Близится вечер

Для них всё оказывается не так просто. Наверное, все проходят через это, но Гай не ожидает оказаться в подобного рода ситуации в свои тридцать пять. По правде говоря, не ожидает и вовсе заслужить кого-либо в своей жизни, а потому должен помалкивать и не просить больше, чем дают. Вопрос, однако, встаёт немного по-другому. А стоит ли оно того? Не так просто делить кровать, когда не знаешь, в какой момент он вдруг вздрогнет, не даст дотронуться там, где вчера ещё молил провести влажным языком. Не вчера, конечно, а месяц назад, потому что у хокаге дел куда больше, чем у обычного, даже элитного джоунина. Не даст, потому что на мгновение разум помутнеет и он не вспомнит, что это не опасно — стать единым целым. Не Гаю жаловаться, не тому, кто и сам из раза в раз забывает о том, что это взаимно. Не тому, кого увлекают в долгий, жадный поцелуй, а он всё ещё на подкорке сознания думает, что этим выполняет своё задание, а не разделяет интимный момент с кем-то, кому доверяет свою жизнь. Любовь или страсть являются не частыми гостями в их доме: обычно это серость и уют, разбавленные тихими проклятиями, которые вслух не проговариваются. Гай ловит себя на мысли, что не живи они под одной крышей, они не стали бы настолько близки, однако правда в том, что от близости у них только поделённые на двоих ужин и кровать. А ещё спрашивает себя однажды, думал ли о таком исходе Какаши, когда в тот судьбоносный день предложил Гаю кров и безбедную жизнь. Не просил ничего взамен, не заставлял, спросил будто невзначай и с некоторой смешливой снисходительностью отнёсся к утвердительному ответу. Иногда Гай молит богов, чтобы узнать, что в тот момент проносилось сквозь голову и сердце Какаши. Ругаются они не реже, чем обычно. Ругаются они серьёзнее, чем обычно. И по-хорошему, думает Майто, надо бы это прекратить. Может, между ними хороша только соперническая химия, не любовная, вот только ему уже тридцать пять, а от мысли об уходе от Какаши у него бегут мурашки по спине. Пускай это длится столько, сколько придётся это терпеть, решает он. Не спросит никогда Хатаке, думает ли он также. Гай смог вытянуть их вечное соперничество, сможет и любовь. Нервов да и сил, правда, у него теперь куда меньше. Он и сам не знал, что умеет так живо, раздражённо, громко и безумно злиться на кого-то, кого, казалось бы, должен любить. С криками, которые услышит каждый АНБУ, прячущийся за окнами. Не использует слова, которые могут по-настоящему ранить, исключает из лексикона «ненавижу», «отвратительно» и «ублюдок». Не то что бы другими не сможет всадить ядовитую иглу в чужое сердце, но лучше так, чем внезапно оказаться на улице совершенно без попытки предотвратить это. Какаши почти не напоминает про коляску, только в те редкие случаи, когда речь заходит о лечении, в остальное время её будто бы и нет, и нога Гая временно забинтована. Как жаль, что её нет и это неправда. Когда Майто будто бы назло говорит за очередным тихим ужином, что хочет миссию, Какаши предлагает ему сесть за стол чуунинов и раздавать эти самые миссии. «Хоть что-то полезное», — решает Гай про себя, а потом зло говорит, что хочет настоящую. Бьют они друг друга всё так же остервенело, без шанса на прощение. Но Гай не может не думать, что это тело, на котором он оставляет синяки, то же самое, которое он ласкает в те редкие случаи, когда у них есть хотя бы лишняя минутка, а потому бьёт сильно, а себя ненавидит. Вслух не признается чисто из принципа. Гай доводит его целенаправленно. Когда на делегацию хокаге нападают, Майто первый, кто вскакивает со своего места и начинает контратаковать врагов. Плевать, что разбирается только с двумя из десяти, остальных без проблем кончают АНБУ, важно то, что Гай здесь и живой. И способный. И сильный. И Какаши видит это, должен, нет, обязан как минимум поразиться, вот только вместо этого он отчитывает Гая, будто тот нашкодивший ребёнок, прямо перед другими делегациями, со снисходительным тоном и чуть слабым фырканьем. У Майто загораются глаза от грёбанной злости. Гай проводит все два дня в своей коляске, лыбясь, потому что знает, что Какаши это взбесит. И Какаши бушует до дрожи, а показывает только когда они возвращаются домой в деревню: валит Майто из коляски на деревянный пол, после чего в праведном гневе требует, чтобы идиот встал на своих двоих. Гай кряхтит, пытается, скручивается от боли, поднимается медленно и стоит на одной ноге, но Хатаке этого недостаточно. Стоит гипсу оказаться на полу, и Майто чувствует гадкую давящую боль, потому что двигать ей — уже отвратительно. Какаши хватает его за грудки, притягивает к себе и ему приходится держать в своих руках весь его вес, потому что Гай не делает это легче для Хатаке — они оба не делают это легче, — и хокаге говорит: — Если хочешь сдохнуть, есть способы легче. Не перечисляет, потому что Гай и так каждый знает. Потому что думал не раз. Потому что Какаши уже просыпался несколько раз по ночам, слыша тихое и сонное «хочу сдохнуть». — Если хочешь оставить меня одного страдать, есть способы легче. Майто до боли стыдно, но он зло скалится. — Я тебе не нужен, — Гай звучит до смешного тихо. Он и сам не до конца уверен, насколько он верит этой фразе. — Ты и так меня уже почти лишил счастья, — Какаши сложно даётся эта реплика, но он говорит её от всей души, Майто это чувствует. — Поэтому, чтобы не лишить самого себя чего-то, что ты любишь, ты решил лишить этого меня? Слово «любовь» не звучало так давно, что даже на слух кажется незнакомым. Они оба вбирают его, думают о нём, и Гаю становится физически плохо, а от собственной этой тупейшей решительности или принятия он и сам не понимает. Какаши выглядит не лучше: еле держит в руках это всё ещё мощное тело — запястья его дрожат и ладони подводят. Гай падает на пол, больно ударяясь затылком, но даже не дёргается. В это мгновение молчания они оба обязаны подумать об одном и том же: «А стоит ли оно того?» Счастье, что они, наверное, выдумывают, стоит ли оно того. Вот только Хатаке не притворялся ни разу, а для Майто признание было будто бы чем-то, что он ждал все эти годы. Как глупо у них всё выходит. Медленно, до безумного медленно Какаши опускается сначала на колени, а потом на пол, обхватывая рукой неподвижного Гая. Какаши хочет сказать ему, что он не лишал Гая ничего, потому что Гай сам всего себя лишил. Гай хочет сказать Какаши, что тот не может запереть кого захочет в клетке из-за панического страха. Оба они молчат, лёжа на полу, и Хатаке спускает маску, а потом касается губами смуглой скулы, и Майто ничего не может сделать, когда поворачивается к нему, чтобы поцеловать не скрытый протектером лоб. Близится вечер.