Золотая тюрьма на двоих

***

      Солнце незаметно скрывалось всё дальше за горизонт. Его последние лучи оставляли на земле холодный отпечаток печали и невесомого мороза, предшествуя бурную, дождливую и ошеломляющую ночь.       Цветы на полях аккуратно закрывались, прятались и засыпали. Птицы следуя примеру растений, также уходили в глубину лесов, чтобы укрыться от всего мира на время сна. На миг показалось, будто от людского дворца уходит всё живое, всё то, что так любил, почитал и ценил гарпия.       В отличии от последнего ярко-красного луча света, золотая клетка, окружавшая молодую птицу, истощала лютый холод и невольную его дальнейшую судьбу. Здесь, среди высоких, но ограниченных потолков, среди хрустальных, но твёрдых стен, среди решёток и вечного страха гарпия ощущала по своим перьям легкую дрожь. Его не сломят.       Солнце совсем скрылось за горизонт, погрузив мир в кромешную тьму. Однако, так показалось лишь на момент, ведь людские помещения были погружены в огненный свет, освещающий каждую часть комнаты до мельчайших деталей. На потолке узорчатые зубцы и пятнистые кристальные разводы, на полу нефритовый сверкающий камень, отражающий сияние еле видимых звёзд, стены из фарфора и нитей. Первый раз, когда молодая птица оказалась тут, то первое, что удивило её — полное отсутствие каких-либо вещей. Ни единого стола или стула, ни одного цветка, ни единой книжки — только стены с освещением из огня, пустой потолок с полом и большая, огромная золотая клетка неподалёку от окна.       Казалось, будто всё это из какого-то мимолётного сна. На деле же, сон стал вечным кошмаром между терзаниями и гнилыми надеждами на спасение. Гарпия сидела в клетке уже четвертое полнолуние безуспешно, до тошноты позорно, безнадежно обречена.       — Чимин? — Голос знакомый. Птица до сих пор не могла понять множество слов, которые говорили все эти люди в округе, но своё имя, кинутое так небрежно и беззаботно, он запомнил ещё с того дня, как на его крылья упали кандалы безволия. — Я… захожу.       Поворачиваться и возражать было бессмысленно. Принц не любил грубость и отказы, за что гарпия даже винить его не могла. Он родился в аристократической семье, где каждый выполнял его прихоти за доли секунд, не задумываясь. Поэтому даже предупреждение о своём заходе от него считалось чем-то поразительно вежливым, неуместный — ведь как так! — он принц, будущий король и имеет право заходить куда угодно без приглашения в своих владениях.       — Я принёс тебе ужин. Сожалею, что так припозднился сегодня, ведь обычно ты ешь до заката. — Обычная любезность была признана между ними двумя. Птица давно пронял личность принца и подметил, что тот заботился об его рационе и режиме действительно серьёзно. Как никак гарпия был эталоном счастья по древним обычаям.       — Я не голоден. — Собравшись со всеми своими оставшимися силами, Чимин учтиво поворачивает голову в сторону юноши, подмечая, что есть огурцы с помидорами не так уж и плохо, по сравнению с прошлым ужином. Однако это не сравнится со свежими орехами из его лесов. — Благодарю, но я был бы более счастлив, если бы запах овощей не бил в мой нос сегодня. — Поправив на своём плече съехавший рукав бело-оранжевого халата, птица выпускает из рук перья, становясь на миг настоящей птицей, чтобы перелететь со средней железки на самую высокую.       В мимике принца проскальзывает недовольство.       — Я просто так нёс через весь дворец эти тарелки? — Бровь гневно вскакивает, пока недопонимание окрашивает его лицо. — В следующий раз прикажу гвардейцу принести тебе еду. Уж слишком много почестей в последнее время летит от меня к тебе.       — Давно пора перестать заявляться сюда. — Тон гарпии до ужаса злой и мерзкий. Чимин устал, что к нему относятся с каким-то одолжением, которого он даже не просил. — Сколько живу среди людей, а их мышление мне до сих пор не понять. Зачем приходить ко мне каждый день для обычного негатива, Чонгук, разве не легче избегать эту часть дворца?       Гарпия снова одолела принца. Чонгук, прищурившись, выкидывает тарелку с овощами в нескольких сантиметрах от прутьев клетки, яростно сжимая руки в кулаки. Он знал, что вёл себя до абсурда глупо. Но поделать со своими эмоциями ничего не мог. С тех пор, как его отец привёз с дальнего побережья редчайшую птицу гарпию, имеющую облик воздушно-цветочного феникса, он не может найти себе место совершенно нигде.       Ведь он видел с каким криком и плачем переживал свой первый день здесь Чимин.       — Чтобы от тишины тут же сошла сума одна птица? — Принц кидает это также небрежно, как и имя гарпии. Он быстро подходит к клетке, хватается за золотые прутья и с ненавистью сдавливает их, зная, что ключ сейчас где-то далеко, не в его досягаемости.       Чимин от такой резкости дергается, падает с прутьев вниз, кружится во время падения и с гулким ударом приземляется, ударяясь об нефритовый пол. В отражении камня видна, вышедшая из-за туч, луна. Была бы воля птицы, он бы давно уже парил где-то там, поблизости от неё.       Сначала они проводят долгие минуты в тишине, вслушиваясь в эхо, произошедшее от больного падения, с неким восторгом понимая — весь мир за этой комнатой давно уснул.       Первым отходит Чимин, чувствуя как его перья встают дыбом на спине, как постриженные когти на руках пытаются уцепиться за камень. Чонгук смятение и испуг упавшего чувствует сразу, печально опуская глаза. Его руки больше не сжимают золотистые прутья, а ноги подкашиваются.       Отец ему говорил, что птица не понимает, что находится не на воле. «Чонгук, это — не кощунственно. Многие держат гарпий в стенах своих домов и им живётся более, чем хорошо. На воле бы их убили бы браконьеры, съели бы дикие животные, а у нас они под защитой, под стойким контролем», — тогда это звучало убедительно за обеденным столом. Отец говорил твёрдо и уверенно, внушая своему сыну правильность сей действий. А сын и спорить не хотел, беря мысль и под корку сознания кладя, как истину.       Но Чимин — он своими действиями, слезами, тоскливым взглядом в большие окна каждый раз оспаривает отцовские рассуждения. Оговариваясь, мол, отпустите назад домой, туда, где живёт моя душа!       — Сошла бы и может тогда её мучения закончились. — От своры мыслей Чонгук не сразу замечает, сидящую возле него, прямо около прутьев, где стоит и он, только по другую сторону изгороди, маленькую птичку. Чимин незаметно в своём халате выглядит маленьким птенцом, его ручки настороженно перебирают длинные рукава, а глаза наполняются океаном.       Принцу вдруг становится совестно за всё. Мало того, что Чимина насильно привезли сюда, заперли не по его воле, заставили подстроиться под людской режим и правила, лишая гордую птицу всего того незабываемо прекрасного, что он мог получить дома. Полёт, безграничное пространство, независимость, друзья. Чонгук хватается за свои волосы, упирается лбом об решётку и зажмуривает глаза. Семья! — они лишили гарпию и этого.       Почувствовав на своей макушке мокроту, Чимин поднимает голову вверх, видя слёзы, текущие по лицу Чонгука. Принц захлебывается в них, не пытаясь прикрыться руками.       — Как правдоподобно. — Чимин приподнимается до уровня принца. Его пальцы отпускают ткань, разжимаются. Перышки, которые до этого окольцовывали запястья и кисти рук, исчезают, будто бы их и никогда и не было. — Хотя бы прикрылся для приличия.       Накрыв своими руками чужое лицо, Чимин выдыхает, начиная аккуратно стирать со щёк капли ночной росы, с подбородка осознание и с глаз дождь, накрывший и так достаточно сердец за сегодняшний день. Насколько бы желание сделать всем его тюремщикам больно и гадостно не превышало его самого, гарпия в первую очередь умел держать эти чувства под контролем и осознавал, что принц — не виновник всего происходящего, а лишь невинный пострадавший.       — Я же мерзкий, не трогай меня, — Чонгук пытается отойти от прутьев, прекратить плавится под чужими прикосновениями. — Это так абсурдно. Почему я не понимал твоих слёз, взглядов, желаний и надежд, зато ты мои понимаешь с одним брошенным движением? Неужели у вас, гарпий, нюх на человеческий эгоизм?       Вероятно, юноша был прав. Чимин чувствовал все его эмоции, когда тот захаживал в его тюрьму с книгой, едой или просто с молчаливой обидой на весь мир снаружи. Гарпия поэтому лишь ему разрешал прикасаться к прутьям золотой клетки, зная, что тот не сделает ничего плохого, наоборот, поможет.       — Мерзкий здесь лишь я, обходившийся с тобой как с виновником всех моих бед. — Вытереть последнюю слезу с лица юноши было трудно, ведь тот не переставал плакать ни на секунду, ни на миг. — Так сложно порой определиться, не правда ли? — Приподняв за подбородок лицо принца, Чимин зачем-то улыбается, поднимая его взор на луну за окном. Она светила так ярко и беззаботно. — Я знаю, что не один я в заточение золотой тюрьмы. Ты тоже попал под раздачу судьбы, оказавшись запертым между долгом, обязанностями и отцом. Только ты — с рождения, а я — с недолгого периода своей наивности.       Той неловкости, что была с ними сначала ночи, простыл и след. Теперь их окружало что-то запредельно теплое, хранившееся под коркой сознания, в душе. Осев на пол, принц и гарпия, связав руки, молча наблюдали за пейзажем в окне. Облака невесомо плыли по небу.       Иногда быть заложником ситуации тяжело и страшно. Чимин знал — выбраться ему нет и шансов, но верил в обратное своего положения. Наблюдения за Чонгуком придавали ему надежды, ведь он видел борьбу юноши каждый день за право быть свободным от всей той суеты, окружавшей его. А значит, если самый большой тюремщик золотой тюрьмы мог стать свободным, то он — простая птичка из прибрежных районных лесов — точно сможет стать в будущем независимым.       Под самый рассвет, когда оба заложника в немом спокойствие нашли друг друга, Чонгуку пришла сумасшедшая мысль, срывающая все рамки, сдерживающие их двоих сейчас здесь.       — Я не смогу перенять престол от человека, который так поступил с живым существом. — Его голос из-за долгой тишины звучал неожиданным криком, испугавшим гарпию до вставших перьев на спине. — Я даже не смогу жить с ним в одном дворце!       — И какими способами будешь избегать? — Вопрос Чимина растворился в решимости принца.       — Никакими. Просто убегу вместе с тем, кто этого жаждет также сильно, как и я.       Храбрость принца вдохновляла. Впервые за долгие месяцы гарпия почувствовала тот давний, позабывшийся вкус свободы и воли.       Искать ключ по всему королевству было совершенно глупо. Его отец наверняка расплавил его, чтобы не допустить не дай бог побега, пока всем вокруг говорил о ключе, если птице захочется «уйти». Поэтому изучив весь периметр данный им комнаты, принц заметил, что окна в буквальном смысле заколочены. Вот почему здесь всегда было так душно.       — Зачем заколачивать окна, если ты не можешь вылететь из клетки? Разве оставить их открытыми не лучший вариант — больше воздуха и меньше пыли. — Чонгук был до невероятного озадачен, переводя взгляд с окон на задумчивого Чимина, явно вспоминающего что-то в мыслях.       — Точно! — Взлетев прямиком к прутьям, находившимся возле принца и окон, гарпия хватается за прутья, будто бы может их разорвать в щепки. — Я совсем позабыл. Свежий уличный ветер придаёт моей птичьей натуре силы. Я воздушно-цветочный феникс и свежие цветы с ветром придают мне силы для полёта, сражений и вообще всего. — На секунду слова Чимина звучали сюрреалистическими. Чонгук застыл, обдумывая. — Когда меня привели сюда и сняли с цепи, я удивился, что комната была абсолютно пуста. Окна никогда не открывались, а какие-либо намёки на цветы, деревья или на что-то подобное убрали.       — Получается, если мы откроем окна — ты с легкостью и без ключа выберешься из клетки?       — Да, я однозначно смогу. — Чимин настойчиво кивает в подтверждение своим словам, замечая на лице Чонгука расплывчатую улыбку. — Стой, неужели ты сможешь предоставить мне открытые окна? Ты действительно, так легко и просто, готов на побег?       — Я же сказал. — Принц идёт прямиком к дверям на выход. — Хочу сбежать отсюда как можно скорее. Всегда хотел, но сегодняшняя ночь показала насколько сильно этого хочу не только я.       Двери противно хлопнули. Чимин в немом замешательстве застыл, разглядывая узор на захлопнувшихся дверях. Чонгук куда-то ушёл, не сказав куда конкретно, что до безумия настораживало и пугало. Может он подумал не тратить время на Чимина и уйти одному?       Стоило только усомниться в намерениях принца, как двери раскрылись и в них вбежал запыхавшийся юноша. В его руках лежал железный, тяжелый меч, чей вес на вид превышал чонгуков в несколько раз. Таким можно было сломать хрустальные стены, но, к большому сожалению, не золотые прутья. Золото против железа стоит прочно и надежно, вероятно, отец принца и это предусмотрел заранее.       — Я не думаю, что им… — Хотел предупредить гарпия, как железный меч врезался в стекло. — Чонгук!       Первая попытка увенчалась провалом. Как и ожидалось от любого стекла — одним сильным, но тупым ударом его не пронять. Второй прошёл более громко, да на мгновение показалась трещина, однако провал тоже вскоре разразился гневным выдохом юноши.       — Чонгук, оно не разобьётся! Думаю это не простое стекло! — Чимин следил за дверями, боясь, что в них вот-вот и зайдут гвардейцы, следом за которыми влетит король. — Ты лишь наводишь шума!       Не слушая гарпию, принц продолжал бить в стекло мечом в надежде сломать его. Он знал из чего оно сделано и просто не принимал того факта, насколько оно могло быть прочным. Двадцать шестая попытка снова обрушилась провалом. Чонгук уже срывался на крик, вбивая острие прямо в объект их плена. В это время Чимин пытался остановить его, виня себя в том, что не мог сломать эти золотые прутья и вылететь к нему на помощь.       — Чонгук, прекрати!       Вдруг, снизу раздался чей-то разъярённый крик. Гарпия содрогнулась в собственном испуге. На принце же не было ни одной эмоции, он не отвлекался на посторонние звуки, отдаваясь слепому мечтанию об вечной независимости.       Крики становились с каждым провалом всё громче, яростнее и жестче. Король приказывал собраться всем гвардейцам внизу, думая, что к его птичке наведалась одна из его подруг, так кстати прилетевшая на помощь. Только вместо ещё одного феникса, в золотой тюрьме бился за свободу его собственный сын.       Когда двери распахнулись, гарпия не смотрел на них, ведь главная победа была в руках принца, разбившего окно вдребезги. Поток свежего ветра долго ждать не пришлось — он залил всё помещение звонким шумом, замораживая в испуге отца Чонгука, стоящего в дверях.       Чимин лишь почувствовав аромат цветов, свежий прилив нового морского бриза, и его халат слетел с него. Перья ярко-желтого цвета вылезали везде, когти вырастали и стали больше схожими с когтями драконов. Клюв гарпии рос, рос длинным и острым.       В нежданно маленькой клетке находился настоящий феникс, сияющий воздушным оперением и цветочным хвостом. Чимин одурманенный и очарованный своим настоящим обликом, разрушает клетку одним взмахом могущественного крыла. Потоки ветра бьют по нефриту и хрусталю, создавая давно забытую мелодию. Принц, стоящий около разбитого окна, зачарован до такой степени, что не видит ничего, кроме парящего по всему помещению феникса. И даже боль в руках оказалось нечто мелким, по сравнению с болью давно забытого величия Чимина.       Отойдя от немого ступора, король запускает в помещение десятки гвардейцев, приказывая в первую очередь связать Чонгука, а во вторую не дать фениксу выскользнуть на улицу. Однако Чимин, зная намерения короля уже давно, делает дыру в окне больше, разрушая за ним и стены.       Чонгук еле успевает схватиться за хвост, вежливо предложенный фениксом.       Уже паря над рассветом далеко в океане, Чонгук высыпается. В оперении Чимина тепло и уютно. Перья феникса воздушные и пахнут цветущими садами. — Куда мы держим путь? — Спрашивает бывший принц после девятичасового полёта. — Туда, где жил я. Туда, где тебе точно понравится. И Чонгук уверен — Чимин не будет врать.