Ушибленные костяшки и поцелуи с привкусом жвачки

— Боже мой, блять, что с тобой?! Эдди стоял на пороге дома своего друга, робко улыбаясь, и весь дрожал. Тело болело, а лицо — горело. Он вне всякого сомнения выглядел паршиво: царапины на коленках, порезы и грязь по всему лицу, что-то похожее на уродливый синяк, вздувшийся под правым глазом. Генри Бауэрс точно знал, что делал, когда избивал его до полусмерти и тыкал лицом в грязь. Знал, как сильно кожа Эдди покроется неприятными мурашками. Знал, что вызовет слёзы на его глазах и панический шок, подобный раскалённому добела электрическому току из неисправного провода. Теперь Эдди всем телом ощущал, как грязь, словно второй слой кожи, запекается на его ранах, смешиваясь с потом, слезами и кровью на лице. Ему нужно было как можно скорее исправить это недоразумение, а так уж получилось, что дом Ричи был как раз за углом… от места преступления. — Я упал с велика, — ответил он то, что повторял про себя, как мантру, всю дорогу, — Мне просто нужна парочка пластырей и всё! Ричи, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди, выглядел так, словно не поверил ни единому слову. Это было одно из ленивых утренних занятий Клуба Неудачников — на улице было слишком холодно, чтобы просто выйти из дома по собственному желанию, не то чтобы веселиться. Так что все сидели дома и неторопливо занимались своими делами (сам Эдди возвращался с вокзала, когда это… ну… случилось). Большая часть людей по утрам выглядела как, простите, дерьмо. Но Ричи Тозиер был исключением. Он выглядел… хорошо, как думал Эдди. Даже очень хорошо. Со своим заспанным лицом и вьющимися сильнее обычного кудрями, торчащими во все стороны. Его лицо слегка покраснело от холода, что веял с улицы, еле заметные веснушки будто сияли, как звёзды в ночном и чистом от облаков небе. Губы блестели от воды, а мысль о том, что Ричи, увидев его силуэт у двери, на всех парах помчался чистить зубы, заставила щёчки Эдди залиться еле заметным румянцем. Он был одет в большую, очень даже удобную на вид, толстовку, что скрывала короткие шорты, с которых Ричи давным давно вырос. Эдди заметил на его бёдрах еле заметные пятна ручки, какие-то линии, строчки песен и… имя самого Эдди, вокруг которого нарисовано множество сердечек. Тозиер всегда обладал выводящей из себя способностью выглядеть как большой неуклюжий плюшевый медведь 24/7, весь такой тёплый и манящий с его сонным взглядом и глупой улыбкой. Эдди ничего сильнее в этой жизни не хотел, как упасть в его объятия и заплакать от разочарования в этой жизни. Позволить Ричи поцеловать свою макушку и зарыться в его огромную толстовку (на самом деле она Бена, но все знают, что если дать Ричи что-то поносить, вы больше это никогда не получите обратно). Эдди хотелось лежать в тёплой постели Тозиера и чертить своё собственное имя пальчиками на его бёдрах. Но он не собирался этого делать. Потому что тогда придётся рассказать правду. — Это какая-то авария на велосипеде, да? — приподняв бровь, подозрительно уточнил Ричи, поправив указательным пальцем спавшие на нос очки. — Ты впустишь меня или нет, придурок? — фыркнул Эдди, — Здесь ужасно холодно. — Будь как дома, — подмигнул Ричи, открывая дверь пошире, чтобы Каспбрак смог проскользнуть без проблем. На самом деле дом Тозиеров был любимым местом Эдди из всех возможных. Быть может потому, что пока он рос, провёл здесь так много времени, наклеивая флуоресцентные звёздочки на стены комнаты Ричи, строил вместе с ним домики из одеял, подушек и простыней, отодвигая стопки комиксов в угол, чтобы было больше места. Может быть из-за его родителей: Вентуорт был безумно забавным, а Мэгги — милой. Или потому, что в этом доме жил мальчик, Ричи, с которым он иногда целовался — потрескавшиеся губы и тяжелое дыхание в темноте комнаты — с его громким смехом и кудряшками, которые так хорошо ложились в ладошки Эдди. Всё, что имело для него сейчас значение — это волна тепла, накрывшая его, как только он ступил на порог комнаты, знакомый запах сигарет и лимонное чистящее средство для пола. Паника, гнев и адреналин в его голове немного поутихли, но это не отменило того, что произошло. Потому что правда в том, что Генри Бауэрс избил Эдди. Не подумайте, это было обычным делом. Можно даже сказать ежедневной рутиной. Только в этот раз что-то поменялось, возможно, Эдди был раздражён больше обычного, потому что спал меньше положенных себе 8 часов, а может и потому, что было ужасно холодно и ему хотелось как можно скорее попасть домой, но что-то заставило его сказать это. — Я тебя, блять, не боюсь, Генри, — выплюнул он. После этого большая костлявая рука обвила его шею, толкая. — Хм, больше не боимся, коротышка? Испугался, если бы я сделал больно кому-то ещё, кому-то, кого ты любишь? Может быть, тот жирдяй? Или… Оооо, я знаю! Твой чудик-педик! Не думаю, что кто-нибудь вообще обратил внимание, если бы он пропал и потом нашёлся мёртвым в ближайшей канаве. Одним пидором меньше. И вот тут всё резко пошло под откос. Потому что Эдди ударил первым. Эдди закрыл жалюзи, направляясь в ванную Ричи, через тускло освещённый коридор, сразу за входной дверью. Пальцы его касались потёртых цветастых обоев. Он услышал как дверь за ним захлопнулась с тихим звуком, унося с собой холодный уличный воздух. Не прошло и секунды, как Ричи оказался позади него, щёлкнув выключателем, подзывая Эдди сесть на маленькую табуреточку. Он закрыл дверь ванной, ещё раз глядя на избитого друга, и снова отвернулся. Каспбрак наблюдал за суетой друга у шкафчиков в конце маленькой комнаты. -… знаю, что здесь есть эта ебучая аптечка первой помощи, — услышал он бормотания Ричи, различные склянки и пачки таблеток падали на пол по вине его огромных веснушчатых рук, — Итак, — начал он приглушённым голосом, — Ты расскажешь мне, что, чёрт его дери, произошло, или оставишь своего хорошего друга в неведении? — В любом случае никто не будет скучать по этому куску дерьма. Руки Эдди, лежащие на коленях, непроизвольно сжались в кулаки. Он вздрогнул от боли, видя порезы на костяшках правой руки. Он сильно ударил Генри, достаточно сильно, чтобы у обоих пошла кровь. И без колебаний сделал бы это вновь. — Я рассказал тебе, что случилось, — натянуто ответил Эдди, пряча руки за спину, дабы Ричи не заметил. Он видит, как Тозиер одним шагом пересекает комнату и опускается перед ним на колени и суёт голову в шкафчик под раковиной, — Я упал с велосипеда. — Ахаха, — в волосах Ричи виднелась паутина, — Я знаю, что ты лжёшь, Эдди-спагетти. Но я всё равно подлатаю тебя, потому что ты милашечка, — он постучал кончиком пальца по носу Эдди. Они оба отлично понимали, что Каспбрак нагло врёт, оба знали, что на самом деле произошло, но это не значит, что они будут говорить об этом вслух. — Фу, да пошёл ты, — оттолкнул он руку Ричи, борясь с улыбкой, грозящей растянуть его разбитую губу, — Просто дай мне аптечку, я справлюсь сам. — Нет, — парень выхватил аптечку из рук, — Извини, Эдс, но сегодня я доктор. Ты можешь называть меня Доктор Большой Дружок, потому что у меня большой пен… — ДА, ДА, ДА, Я ПОНЯЛ, РИЧ, — Эдди закатил глаза, а его щёки предательски заалели, — А теперь не мог бы ты побыстрее закончить, я тут как бы могу умереть. — Всё для тебя, сладенький мой, — Ричи смочил спиртом одно из полотенец для рук, висевших на крючках у раковины, и приложил уголком к покрытому пылью лицу Эдди, очищая. Это немного жгло, но ему нравилось, было в этом что-то успокаивающее, ослабляющее панические чувства, что засели в груди. Он лишь слегка вздрогнул, когда полотенце коснулось раны под глазом — Генри носил дурацкое отцовское кольцо, чтоб его. — Чёрт… прости, дружище, — пробормотал Ричи. Он был близко. Настолько, что Эдди чувствовал запах жвачки. Каспбрак мог поклясться чем угодно, но Ричи — единственный человек старше 6 лет, который был настолько верен зубной пасте со вкусом жевательной резинки. Но факт остаётся фактом: Ричи, скорее всего, почистил зубы ради него. — Бл… всё в поряде, — прошептал Эдди, протягивая неповреждённую руку, обвивает вокруг Ричи, пряча пальцы под его одежду. Он всегда мог рассчитывать, что для него Рич будет человеком-обогревателем, — Просто немного жжёт, вот и всё. Ричи глубоко вздохнул, останавливая полотенце у губ Эдди. — Чёрт его дери, Эдс, — вздохнул он, проведя подушечкой большого пальца по порезу на его губе, — Он… он никогда не доставал никого из нас так сильно. Что случилось в этот раз? — Ричи больше не шутил, его глаза за стёклами очков были грустными и усталыми. Боже, Эдди хотел бы, чтобы он не выглядел таким убитым. Есть так много, чего ему не хотелось бы рассказывать Ричи. — Я просто устал от этого, ясно? Мне уже 16, и я не должен больше плясать под его дудку. Нахуй его. Ричи замер. — Ты ему что-то сказал, да? Эдди… — Слушай, я всего лишь сказал ему, что больше не боюсь его. А потом он… Он начал говорить о тебе ужасные вещи, Рич. И… и я был так зол, — теперь Эдди бессвязно бормотал, к уголкам глаз начали подкатывать непрошеные слёзы. — И? — замер Ричи. Несмотря на боль, Эдди улыбнулся и поднял раненую руку, чтобы Ричи мог лучше разглядеть синяки, ссадины, порезы и прочие прелести. — Нет. Не верю, — на лице Ричи появилась улыбка. — Да, кстати, — гордо ответил Эдди, разминая пальцы, — я ударил этого сукина сына прямо в лицо. Много крови было. Потому что он сказал, что ты ничего не значишь. Но для меня ты — чёртов мир. — Эдди Каспбрак, ты мой грёбаный герой, — сказал Ричи. Эдди закатил глаза, лицо его вспыхнуло под пристальным взглядом темных глаз другого мальчика. — О, бип-бип, придурок. Я горжусь собой! — Нет, я серьёзно, Эдс. Типа, ты ударил Генри Бауэрса по лицу! Блять, я должен звать тебя Роки ебать тебя в рот Бальбоа сейчас? Или когда? — он усмехнулся, потрепал Эдди по плечу, — Я имею в виду… Господи, как тебе может нравиться кто-то вроде меня? — Кто-то вроде тебя? — нахмурился Эдди. Улыбка Ричи исчезла с лица также быстро, как и появилась. Было ощущение, что последнюю фразу он не собирался произносить вслух. — Эм… знаешь, — тихо произнёс он, вытащив из аптечки пластырь и аккуратно разгладил его на коленке Эдди, — Я просто… я не такой как ты, Эдс. Я не в состоянии противостоять хулиганам или говорить людям то, что я на самом деле чувствую… я слаб, — рассмеялся Ричи, но Каспбрак знал, что смех ненастоящий. — Слабый? — пробормотал Эдди, протягивая руки, чтобы быть к парню ближе, — Ты вообще в курсе, что ты грёбаный герой, который смог рассказать остальному миру о том, кем ты являешься на самом деле? Боже мой, меня всё ещё пугает тот факт, как сильно ты мне нравишься. Я всё ещё волнуюсь, когда смотрю на тебя и понимаю, что ты мне больше, чем просто друг. Я… я так сильно боюсь рассказать остальным о том, кто я. А ты просто взял и сделал это. Чёрт, Ричи, ты мой герой. Ты ведь знаешь об этом, верно? Глаза Ричи просто сверлили его. Горечь и печаль усилились за его огромными дурацкими очками. От того, что Тозиер так мало думал о себе, в груди Эдди начинает щемить. Так хотелось показать, насколько он особенный и как много для него значит. — Мой грёбаный герой, — повторил он, подняв руки, обхватил лицо Ричи, притягивая ближе и ближе к себе, пока их губы не встретились. Поцелуи с Ричи всегда одни и те же. Тёплые, сладкие, немного напористые и неуклюжие. Но всегда как впервые чувствовал длинные ресницы парня, что щекотали щёки Эдди, больше мозолистые руки — руки музыканта — тянули его за рубашку, чтобы приблизить к себе, к теплу, которым всегда был Ричи. Подобная мягкость всегда застигала его врасплох. Для внешнего мира он всегда был громким, грубым и бездумным, но для Эдди? Для него существовала совершенно другая сторона, которую позволено было видеть только ему. Разумеется, Ричи всё ещё неприлично громкий, всё ещё шутит про мать Эдди, но он был приторным, как мёд: поцелуи по всему телу, веснушчатые руки на лице Каспбрака, в его волосах, прижаты к плоскому животу. Он нежно вздохнул, его собственные руки нашли путь в море кудряшек на голове другого парня. Мягко дёргая и потягивает, он знал, что Ричи это нравится. Тозиер замурлыкал от удовольствия, углубляя поцелуй, проникая языком в рот Эдди. На вкус как зубная паста с жевательной резинкой, и, может быть, Каспбраку это нравилось. Нравилось, что это напоминает о далёком детстве, когда ещё не было никакого Генри Бауэрса, страха быть геем в городе, полном гомофобов, беспокойства о благополучии мальчика, прижатого к нему, костлявого и веснушчатого, напевающего что-то весёлое, когда Эдвард дёргал его за корни кудряшек. И впервые за столь долгое время он снова почувствовал себя таким беззаботным. Потому что Эдди не был таким храбрым, как Ричи. Не был умным, как Бен. Или смелым, как Бев. Он просто глупый и дерзкий, большую часть времени действовал импульсивно и в одиночку. Вероятнее всего он купил себе билет в один конец, устроив драку с Бауэрсом, но он просто не мог себе позволить кому-либо обращаться так с Ричи, который сейчас обнимает его. Эдди знал, что здесь, в доме Тозиеров, где пол пахнет лимонами из-за чистящего средства, а в темноте комнаты мерцают звёзды, он будет в безопасности. Об этом мудаке он подумает позже. Ричи закусил нижнюю губу, и Эдди зашипел от боли. — М-чёрт, извини, — засмеялся Ричи, отодвигаясь и улыбаясь ему сверху вниз, по его лицу было видно, как ему жаль. Эдди счастливо смотреть на него, наслаждаясь румянцем на щеках и гладкой припухлостью губ. «Чертово искусство» — хотелось сказать Эдди, но он промолчал. Может быть когда-нибудь он наберётся смелости и скажет это вслух. Однажды, когда он не будет так бояться своей любви и желания, что испытывает к этой кудрявой болтушке. — Хорошо, — ответил Каспбрак, пытаясь перевести дыхание, — Просто я на секунду забыл, где нахожусь. — Да, я часто произвожу на людей именно такое впечатление, Эдси детка, — сказал Ричи, медленно и лениво улыбаясь. — Господи, закройся нахуй, — фыркнул Эдди, швыряя в него полотенце, — Иди сюда, — он притянул Ричи обратно в свои объятия, костлявые бёдра устроились между его ног, свисающих с табурета. Он обхватил лицо Ричи ладошками, оставляя нежные поцелуи вдоль линии подбородка, — Ты собирался меня подлатать, не так ли, Доктор Този? — Вообще Доктор Большой Дружок, — рассмеялся Ричи, оставляя на губах Эдди ленивый поцелуй, он снова поднёс тряпку к лицу. — Я ничего подобного не говорил! — возразил Каспбрак, вздрогнув от прикосновения к порезу под глазом. — Всему своё время, Эдс, всему своё время… В конце концов Ричи закончил очищать раны Эдди, всё время уверяя в том, что в его докторской диссертации поцелуи и чмоки в щёчку были частью лечения. И как только Эдди с раскрасневшимся лицом и лёгкостью на душе и сердце был покрыт бинтами и поцелуями, его возможно-может-быть парень схватил за руку и помог подняться со скамьи. — Итак… — начал Каспбрак, — Чем планируем заняться? — Я думал, ты знаешь, — удивился Ричи, приподнимая бровь. — Крепость из одеял? — Чёрт, да! — рассмеялся Тозиер.