Плакса, ищущий покой в собственных притворных улыбках. Был таковым с самого детства, таким, кажись, и остался. Подобрал бы сопли наконец.
Всегда так было, всегда, глупо отрицать. Канада сам в этом виноват, он понимает. Самолично заклеил себе рот скотчем когда-то и сверху пририсовал улыбку для реалистичности по чьему-то ироничному совету, а затем и вовсе позабыл, привык. По комнате раздался смех, спокойный, даже ленивый. Будто бы шёл к чему-то до от дури долго, со всей страстью и желанием понять, а это что-то оказалось на поверхности, рядом совсем, и было оно настолько серым, скользким и пустым, что от этого захотелось блевать, размазывая желчь повсюду. Канадец положил тонкую ладонь на лицо, пытаясь успокоиться. Смех прошёл, осталась лишь парализующая тело дрожь, которая, словно ядовитый мёд, окутала всё внутри и снаружи, едкими лужами забрызгав пол и сознание юноши. Пальцы сжались на переносице, другая пятерня зарылась в каштановых волосах, что на свету отливают алым, напоминая розу, утонувшую в шоколаде. Вроде бы и приятное сравнение; но у этой розы диабет, и она утонула, ей плевать на твоё восхищение от сложившейся ситуации. Канаде тоже стало наплевать, порядком давно. Когда тонешь в сладкой лжи, которую придумал для самого себя на досуге, отпадает всё желание принимать факт того, что ты давно находишься на дне. Канада верит, он ещё не достиг его.Ему во многое хотелось бы верить, на самом деле.
Парень встал с измятой кровати, в его комнате холодно, поэтому она укрыта несколькими слоями одеял разных цветов, мягкие и удобные — самое «то». Не все покупал лично он, эта мысль тоже греет хоккеиста. Пришлось открыть окно. Стране по-странному казалось, что в комнате стало невыносимо жарко, и если он немедленно ничего с этим не сделает, то в ту же минуту сгорит, оставляя лишь лоскуты обугленной одежды на тёмно-сером ламинате. Весенний ветер поприветствовал юный лик, ероша волосы, лёгким порывом проскальзывая внутрь помещения. Погода сегодня замечательная, Канада бы улыбнулся этой приятной новости, заставил бы свои небесные глаза просиять, но он не сделал ничего из этого, просто не захотел. Может, и вовсе не видел смысла. Может, просто не заметил такой мелочи. Глаза цвета замёрзшего озера переоделись в тусклые, тёмные накидки, забыв предупредить их хозяина. Желудок проурчал неприятный звук, напоминая, что всё еще жаждет пищи. Сколько времени он просто сидит в этой комнате и жалеет себя, обдумывая всё снова и снова, раз за разом? День? Два? Это бесполезно, не стоило морочиться со всем. Пора с этим кончать. Канадец вздохнул свежий воздух, ему не стало легче, ничуть, но он сделает вид, что да. Для самого себя, не для них. Не для него. Только для себя, именно так. Время стать эгоистичным, он устал отдавать себя, не получая ничего взамен. Время перемен, он больше не будет притворяться, нет. Не будет, больше никогда. Давно нужно было открыть рот, сорвать эту чёртову ленту скотча с присохшей на ней кровью от треснутых губ, закричать в полный голос до хрипа. Дайте хотя бы немного, всего на мгновение, разомкнуть онемевшие губы, не перебивая, не ёрничая. Дайте сделать шаг вперёд, почувствовать себя свободнее. Юноша открыл деревянную дверь, её даже запирать не пришлось. Нет, он не думает про это, ему лучше. Канада быстрым шагом спустился по лестнице, опираясь на серебристые перила. Пару раз он чуть не упал, поэтому сбавил ход. Всё же, эти несколько дней сказались на нём. В правом крыле отцовского дома, в котором сейчас гостил младший сын, находится кухня, оттуда же доносились приглушённые шумы, будто бы кастрюли и вилки с ложками отправились в безудержный пляс. Это было необычно, ведь Англии дома быть не могло, также, как и Франции. Второй бы, наверняка, заглянул к нему, как только пришёл в поместье, радостно тиская. Кто тогда? Взгляд хоккеиста стал суровее, брови спустились к переносице. Рядом с переходом к кухне расположилась вешалка, что заботливо поддерживала зонт, цвета смоли, дабы тот не упал. Канада тихонько подполз к ней, снимая своё будущее оружие с крючка. Так у него будет шанс выиграть время, дезориентировать незваного гостя. Также тихо, как он дошёл до вешалки, но уже с зонтом в руках, шатен направился прямиком к кухне, ступая на носочках. Канада был крайне сосредоточен, собирая своё сознание-кашу в хоть какую-то более-менее приличную форму. Ему нужно быть готовым ко всему. Около самого прохода в злосчастную комнату, юноша остановился, его взгляд затупился, а рука, держащая зонт, безвольно повисла вдоль туловища. — ... Бро, а чем ты занят? — усталый, еле расслышанный голос, застал американца врасплох. США прекратил рыться в нижних шкафчиках отцовского кухонного гарнитура и повернул голову к младшему брату. Тот, объективно, выглядел крайне херово. Растрёпанные, грязные волосы, пересохшие губы, большие синяки под глазами и мятая одежда. С одеждой, кроме того факта, что она помята, было всё отлично. Старшему всегда нравился вкус Канады, он умел выбирать вещи. Сейчас на канадце были джинсы тёмного цвета и красный свитшот с белой рубашкой. Классика. Штаты неловко улыбнулся, спрятав прядь отросших волос за ухо, проговорил: — О Канди, и ты тут. Давно? — за очками не было видно глаз американца, иногда канадца это бесило. Немного, но всё же. Этот идиот даже в помещении мог в них ходить, наплевав на всё и всех. Канада воображает, будто старший просто забывает про них, — А я тут, прикинь, решил к Великобритании заскочить, так сказать, на чаёк, — США хихикнул, а младший лишь защурил глаза, — Не суть. Короче, вспоминаю я о его отсутствии только по приезду сюда. Возвращаться просто так мне не захотелось, — Америка вновь метнул взгляд в сторону вываленных из ящика кастрюль, — Решил, вот, тебе «завтрак» приготовить, хотя сейчас уже обед почти. Эм, «завтрако-обед», да, — юноша говорил быстро и, от того, сбивчиво. Даже малость покраснел от усердия, может, и не только от него. Канада всё также стоял возле прохода, пока речь старшего не подошла к своему логическому завершению. Оттолкнувшись от стены, парень размеренными шагами направился к братцу и присел рядом: — Спасибо. Это очень мило с твоей стороны, — Канада обратил внимание на фенечку, что была Штатам слегка не по размеру и висела на запястье американца. Цвет чьего-то триколора, он даже догадывается чьего именно, но разве это важно сейчас. — Всё для тебя, братишка, — Америка прижал два пальца к виску и отсалютовал сидящему рядом. Чуть погодя черты его лица казались всё более смущёнными, Канада считал это милым. Штатам крайне редко за что-то стыдно, — Раз ты всё равно не спишь... Может... Поможешь мне сделать завтрако-обед для тебя? Канада глазел на него всего секунду, а затем губы сами собой расплылись в тёплой улыбке. — Конечно, Бро. А то ты снова спалишь отцу всю кухню, — поднимаясь с пола и протягивая руку США, заявил шатен. Глаза зацепили ответную улыбку, а пальцы ладонь. — Вовсе не всю, — ответил юноша, приподнимаясь, — Так, ненужную её часть. — Да, помню, как Англия был рад внеплановому ремонту. — Ты же знаешь, старика бесит всё, что выходит из под его контроля... — И обычно это ты, — закончил за старшего Канада. — Не спорю. — самодовольный смешок. Чаще всего именно таким и видел его канадец, самодовольным. Страной, что делает всё, чего сама решает, говорит всё, что сама захочет. Его, конечно, затыкают, но это особо не бросается в глаза. Но этот образ не совсем правда, США неполный эгоист, нет. Полуправда, полуложь. Канада счастлив, что может видеть и хорошие, более человечные стороны своего брата. И пусть многие проклянут его, пусть он и сам будет себя проклинать, но он не перестанет улыбаться ему. Ведь тот всегда отвечает более яркой улыбкой в ответ, настоящей. Канада будет верить, что так он улыбается только с ним. Всегда. И пусть это полуправда, полуложь. Ему будет весело с любимым братом, даже когда у него заклеен рот, а легкие сковала стальная леска. С ним он чувствует себя свободным и пустым одновременно.И кто же тот дурак, что будет интересоваться подобной ерундой? Сказал бы я, что их немного больше— два. И оба счастливы во лжи своей, виня друг друга в горе.