Черный человек Водит пальцем по мерзкой книге И, гнусавя надо мной, Как над усопшим монах, Читает мне жизнь Какого-то прохвоста и забулдыги, Нагоняя на душу тоску и страх.
***
Ей снился Скорпиус, который был бледнее обычного, и глаза его серые были чересчур пронзительными, будто всматривавшимися в самую бездну. Она видела, как он шевелит губами, как пытается что-то сказать, но до ее слуха не долетало ни единого звука. Все было мертво и пустынно: один только Скорпиус, и вокруг него один только мрак. С каждой секундой его фигура будто куда-то отдалялась, и сердце у Лили лихорадочно билось, словно оно так и просило ее последовать вслед за ним. И, когда отчаянье внутри нее достигло невозможных размеров, она резко дернулась и открыла глаза, медленно поморгав. Нет. Его здесь не было, и комната не была сплошной тьмой, напротив, сквозь шторы еле-еле проникал блеклый дневной декабрьский свет. Лили тяжело вздохнула. Это была самая тяжелая ночь. Взглянув на кровать, она увидела бледного Корвуса, чья рука лежала на груди, а другая будто повисла параллельно полу. Рядом с ним сидела Алфита, которая промакивала лоб влажным полотенцем, даже Джеймс был здесь: он держал таз с водой и хмурился до невозможности. Он ничего не спрашивал, когда Лили стала перевязывать рану Икарусу, ни о чем не поинтересовался даже тогда, когда Алфита что-то попыталась объяснить ей сбившимся шепотом, и Икарус, не выдержав, прикрикнул на нее, за что получил полный ярости взгляд. Лили знала — объяснение неизбежно, но она старательно не смотрела в сторону брата, а потом, совсем обессилев, уснула прямо на стуле и проспала всего-то около двух часов. Корвус был плох: на него напустили заклинание расщепления, поэтому половина его груди была исполосована в мясо. Тяжелое дыхание и тихий лихорадочный шепот говорили Лили как медику с практикой многое: она знала, он не проживет и трех дней, но сказать об этом Алфите и Икарусу было выше ее сил. Поэтому, наверное, Лили молчаливо перевязывала его рану и пыталась сделать непринужденное выражение лица: вселять отчаянье не хотелось, ведь сама она была уже на грани. В ее голове был один лишь Скорпиус: она боязливо ждала новостей, думала, что вот сейчас к ней непременно заявится Джейк или целая группа авроров. Но ничего не происходило и на следующий день, вестей от Малфоя так и не пришло. — Он был в кабинете Альбуса, когда они ворвались, — наконец рассказал ей Икарус спустя почти два дня после того, как он привел раненого Корвуса к ней в дом. Хмурившись, Забини сидел на диване и держал за руку сестру: он то и дело покидал их дом и возвращался только ближе к ночи, просиживая часы напролет в Министерстве, ожидая задержания. Его почему-то не покидала мысль, что его заметили и узнали. — Нотт вбежал к нам раненый, Скорпиус приказал убегать, и в этот момент, когда я исчезал, произошел взрыв. Думаю, Малфоя накрыло взрывной волной, если только он все же не успел покинуть дом самостоятельно. — Почему же ты тогда думаешь, что он мог не уйти оттуда? — взволнованно проговорила Лили, сжав сильно руки. Кровь отошла от лица, и дыхание предательски сперло. Плевать было, как это выглядело со стороны: ей просто было до невозможности больно. — Его палочка… он отдал ее мне, — медленно протянул Икарус, и Лили вся напряглась. — Моя осталась внизу… дурацкая привычка, не люблю ее таскать с собой, да и в штабе мы всегда выкладывали свои палочки, Альбус проверял их зачем-то и пытался натренировать руку для использования чужой палочки, специально, на случай, если нас когда-нибудь загонят в ловушку, ведь из нас самый сильный был он… — Забини пожал плечами, будто извиняясь, и в глазах ее потемнело. Было уже почти пять, Джеймс молчаливо ушел из дома, и она знала, что он точно ничего не расскажет Джейку, ему просто нужно было переварить информацию, которую, впрочем, он так и не получил: Забини молчали, а Лили… всячески старалась не попадаться ему на глаза. И, когда дверь за ним захлопнулась, она не могла не признаться, что с уходом брата ей стало чуть проще: мысль о том, что пора раскрывать все свои немногочисленные карты, пугала. Часы мерно тикали, наверху, наконец успокоившись, мирно спал Корвус, его горячка спала, и Забини расслабились. Одна только Лили знала: далее — лишь агония, а потом смерть. Ему не выжить. И в веренице всех тревог и злости на саму себя ярче всего было беспокойство. Потому что чертов Малфой вытравил ей сердце своим молчанием: отчего-то она все же была уверена, что Скорпиус жив. И он точно знает, куда направился Икарус с раненым Корвусом. Так почему он молчал все это время? Почему не пробовал связаться с ними? Не присылал Патронуса? — Как они вас отследили? — тихо прошептала Лили, бессмысленно смотря на кухню. Она вдруг вспомнила, как совсем недавно сюда пришел Альбус и как он пообещал ей, что справедливость восторжествует. Так почему все складывалось настолько противоположно? — Дом принадлежал Демиану. Думаю, они заинтересовались им из-за его смерти: все же, умереть из-за трансгрессии в наше время слишком странно, да и… он был отчислен из Хогвартса из-за драки с магглом, у него был мотив для вступления в Жест. Плюс, квартирка-то была магически мощно защищена, и они не могли просто так в нее попасть, поэтому, думаю, вывод для них был очевиден, Демиан — член Жеста, иначе зачем столько конспирации? Ведь дом после его смерти юридически числился на непонятно каком человеке, который даже в Англии не бывал, — горько усмехнулся Икарус, задумчиво подперев голову рукой. — И почему мы только не вспомнили, что после смерти хозяина дом теряет половину своей защиты? Штаб все это время был ненадежен, кто знает, может, нас даже прослушивали? — Не говори глупостей, тогда бы нас всех сразу повязали, — встряла Алфита, слегка ударив его по руке. — А может, мы нужны им живыми? Черт знает, какой у них план и чего они хотят добиться. Однако, думаю, Скорпиус все же смог сбежать… это же Малфой, он всегда был скользким малым и умудрялся выходить сухим из воды. Алфита хмыкнула, будто соглашаясь, и Лили почувствовала, как какая-то тоска росла внутри. Они знали его явно лучше, чем она: в конце концов, совместная учеба объединяет, и от осознания, что он загадка только для нее, ей стало невыносимо тяжело. Больше Лили не могла отпираться: ей отчаянно хочется узнать его и открыть все те запертые на замок двери в его душе, которые Малфой так оберегал. Но позволил бы он? Что-то подсказывало, что нет, поэтому какое-то тяжелое чувство в груди усиливалось с каждой минутой неизвестности. За прошедшие два дня ей так не удалось отыскать документы: почему-то делать это вместе с Забини было неудобно, хотелось самостоятельно распутать хитросплетения Альбуса, но, когда она перевернула листы календаря, чтобы удостовериться в дате, до нее вдруг дошло: до пресс-конференции осталось всего лишь два с половиной дня. Вырванные листки выпали из ее рук, и она схватилась за грудь. Нужно было срочно связаться с Малфоем, иначе весь план просто рухнет. Ведь это он должен был пойти на конференцию, у него было главное свидетельство о насильственной смерти ее родителей от руки правительства! Вся месть теперь держалась полностью на нем! — Скорее всего, он в Малфой-мэноре, — проговорил Икарус, когда Лили выложила ему свои мысли. — Но мне нельзя там появляться, если его все-таки заметили, то за мэнором установили слежку. Возможно, они пытаются найти соучастников. — Не понимаю, почему они не пытаются найти Корвуса? Ведь это так логично, что он у меня… — С чего вдруг, Лили? — присвистнул Забини, слабо улыбнувшись. Они стояли в проеме комнаты Альбуса и смотрели на Нотта, который опять скулил и изредка мотал головой по подушке. Его мраморное лицо было краснее перца, и Лили отсчитывала про себя минуты его жизни. — У тебя алиби: ты находилась под Империо, ты политически правильная, для общества ты жертва Жеста, никто не станет искать у тебя преступника в бегах. Поджав губы, Лили опустила глаза и подумала, что, видимо, ей никогда не понять, каким именно образом работает аврорат и почему он настолько спонтанен. Вздохнув, она вскинула голову и посмотрела на Забини, ощущая внутри какой-то лютый холод. — Можно ли попасть в Малфой-мэнор, не нарвавшись на их слежку? — заинтересованно проговорила наконец она после минуты молчания и поймала слегка удивленный, но между тем тяжелый взгляд Икаруса. — Ты все еще пытаешься спасти эту операцию? — скептически промолвил он, бросив быстрый взгляд на Корвуса. На его шее заходили желваки, и рука непроизвольно сжалась в кулак. — Не в этот раз, сейчас мы не готовы… к тому же, почему ты думаешь, что Малфой до сих пор хочет провернуть это дело? — фыркнув, он сверкнул глазами. — Его, наверное, уже и в стране нет, уехал к своим родителям во Францию… Поэтому сейчас нужно заняться Ноттом, а уже потом думать, что делать. Да и улики-то? Большую часть спрятал Альбус, а остальное у Малфоя, так себе перспективы. — Почему вы так не доверяете Скорпиусу? — тихо проговорила Лили, сжавшись под его взглядом: ей было неловко, будто он читал все ее тайные мысли и чувства. А Поттер ненавидела, когда кто-то проникал в ее душу и узнавал нечто большее, чем было положено. — Потому что он всегда мечтал быть лидером, — помедлив, Икарус добавил: — По крайней мере, нам так кажется. Смерть Демиана не была случайной, когда они убегали с квартиры Альбуса в момент его задержания, у обоих были палочки при себе, так каким образом Роули, один из самых сильных волшебников, которого боялся даже Альбус, мог вот так вот нелепо умереть? И Уизли… она же сдала Альбуса, но тем не менее он непосредственно привлекает ее к нашей операции. Где тут логика? Мы долго пытались слепо верить ему, Лили, но время прошло, и терпение лопнуло: то, что он не рассказал нам о планах Альбуса и о том, что это и не было никаким побегом — это последняя капля. И к тому же откуда нам знать, что в этом и заключался план Альбуса? Не сдал ли его Скорпиус тогда, чтобы окончательно избавиться от единственного человека, кто мог им повелевать? Ей хотелось возмутиться и сказать, что никого Скорпиус не сдавал и что Альбус действительно был решительно настроен на свою смерть, но язык отчего-то прирос к небу. Робкий взгляд скользнул по кровати, где лежало полумертвое тело, а потом она посмотрела на длинный полог, который скрывал за собой проем между кроватью и полом. Корвус скоро умрет — это было понятно, и вот тогда она найдет эти документы. И если Забини не захотят ей помочь, то она сама пойдет на эту пресс-конференцию и провернет все дело. Нужно было только… только найти Скорпиуса и посоветоваться с ним. Ведь Лили всем своим нутром хотела верить, что ему-то и хочется как раз отомстить, только мотив у него, наверное, был иной: дело было не в Альбусе… так в ком? Спустившись в бывший отцовский кабинет, в котором все осталось так, как и при его жизни, она подошла к длинному шкафу, где стояли многочисленные склянки. Если Икарус прав и за мэнором велась слежка, то она не могла появиться там в подлинном обличии, но Оборотное зелье… это был вариант, нужно было только найти чей-то волос. Лихорадочно перебегая глазами по названиям склянок, Лили, прикусив губу, параллельно подумала, что можно просто взять волосок у первого попавшегося маггла, и, пока аврорат установил бы личность, она уже успела бы уйти. Тяжелый вздох вырвался из ее груди. Ей отчаянно хотелось верить, что все получится, но, даже когда она держала в руках нужную склянку, Лили не покидало ощущение безнадежности. Прикрыв аккуратно дверь, она вскинула голову и тут же наткнулась на горящий взгляд Алфиты, которая, скрестив руки на груди, стояла, вальяжно прислонившись к стене напротив отцовского кабинета, и весь ее вид выражал крайнее сомнение и озабоченность. — Там твой брат пришел, — методично проговорила она, а потом заметила склянку в ее руках и вскинула брови. Сжав ее еще сильнее, Лили лишь прикусила губу и умоляюще посмотрела на Забини, будто прося, чтобы она не задавала никаких вопросов. — Поттер, — медленно протянула она, задумчиво скользя взглядом по ее фигурке. — Не могу никак взять в толк: неужели тебе настолько сильно нравится Малфой? Молчание, наступившее после вопроса, говорило ей больше слов: слегка наклонив голову вбок, Алфита пристально посмотрела ей в глаза, и в это мгновенье больше всего Лили боялась услышать упреки или возмущение, которые получала всякий раз, стоило ей пойти наперекор собственной семье или чьим-то убеждениям. Но Алфита лишь молчала, и, сжав склянку еще сильнее, Лили внезапно поняла: Забини понимала ее. Она не стала бы упрекать ее. И будто в подтверждение ее мыслей, Алфита отстранилась от стены и медленно подошла к Лили, схватив одну ее руку, и вложила в нее перстень с большим темно-синим сапфиром. — Ценная вещь, — тихо проговорила Алфита, слегка погладив камень: он, поблескивая, так и манил Лили. — Когда-то давно один из моих предков женился на мисс Малфой… у них, знаешь ли, беда с дочерьми: одни сыновья, а оттого женщины этого рода ценятся очень дорого. И в другую семью они приходят с большим приданным, — ее глаза задумчиво блеснули, и вся она как будто окунулась в какие-то воспоминания, а потом, вздрогнув, словно очнувшись, решительно закрыла ее ладонь и на секунду сжала в своих руках. — Так вот, это ее кольцо, и оно необычное, ибо с помощью него можно попасть прямиком в Малфой-мэнор. Нужно только сильно этого захотеть. Отступив на шаг назад, Алфита посмотрела на нее загадочным взглядом и как-то странно усмехнулась, будто оценивая Лили. — Пойду поразвлекаю твоего братца, Поттер, — азартно проговорила Алфита, откинув мешавшие пряди за плечо. — А ты действуй, ведь если на пресс-конференции ничего не получится, Малфоя точно убьют, — усмехнувшись, она добавила: — Конечно, если его вообще заметили, и он не воспользовался ситуацией, чтобы сбежать из Британии. И, бросив мимолетный взгляд, Алфита развернулась и пошла к лестнице, когда Лили чувствовала какое-то странное волнение, а вместе с тем и решительность. Сжав перстень, она подошла к окну и поставила склянку на подоконник, а потом, зажмурившись, представила Скорпиуса и опять испытала это отчаянное желание увидеть его, коснуться рукой до этих бесцветных прядей. Что угодно, лишь бы только удостовериться, что он хотя бы жив. И когда Лили открыла глаза, то перед ее взором больше не было желтых обоев коридора: на нее смотрели волшебные портреты, и стены вокруг были обтянуты изумрудной тканью. Вздрогнув, она широко распахнула глаза, ощущая на себе чьи-то невидимые взгляды. В комнате было прохладно, и Лили невольно поежилась, с интересом посмотрев на интерьер: это явно была не спальня, в комнате находился длинный стеклянный стол, на котором стояла ваза с цветами, а подле стола находились два маленьких кресла с изящными деревянными ручками. Подняв глаза, она заметила длинный книжный шкаф, который занимал собой всю стену. Почему-то ей сразу подумалось, что это лишь небольшая часть книг, что могла находиться в доме, и, забыв на мгновенье обо всем, она нерешительно подошла к стеллажу и провела рукой по обложкам книг. Все они были посвящены зельям, травам и целительству, и Лили с любопытством читала названья, иногда узнавая труды, которые самой довелось изучать в Академии. Неужели… неужели Скорпиус тоже был медиком? Но тогда почему она не помнила его во время своего обучения? Ведь Академия Зельеварения была лучшим учреждением по целительству в Британии, поэтому только тут он мог получить образование целителя. — Может, потому что я и не учился в Британии? — холодно проговорил знакомый голос, и Лили резко развернулась, с ужасом распахнув глаза. Скорпиус стоял, непринужденно нацелив на нее палочку, и на голове у него сквозь ворох белоснежных волос просачивалась белая повязка. Его суровый вид говорил о том, что ей несдобровать, только она не могла ничего поделать с собственными эмоциями: Лили была до невозможности рада просто смотреть на него. — Вижу перстень Элладоры… что, Алфита поделилась? Моя ошибка, давно нужно было обследовать их дом на предмет малфоевского добра, которое им более не принадлежит, — раздраженно опустив руку, Скорпиус медленно, словно змея, подошел к ней и возвысился, потому Лили, которая была и без того ниже его на голову, непроизвольно сжалась. — Какого черта, Поттер? Страх в момент прошел, и на его место пришло какое-то негодование: и это так он приветствовал ее? Так относился к тому, кто действительно беспокоился и переживал за него? Вскинув голову, она вдруг резко схватила его за руку, поддавшись какому-то странному эмоциональному порыву, и с силой сжала ее. — Почему ты не давал знать о себе? Знаешь, как мы все испугались… — Это Забини-то? — яростно прошептал он, перебив, и его глаза злобно сверкнули. Резко дернув ее на себя, Скорпиус в момент обвил рукой хрупкую талию и сжал ее с такой силой, что Лили безмолвно ойкнула. — Они больше не со мной, у них был шанс вернуться и просто прояснить все их интересующие вопросы, но вместо этого они предпочли позицию жертвы… думаешь, они хотят возмездия? — Скорпиус понизил свой голос сильнее, весь его вид говорил о том, что у него если не горячка, то точно аффектное состояние. Лили с опаской поглядела на Скорпиуса, и, не сдержавшись, коснулась рукой до его лба, из-за чего Малфой непроизвольно сжался. — Кажется, у тебя температура, — заботливо протянула Лили, будто не слушая его. Аккуратно убрав за ухо прядь, она, забыв обо всем, что обещала себе и чего думала придерживаться, непроизвольно улыбнулась, и эта улыбка, нежная и ласковая, так обескуражила Скорпиуса, что он тут же убрал свои руки и отошел на шаг назад. Наступило молчание, и она видела, как пристально и холодно он смотрел на нее, будто пытаясь что-то понять. «Чертова дура, просто идиотка!» — думалось ей, и с каждой секундой неловкость накрывала ее все сильней, и мысли о мести, брате, собственных чувствах отплясывали дикую чечетку в воспаленном головном мозге. Боясь, что молчание окончательно убьет остатки ее самообладания, Лили усиленно пыталась придумать, что бы сказать, а потом взгляд ее опять обратился к книгам и быстро прошелся по корешкам. Вдруг на глаза ей попался странный том, он был потрепанным, краска была почти стерта, и только ярким золотом сверкало название: «Жесты», — которое было написало вдоль большими буквами. Нервно сглотнув, Лили чуть двинулась корпусом, а потом замерла, потому что даже с полустертой краской к низу книги можно было различить курсивом выведенную фамилию «Малфой». Какое-то волнение охватило Лили, и она посмотрела во все глаза на Скорпиуса, который, конечно же, уже проследил за ее взглядом и теперь стоял, вальяжно вскинув брови, и на лице его появилась такая холодная и властная улыбка, что сердце у нее просто замерло. Алфита говорила, что Скорпиус хочет быть лидером, она утверждала, что из-за стремления к получению власти он убрал Демиана, который точно не мог умереть от трансгрессии. Забини уверяла ее, что нет никого страшнее Альбуса, и сам он рассказывал Лили, что наложил на Скорпиуса Круциатус за неповиновение. Но почему тогда ее брат не убил Малфоя? Почему, зная про Розу и ее причастность к его аресту, он не усомнился в Скорпиусе? Что вообще связывало ее брата и его? — Это ты, — вдруг тихо прошептала Лили, слегка отступив назад, и, даже видя, что он не двигается, она испытала сильнейший страх. — Это ты создал Жест. Ты — лидер и создатель, не Альбус. Подняв свои руки, Скорпиус коротко похлопал, а потом, усмехнувшись, подошел к стеллажу, вытащил этот старый потрепанный томик и с неподдельным интересом посмотрел на него. Книга была толстой, ее страницы отдавали желтизной от времени, и чем больше Лили смотрела то на Скорпиуса, то на книгу, тем сильнее в душе ее просыпался страх. Потому что Малфой теперь виделся ей до ужаса опасным. — И что? Что это меняет, Поттер? — он насмешливо вскинул брови, подняв свое лицо. Вытянув руку с книгой вправо, Скорпиус разжал ее, и тогда том с грохотом упал прямо на стеклянный столик, так и не задев вазу. И от этого громкого звука она вздрогнула, нащупав предусмотрительно палочку в кармане и с силой сжав. Заметив этот жест, он лишь сильнее ухмыльнулся, двинувшись ей навстречу. — Что тебя так пугает, Лили Поттер? Кажется, знание о том, к смертям скольких я причастен, не производило на тебя такого впечатления, а ведь это, если вдуматься, намного серьезнее. — Но зачем тебе все это? Зачем? — она с отчаяньем отступила назад, держа палочку при себе, не сводя своих больных глаз с его фигуры, и ощущала внутри такую знакомую и всепоглощающую пустоту, что становилось даже страшно. — Ты позволял помыкать собой, позволял всем думать, что Альбус — создатель и идейный вдохновитель… в конце концов ты терпел от него Круциатус! — с ужасом пролепетала Лили, понимая, что еще чуть-чуть — и она упрется прямо в стену, и тогда вся надежда только на палочку, с которой Лили всегда была не в самых хороших отношениях. — Потому что выигрывает тот, кто незаметен, тот, кто терпелив и не жаждет славы. Знаешь ли, в этом мире лучше не выделяться. Самая выгодная позиция — в тени. Находясь там, ты никогда не проиграешь, потому что тебя просто не заметят. Ну а чтобы оставаться в этой позиции… что ж, нужно чем-то жертвовать. И самолюбие — не самое большее из того, чем я заплатил. Он говорил тихо, но тон его голоса был уверенным и прожигал до самых нервов. Надвигаясь, словно буря, Малфой не ускорял и не замедлял шаг, а шел, прихрамывая, словно заведенный механизм, и Лили, нервно сглотнув, прошептала злым голосом, испытывая такую ярость, что инстинкт самосохранения пропал окончательно: — Ты предатель… Это из-за тебя Альбус умер, он принял твою роль и теперь все считают его главарем Жеста! Ты… ты же специально сговорился с Розой, да? Чтобы Альбуса поймали, чтобы все считали его лидером, а сам ты… Мерлин, Альбус умер за твои грехи! — ее голос сорвался, и в этот момент Малфой окончательно настиг ее, заставляя непроизвольно сжаться. Но, нащупав пальцами древко, Лили резко вскинула палочку и ткнула ее ему в грудь, ощущая, как лопатки больно ударились об стену, в которую ее почти впечатал Малфой. — Не подходи, — прошипела она сквозь зубы, сильнее надавливая кончиком палочки на кожу. Расхохотавшись, Скорпиус, тут же обхватил одной рукой ее руку, в которой лежала палочка, а другой уткнулся в стену, слегка нагнувшись, чтобы быть с ней примерно на равных. — Ну же, Поттер, — прошептал он наигранно сладко, и она, хоть и не видя, ощущала его улыбку нутром. — Что именно ты хочешь попробовать? Круциатус? Аваду Кедавру? Или… Империо? — усмехнувшись сильнее, он посмотрел ей в глаза, и между ними было так мало расстояния, что у Лили непроизвольно задрожали руки. Яркая смесь безумия накрыла ее с головой, и все, что она могла: просто смотреть и ловить губами его сбитое дыхание. — По мне, так самое страшное из непростительных — это Империо. Нет ничего хуже, чем потерять над собой контроль, Поттер. Боль и смерть — это капли в море тех чувств, что мы испытываем повсеместно, но быть марионеткой в чужих руках… — он вскинул левую бровь, будто что-то вопрошая. — Вот, чего бы я никому не пожелал. Только… что же делать, если человек сам добровольно становится игрушкой? Неужели пройти мимо и не воспользоваться? — ее рука под натиском его медленно опустилась, и, почувствовав какую-то слабость, Лили выронила палочку. В тот же момент она ощутила, как его теплая ладонь легла ей на колено, и он приблизился к ней еще ближе, опустившись своими губами к шее. — Как ты сказала? Альбус платил за мои грехи? Чушь, — его тяжелое дыхание просто сводило с ума, а когда она почувствовала, как его рука медленно заскользила вверх, Лили непроизвольно ухватилась за его плечи, просто боясь упасть. — Я не верю тебе, — прошептала она с яростью, сжав сильнее его плечи, и опустила свою руку на пуговицы его рубашки. Будто зачарованная, она медленно вынимала пуговицу из петли, почему-то вспомнив тот эпизод из его воспоминаний, где Роза делала то же самое, и ярость накрыла ее с головой. — Не верю ни единого твоему чертовому слову. — А придется, — с такой же злостью проговорил он, резко подняв голову и в ту же секунду поцеловав ее так же жестко, как и в тот раз, в доме у Роули, после того, как она проникла к нему в голову. Только теперь Лили, будто этого и ожидая, ответила ему с не меньшей яростью и злостью, до боли в пальцах сжимая его тело в своих руках. Резко отстранившись, он, сверкнув глазами, медленно проговорил: — Не я отдавал приказы, Поттер. Не я руководил командой, выдвигал планы. Это все — твой брат, который просто был жалким эгоистом… таким, как он, просто хочется умереть по-геройски и почувствовать значимость своей жизни. Такие никого не ценят и не любят, ты только посмотри, скольким людям он сломал жизни: ты, твой брат, Алфита, что, думала, я не знаю? — Замолчи! — с яростью воскликнула Лили, дернув свою ладонь, будто пытаясь замахнуться, и в этот же момент Скорпиус лишь сильнее сжал ее ногу в своей руке, надавливая на кожу, вызывая мурашки. Она плавилась и от его прикосновений, и от собственной ненависти, испытывая такой букет эмоций, что уже даже не хотелось просто вцепиться Малфоя и не отпускать. Нет. Теперь Лили желала большего — она хотела его всего и полностью, чувство собственничества так и грызло ее изнутри. — Ты не смеешь говорить такое про Альбуса! Ты! Только ты виновник всего происходящего! Скорпиус расхохотался, слегка откинув голову, а потом, не жалея ее, заскользил рукой чуть выше, к кромке нижнего белья, сбивая ее дыхание напрочь. И знал же, видел, как изнывала она, смотря на него широко распахнутыми глазами, цепляясь за его плечи, боясь упасть. Безумные, уродливые чувства. Лили ненавидела их всей душой, но и противиться больше не могла. — Дура ты, Поттер. Все еще веришь в образ идеального Альбуса Поттера? — он прикоснулся к ее лбу своим, и Лили слышала, как гулко бьется его сердце, как сдавленно дышит Скорпиус сам. Не выдержав его взгляда, Лили опустила глаза на его рубашку, которая была уже полурасстегнута, и она могла различить матовую бледную кожу. — Вначале это была мальчишеская забава, он любил говорить по вечерам в гостиной о борьбе, сопротивлении и прочем. Я смотрел на него и думал, какой он напыщенный самовлюбленный идиот. Поттер не знал, против чего шел, не знал, насколько дорого может стоить его борьба. И я плевать хотел на него, уехал во Францию учиться, а этот недогерой все еще жаждал приключений… Мерлин, Лили, ты понимаешь? Мальчишеская забава превратилась в целую трагедию. Твоих родителей убили из-за него. Все произошедшее — из-за него. — Нет! — резко воскликнула Лили, но голос ее был охрипшим и то и дело срывался, потому что рука Малфоя уже давно перешла все границы разумного и заставляла Лили слегка постанывать от желания. — Я же всех вас спасаю, — продолжал он, и Лили, не выдержав, резко подняла свои глаза, столкнувшись с его безразличными серыми. Теперь в них вместо привычной насмешки была боль. И немного горечи, как будто внутри его что-то ломалось надвое. — Как ты там сказала, договор с Розой? Да я переспал с ней тогда только потому, что она пришла ко мне и стала угрожать, что сдаст не только Альбуса, но весь Жест. Она хотела, чтобы я был ее, — Малфой усмехнулся, скривившись, словно ему было неприятно что-то вспоминать, и Лили нервно сглотнула. — Помешанная сука. Из-за того, что я отшивал ее в Хогвартсе, она вдруг решила, что любит меня и всяческими способами пыталась… привязать к себе. Что ж. Однажды у нее действительно вышло, и я сделал то, чего она хотела. Лили резко схватила его за руку, пытаясь успокоить дыхание, и, приоткрыв слегка губы, приблизилась ближе, потому что какая-то странная боль пронзила ее. Ей до сих пор было чудовищно неприятно от осознания, что Малфой был с ней. И что он до сих пор видится с ней, трудится над общим делом. Потому что Скорпиус должен был быть лишь ее. — Только Уизли не успокоилась, — словно не видя, как больно и тяжело ей, методично проговорил Скорпиус, заставляя Лили нахмуриться. — Она все же решила сдать одного Альбуса, благо, мы это предвидели, и он уже стал зачищать свою квартиру. Тогда мы придумали весь план с его побегом, и Поттер перепрятал документы, но я не успел узнать куда. Он сделал это за день до задержания, за день до назначенной мною встречи… только, будто назло, именно в тот день вместо него ко мне пришла Уизли и сказала, что прямо сейчас авроры сделают облаву на квартиру Альбуса. И я, как идиот, прибежал туда, чтобы успеть предупредить его и Демиана, и знаешь что? Поттер не захотел уходить, самовлюбленный ублюдок, он всегда мечтал сдохнуть, словно действительно чего-то стоил. Только Поттер-то был ничем. Пустым местом. И из-за него пострадал Демиан, ведь он не хотел оставлять своего лидера. От внутренней боли не было покоя, и Лили, резко зажмурившись, прикусила губу до крови, ощущая холодок, ведь он резко переместил свою руку к ней на талию, чтобы сильнее держать ее, опутывать, словно цепями. Не хотелось ни говорить, ни плакать. Потому что говорить было не о чем — она знала, кто такой Альбус. Лили все прекрасно понимала, поэтому и не было сил отрицать столь жесткие слова, спорить с ним. Ведь Скорпиус был абсолютно прав. И от этого хотелось лишь сильнее взвыть в голос, потому, прикрыв глаза рукой, Лили с силой сомкнула веки, боясь, что разревется или точно закричит. Альбус. Ее любимый брат. Он действительно был таким. Даже Лили, проживавшая в иллюзиях, не могла отрицать очевидное — он сломал им жизнь из-за желания… быть таким же, как отец… быть героем. Было ли ей проще от собственного знания? Принесло ли оно ей утешение? Н-е-т. Отдернув руку от своего лица, Лили безэмоционально посмотрела куда-то в сторону, а потом, словно ей было тяжело стоять, она неловко схватила Скорпиуса за рукав рубашки, давясь от внутренней истерики. — Когда Демиан трансгрессировал, он не сосредоточился. Все его мысли были заняты спасением задницы святого Поттера, ведь они были лучшими друзьями… естественно его тело разорвало на куски, и он еще долго умирал в больнице, потому что я пытался спасти его жизнь, создавая всевозможные зелья, приглашая опытных целителей. Мне было не плевать на него. На всех вас. Потому что Жест — это я. В нем мой смысл жизни. Запнувшись, Скорпиус опять перевел взгляд на Лили и, схватив ее лицо за подбородок, заставил Поттер посмотреть прямо на него. Осторожно касаясь своими губами ее, он лишь сильнее сжимал Лили в своих руках, и она, испытывая какую-то убийственную нежность внутри себя, схватилась за его рубашку, как за спасительный круг, подаваясь на встречу. И, когда он остановился и просто посмотрел ей в лицо без всех своих насмешек и иронии, Лили почувствовала, как слезы подступают к глазам. — Ты скользкий человек, Малфой, — прошептала она тихо, не пытаясь отстраниться. Было как-то горько и пусто, будто у нее украли все чувства. Но вместе с тем, где-то глубоко внутри какое-то ощущение упоительной нужды в нем разрывало ее на части. — Что ж, видимо, это твой любимый тип мужчин. И, улыбнувшись как-то совсем не по-Малфоевски, он опять поцеловал ее, отстранив от стенки и уводя куда-то за собой в сторону, она не видела, зажмурив сильно глаза, отдаваясь полностью всем своим эмоциям. Лили трепетала. Потому что там внутри, где была одна только боль из-за потери брата, родителей и всех своих надежд, расцветало удивительное, пугающее чувство, названье которого Лили прошептала ему тихо на ушко, когда плавилась от его рук, что так умело скользили по ее разгоряченному телу: — Люблю.