Не нужно отводить от меня взгляда, чтоб я понял, что уже ничего не осталось. Та луна, что прежде для нас танцевала, устала и теперь отвернулась от нас.
Вечер. Осеннему солнцу осталось сделать каких-то пару шагов, чтобы поравняться с чёрной линией горизонта, и скрыться за ней, оставив мир для черноты ночи. Тёмный подъезд. Из-за раннего времени лампочку ещё не успели включить, но последние лучи уже едва просачиваются жёлтыми полосками сквозь оконные стёкла. На лестничной площадке пятого этажа стоит, опершись руками на холодную дверь, сжимая в левом кулаке связку ключей, а указательный палец правой поставив на звонок, он. Кучаев. Он замер в нерешительности: позвонить или открыть самому? Не дыша, прислушивается, надеясь уловить знакомые звуки. Тишина. Выдохнув, открывает сам. Щёлк-щёлк. Привычные два оборота эхом прокатились по безмолвию подъезда. За дверью только безжизненный коридор. Мёртвая, кладбищенская тишина будто бы окутала квартиру. Но нет, он знает, что она не пуста. Кучаев привычным движением скидывает тяжёлый кожаный рюкзак на крошечный столик рядом с зеркалом, стягивает кроссовки. Он старается издавать звуки, не красться, но получается всё равно бесшумно. Или просто уши не слышат ничего сейчас? Кажется, что сейчас только две его части работают: сердце, которое ещё верит, что за эти три дня что-то изменилось, и мозг, напрочь это отрицающий. Он делает два шага, останавливается и прислушивается. Всё также тишина. Кучаев входит в зал и сразу же жмурится от встречного жёлтого солнца из расшторенного окна. Делает шаг и видит её. Она сидит спиной к нему, прижав колени к груди, на сливочном, мягком диване, который помнит те нежные вечера перед телевизором. Её русые, чуть волнистые волосы, окаймлённые контровым светом, едва покрывают выпирающие из-под тонкой белой футболки лопатки. Она почувствовала его приход, но не шелохнулась, продолжая размеренно дышать, сжавшись в комочек. Ждёт, что будет дальше. - Я вернулся. - Поздравляю.Где эта любовь, о которой столько говорят? Почему не настигает нас и рушит наш покой?
Её слова сухи, как и губы, которые молчали эти дни, как и глаза, которые выплакали все слёзы. Он делает ещё два осторожных шага, приближаясь к дивану, но не касаясь её. Он чувствует её тепло, её запах, хочет, но не может дотронуться. Он боится, что она, как снежинка - растает от прикосновения, как огонёк - потухнет от дыхания. - Устал? Ужин на кухне, - снова равнодушно, не поворачиваясь, говорит она. - Я не голоден, - тихим, низким голосом, как бы машинально, отвечает Костя.Позволь мне снова ласкать твои волосы, позволь таять твоей груди на моей.
- Прости меня... пожалуйста.., - выдыхая говорит он, кончиками пальцев невесомо касаясь её мягких волос, боясь, что она, как дикая лань, вздрогнет и исчезнет навсегда. Она молчит, но не двигается. - Звучит глупо и дёшево, но я был неправ... Прости меня.., - продолжает Костя, чуть смелее ведя по волосам, опускает тёплые ладони на холодные плечи. От его рук по телу пробегает ток. Она чувствует, что становится тяжело хранить маску равнодушия, ощущая то, по чему так скучала.Я снова раскрашу небо в разные цвета, сделаю так, чтоб ты забыла разом про весь остальной свет.
- Будто бы что-то изменилось за эти три дня, - она пожала плечами, опустив взгляд в пол, рассматривая то ли узор на бархатистом ковре, то ли пальцы на ногах. - Я понял, что всё было неправильно.., - он говорит внешне спокойно, но сердце в груди набирает обороты, и дыхание замирает. Кучаев готов, чтобы она здесь хоть "концерт" устроила, хоть наорала, хоть побила, но лишь бы не слушать эту гробовую тишину. - Неужели? - негромко восклицает она с наигранным сарказмом, когда ощущает, что родные руки опускаются ниже, сцеплясь в невесомых объятьях. Внезапно глаза сами по себе снова начинают наливаться влагой. Она поднимает взгляд на окно, в котором солнце опустилось на чёткий горизонт, последние минуты окрашивая своим светом мир, и запрокидывает голову, чтобы не дать слезам покатиться. Запрокидывает и оказывается в нескольких сантиметрах от измождённого взгляда тёплых, светлых глаз, а затем чувствует тонкий поцелуй на своих сухих губах.Позволь мне всего лишь касаться твоих губ. Позволь, я хочу остановить время. Я снова раскрашу синим цветом вселенную. Сделаю, чтоб всё это лишь стало сном.
Кучаев решается и не прогадывает. Он оставляет лёгкий, тонкий поцелуй, не закрывая глаз, но замирая сердцем, смотря на её пушистые ресницы, прозрачные веки. Она резко, отстранилась, открыла глаза, выскользнула из объятий и вскочила с дивана. И намёка на слёзы уже не было на её ещё детском лице. Вдруг она залезла с ногами на диван, встав коленями на его спинку, и упёрлась ладонями в плечи парня. Изучая эти знакомые черты, треугольник из родинок на правой щеке, лёгкий румянец от только что совершённого, луч солнца на вечно растрёпанной чёлке, но держа его на расстоянии она вновь с издёвкой спросила: - И как же ты это мог понять? Кучаев не стал отвечать на эту провокацию, а, ощущая свой пульс уже в висках, подхватил на руки девушку и вынес в пустой коридор. Ему было жарко от поднявшегося давления и клубной кофты, застёгнутой до конца. Казалось, будто температура вокруг подскочила уже в несколько раз. Ноги еле держали после долгой дороги. Он поставил девушку на пол и оперся руками о стену с двух сторон от неё.Я помню каждый наш поцелуй, а ты, беглянка, пропадаешь где-то там.
- Я вспоминал всё, что было между нами, все дни, вечера, ночи, - прошептал он, глядя ей в глаза, - Я понял, что не хочу это потерять из за какой-то глупости. В этот раз она первая потянулась к его горячим губам, не давая договорить последнее слово. Этот поцелуй был уже дольше и горячей, чем первый. Целуя, она расстегнула замок на кофте, давая ему вздохнуть свободней. - Но есть же много других девушек.., - начала она. - А тебя другой нет.Я не хочу ласк других губ. Не хочу, чтоб твои руки покоились в других ладонях.
Кучаев понял, что его разгорячённый мозг скоро отключится и, ощутив объятия вокруг шеи, не разрывая долгий поцелуй, снова подхватил девушку на руки, относя в спальню и укладывая поперёк кровати. Он чувствовал её ручки, сжимающие светлые волосы у него на затылке, чувствовал, как они опустились вниз по шее, вызывая табун мурашек, снимая с него кофту. А Костя в это время целовал, целовал, целовал, нависнув сверху, в нежные щёки, в губы, ещё недавно такие сухие и равнодушные, в тонкую шею, опускаясь всё ниже и ниже, понимая, что одним воспоминанием сегодня станет больше... А солнце за окном скрылось за горизонтом, оставив о себе лишь напоминание в виде розовых облаков на нежно-сиреневом небе, отражающихся на стенах комнат, которые больше никогда не станут холодными и пустыми.Потому что я хочу, чтоб мы попытались снова.