рукавом мантии.        На пороге стояла мать Драко, и смотрела на неё с неприкрытым удивлением. Но во взгляде её читалась некоторая мягкость и даже сочувствие.        — Я понимаю, — всхлипнув, ответила Гермиона, — это выглядит странно. Но мы с Драко действительно через многое прошли вместе за этот год, и это нас сблизило.        Нарцисса подошла к постели. Её проникновенный взгляд буквально вонзался в Гермиону, впрочем, агрессии в нём всё так же не было.        — Ты не думаешь, — поджала она губы, — что это иллюзия? Влияние детей основателей?        Гермиона поднялась с постели. Ей не хотелось ссорится с матерью Драко, но в последнее время она так привыкла бороться за себя, она была занята только этим, потому интуитивно сейчас заняла оборонительную позицию.        — Нет, не думаю, — твёрдо ответила она, глядя Нарциссе в глаза без страха и неуверенности, — точнее, лишь отчасти. Но у нас с Драко было и что-то своё. То, что шло только от нас.        — Допустим, в себе ты уверенна, — степенно возразила миссис Малфой, — хотя я бы, на твоём месте, сомневалась и в этом. Но Драко? Как ты можешь знать, что он чувствует?        Подойдя к сыну, Нарцисса с нежностью погладила его по голове, а потом снова спокойно посмотрела на Гермиону:         — Почему ты считаешь, что Драко испытывает то же, что и ты к нему? Вы говорили об этом?        — Нет, — призналась Гермиона, — нам не хватило времени. Но я это просто знаю, и всё. И, — она закусила губу, выдохнув, — я знаю, что мы с Драко, хоть оба и волшебники, но из разных миров. Поэтому нам будет нелегко.        — Это мягко сказано, — всё так же спокойно повела Нарцисса, — меня не радует перспектива того, что чистота крови нашего рода прервётся, хотя я не испытываю к тебе никаких негативных чувств, Гермиона. Но мой муж точно ничего подобного не допустит.        — Я верю, — во взгляде Гермионы появилась твёрдость, — что мы и с этим справимся.        Некоторое время мать Драко молчала, продолжая гладить сына по волосам. Потом, не глядя на Гермиону, спокойно сказала:         — Ты очень наивна, дитя моё. Я очень люблю сына и ради него готова на всё. Но есть вещи, которые мы не в силах изменить, правила и традиции, заложенные веками. Люциус никогда не допустит, чтобы его сын был с магглорожденной девушкой, не нарушит чистоту крови древнего рода Малфоев, из списка священных двадцати восьми семей. Это невозможно. А Драко… — она запнулась, — настоящий Драко ни за что не пойдёт против отца и семьи. Он так воспитан. Потому, если ты права, и Драко действительно испытывает к тебе чувства, это катастрофа.        — Чистота крови, — презрительно отозвалась Гермиона, — надвигается большая война. Вы об этом знаете. И Тёмному Лорду плевать на чистоту крови. Он так же жесток к своим сторонникам, как и к противникам. Жесток и безжалостен. Я такой же человек, как и Драко. Лучшая ученица школы. Я здорова, я получила хорошее воспитание, и вот уже шесть лет волшебный мир — это мой мир, главный в моей жизни. Но преградой будет лишь то, что я дочь магглов. Это глупые предрассудки. Из-за того, чиста ли твоя кровь или нет, ты не становишься дефективным, и твои дети — тоже. Вы говорите, миссис Малфой, что очень любите сына, и я вам верю. Но, в таком случае, почему вы игнорируете его чувства? Разве вам не достаточно того, что они искренни? Что у него тоже есть свои чувства, эмоции, желания? Разве этого мало? Что, если мы любим друг друга, и хотим быть вместе? Тогда вы выжжете Драко из семейного древа? Выгоните его из дома — единственного сына, которого так любите?        Гермиона умолкла и опустила глаза. Ну вот, она сделала это. Произнесла вслух то, о чём всё это время даже думать боялась. Сердце как-то странно, медленно и приглушённо, билось в груди.        На миг Нарцисса застыла, потом подошла к Гермионе и опустила руку ей на плечо:         — Значит, ты любишь Драко?        — Да — кивнула Гермиона, и посмотрела на свою собеседницу, даже глазом не моргнув.        Некоторое время, минуту или две, она наблюдала за ней, и всё это время миссис Малфой молчала, смотря в пол. Гермионе оставалось только догадываться, о чём она думает в этот момент. Когда она подняла взгляд снова, он был спокоен.        — Иди к себе, — тихо сказала она, — я побуду с сыном. Тебе нужно отдохнуть. Завтра будет очень трудный день.        Она поджала губы, давая понять, что продолжать разговор не намерена.        Гермиона бросила полный сомнения взгляд на Драко, всё ещё обездвиженного и смотрящего пустым взглядом в потолок, вздохнула и молча вышла, закрыв за собой дверь.        Ночью ей дурно спалось, снился Люциус Малфой, что бросал в неё непростительные заклятья. Она проснулась на рассвете, когда в грудь попала зелёная стрела света, огляделась по сторонам, и с облегчением обнаружила, что это был лишь сон. Она находилась в своей комнате.        Нужно было позавтракать и готовиться к экзаменам. Гермиона, тем не менее, не была голодна. Так что, взяла учебник и, после утренних процедур, села в кресло и стала читать. Она ругала Милисент, чьё вмешательство теперь вполне могло бы помешать ей сдать экзамены, боялась провалиться, как в младших классах. Милисент, словно чувствуя её гнев, затаилась, и не показывалась в зеркале.        Вечер наступил быстрее, чем она думала. Они с друзьями встретились в гостиной, и Гарри сказал, что пора идти, что Дамблдор уже ждёт её для проведения обряда. Она молча поплелась за ним, ни о чём не спрашивая и не думая.        Она вошла в круглую комнату последней, вслед за запыхавшимися от быстрой ходьбы Гарри и Невиллом, и Роном, который, сердито фырча, возмущался, что только спасения Малфоя ему для полного счастья не хватало. Едва взглянув, Гермиона поняла, что там всё изменилось по сравнению со вчерашним днём. Снейп, Трелони, Флитвик, Макгонагалл — почти все преподаватели собрались там, стоя в кругу и как-то боязливо переглядываясь друг с другом. У дверей, сжав в руках нож с длинной ручкой, стоял Хагрид, и вид у него был такой, точно он готовился вот-вот атаковать. Дамблдор невозмутимо сидел за большим круглым столом, рядом с ним, тоже абсолютно невозмутимый, сидел Барнели. Мистер и миссис Малфой стояли у окна, и лица у обоих были совершенно измождённые. Гермиона заметила, что отец Драко выглядит даже хуже, чем его мать.        — Когда я просил обездвижить Снейкиуса, — очень спокойно, совершенно будничным тоном, сказал Дамблдор, — я имел в виду связать ему ноги заклятьем. Что же вы натворили, горячие головы?        Он посмотрел на Гарри и Рона по очереди, но без особого укора, скорее, с любопытством. Взглянув на сына, миссис Малфой ахнула и стала с силой потирать виски.        — Это действие Профундуса, сэр, — быстро затарахтел Невилл, — он парализован. Малфой.        — Я вижу. Но зачем такие радикальные методы обездвиживания? — глаза Дамблдора всё ещё горели любопытством.        — Разве не ясно, — медленно, чеканя каждое слово, сказал мистер Малфой, поворачиваясь к Гарри и сверля того ненавистным взглядом, — Поттер задумал убить моего сына. Он не видит границ. Всё потому, что вы, — теперь он с укором посмотрел прямо на Дамблдора, — всё ему позволяете, своему любимчику.        Последнее слово он буквально выплюнул из глотки.        Гарри схватился за палочку, которую всё это время держал наготове, и с горячностью возразил: — Это неправда. Слизерин хотел напоить Гермиону и убить её. Он угодил в ловушку, которую сам же и приготовил. Драко даже не владел сознанием тогда.        — С этим я бы поспорил — проворчал Рон, — как будто Малфой не хотел бы прикончить Гермиону и всех грязнокровок. Воспитание!        — Я не нуждаюсь в советах сына предателей крови, как воспитывать — процедил мистер Малфой сквозь зубы.        Дамблдор махнул рукой, прекращая спор:         — Что ж, коль так, значит, вы сделали единственно возможный ход, парни. Приготовьтесь начать обряд.        Он обвёл комнату долгим взглядом, останавливаясь по очереди на каждом из присутствующих. Хагрид крепче сжал в руках свой длинный нож. Профессор Макгонагалл вмиг обратилась в кошку, и уставилась на лежащего без движения на огромной кровати в середине комнаты Драко. Профессор Снейп раскладывал на столе, за которым сидел директор, склянки. Профессор Спраут клала по углам комнаты какие-то зелёные листья, которые сопротивлялись и пищали. Флитвик сел в кресло напротив низкого зеркала, только что наколдованного Дамблдором, и стал, не моргая, смотреть в него, выглядя так, точно он был проводом под током. Барнели неспешно переворачивал страницы какой-то старой потрёпанной книги своей волшебной палочкой.        Гермиона прикусила губу. Покачала головой. Нет, она не может не сделать этого. Она ощутила острую потребность немедленно выйти отсюда, чтобы, в последний раз, увидеть Миллисент, и поговорить с ней. Сказать всё, что думает. Внутри неё клекотала злость, такая злость, какой она ещё в жизни не испытывала. Она неуверенно осматривалась, заметив краем глаза, что профессор Трелони сидит со своим обычным отрешённым видом, а в руках у неё — дневники Кассандры, которые Гермиона знала наизусть.        — Простите, профессор! — набравшись смелости, обратилась она к Дамблдору, и, когда тот внимательно посмотрел на неё, продолжила: — Не могли бы вы дать мне ещё несколько минут. Всего пару минут, пожалуйста. Мне нужно поговорить с Милисент.        Мистер Малфой презрительно фыркнул. Профессор Макгонагалл (она снова была собой) в сомнении посмотрела на директора:         — Дамблдор, — сказала она твёрдо, — нам нельзя терять время.        — Думаю, Минерва, девочка имеет право последнего разговора с той, которая весь учебный год жила в её теле.        Гермиона заметила, что и Рон, и Гарри, и Невилл, и даже Нарцисса обеспокоенно смотрят на неё. Мистер Малфой отвернулся к окну, но у него ходили желваки, а лицо светилось злобой и ненавистью. Гермиона подошла к зеркалу, в которое всё так же отрешённо вглядывался профессор Флитвик, будто там было что-то, что недоступно другим. Она подняла голову, и уже надеялась увидеть там Милисент, но увидела только своё отображение.        — Это зеркало работает иначе, — сказал Дамблдор, — ты не увидишь здесь ту, что тебе нужна, Гермиона.        Она открыла рот, приготовившись спросить, как именно работает зеркало, и почему в него с таким неподдельным вниманием и интересом смотрит профессор Флитвик, но Дамблдор лишь покачал головой, запрещая. Он взял её за руку, взмахнул волшебной палочкой, и они вмиг очутились в её спальне. Предупредив, что у неё не больше пяти минут, и по истечению этого времени, он вернётся и заберёт её в круглую комнату, Дамблдор вышел.        Гермиона вздохнула. Подошла к зеркалу. Посмотрела в него, концентрируя всё своё внимание на отражении. Милисент не заставила себя ждать, появилась на другой стороне с ещё более грустной, чем обычно, улыбкой. Гермиона сразу же заметила, что выглядит она куда реальнее, чем прежде. Казалось, она вот-вот сойдет с зеркала. Даже черты её лица обострились.        — Взошла двуликая луна — сухо сообщила Гермиона.        — Да, — кивнула Милисент, — я знаю. Я чувствую.        — Я хотела сказать тебе, — Гермиона до крови закусила губы, — что я презираю. Тебя, Снейкиуса, всю эту ситуацию, и то, что вы натворили. Вы поступили не как благородные волшебники, дети основателей этой школы. А как жулики, воры и шарлатаны. И, если ты думаешь, что ты здесь ни при чём, я тебя разочарую. Ты так же виновата, как и Снейкиус. Ты оправдывала его. Закрывала глаза на то, что он делает. Ты дала ему надежду, что у вас ещё есть шанс. Ты такая же мерзкая, как и он. Вы стоите друг друга. И я никогда не прощу того, что мне пришлось пережить в этом году. А, если я плохо сдам экзамены, клянусь тебе, я буду проклинать тебя вечно. И ты никогда не найдёшь покоя, ясно? Никогда и нигде. Где бы ты ни была.        Милисент всё так же грустно улыбалась, хотя глаза Гермионы горели яростью. Вздохнув, она тихо сказала:         — Любовь — странное чувство. Очень сильное. Влюбившись, ты больше не принадлежишь себе, только этому чувству.        — Заткнись, — грубо перебила её Гермиона, — ты ничего в любви не смыслишь. Растаптывать себя — это не любовь. Ты понимаешь её ещё хуже, чем я.        Милисент то ли не хотела, то ли не успела возразить — вошёл Дамблдор. Он снова взял Гермиону за руку, щёлкнул пальцами, и они переместись в круглую комнату. Гермиона вмиг заметила, что все преподаватели по-прежнему оставались на своих местах, только Макгонагал опять обратилась в кошку и теперь сидела на подоконнике, вглядываясь в темноту.        — Начнём обряд, — сказал Дамблдор. — Со Снейкиуса, с ним будет гораздо сложнее. Гермиона, тебе стоит подойти и поговорить с ним. Нарцисса, ты тоже. Поговори с сыном. Драко хорошо справился с блокированием своего сознания, но уже устал. Думаю, ему не помешает больше любви и заботы сейчас.        Гермиона подошла и робко замерла у полога кровати. Драко был мертвецки бледен и едва дышал, приходилось прислушиваться. Миссис Малфой скользнула на постель, взяла Драко за руку и погладила его пальцы. А потом, с трудом сдерживая слёзы, стала целовать каждый палец по очереди.        — Сынок, — прошептала она, — сыночек. Мой родной… Я не знаю, где ты сейчас, но, пожалуйста, вернись ко мне. Мой мальчик, ты нам нужен, отцу и мне. Мы тебя любим. Мы всегда были готовы бороться ради тебя, и делаем это сейчас. Но всё зависит от тебя, милый. Я знаю, что ты меня слышишь. Не сдавайся, Драко. Иначе я умру. Прямо здесь, у твоих ног.        Она поцеловала его запястье и стала с отчаянием вглядываться в его лицо, словно ждала какого-то ответа. Драко внимательно посмотрел на неё, и Гермиона готова была поклясться, что этот взгляд осознанный. Его, а не Снейкиуса.        — Гермиона, — тихо сказал Дамблдор, — теперь твоя очередь.        На ватных ногах Гермиона подошла к постели и опустилась рядом с матерью Драко. Стеснение, которое она испытывала рядом с ней, не прошло, но она понимала, что время истекает слишком быстро, а ей так много нужно сказать ему. Она аккуратно погладила его по волосам, вздохнула:         — Ты всё ещё там, внутри, — тихо сказала она, — я знаю. Я уже говорила тебе об этом вчера. Я уверенна, что ты внутри, и что слышишь меня.        Она быстро посмотрела на замершего у окна в немом бешенстве мистера Малфоя, потом — на его супругу, а затем, склонившись, аккуратно коснулась губами губ Драко.        Заметив на себе пристальный взгляд, отстранилась и стала искать, откуда он исходит. На неё со спокойным безмолвием смотрел Дамблдор.