Аккорды новой симфонии

Небо оперяется облаками в темноте. Словно рваная бумага на черном фоне разбросаны небесные отголоски. Полная луна освещает вакханалию, и сама ничуть не стремится спрятать свои раны с котлованами выставляя их на всеобщее обозрение. Чуя хмыкает. Дазай тоже почти как эта луна только шрамы свои почему-то скрывает, хотя это наоборот придает ей загадочности. Когда обычный человек смотрит на ночное светило, он ведь тоже задается вопросом откуда эти темные пятна на безупречно белой поверхности. Тайны всегда будет скрываться в этом мраке. Накахаре не хочется ничего разгадывать. В этот вечер, уже переходящий в ночь, ей хочется только согревающих объятий и мягкой улыбки. Она просит немного, но не получает и этого. Мечты рушатся непрочным карточным домиком от каждого мгновения одиночества. Накахара не знает куда идет. Почему-то именно в этот вечер ей невыносимо сидеть дома. Там бесконечно названивает телефон, который она не хочет видеть. Она выскакивает из квартиры будто еще секунда и она рванет на множество мелких кусочков. Девушка не хочет никого видеть, но на улицах почему-то люди, которые успокаивают ее бушующие чувства внутри, оставляя гадкую на привкус опустошенность. Она могла бы заявиться к Осаму домой, но не видит в этом смысла. Ей вспоминаются фиолетовые глаза, что обещали исполнение всех желаний. И ноги сами меняют направление. Раз идти куда-либо бессмысленно, то какая разница к кому. Тихий голос за дверью пробирает до мурашек, но отступать уже некуда. Ладоней Накахары касаются тонкие холодные руки, вместо привычной мягкой теплоты. Контраст пробивает в голову до мурашек, но глаза не могут оторваться от тонких запястий уходящих куда-то в нежный мех шубы. — Чуя, ты все-таки пришла. Я ждала тебя. Достоевская улыбается как-то болезненно нежно и ей хочется рассказать что-то откровенно секретное, даже без доверительной кружки чая. Они понимают, что им не нужен этот спектакль из обманчивых слов. Накахара пришла за успокоительным, а Достоевская специально понижала температуру дома. Чтобы при малейшей дрожи провести руками по чужим плечам, хозяйским жестом отгоняя холод. Рыжеволосая девушка доверчиво подается вперед, не ощущая потребности выпускать свои когти. Нежные объятия обволакивают и дарят необходимое спокойствие. Бешенное сердце замедляет бег, не понимая, что происходит. — Федя, пойдем, прошу тебя. Тихие слова звучат аккордами новой симфонии, Накахара пытается заменить в голове карие глаза на фиолетовые, которые с таким восторгом смотрят сейчас на нее. Получается лучше с каждой секундой. Холодные пальцы касаются шеи, и дыхание перехватывает. Девушка прячет улыбку и готовые навернуться слезы. Взгляд Достоевской пронизывает душу будто раскладывает по полочкам сомнения и желания. Она слегка качает головой и скользит рукой в рыжие волосы, пропуская прядки между пальцами. — Не стоит. Не сейчас. Оборванный вздох свистом срывает с губ, девушка даже не осознавала, как была напряжена последние несколько мгновений. По телу разливается теплая благодарность за понимание. Она впечатлена и растрогана. Хватает чужую руку и шепчет куда-то в излом запястья сбивчивое спасибо, чем вызывает осторожную улыбку. Достоевская знает, как нужно сделать так, чтобы было комфортно. Знает, как разжечь пламя, и знает, когда остудить. У Накахары возникает чувство, что она знает почти все, поэтому девушка готова слушать свою любовницу часами. Лежа в постели или за обеденным столом, это не имело значения. Вот только одного Достоевская не знала. Как сделать так, чтобы телефон Накахары больше не звонил так настойчиво, чтобы не видеть этой смущенно счастливой улыбки, когда на экране высвечивается номер Осаму. Она идет ва-банк. Игра оправданна и стоит свеч. Чтобы оставить эту рыжеволосую прелесть навечно в своей постели и квартире Достоевская готова на все. Она расставляет паутину повсюду, и выпутаться из этих сладких сетей просто не представляется возможным. Куда бы не пошла Накахара, она везде встречает напоминания, везде думает о Достоевской. Она соглашается даже не думая. Осознавая серьезность ситуации только надев шикарное свадебное платье. Но дома ее ждут светящиеся от счастья глаза и теплая улыбка, поэтому минутное сомнение выпадает из ее дневного рациона теперь навсегда. Когда Осаму слышит об этом от знакомых, она роняет из рук телефон. Она думала девушке просто нужно время. Немного личного пространства и жизни вне их отношений, а теперь Накахара облачается в фату и рассылает приглашения. Шатенка чувствует полное бессилие. Будто выбили почву из-под ног. Так просчитаться она не могла. Тут где-то есть в этом уравнении неизвестная переменная, которая все испортила. Теперь она просто обязана выиграть. Справки наведены, лучшее платье подготовлено. Карты разложены, козыри спрятаны в рукаве. Руки Осаму не трясутся, когда она получает глянцевое приглашение и слышит радостный голос своей девушки в телефоне. Взгляд падает на подаренный швейцарский нож на их годовщину, а ответы становятся односложными. Разговор сам по себе сходит на нет на пожелании счастья. Глупо, не правда ли? Осаму заявляется на свадьбу в траурном платье вызывая всеобщий ажиотаж, а невеста закатывает глаза на эту выходку и улыбается, вторая же невеста хмурится. Но своего врага девушка уже знает в лицо и ей не сложно подойти и высказать поздравления и счастливые пожелания. Достоевская совершенно непреднамеренно приобнимает теперь уже жену за талию, выказывая свои законные права на рыжеволосую девушку. Осаму только поднимает одну бровь, не видя смысла в этом соревновании. Протягивает руку, приглашая на последний танец. И они кружатся в какой-то замедленной съемке. Рыжие локоны выбиваются из прически. А Осаму пытается лихорадочно запомнить все мельчайшие частички любимого лица. Она склоняется в повороте и оказывается слишком близко, обдавая жаром дыхания бледную кожу лица. Накахара вздрагивает и смотрит ясными голубыми глазами, будто впервые видит. — Я люблю тебя и буду любить вечно. В моих снах мы навеки вдвоем. Руки в перчатках сжимаются на плечах Осаму. Она видит во взгляде напротив панику и не может не радоваться. Разрывает танец, стараясь не замечать, как переплелись их черно-белые платья. Она уходит с торжества, махнув на прощание лучшей невесте. Но она кажется даже не обращает на это внимания, вновь околдованная очарованием подоспевшей Достоевской. Осаму заматывается черной вуалью и тихо смеется. Эпатажно выйти на балкон и хлопнуть дверьми, привлекая внимание к собственной персоне. Это все, что она сейчас может. Сомкнуть веки, сохраняя испуганную ясность голубых глаз у себя в подсознании. Закрыть глаза и, взмахнув руками, шагнуть за перила. Красиво, чтобы черное платье взметнулось вверх, чтобы увидеть последний порыв спасения, чтобы услышать испуганный крик, перекрывающий музыку. Убить себя на твоей свадьбе. Хорошая была идея. Я определенно выиграла.