Отец года

Вымотанный, но удовлетворённый, Тилль грузно бухнулся на мою кровать. Я до сих пор не мог отдышаться. Воздуха не хватало, грудь как будто налилась свинцом, и глубоко вдохнуть никак не получалось. Опрокинувшись на белые простыни вслед за Тиллем, я понял, как сильно устал. Да уж, построение коварных планов выматывает. А о Тилле и говорить было нечего. Он только и делал, что работал, так ещё и я тут ему на голову упал со своими травмами, да капризами. Стало стыдно. Зачем я вообще это сделал? Сладкий триумф обратился в горькое сожаление. Мук совести я не испытывал действительно давно, совсем уже позабыв каково это – всю ночь прокручивать в своей голове свой позорный, малодушный поступок, не имея не малейшей возможности заснуть. Именно так и случилось сейчас. Тилль так устал, что даже не пошёл к себе, уснув прямо на моей кровати. А я ворочался всю ночь, терзаемый то совестью, то воспоминаниями, то и тем и другим одновременно, что было наиболее болезненно. Я всегда старался мыслить рационально, не жалеть о том, что ушло, ведь это бессмысленно, исправить ошибки прошлого всё равно не удастся. Этим я успокаивал себя после аварии, говорил себе, что я не виноват, хоть и, конечно, в это не верил. Но сейчас отрицать свою вину было бы глупо. Я окончательно испортил отношения Тилля и Анны, а может и вовсе положил им конец из простой ревности. Да, я не хотел её здесь видеть и, думаю, что этого добился. Вряд ли она останется после такого. Впечатления от первого полноценного секса были напрочь испорчены. Я даже думать об этом больше не хотел, не представляя, как вообще посмотрю Тиллю в глаза завтра утром. Анна ведь наверняка закатит ему скандал, а он во всём будет винить себя. Лучше бы завтрашний день просто не наступал. В какой-то момент меня начали душить слёзы. Осторожно поднявшись с кровати, стараясь не разбудить Тилля, я вышел из комнаты. Огромный, погруженный во тьму холл встретил меня ночным холодом. Я поёжился, остро почувствовав своё одиночество. Помещение освещал лишь лунный свет, проникавший внутрь из огромных окон в конце зала. Кое-как нащупав ступени, я спустился по лестнице и вышел из холла. Мне срочно нужно было на свежий воздух. В ушах гудело, слёзы заслонили и так практически отсутствующий из-за окружившей меня темноты обзор. Наконец я добрался до двери, ноги сами принесли меня к ней, а мысли метались от подвала к спальне, иногда заглядывая и в приют. Может, мне стоило остаться там. Уже через год нас бы пустили в свободное плаванье. Пусть жизнь и не была бы такой роскошной, пусть даже совсем была бы лишена комфорта, но я ни о чём бы не жалел. Я не любил бы Тилля, я бы не ранил его. Всё было бы проще. У меня был бы Пауль. Мы бы как-нибудь заработали, может, даже поступили бы в нормальный вуз. Было бы весело и беззаботно. Слонялись бы по улицам, дурачились как раньше. Лазали бы по крышам заброшек, пили дешёвое пойло, смеялись над глупыми шутками. Как же я по нему скучаю. Я нашарил ключ и отворил дверь. На улице было прохладно, но не холодно. По-весеннему свежо. Я попытался отдышаться, закинув голову назад, чтобы слёзы как-нибудь закатились обратно и больше не возвращались. Раньше я всегда так делал, когда ссорился с отцом, но не хотел показывать свою слабость, и казалось, что правда работало. От этого становилось только тяжелее, горло сжимало, но глаза начинали высыхать. Отец постоянно срывался на крик, я кричал в ответ, кричал громко, так, что потом в ушах ещё долго стояло эхо собственного голоса. А когда было уже невозможно сдерживать рёв, я просто убегал, запирался комнате или вовсе покидал дом. У друзей я не ночевал – у меня их и не было. А долго бродить по улицам не получалось, поэтому ночевать я возвращался домой. Мама всегда встречала меня распростёртыми объятиями, иногда с красными от слёз глазами, но никогда не с упрёком. Я ненавидел себя в такие моменты, ненавидел свои поступки, свой гадский характер и бесконечно клялся себе, что больше не расстрою маму, никогда не заставлю её волноваться. Но потом всё повторялось заново, я каждый раз убегал из дома и возвращался всё позже и позже. Однажды я решил вообще не возвращаться и провести всю ночь на улице. Был июнь, канун моего шестнадцатилетия. Я снова поссорился с отцом, на этот раз из-за подарка. Я мечтал об электрогитаре, свято веря в то, что деньги на неё возьмутся из воздуха. Сам зарабатывать я даже не пытался, всё моё время занимала учёба, и, надо сказать, учился я крайне недурно. Разумеется, я ожидал заслуженного вознаграждения за успехи в учёбе, которого в итоге так и не получил. Отец был против гитары. Он считал, что моё увлечение музыкой уже скоро пройдёт, а сейчас оно лишь отвлекает меня от учёбы. Цена подарка тоже никого не радовала. Спор о надобности инструмента быстро перекочевал в настоящую словесную перепалку, отец чуть не ударил меня, и я, уже не пытаясь ничего доказать, пулей вылетел из дома. «Все равно никому я не нужен» – думалось мне, пока солнце висело высоко над горизонтом. Но чем ниже опускалось светило, тем страшнее становилась приближающаяся ночь, маячившая в моём сознании. Рассказы о похищениях детей, убийствах и прочих ужасных вещах очень невовремя и ярко всплыли в воображении, и уже не казалось, что никому я не нужен. Но что ещё более вероятно и не менее ужасно, я мог попасться полиции. Эта милая встреча положила бы конец моим амбициям. Моя практически идеальная успеваемость сулила мне лучший вуз, но испорченная репутация могла всё похоронить. Однако возвращение домой представлялось мне тогда невозможным, я был слишком горд и обижен. Мне хотелось проучить отца, чтобы он действительно поволновался. Хотелось, чтобы он помучался из-за меня. Хотелось видеть, что он меня любит. Когда совсем стемнело, я был уже далеко от дома. Знал, что после комендантского часа меня кинутся искать. Шарахаясь от каждого звука и то и дело оборачиваясь, я забрёл совершенно неизвестный мне район. Тихие узкие улочки и потрескивающие фонари слегка поубавили моё напряжение. Я хотел свернуть во двор, как вдруг на горизонте обозначилась высокая фигура человека. Он уверенно и как-то слишком быстро шагал прямо ко мне. Я похолодел, не зная, куда себя деть: идти ему на встречу я ужасно боялся, сворачивать во двор тоже больше не прельщало – если он пойдёт за мной, я просто окажусь в тупике. Сердце тогда, казалось, разорвёт мне грудь. В итоге я всё же свернул за угол, надеясь, что незнакомец продёт мимо. Но он не прошёл. Услышав шаги прямиком за своей спиной, я зажмурился, тысячу раз проклиная себя за то, что не вернулся ночевать домой и вообще ушёл. Двор освещался значительно хуже, чем улица, и, когда я повернулся к незнакомцу, не разглядел ровным счётом ничего, хотя он стоял меньше чем в метре от меня. Он сразу заговорил. – Ты заблудился? – Нет, – выдавил я внезапно осипшим голосом, – Я иду домой. – Так поздно, загулялся, да? – спросил он с явной усмешкой. – Да, извините, мне пора, – я резко подорвался с места и инстинктивно рванул обратно на улицу, слегка задев незнакомца плечом. – Что ж, спокойной ночи, – пожелал он мне вслед. Когда я шёл обратно, а я не шёл, я бежал со всех ног, задыхаясь, но не останавливаясь ни на секунду, я не мог поверить в то, что это был просто прохожий, что он не преследует меня сейчас. Я тогда сам не заметил, как добрался до дома. Больше я никогда не уходил.

***

Воспоминания пронеслись в моей голове, как поезд, прощальный гудок которого словно вернул меня в реальность. Я осмотрелся вокруг: земля была залита ослепительным лунным светом, чёрное-чёрное небо и луна, сияющая как дыра в какой-то другой мир, может быть даже в рай, завораживали взгляд своим спокойствием и каким-то хладнокровием. «В моей жизни стало слишком много страстей» – подумал я. Или же я сам их жажду? Без всей этой чертовщины было бы, наверное, скучно… Я ещё раз осмотрел крыльцо, прежде чем вернуться в дом. И, наверное, я действительно сошёл с ума, ведь слева от меня, уставившись в небо, стоял тот самый незнакомец. Я уже не сколько испугался, сколько опешил. Это ведь был он, снова он. Тогда на улице, когда я ушёл из дома. И в день рождения Петера тоже. Но как это возможно? Он повернулся ко мне и, заметив мой ошарашенный вид, улыбнулся. Я наконец-то увидел его лицо. Он мне кого-то напоминал, но я не помнил кого. У него были красивые черты лица, сейчас освещённые лунным светом. Он как будто был похож сразу на всех, кого я знал, а может мой мозг уже просто не соображал. – Как дела, Рихард? – Я ведь Вас знаю, я Вас видел, – истерично закивал я, подходя ближе. Страх куда-то улетучился, сейчас незнакомец больше не был скрыт темнотой и почему-то казался мне безобидным. – Пожалуй, мы давно знакомы, – любезно пояснил он, отчего у меня задёргался глаз. – Вы называете это знакомством? – я расплылся в безумной улыбке, не выражающей вообще никакой радости. – Рихард, скажи мне, – незнакомец сделал паузу, уставившись в пол, а затем посмотрел мне прямо в глаза, – кто я? – Да чёрта с два я буду тебе что-то говорить! Ублюдок, откуда мне знать кто ты? Почему ты меня преследуешь, как ты вообще сюда попал? Больной сталкер, – разорался я, размахивая руками. Я совсем осмелел, будучи на своей территории. – Больной здесь только ты, – ни разу не обидевшись тихо ответил он. – Что? – крикнул было я, но тут раздался щелчок и входная дверь отворилась. За ней стояла заспанная Клара, смотревшая на меня полными непонимания глазами. – Рихард, всё в порядке? – с сомнением спросила она. – Что? Что!? – я как попугай начал повторять одно и то же, вертя головой от Клары к незнакомцу, и вдруг с ужасом обнаружил, что незнакомец исчез. – Что? Как? – взревел я, подлетая к перилам лестницы, и, перевесившись через них, пытался найти в темноте сада знакомую фигуру. Он буквально испарился, его просто не стало в считанные мгновения. – Рихард, что происходит? – Клара уже не на шутку испугалась и, схватив меня за плечи, потащила в дом. – Что здесь случилось, кого ты ищешь? – Ты ведь видела его, скажи. Скажи, что ты видела его, – умолял её я, не веря глазам. – Кого? – недоумевала горничная. – Этого просто не может быть. Когда мы зашли внутрь, я свалился на пуфик, схватившись за трещавшую голову. Клара стояла рядом, всё ещё не имея ни малейшего понятия о том, что сейчас происходит. – Рихард, я не знаю, что там было, но давай ты сейчас успокоишься и всё мне расскажешь. Или знаешь, – вдруг замялась она, – лучше иди спать. Я думаю, тебе стоит рассказать всё Тиллю утром. – Клара, расскажи лучше сама, как всё было, – обречённо попросил я. – Я уже не знаю, могу ли верить своим глазам. – Я услышала твои крики, и вышла на крыльцо, чтобы посмотреть, что стряслось. Ты кричал на кого-то, но крыльцо было пустым, а потом ты побежал к лестнице… – Стоп-стоп, дальше я знаю, – остановил её я. – Мне очень жаль, что я тебя разбудил среди ночи. Я… Мне нужно было покричать. Ну, знаешь, стресс. Кстати, который час? – Да ничего, я всё равно через пару часов уже встаю. Точное время не скажу, но когда я проснулась от твоих криков, было 3 утра. Она явно не поверила в мою отмазку про стресс, хотя я бы и сам на её месте засомневался во вменяемости кричавшего. – Ладно, я пойду, – попрощался я с Кларой. Она сочувствующе мне кивнула. – Доброй ночи. Или уже утра… – Вряд ли я теперь усну, – тихо усмехнулся я. Что ж, как бы я это не отрицал, теперь сомнений не было. Рихард Круспе, ты официально безумен!