Семь дней с тобой

       Лоуренс устало закатил глаза. Очередной скандал в доме, снова разбитые тарелки и стаканы, слёзы и плач, и: «Я заберу от тебя дочь!» Как же он устал от всего этого. Некогда любимая жена выносит мозг своими постоянными воплями, что Лоуренс не выдерживает: кричит ей в лицо, выплёвывает разные гадости, в отместку на её слова, что больно ударили по натуре. Он, высококвалифицированный специалист, врач, чья работа изматывает, ранее порядочный и замечательный семьянин, сейчас кричит на весь дом, попутно разбивая оставшееся в этом доме.        — Ты — чудовище, — шипит ему жена на глазах у ребёнка, повторяя эту фразу несколько раз, словно желая чтобы девочка это запомнила, поняла что к чему. Лоуренс выдыхает и протягивает к малышке руку, улыбается. Улыбается так, как улыбается своим пациентам, когда начинается операция, и хочется их утешить, подбодрить. Но девочка отрицательно качает головой, убегает к себе. Лоуренсу даже кажется, что он слышит её всхлип.        — Вот видишь, до чего ты довёл нас всех! — ему хочется зажать уши, не слышать её противный голос. Судорожно хватаясь руками за пиджак, быстрее и быстрее, чтобы выбежать из этого дома и не слышать ничего.        — Если ты уйдёшь сейчас, то можешь не возвращаться! — её слова доносятся до него словно сквозь толщу воды, неразборчиво.        — И дочь ты больше не увидишь! — так всегда было. Когда у них начинались ссоры, конфликты, когда Лоуренс сходил с сума в этом доме, он собирал свои вещи, надеясь уйти из этого дома, но каждый раз его останавливали эти слова. Каждый раз он оставался в этом доме вопреки своим желаниям. Лоуренс даже начинал ненавидеть дочь, которая становилась эдаким ультиматумом, мешая ему дышать на полную грудь. Он презирал себя за такие мысли, но справиться с ними не мог. Ему нужна была хоть какая-то свобода, чтобы отвлечься, прийти в себя и всё обдумать, но разве с его женой можно было это себе обеспечить?        — Я подаю на развод! — это были последние слова, которые он услышал, хлопая дверью. Ему хотелось бежать куда-нибудь, неизвестно куда, подальше от этого проклятого котлована, именуемого его домом. Хотя… Какой это ему дом? Разве дом — это не место, где уютно и тепло? Не то место, куда хочется возвращаться?        Быстро забравшись в машину, Гордон нажал на мотор и поехал вперёд. Он не соображал, что ему делать, но поставил себе установку: отъехать от этого чёртового дома подальше, а там уже приведёт мысли в нужный ему порядок.       Когда всё так ухудшилось? Лоуренс не мог ответить себе на этот вопрос. Он никогда не любил жену, всегда воспринимал её, как чисто домохозяйку, уборщицу в его доме, что выполняет какую-то бытовую рутину и получает за это механические и отточенные знаки внимания со стороны доктора. Это было подло, грязно, мерзко. Часто Лоуренса сжигало чувство вины и раскаяния, но изменить он ничего не мог, да и не пытался. Каждый раз, когда он смотрел на спящую жену, то ощущал лишь раздражение. В ней всё его раздражало. Её глупая привычка причмокивать губами, когда она над чем-то размышляла, её занудство, её глупость, когда она пыталась поинтересоваться родом его занятия, но так ничего и не делала. В ней не было какой-то харизмы и чего-то завлекающего, притягивающего. Нет, она не была страшной, или некрасивой. Её можно было назвать миленькой, ведь представляла она из себя пухловатую блондинку с голубыми глазами, которыми так невинно хлопала всякий раз, когда ловила его взгляд на себе. Хорошенькая на внешней почве, но абсолютно пустая внутри. Как у них появился ребёнок? Как он мог так облажаться?        Почувствовав, что от апатичных мыслей у него голова пошла кругом, Лоуренс выдохнул. Не надо об этом думать. По крайней мере, сегодня ночью. Завтра он всё уладит касательно развода, а потом заберёт девочку к себе, точнее, постарается забрать к себе, ведь его жёнушка вряд ли даст ему право воспитывать этого ребёнка, но Лоуренс попытается, наймёт хорошего адвоката. В общем, обязательно постарается сделать всё, чтобы забрать девочку себе.        А сейчас… сейчас он поедет в одно местечко, где ему всегда рады. Туда он сбегал всякий раз, когда ссорился с женой, вот это место можно было назвать домом. Так называемый «дом» был полон проституток, следует заметить, что это место и воспитывало как таковых. Там в частности были молоденькие девушки у которых не было денег на существование, и они занимались проституцией, чтобы прокормиться. Были и молодые мальчики, что таковым занимались, но Лоуренс был гетеросексуален и ими не интересовался.        — О! Мой любимый посетитель пожаловал! — чуть хрипловатый голос принадлежал черноволосой девушке, подстриженной в стиле панка. Она была худенькой, даже тщедушной, но могла проявить силу и характер, когда это требовалось, а требовалось это частенько, ведь многие посетители данного заведения были настоящими козлами, как охарактеризовывала их девушка.        — Здравствуй, Аманда, — девушка улыбнулась ему и начала что-то рассказывать и тараторить, охватывая всё это место фигурально руками, чтобы показать ему ещё и на визуальном уровне о чём речь.        — У нас новенький появился, кстати. Симпатичненький такой, — судя по её воодушевлённому тону, Лоуренс смог сделать вывод, что и правда юноша симпатичный, раз смог понравиться даже Аманде, которая была придирчива практически к каждому. Ларри сам-то удивлялся, чем он, такой педантичный и скучный, мог понравится ей, что они практически сдружились? Но девушка игнорировала данный вопрос, всем своим видом показывая, что значение это не имеет.        — А вот и он… Адам, подойди! Ну, подойди же! — Лоуренс поднял взгляд от сияющего лица Аманды, встречаясь им с юношей. «Красивый» — пронеслось у доктора в голове, когда его глаза чисто из любопытства стали оглядывать чуть пухловатое лицо юноши, розоватое, с большими карими глазами, в которых читалась заинтересованность и то самое молодое любопытство, когда интересно: а кто это перед ним? Что это за мужчина? Впервые за всё это время Лоуренс позволил себе улыбнуться. Юноша улыбнулся ему в ответ, поддерживая этот весёлый настрой, устоявшийся между ними. Он протянул руку, Лоуренс пожал её, понимая, что пальцы у этого мальчишки тонкие, такие и сломать нетрудно, если постараться. Руки у нового знакомого были бледноватыми, но не аристократичными. Лоуренс заметил кучу мелких ранок на ней и заусенцев, отмечая про себя, что парнишка явно не белоручка, как может показаться со стороны.        — Рад познакомиться, — и голос у мальчишки был хриплым, почти срывающимся. Лоуренс поглядел ему в лицо и заметил, что тот выглядит измотанным и каким-то уставшим. У него были синяки под глазами, сам он казался невыспавшимся, практически валился с ног, но продолжал выдавать приветливую улыбку своему знакомому.        Что привело его в это место? Неужели нужда? Ларри только сейчас заметил, что его знакомый был одет в потрёпанный свитер и спадающие штаны, где виднелись заплатки, скорее всего, под ними он прятал дырки, а денег купить новые явно не было. Лоуренс испытал жалость. Он понимал, что юному дарованию не это нужно, но не мог не удержаться, чтобы не похлопать его по плечу, посмотреть ещё раз в глаза и произнести:        — Зайди ко мне в номер, — юноша вздрогнул и уставился на него тупым и ничего не выражающим взглядом. Аманда слегка подтолкнула его, приказала готовиться и слегка шокировано произнесла:        — Ну вы и даёте, док. Я-то думала, что вы чисто по девочкам, — он развернулся к ней всем корпусом, встречаясь с её насмешливыми глазами и издевательским выражением лица, в очередной раз признав, что она очаровательная в этой своей стервозности, ответил:        — Я и правда только по девочкам, Аманда. Его я пригласил, чтобы попросить кое о чём, — девушка взглянула на него, слегка приподняв свою изящную бровь, а затем улыбнулась этой самой невозможной бабской улыбкой, будто она всё поняла так, как надо. «Ничего ты не поняла, как надо» — раздражённо подумал Лоуренс и поплёлся в свой номер. Ему хотелось напиться вусмерть, но он отмёл эту мысль, присаживаясь на кровать и хватая яблоко из стоящей здесь тарелки. В дверь постучали.        — Заходи, — дверь отворилась, являя перед ним того самого юношу, которого он и просил здесь появиться ранее. Мальчишка был всё в том же свитере, неуютно мялся с ноги на ногу, но в итоге подошёл поближе, опускаясь перед Лоуренсом на колени и протягивая руку к его ремню.        — Боже, я не для этого тебя звал, — взвыл Лоуренс, перехватывая руку юноши и сжимая её так, чтобы тот поднял на него взгляд, — Я позвал тебя спросить, кто ты и почему здесь, и могу ли я чем-нибудь тебе помочь.        — И чем вы можете мне помочь? — слегка враждебно выдал парень, пытаясь освободить руку, но Ларри держал её достаточно крепко.        — Чем хочешь. Могу и деньгами, — просто ответил Лоуренс, чувствуя себя каким-то идиотом. Краска стыда залила его лицо, и он хотел уже отстраниться, но юноша остановил его, хватая за плечо и слабо притягивая к себе. В его глазах была благодарность, а на губах цвела слабая и почти счастливая улыбка.        — Вы меня не знаете совсем, но всё равно предлагаете помощь. Спасибо, — в его голосе были нотки трепета, какого-то восхищения. Лоуренсу даже показалось, что тот сейчас заплачет от счастья.        — Но мне нужна эта работа по некоторым причинам, которых вам знать не следует. Я не могу просто так взять и принять у вас помощь, ориентируясь на том, что вы мой первый клиент. И… Я могу показаться неопытным… — не успел Лоуренс что-то сказать, как юноша поцеловал его в губы, обнимая неловко за шею. Это было… Мокро? Ларри не мог подумать об этом, чувствуя лишь, как сердце гулко стучит у него в голове, ему даже показалось, что он не дышит. Отстранившись от юноши, а точнее, его отстранив от себя, он взглянул на его раскрасневшиеся губы и произнёс сипло:        — Ты действительно в этом деле неопытный, ведь настоящие проститутки, вернее, опытные, никогда не целуют в губы.        — И почему же?        — Потому что… Потому что поцелуй — это символ каких-либо чувств к данному объекту, — мягко ответил ему Лоуренс, вглядываясь в эти невозможные глаза напротив и борясь с желанием расхохотаться, видя на этом молодом и красивом лице изумление.        — Но мне понравилось. Для первого раза неплохо. Так что у тебя там за проблемы? Я весь во внимании.

       Это только седьмой день их общения, а Адам уже мог поклясться всем святым, что влюблён. Он и в первую их встречу испытал симпатию к данному человеку, а теперь… Теперь его просто распирает изнутри всякий раз, когда он видит его, когда слышит его голос, а когда тот смотрит на него, то в его груди взрывается вулкан, и магма порабощает каждую клеточку его тела. Да, банально. Да, глупо. Адам и не отрицал, что всё это походит на сопливую мелодраму, где главная героиня, просто душечка и хорошенькая девочка, влюбляется в парня через несколько дней. Но Адам явно не душечка и не хорошенький вовсе, хотя Аманда и доказывала ему обратное, говоря, что он очень красивый для своих лет. Правда красивый? Не сказать, что у него были проблемы с самооценкой, но всё же… Быстро встав с места, Адам незаметно для всех подошёл поближе к зеркалу, осторожно, словно боясь спугнуть своё такое глупое решение сейчас. Но вот он решился и смотрит на себя в зеркало. Видит себя самого, такого маленького, что-ли, совсем молоденького. Глаза горят какими-то невысказанными претензиями этому миру, на губах играет добродушная полуулыбка, а на щеках расцветает румянец. Неужели от любования самим собой?        — Хорошо выглядишь, — послышался сзади знакомый голос, и Адам чертыхнулся, чуть не разбивая зеркало, но всё те же знакомые ему руки удержали его на месте. Адаму показалось, что всё его лицо залилось краской, он почувствовал то, как краска хлынула к щекам, понимал, как это выглядит со стороны и стыдился этого странного чувства, что так трепыхается в его груди, будто бабочка, чьи крылья расправляются для полёта в вечность.        — Ты дрожишь, — зачем-то тихо произнёс Лоуренс. Наверное, чтобы не спугнуть этот миг между ними, за который он старается уцепиться, чтобы не потерять. Адам чему-то своему улыбается, и Лоуренсу начинает казаться, что прекраснее этой улыбки он ничего не видел, что ему хотелось бы видеть на этом лице только счастье… Когда он успел стать таким сентиментальным? Или это уже кризис среднего возраста сказывается на нём?        — И ничего подобного, ничего ты не старый, — фыркнул Адам, и Лоуренс поражается уже в какой раз своей способности говорить некоторые вещи вслух. Ему и приятно, и стыдно одновременно, хочется спрятать лицо, как провинившемуся школьнику, но Адам не даёт, хватает его лицо в свои ладошки, притягивает к себе и смотрит долгим и невыносимым взглядом, таким, что пробирает до дрожи, что хочется забраться под одеяло и не вылезать никогда. Нет, он не стыдит, он ласкает, если можно так выразить, любит этим взглядом. И Лоуренс всё понимает, но хочет услышать слова. А вернее, то, каким голосом ему об этом сообщит Адам, о том, как он будет ломаться и сорвётся до шёпота, а он прижмёт эту голову к своей груди, чтобы он тоже всё услышал и понял.        — Я бы тебя поцеловал, но не могу, — пожаловался ему Адам и дёрнул забавно плечом, словно отгоняя какие-то ненужные мысли.        — И почему же? — Лоуренсу кажется, что он знает ответ на этот вопрос, но не убеждает себя, а ждёт подтверждения. Ладони потеют от какого-то страха, что предположения окажутся неверными, но Адам говорит тихо, почти кротко:        — Потому что в губы целуют тех, к кому обычно испытывают какие-то сильные чувства. Я не хочу этого тебе показывать, — упрямство этому юнцу не занимать, но какая разница? Именно так Лоуренс и представлял себе данное признание в любви, и сейчас он улыбается глупой улыбкой, тянет мальчишку на себя и целует. Легко и просто, как посчитать до десяти. У Адама всю грудь от смеха сковывает, и он смеётся Лоуренсу в губы, не сдерживается. «Они, похоже, обезумели от любви» — подумалось Аманде, проходящей мимо и наблюдая за этой картиной, сжимая в руке подарок от очередного поклонника, что пригласил её сегодня на свидание, и возможно, что сегодня и ей повезёт, кто знает. А сейчас она понаблюдает за этими двоими издалека, улыбнётся улыбкой, кричащей: «А я же говорила, что всё получится!», а заметив их взгляды, сделает непринуждённое выражение лица, мол, не заметила их тут. Они улыбнуться ей, и она улыбнётся им в ответ, поддерживая это возникшее чувство, о котором она грезила ещё с самого детства, о котором мечтала. Но ведь мечты сбываются? И маленькая принцесса, что сейчас с помадой на губах и на каблуках, будет продолжать об этом мечтать, выдавая: «Вы такие приторные, что аж тошнит!» И на её улице будет праздник. Обязательно будет.