Давай сбежим

Мы встретились, когда мир начал разрушаться вновь. Гигантский омник не выходил из вод Китайского моря уже долгий год. Вся Корея жила в страхе, но никто не хотел этого признавать. Отряду "МЕКА" нужны были новые идеи, а Овервотч сделал широкий жест, послав на помощь своего лучшего инженера — Торбьорна Линдхольма. И я благодарна всему на свете за то, что ее отец решил взять свою дочь с собой. Тогда я думала, что он просто посчитал, что лишним опыт в инженерном деле для дочки не станет, да и молодая, полная идей голова, пойдет на пользу. Это я сейчас понимаю, что, возможно, это по-детски воодушевленная Бригитта упрашивала отца взять ее с собой. Невольно хочется улыбаться, представляя этот момент. Помню очень милый смех, когда я произнесла имя девушки с корейским акцентом и перекрутила его, сказав что-то на подобии "Бриджит", ведь это имя давалось мне лучше по-произношению, а она была и не против. Тогда я, вместо того, чтобы пожать руку, неожиданно даже для самой себя, обняла Бригитту, потому что не хотела протягивать свою потную от волнения ладошку. Вдохнула персиковый аромат волос девушки, просто надеясь, что это было не слишком шумно. В сердце что-то екнуло и забилось часто-часто, а ноги подкосились как после двухчасового марафона. Мне никогда не нравились всякие стереотипные фразочки как "любовь с первого взгляда", но тогда и сейчас я просто не могу найти других слов, чтобы описать то, какие же бешеные эмоции я испытала просто увидев Бригитту. Бриджит... моя Бриджит. Она любила мой смешной акцент, а я любила ее. Каждый раз невзначай пыталась взглянуть на девушку, когда та оказывалась в поле моего зрения. А самое волшебное было наблюдать за Бригиттой, когда она работает: пухлые нежные губы чуть подрагивают от напряжения, непослушная рыжая прядка волос, которую ты постоянно убирала легким почти незаметным движением пальцев, так и норовила вновь слететь на лоб, щеки с такими замечательными и прекрасными веснушками слегка краснеют, а глаза крайне сосредоточенно следят за работой ловких и умелых рук. Всегда пыталась выкроить хоть малейший шанс понаблюдать за юным инженером; вставала с кровати утром, с воодушевленной надеждой, что увижу Бригитту снова. Я старалась проводить как можно больше времени с ее забавным отцом тоже, иногда задавая ему чересчур нелепые вопросы, которые легко могли меня разоблачить, но Торбьорн, кажется, даже не обращал на это внимания — слишком был занят работой, а я тихо любила и была счастлива. Я не представляла, догадывается Бриджит или нет. И, уж если честно, даже не знала как она ко мне относится. Не имела понятия, есть ли у тебя уже особенный человек, поэтому откладывала свои слишком очевидные фразы на потом. И как могла, пыталась сблизиться с девушкой, подружиться. Выяснила, что Бригитте безумно нравится сладкое и покупала корейские сладости, делясь ими за работой. Очень приятно было наблюдать как она уминает их. А однажды я осмелилась пригласить ее к себе в гости под предлогом посмотреть фильмы и поиграть в мои любимые игры. Бриджит, неожиданно для меня, согласилась, а я была неимоверно счастлива. Тем вечером она задала один вопрос, который назойливо впился в мою память. Сидев в моей маленькой комнатке и играя в игры, на которые я тебя подсадила, девушка крайне неожиданно для меня задала вопрос из одного слова: "Боишься?", намекая на ту омническую угрозу, которой постоянно подвергнута корейская армия, а я, не отрывая взгляда от экрана, как будто не сильно заинтересована в этих страхах окружающих людей, резко замотала головой, приговаривая своей повседневной интонацией: "Нет, конечно, мы выиграем эту войну, как и все, что я выигрывала до этого". Я услышала звонкий смех, который так любила, и в этот же момент подумала, что нагло соврала: я действительно боюсь. До дрожи в коленках, удушения и остановки пульса боюсь того, что могу больше никогда тебя не увидеть. Но я просто улыбалась, смотря в твое прекрасное лучезарное лицо и была счастлива. В ту ночь я совсем не спала. Дэ хен и остальной отряд "МЕКА" не понимал почему я перестала проводить с ними время, а еще из-за чего так часто вместо рутинной работы, которой я себя постоянно загружала, начала просто сидеть и болтать с новоприбывшим инженером, можно сказать, туристом. Я по-детски эгоистично не придавала этой ситуации с друзьями никакого значения, ведь наконец-то была безгранично счастлива. Была счастлива по-сталкерски, как можно более скрытно, наблюдать за Бригиттой, ненароком смотря на нее каждый раз, в моменты, когда та отворачивалась, разговаривать, смотреть на ее красивое лицо, слушать этот нежный голос, вдыхать персиковый аромат. Возможно, ее волосы вовсе и не пахли никакими персиками с абрикосами, но я могу поклясться, что слышу только этот всепоглощающий аромат, находясь рядом с нею. Каждая секунда с этой девушкой была раем, наполненным дивной музыкой, а мое сердце билось этой музыке в унисон. Я отчетливо, до последнего мгновения, помню каждый день, час и минуту, что проводила с Бригиттой. Каждый мимолетно брошенный, но значащий что-то недосягаемое, осторожный взгляд, каждую улыбку, так глупо сбивающую с ног и заставляющую меня нервничать, каждое специальное, но пытавшееся выдастся за максимально небрежное, прикосновение и каждую леденящую внутренности пустоту, когда ненароком пробегало в голове осознание того, что это прекрасное нечто не вечно. Бриджит было интересно изучать мою меку и, признаюсь, я по-глупому ревновала, когда она работала и изучала остальные меки отряда. Однажды на перерыве я пришла к Бригитте, заминая за спину руки и, смущаясь, максимально глупо выдала: "Хочешь прокатиться на моей меке?". Мой обожаемый инженер тогда звонко засмеялся, а я раскраснелась еще больше. Но, услышав положительное "да", я аккуратно, придерживая девушку за истошно испепеляюще горячее тело, помогла забраться внутрь. Бриджит взялась за управление, а в следующие десять минут в ангаре происходил хаос: на практике управлять мекой намного сложнее чем на бумаге. Трудно сразу начать четко ощущать габариты машины и размах движений, так что почти сразу весь ангар под звонкий грохот был разгромлен. Но, как ни странно, нас это совершенно не заботило, мы веселились и смеялись — вся эта ситуация нас просто забавляла. А я даже залезла на прохладную крышу меки и легла на нее всем телом, чтобы лучше на практике разъяснять Бригитте управление. Спустя некоторое время я легла на живот, медленно аккуратно приспустилась на стекло, придерживаясь руками и посмотрела в кабинку вверх ногами. Мои длинные волосы свисали вниз, а ремонтная куртка так и норовила задраться. Но я совершенно не чувствовала никакого неудобства. Нежный взгляд Бригитты и ее растрепанные волосы меня сокрушали. Я завороженно, как будто во сне, как будто нет ничего на свете кроме нас и этого текущего момента, положила руку на окно меки, едва касаясь кончиками пальцев, и замерла в невесомом ожидании чего-то, перестав улыбаться. Мое сердце бешено забилось в груди словно бабочка в банке. Как в замедленной съемке Бриджит протянула свою ладошку и прислонила тоненькие пальцы с той стороны где лежала моя рука. Ее карие глаза и сплошная, пустая тишина — все то, что существовало на этом свете для меня, все то, чего я так любила и отчаянно желала. Мне одновременно казалось, что этот момент длился вечность и что он закончился мучительно быстро. Но вскоре девушка засмеялась и я вместе с ней. Не хотелось превращать эту ситуацию в дружескую шутку, но перед ее улыбкой я никогда не могла устоять. Следующие полчаса мы превращали ангар в полный хаос. Бригитта даже умудрилась покатать меня, взяв мекой в механические руки. Все это было так мило и прекрасно, что мне хотелось плакать от счастья. Но я знала, что рано или поздно она уедет, покинув Корею с отцом, и мое сердце при этой мысли каждый раз разрывалось от страха вновь и вновь. Я старалась не думать об этом, а просто жить этим прекрасным моментом, здесь и сейчас, где я была счастливее всех на Земле. Когда Бригитта хотела поговорить об отъезде, я, из-за болезненного ощущения, постоянно пыталась сменить тему разговора, поэтому для меня тот день, когда ей пришлось уезжать здесь и сейчас, стал ужасной неожиданностью, напоминающий обеззаруживающий удар под печень. Я не хотела видеть как она собираешь вещи, не желала смотреть на нее в этот момент и уж точно не могла не смогла бы сдержаться, если бы присутствовала там. Сначала меня окутывали мрачнейшие мысли по поводу ее отъезда, но затем я обнадежила себя тем, что уезд Бригитты не значит, что мы никогда больше не встретимся. Мы также будем общаться, сможем даже играть в игры по сети. И я навещу девушку сразу же как только выдастся возможность. Но в день ее уезда я хотела признаться Бригитте в своих чувствах. Было пасмурное и дождливое утро, меня знобило. Я вышла попрощаться лишь под самый конец, когда все уже стояли поодаль. Подошла к Бриджит. Помимо тех прекрасных ощущений, что сопровождали наши встречи каждый раз, возникло неприятное скользкое чувство где-то в затылке, значащее то, что все взгляды были прикованы к нам. Дождь, раздражающе холодными каплями, лился на нас с Бригиттой. Нельзя было медлить. Я, с неимоверной тоской, посмотрела в это родное веснушчатое лицо, задержала дыхание, затем резко обняла и выдохнула в ухо горячее "Я тебя люблю". Затем с секунду, со всем моим отчаянием в сердце, сжала Бригитту крепче. Тут же отстранилась, не смотря на нее, развернулась и убежала. Просто убежала, оставив всех стоящих в недоумении. Но о них я совершенно не переживала, а думала только о любимой. Мое внезапное признание могло разрушить ту хрупкую и прекрасную дружбу, что у нас была. Но я не смогла бы ее отпустить, не высказав все то, что у меня было на сердце каждую секунду с первой нашей встречи. Любовь — это единственное, что я не могу выиграть. Так и закончилось мое счастливое времяпровождение с Бригиттой. Теперь знакомые коридоры казались до крайне степени чуждыми, отстраненными, как будто давили на меня моим собственным одиночеством. Я написала Бригитте в тот же день, а она ответила. Наше живое общение закончилось и, как не было бы печально, осталось место только для виртуального. Мы общались на повседневные темы: как прошел ее и мой день, что мы сегодня ели, как дела в общем. Ничего, что могло бы дать мне понять как она отреагировала на мое признание, но и какой-то неприязни в наших переписках я не замечала, так что я думала, что по крайней мере, наша крепкая дружба не разрушилась, и осознание этого меня поддерживало. Таких повседневных разговоров с Бриджит хватало ровно настолько, чтобы мне стало полегче, но не хватало для того, чтобы побороть эти чувства. Намеренно не касаясь темы признания в диалогах, я не хотела давить и, если честно, было боязно осознавать, что есть хоть какой-то шанс ее потерять. Сложнее всего смириться с осознанием, что человек, которого ты любишь больше всего на свете, далеко, с ним может происходить что угодно, и ты не в силах это изменить. Мое сердце скучало без этой девушки, без мимолетных встреч, скучало по ее лицу, улыбке, звонкому смеху и внутреннему огоньку, который, заодно, одаривая своим маленьким прекрасным светом, разжигал и меня — все мое естество скучало и слезно требовало присутствия Бригитты. Ночами было сложнее всего. Мобилизация войск прошла очень оперативно, как и должно было быть при прямой угрозе населению. Все ждали, но до конца не верили и не хотели верить, что атака возобновиться. Когда я увидела гигантского омника впервые, у меня свело желудок. Сейчас же, на берегу моря, я просто до боли сжимала рукоять движения меки и смертельно боялась, что никогда тебя не увижу. Маневрируя в очередной раз вокруг гигантского тентакля, я задержала дыхание: нужно было подобраться как можно ближе к существу для нахождения новых уязвимых мест. Это было максимально рискованно, но отряд "МЕКА" и был создан для рисков, ведь это последний рубеж в обороне между омниками и гражданскими. Сжав рукоять меки до белых костяшек на пальцах, я резко развернулась. На долю секунды увидела черное нечто, загородившее весь мой обзор, а в голову горячим печальным осознанием ударила мысль, что увернуться от этого не удастся. Душераздирающий страх, гулкий удар, адская боль, холодный порыв ветра и пустота. Все, что у меня осталось. Все, что было долгое время. Приоткрыв глаза, я увидела лишь яркий свет, от которого хотелось сбежать и расплывчатые замершие силуэты. Голова закружилось, а сознание как будто подернулось и претворилось белой пеленой перед глазами. Спустя минуты две судорожных морганий и борьбы с собственным мозгом для того, чтобы удержаться и не провалиться в страшный сон, что бы до этого, мой взгляд прояснился, а силуэты приобрели четкие очертания. В них я узнала свой отряд "МЕКА". Казалось, что на их лицах затаился неподдельный ужас. Мои глаза болели и противно слезились. Я перевела взгляд на обеспокоенного Дэ хена справа от меня. Он замер и просто смотрел на меня. — Мы... — я запнулась и начала без остановки кашлять, больно зажмурив глаза, судорожно хватая ртом воздух и придерживая дыхательный аппарат. В легких ужасно кололо, как будто внутри было что-то противное. Весь отряд "МЕКА" встрепенулся, а Дэ хен придерживал меня за спину. После, казавшегося нескончаемым, потока кашля, я бессильно упала с локтей на кровать и шепотом произнесла: — проиграли? Только и смогла вымолвить я. Но что значило это "проиграли"? Навязчивые жуткие мысли кружили в моей голове депрессивным потоком: Корея уничтожена? Мир уничтожен? Миллионы и миллиарды людей погибло? Мы не смогли выполнить свою задачу? Бригитта погибла? Именно от последней мысли в сердце предательски кольнуло что-то холодное. Нет, такого не может быть. Мы не могли проиграть. И наконец что-то адекватное: Если бы мы проиграли, я и отряд не был бы жив. Дэ хен мотнул головой: — Нет, мы выиграли. Мы его снова победили, Ханна. Облегченный выдох дался мне с трудом. Главное, что все закончилось. А то, что я, как боевая единица, выпала вначале боя... Что ж, бывает и ничего с этим уже не поделать. Хотелось стыдиться себя, но не было сил. Я практически ничего не сделала и, видимо, не делала многое время, но была вымотана без остатка. Тело такое тяжелое, неподъемное, ватное. Нужно было расспросить, что случилось, как отряд одержал победу после моего позорного маневра, как я осталась жива и каковы потери. Я попыталась приподняться. Все тело неожиданно задрожало, а локти подкосились и я бессильно рухнула на кровать вновь. Беспомощность — это то к чему я не привыкла. Было противно от мысли, что сейчас и тогда я была бессильна. Противно от самой себя. Ребята приподняли меня на локти, чтобы я могла сесть. Сознание снова подернулось, а голова неподвластно закружилась. Я чуть было не рухнула обратно на подушку, если бы не обеззаруживающе неожиданный порыв рвоты. Резко облокотилось рукой об край кровати, стянула дыхательную маску и плевалась всем содержимым моего желудка — желчью, в заранее так удобно заготовленный, тазик. Легкие горели, глаза слезились еще больше, а желудок скрутило тугим камнем внизу живота. Кто-то из отряда хотел позвать медсестру, но в бессознательном состоянии я произнесла немного разгневанное "не надо". Кое как откашлявших и отплевавшись, я вернулась в прежнее положение на кровати. С трудом и медленно подняла ватные руки к лицу, наслушавшимися пальцами протерла глаза. Тело такое неощутимое, сознание то и дело пытается унестись прочь, а я из последних сил пытаюсь не упасть. Все, что угодно, лишь бы не провалиться в это небытие снова. Очередная пелена, на этот раз черного цвета, спала с глаз, а у меня наконец появился шанс рассмотреть свое обездвиженное тело. Из-за моих прошлых телодвижений все одеяло скомкалось у края кровати. И я заметила то, чего не хотела и уж точно не ожидала увидеть. То место, где должна быть моя нога было пустым... там ничего не было, пустое пространство. У меня не было правой ноги. Вместо нее виднелась перебинтованная часть бедра. И все. Я перевела казавшийся рассеянным и равнодушным взгляд на вторую ногу: она была без стопы, а голень перебинтована. Без продолжения. Дальше просто ничего не было. У меня больше нет ног — пронеслось в голове осознание горячим пламенем в затылке. Без эмоциональным, потерянным взглядом я обвела всех присутствующих. Кто-то заплакал, а Дэ хен начал что-то лепетать про монстра, тот удар, что он снес половину моей меки... Я просто смотрела вперед и не верила своему взгляду и своим ушам. Сжимая одеяло до боли в онемевшей руке, не хотела верить. Больше не видела смысл вести какие-то расспросы, больше не было желания чем либо интересоваться, даже не чувствовала необходимым спрашивать и просить рассказать как они все-таки одолели омника. Просто пустота внутри. Как будто ничего уже не было и не будет важно. — Можно... — запнулась, — я побуду одна? Прошу. Все-таки бессильно свалившись в кровать, я прикрыла глаза и заплакала. Доносились голоса, но я их не слушала, меня тормошили за плечи, но я не чувствовала, а было только ощущение горячих неприятных и отчаянных слез на щеках и подушке. А еще вибрации своего голоса, доносившейся от одного слова "пожалуйста", повторяемого как мантру. Вскоре комната опустела, и я была благодарна за это. Когда выплакала все слезы, что были, просто перевернулась на спину и уставилась в потолок невидящим взглядом. На душе было паршиво. Я никак никому не помогла, да еще и осталась калекой на всю жизнь. Просто обуза, все, что осталось от меня это просто оболочка, неживой человек. Ничего уже не изменить и не исправить. И единственное, чего я сейчас хотела — это увидеть ту, которая впервые подарила мне кусочек счастья нашей встречей и осветила своим присутствием мою жизнь, пока не уехала. Я бы могла плюнуть на все: на гражданский долг, на отряд, на людей, которых в столь юном возрасте обязалась защищать ценой собственной жизни. Я бы могла просто быть с Бригиттой и дорогие мне люди поняли бы, сначала порицали мой выбор и бегство, но поняли и приняли бы потом. Они бы справились и без меня; я бы не лежала сейчас калекой в больничной койке, не способной даже сходить в туалет без посторонней помощи. Я знала, что Бригитте уже сообщили о моем состоянии и, скорее всего, понимала, что она меня навестит. Но когда на пороге я увидела ее веснушчатое обеспокоенное лицо, мое сердце пропустило пару быстрых ударов, а ровное дыхание сбилось. Я тихо произнесла "привет", Бригитта осторожно поздоровалась в ответ. Во взгляде любимых карих глаз я могла прочитать тревогу и волнение. Хотелось разбавить это состояние и я постаралась выдать максимально невымученную улыбку. Ты улыбнулась в ответ и мое сердце забилось быстрее. С твоим приходом я наконец-то чувствовала это снова. Безграничное счастье, которое появилось внутри вновь билось ключом в моем измученном теле. Почему-то теперь мне было без разницы, что я на всю жизнь останусь калекой, что не смогу бегать, ходить. В данный момент для меня существовала только Бригитта. И только она дарила мне счастье. — Можно я..? — произнесла девушка осторожно, глядя на одеяло, укрывающее то, что осталось от моих ног. Я не сразу поняла, что Бриджит хотела, но вскоре кротко кивнула, давая согласие. Девушка медленно отодвинула одеяло в сторону и оставила его на краю кровати. На ее красивом лице я не прочитала глубочайшего отвращения или ужаса и с облегчением вздохнула. Бригитта пару секунд смотрела на то, что осталось от моих ног, а затем перевела взгляд на мое лицо и неожиданно весело заключила: — Пока мы не сделаем тебе механические киберноги у меня будет шанс носить тебя на руках. Я впала в ступор, который длился где-то десять секунд. Смотря на мое крайне озадаченное лицо, девушка резко и звонко засмеялась. Я показушно насупилась, скрестила руки на груди и как можно более обиженным голосом произнесла: — Вообще-то это я хотела тебя носить на руках. Бригитта опять засмеялась и на этот раз я вместе с ней. Когда в палате стало тихо, я опустила глаза и, неожиданно для самой себя, заплакала. Сильно, горько и звучно. Бригитта резко меня обняла, горячо сжимая. Это стало последней каплей для меня, и плотину моего разума прорвало. Той невидимой грани, которая сдерживала меня от всего того, что я жаждала ей рассказать, не стало. Она растворилась,, сломалась, разбилась на тысячу мелких осколков, которые состояли из всех наших совместно пережитых моментов. Из всех случайно брошенных взглядов, лучезарных улыбок, случайных, но до того желанных, прикосновений, наших дивных диалогах, из всего счастья, что я чувствовала и из всей печали. — Давай сбежим, — произнесла я в слезах. — Давай просто сбежим вместе, не оставив ничего позади. Я не хочу ничего в этом мире кроме тебя. Как бы эгоистично это ни звучало, я просто хочу быть с тобой до конца жизни и не вынесу разлуки с тобой. Я влюбилась с первого взгляда, как тебя увидела. Горячие слезы лились из моих глаз, а дрожащие холодные руки отчаянно держали твои теплые ладони. Я, что было сил, зажмурила глаза. — Ханна, я согласна, — я в изумлении распахнула глаза и посмотрела в ее нежное, светящееся счастьем, лицо. — Я тоже хочу быть с тобой. Я, как во сне, не веря своему счастью, наклонилась к Бригитте до того момента, пока не почувствовала ее горячее дыхание, а затем дотронулась своими губами до ее столь желанных нежных губ.