Простуда и друзья

— В какую больницу лучше всего везти ребенка? От такого неожиданного и, признаться честно, пугающего вопроса, Пауль едва не подавился кофе. На часах уже значился одиннадцатый час вечера, он был дома, в своей студии, и как раз заканчивал работу над очередным демо, когда внезапный звонок Шнайдера нарушил тишину пронзительной трелью. Пауль задумчиво ударил ногтем по компьютерной мыши и откинулся на спинку стула, потягиваясь и разминая затекшие от долгого сидения мышцы. Дети могут учудить что угодно, да и вирусов в эту осеннюю пору ходит предостаточно, а голос друга был достаточно взволнован, если не сказать больше — наполнен паникой, и теперь мозг Пауля работал на порядок шустрее, прикидывая возможные кратчайшие маршруты к нужной больнице и специалистов, которые могут понадобиться в столь поздний час. — Что случилось, Шнайдер? Кто заболел? Нужно было говорить как можно спокойнее и увереннее. В трубку пробивались фоновый шум и возня: тонкий голосок одного из детей, стук тарелок и хлопанье дверец шкафчиков, а еще сосредоточенное сопение Шнайдера. Пауль очень живо представил взволнованного друга: нервно поджатые губы, сведенные к переносице брови, суетливые, лишенные привычной мягкости и плавности движения, и бегающий взгляд наполненных растерянностью глаз. Картинка была столь явной, что Пауль даже почувствовал эту потрескивающую ауру нервозности, что окутывала Шнайдера каждый раз, когда тот о чем-то переживал. Будто друг и правда находился здесь — метался по комнате, силясь найти выход из сложившегося положения, огрызался в ответ на любое слово или, наоборот, молчал как рыба, уперто пытаясь разобраться во всем сам. На мгновение перед глазами возник размытый, высокий и стройный силуэт — растянутая серая футболка, выцветшие штаны и кое-как уложенные, завившиеся на кончиках волосы. Силуэт промелькнул на фоне стены и растворился где-то у диванчика, пересекши комнату в три решительных, размашистых шага, и Паулю пришлось протереть глаза кулаками и моргнуть пару раз, чтобы наваждение рассеялось. Определенно, не стоило задерживаться так долго перед монитором. — Младший. Температура тридцать восемь и два. Лежит пластом и ничего не хочет. Я… — Шнайдер в трубке запнулся и у Пауля получилось расслышать его поверхностное, сбитое дыхание. — Я боюсь, что ему станет хуже. Он весь бледный и ему то холодно, то жарко. А еще у нас нет жаропонижающего. — Понос? Рвота? Болит что-то? — Пауль поднялся из-за стола и побрел на кухню. Тело двигалось на автопилоте, но он доверял своему подсознанию — то еще никогда не подводило, и потому Пауль особо не задумывался над собственными действиями. Если что-то глубоко в его мозгу считает, что стоит открыть ящичек с медикаментами и начать в нем усиленно грестись — значит, это и правда нужно. — Нет, нет, и нет, — Шнайдер замолчал на мгновение. — Хотя, может, горло. Он покашливает… — в трубке чертыхнулись, и Пауль на мгновение недоуменно отнял телефон от уха, проверяя, все ли еще друг на линии. — Я нашел спрей от кашля, но он просрочен, — последовало, наконец, объяснение, и Пауль закатил глаза. — Ульрике всего день как отсутствует, а у тебя уже тотальная катастрофа и полный проеб по всем фронтам, — он коротко усмехнулся, но тут же почувствовал укол совести. Шнайдер переживает, а он тут зубоскалит. Дети самого Пауля давно выросли и, наверно, он уже просто подзабыл, каково это — переживать, когда твой ребенок заболел и размазывает сопли по всем платкам и салфеткам, что есть в доме. Когда температура, кашель, лихорадка, а из-под одеяла смотрят воспаленные, грустные глаза, требующие помощи и защиты. Он медленно выдохнул и осмотрел все, что руки машинально выудили из аптечки. Спрей от кашля, противовирусное, капли от насморка и жаропонижающее. Набор первой неотложной помощи при мерзком ОРЗ. Все лекарства были в абсолютно целых упаковках и с действующим сроком годности, что Пауля невероятно порадовало и вызвало прилив нежности: Ариэлла, как всегда, была крайне дальновидной и подготовленной практически ко всему. — Прости. Думаю, это всего лишь простуда, просто ударила сильнее обычного. Не переживай так. У тебя вообще никаких таблеток нет? Шнайдер усиленно засопел в ответ в трубку. Кажется, в его сопении слышалось что-то виноватое, но Пауль, хоть и утомленно покачал головой, промолчал, давая другу возможность сознаться во всем самому. — Нет, вообще ничего. Ульрике забрала с собой. Мне сказала пополнить запасы, но я забыл, и вот… Шнайдер удрученно вздохнул, и Пауль расслышал слабый, сухой кашель на фоне. — До ближайшей круглосуточной аптеки… — жалобно начал было Шнайдер, но быстро осекся и вздохнул чуть более расслабленно, когда его перебили. — Да, да, я уже понял, кого ты определил в рыцари-спасители. Я буду примерно через полчаса. Готовь дань. — Спасибо! — с уже отчетливо слышимым облегчением ответил Шнайдер и отключился, чтобы Пауль без помех смог собрать все лекарства в один пакет, захватить несколько вакуумных упаковок вяленого мяса и, накинув сверху теплую кофту и шарф, выскочить из дома. Ему предстояло спасать следующее поколение несносных барабанщиков. Как и обещал, он был на пороге дома Шнайдера уже через полчаса. Открыли ему не сразу — Пауль успел основательно продрогнуть и даже ощутить легкое недовольство и раздражение, когда дверь наконец распахнулась. Шнайдер выглядел как дева Мария с Иисусом на руках — трогательно обеспокоенный, но старающийся держаться с достоинством и напускной невозмутимостью, и прикорнувший у него на плече, завернутый в легкое покрывало сын только усиливал это сходство. — Прости, что так долго, — Шнайдер виновато улыбнулся, и у Пауля не получилось даже заворчать в ответ, пока он снимал с шеи шарф. — Я как раз менял ему компресс, когда он раскапризничался и захотел на руки. — Антон, что же это ты нервируешь папу? — Пауль улыбнулся мальчику, но тот в ответ только обиженно надул губы и отвернулся, крепче прижимаясь к отцовскому плечу. Мальчик явно был не в настроении вообще что-либо обсуждать и объяснять. И уж тем более слезать с уютных рук. — Дядя Пауль! — в прихожей показался старший из отпрысков, и Пауль махнул мальчику рукой в качестве приветствия. Киллиан выглядел обеспокоенным, но природная неусидчивость, так свойственная шестилетним детям — особенно свойственная шестилетним детям! — не давала ему долго скучать и грустить. Поздоровавшись, он тут же принялся крутиться вокруг отца и пытаться заглянуть брату в лицо, а когда понял, что сделать этого не получится, понесся на кухню, чтобы внести свою посильную помощь и включить перед процессией свет. — Ему уже давно пора быть в кровати, но разве можно уговорить его лечь спать, когда брат заболел и вокруг столько всего интересного? — Шнайдер слабо улыбнулся, поглаживая младшего сына по затылку. Пауль со знанием дела кивнул — в свое время уложить спать Эмиля было целым квестом со строгой последовательностью действий. Сын пошел в него по части энергичности, и что такое укладывать спать зазнавшуюся мелочь, у которой сна ни в одном глазу, Пауль знал не понаслышке. Он кинул взгляд на Антона — мальчик и правда выглядел достаточно неважно: бледный и взмокший, он казался полностью обессиленным и почти ни на что не реагировал — только крепче обхватывал папу за шею. Они вошли на кухню, и Шнайдер тут же сел на высокий стул, удобнее устраивая сына на руках. — Я хочу помочь! Дядя Пауль, ты ведь привез лекарства? А то у нас ничего нет, — бесхитростно заявил старший мальчик, заставив Пауля улыбнуться и насмешливо посмотреть на Шнайдера, а самого Шнайдера невыносимо умилительно покраснеть. — Конечно привез. Завтра твой братишка будет как новенький. Пауль поставил пакет на стол и, открыв холодильник, зорко осмотрел его содержимое, а затем удовлетворенно кивнул — дань в виде пива была на месте. Он закинул упаковки с мясом на полку, а вместо этого достал молоко и поставил его на стол. — Зачем оно тебе? — поинтересовался Шнайдер, слегка укачивая Антона на руках. Мальчик давно бы уснул, но ему, видимо, было слишком плохо, и даже отцовские объятия помогали мало. Пауль неуютно поежился, невольно вспоминая свои простуды и ломоту во всем теле, которую вызывали лихорадка с температурой. — Думаю, твои пацаны не откажутся от теплого молока с кое-чем вкусненьким, а? — Пауль с видом фокусника достал из пакета печенье с шоколадной крошкой, и Киллиан задорно, довольно заулыбался. Даже Антон оживился и теперь смотрел на Пауля со слабой улыбкой. — Где у вас стоят кастрюли? — Ни за что. Печенья то у нас тоже нет, — снова сдал отца с потрохами старший, и на этот раз Пауль не выдержал и громко фыркнул. Повинуясь кивку друга, он достал из шкафа небольшую посудину и вылил туда молоко. — Чем вы вообще тут питаетесь? Щелкнул электрический чайник, и теперь Пауль, сделав все нужное и привалившись к столешнице, обратил свой взгляд на семейство Шнайдеров, ожидая, пока закипит вода и достаточно подогреется молоко. Кажется, всех троих немного расслабили привычные звуки кухонной возни и ощущение домашнего уюта, что немедленно потянулось следом. — Доставкой. Только ты маме не говори, а то она на папу будет ругаться, — Киллиан было потянулся к печенью, но, натолкнувшись на взгляд отца, убрал руку и умилительно улыбнулся, делая вид, что он ничего такого не делал. И ничего не говорил. — Не скачи тут, а то тоже заболеешь. Как насчет того, чтобы пойти посмотреть мультики? — сделал попытку спасти тонущий в пучине несостоятельности корабль Шнайдер и отправить чересчур говорливого сына в гостиную. — Уже поздно, мультики не показывают, а те, которые показывают, ты мне смотреть запрещаешь. Он даже пароль поставил на канал, — доверительно шепнул мальчик, обернувшись к Паулю, но быстро умолк, сделал невинные глаза и убежал, правильно истолковав напряженное молчание и сведенные к переносице брови отца. — Вот так и доверяй тебе детей, — Пауль улыбнулся. Чайник закипел, и теперь он ждал, пока вода немного остынет. Он потянулся, чувствуя ломоту в мышцах и мечтая о теплой кровати, но сейчас в этом доме было целых две пары выжидательно глядящих глаз, обладателям которых требовалась помощь, и Пауль в который раз за свою жизнь мысленно разворчался на свою привычку накрепко привязываться к людям. Для мимолетных знакомых он бы и пальцем о палец не ударил — особенно если это значило, что ему нужно сорваться из дома в неизвестность в начало одиннадцатого, но для тех, кто успел стать его близким и доверительным другом… Таким, как Шнайдер, например. Сейчас, с сыном на руках, необычайно серьезный и собранный, тот как никогда выглядел почтенным главой семейства и взрослым человеком, но картинка все равно шла рябью и перед глазами проступал другой Шнайдер — на двадцать лет моложе, без морщин и седины, который, конечно, думал о семье, но уж как-то не всерьез, предпочитая приятно проводить время с дамами на один вечер. Было немного странно осознавать, как они все, незаметно друг для друга, повзрослели, обзаведясь солидными банковскими счетами и кучей обязательств, которые сейчас нарушить куда сложнее, чем на заре карьеры. Шнайдер же, не замечая ностальгического блеска у друга в глазах, только вздохнул в ответ на укол. В конце концов, шпилька была вполне себе справедливой. Он и сам выглядел утомленным и болезненным: с кругами под глазами и обеспокоенными, нервными жестами — от Пауля не укрылось, как бережно друг прижимает к себе младшего сына и периодически что-то успокаивающе шепчет. Кажется, Шнайдер слишком сильно переживал. — Температура ещё поднялась. Тридцать восемь и шесть. Ты уверен, что не стоит отвести его в больницу? Я бы попросил тебя посидеть со старшим, чтобы не тащить его на ночь глядя в царство соплей и стонов… — Не хочу никуда ехать… — раздалось слабое хныканье с его плеча: Антон явно не горел желанием менять родной дом на пугающее общение с доктором. Шнайдер тут же поспешил успокаивающе погладить сына, а затем тяжело перевел дыхание. Он нервничал: сердце билось слишком быстро, и он буквально ощущал эту пульсацию в висках и на шее. Его посещали различные ужасающие мысли, но Шнайдер упорно их от себя гнал, прижимая слишком горячего мальчика ещё ближе и не переставая его успокаивать. Или самого себя. А ещё он был очень рад и благодарен Паулю за то, что тот сорвался посреди ночи по первому зову, и теперь хлопочет, делая то, что, по-хорошему, должен был делать сам Шнайдер. — Не сс… Не переживай ты так, — успокоил Пауль друга, а затем, спохватившись, достал из пакета жаропонижающее. — Все будет хорошо. Парочка горьких гадостей, зато потом будет гораздо легче, — он подошел ближе, ободряюще улыбаясь Антону, и тот скривился, но покорно запил таблетку теплой водой и снова прижался щекой к отцовскому плечу. Выключив молоко, Пауль растворил в стакане противовирусное и, схватив оставшиеся лекарства, обернулся к другу. — Предлагаю сразу переместиться в детскую. От лекарств его почти сразу вырубит и лучше бы это произошло в кровати. Шнайдер только кивнул, без слов вставая со стула и бережно прижимая к себе младшего сына. Пауль, двинувшись следом, едва слышно зловредно хмыкнул, не сумев удержаться: ему ужасно сильно хотелось посмотреть, как Шнайдер будет отдирать от себя больного, капризного ребенка, который явно вознамерился провести ночь на отцовских руках, а не в мягкой постельке. В детской горел ночник в виде парусника, и по стенам плясали мягкие синеватые отсветы, которые, должно быть, изображали волны, а по углам были раскиданы игрушки. Пауль покачал головой: Шнайдеру бы лучше убрать с сыновьями все эти завалы до приезда жены, но, глянув на друга, он решил оставить пока что все советы при себе. Мягко, еле слышно шепчась с Антоном, он уговаривал младшего сына слезть со своих коленей и лечь в кровать, но, как Пауль и предполагал, мальчик явно не горел желанием делать нечто подобное. Он хныкал и капризничал, пытаясь крепче схватиться маленькими, тонкими ручонками за отцовскую шею, и громко шмыгал носом. От полноценной сцены с громкими протестами Шнайдера уберегало только общее неважное самочувствие сына. Киллиан же на все это смотрел с любопытством и легким недоумением, но, повинуясь жесту Пауля, довольно покорно забрался под одеяло. — Да ладно тебе, братишка, — попытался внести он свою лепту в уговоры. — Уже и правда поздно, а мама, например, никогда не разрешала нам так поздно ложиться спать. На Антона это заявление хоть и произвело впечатление, но недостаточно сильное, и Пауль понял, что если он не вмешается, размякший и чувствующий себя виноватым Шнайдер будет возиться до самого утра, потакая детским капризам. — Мне нужен твой папа, чтобы рассказать сказку. Но он не сможет мне помогать, если продолжит держать тебя на руках, — присев на корточки рядом с кроватью ребенка с улыбкой проговорил Пауль. Он едва не рассмеялся, когда на него уставились две пары недоверчивых и голубых глаз: Антон явно проверял его на вшивость, а Шнайдер недоумевал, когда это он успел подписаться на сказку. — Честно? Расскажете? — Если ты ляжешь и честно выпьешь все полагающиеся тебе лекарства — даю слово, — серьезно кивнул Пауль, и ребенок, тяжело, совсем по-взрослому вздохнув, поспешил сползли с отцовских колен и, дрожа, улечься под одеяло. — Отлично. Вот, сначала нужно выпить это, потом закапать этим, а потом побрызгать вот этим. А я пока схожу вам за молоком и печеньем. Пауль пристально посмотрел на Шнайдера, одним взглядом обещая, что если тот еще раз поведется на капризы сына и не сможет настоять на приеме лекарств, он больше никогда не будет доброй, всепомогающей феей по вызову, а затем вышел из комнаты. Благо, друг посыл уловил, и когда Пауль поставил стакан с молоком для каждого мальчика на прикроватные столики, емкость с разведенным противовирусным была пуста, а Шнайдер как раз заканчивал с каплями для носа. — Отлично. А пока вы пьете молоко — я буду рассказывать сказку. Шнайдер, ты на аккомпанементе, — Пауль весело обернулся к другу и тот устало кивнул, понимая, что иного выбора ему все равно не предоставили. Благо, Антон уже выглядел достаточно сонным, и вряд ли им нужно будет сидеть здесь еще час. Пауль задумался. О чем можно рассказать шкодам шести и четырех лет отроду? Принцессы с рыцарями их наверняка уже не интересуют… — Хм… Ну, так вот, сказка… В одном селении жила красивая девушка… — Пауль машинально обернулся к Шнайдеру и тот, предварительно покраснев, нашел старую наволочку, которую мальчишки использовали в качестве плаща в своих играх, и обвязал ее вокруг головы, стараясь слепить из ткани нечто, похожее на косу. Антон сдавленно фыркнул в подушку от смеха, со слипающимися глазами наблюдая за дурачащимся отцом и его другом. Взрослые иногда такие странные. Едва сумев подавить приступ смеха, Пауль продолжил свой рассказ. — У нее не было других родственников, кроме старенькой больной бабушки. Бабушке нужно было лекарство из особых, редких и волшебных ягод, но росли эти ягоды в самой чаще, и поэтому девушке приходилось уходить в лес на целую долгую неделю, чтобы добраться до ягод, а затем вернуться обратно. И вот однажды… — Пауль сделал паузу, наслаждаясь нешуточным, завороженным вниманием двух детей. — Она заблудилась. Киллиан ахнул от неожиданности, и даже температурящий, сонный Антон взволнованно расширил и без того круглые глаза. — В отчаянии она металась среди деревьев, не зная, в какую сторону ей идти и как же теперь вернуться к бабушке, которой так сильно нужны ягоды и лекарство… — Шнайдер, сидящий рядом, старательно заламывал руки, изображая панику и грусть. — Наконец, девушка села и горько заплакала от мысли, что больше никогда не увидит свою любимую бабулю и останется в лесу навсегда на прокорм диким зверям, как внезапно ее руки коснулась что-то мокрое… Она испуганно отняла ладони от лица и увидела, что над ней высится огромный, косматый… — Оборотень, — шепотом произнес Киллиан и посильнее натянул одеяло на нос. При этом было непонятно, что же преобладает в его взгляде: ужас или восторг. — Не надо, оборотни страшные, — донеслось из-под другого одеяла — в глазах Антона уж точно страха было больше. Шнайдер недоуменно переводил взгляд с Пауля на сыновей и обратно, гадая, кого ему изображать: свирепого оборотня или, возможно, ласкового ежика, который придет девушке-красавице не помощь. — А это добрый оборотень, — нашел выход из сложившейся ситуации Пауль и подыграл обоим детям. Шнайдер согласно поклацал зубами, прижав в голове сложенные лодочками ладони, долженствующие изображать волчьи уши. — Давным-давно молодого мужчину заколдовал злой колдун, надеясь испортить добрую душу, но тот сохранил разум и с тех пор ходил по лесам, помогая заблудившимся людям, которые были добры к нему, выбираться из чащи. Девушка сначала испугалась огромного зверя, но затем посмотрела в умные желтые глаза и все поняла. Она принялась умолять оборотня помочь ей, и тот покорно согнул лапы, предлагая девушке залезть ему на спину, чтобы они вмиг домчались до ее деревни. С внутренним восторгом Пауль отметил, что младший мальчик уже вполне заметно клевал носом — оставалось всего ничего до крепкого, спокойного сна. Он приободрился — прохладное пиво так и маячило перед глазами — и толкнул Шнайдера локтем под ребра, чтобы тот менее шумно изображал быстрый бег оборотня. — И вот наконец девушка узнала тропинку и родные места — до ее поселения оставалось совсем немного, как внезапно на дороге показался охотник. Он ненавидел оборотней и охотился за ними, и, увидев девушку с ее спутником, сразу же вскинул ружье… Пауль умолк, любуясь результатом трудов своих — Антон крепко спал, зарывшись лицом в подушку, и Шнайдер, тоже это заметивший, поспешил отнять руки от лица, прекратив изображать охотника с ружьем, чтобы ласково убрать волосы со лба сына. Пауль с надеждой обернулся к старшему, но на том магия, кажется, не сработала — в ответ на Пауля уставились два пытливых голубых глаза. — Но выстрелить не успел, потому что оборотень прыгнул на него и сожрал. Девушка успела принести бабушке ягоды для лекарства, а оборотень всегда приглядывал за ней и не позволял заблудиться. Конец. Киллиан немного помолчал, надеясь на более развернутое продолжение сказки, но довольно быстро понял, что означает мягкая ухмылка и обиженно выдвинул вперед нижнюю губу. — Рассказчик из тебя так себе, дядя Пауль, — веско сообщил он, но покорно заворочался, укладываясь удобнее, пока Шнайдер поправлял ему одеяло. — Спать! — шепотом, но внушительно и с улыбкой ответил Пауль, и Киллиан вздохнул. — Спокойной ночи, милый, — Шнайдер погладил сына по голове, дождался ответа и они на цыпочках вышли из комнаты, плотно прикрывая за собой дверь. — Одним пивом ты не отделаешься, — едва спустившись вниз заметил довольный собой Пауль. Он ожидал страдальческих вздохов и закатывания глаз, но вместо этого Шнайдер порывисто обнял его, кажется, выплескивая в этом жесте все накопленные за вечер напряжение, страх и переживания. — Спасибо! — искренне произнес он. — Я действительно в долгу перед тобой. Все будет. — Вот и славно. А теперь идем пить, а то у меня в горле пересохло. Уже через несколько минут они удобно устроились на диване, смотря какие-то бои без правил по телику. На широком блюде высилась горка мясных корок, еще у Шнайдера обнаружилось несколько пачек соленых орешков и немного колбасок, так что нельзя было сказать, что они просто сидят и наливаются пивом. Было уже довольно поздно, так что Пауль не удивился, когда почувствовал, как Шнайдер сползает головой по спинке дивана ему на плечо, прижимаясь щекой и неуверенно сжимая в расслабленных пальцах бутылку. Постаравшись двигаться как можно более мягко и осторожно, Пауль забрал у друга из руки пустую тару и заозирался в поисках пледа. Шнайдер сегодня прилично натерпелся и нанервничался, так что то, что его вырубило, было довольно ожидаемо. Благо, плед обнаружился совсем неподалеку, и, накинув его другу на ноги, Пауль сполз чуть ниже, а голову Шнайдера осторожно переложил на свои колени. Это убережет друга от внезапного падения посреди ночи с довольно узкого и костлявого плеча. Он понимал, что утром пожалеет о таком своем пренебрежении к спине, но его окутывали тепло и усталость, а негромкий треп телевизора усыплял. Пауль медленно допил нагревшееся уже пиво, закинул в рот остатки мяса и прикрыл глаза, намереваясь хорошенько вздремнуть. Утро для Шнайдера началось со звонких голосов сыновей. Он испуганно дернулся, открывая глаза и силясь понять, где находится. Ему понадобилось достаточно много времени, чтобы осознать, что спит он на диване, сжавшись в комок под слишком коротким пледом, что уже довольно поздно, потому что солнечные лучи слишком короткие для начала дня, и что оба его сына проснулись и стоят рядом, а младший еще и глухо кашляет и то и дело вытирает рукавом пижамы сопли, но выглядит при этом не в пример лучше, чем вчера вечером. — Пап! Наконец-то ты проснулся! — Киллиан радостно улыбнулся, а Антон согласно закашлял и поспешил залезть к папе под плед. — Там дядя Пауль приготовил рагу, сказал тебе оставить хоть немного. — А дядя Пауль уже ушел? — хриплым после сна голосом поинтересовался Шнайдер, крепче прижимая к себе младшего сына и рассеянно думая о том, что нужно все-таки предпринять вылазку к врачу за рецептом, а затем и в ближайшую аптеку. — Да, уже довольно давно… И рагу мы тебе не оставили. Его мало было, — бесхитростно проинформировал его Киллиан и, немного подумав, тоже поспешил пристроиться у папы под боком. Или, правильнее сказать на боку — Шнайдер сдавленно кашлянул, когда старший сын с размаху сел, а затем и заерзал прямо на печени. Что ж, приготовить завтрак его детям было верхом заботы от Пауля, и Шнайдер все еще сонно улыбнулся собственным мыслям — у него замечательный друг. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался он у младшего, осторожно проверяя температуру. — Нормально. Лучше, чем вчера, — ответил тот, и Шнайдер расслабленно выдохнул. Он и сам это почувствовал, приложив сыну ладонь ко лбу: пропала лихорадочная горячность, и Антон теперь вполне спокойно лежал рядом, а не бледнел и трясся в лихорадке, испуганно прижимаясь к отцу всем телом. — Хорошо. Ну что, отправимся добывать еду? Или сначала в аптеку? — Еда, еда, еда! — немедленно принялись прыгать его сорванцы прямо у него на животе, и Шнайдер сдавленно заохал, чувствуя, как губы сами собой складываются в улыбку. — Только не из «Нануша», — скривился Киллиан. Овощи! Кто в здравом уме любит овощи, тем более настолько гадкие, как в этом ресторане? — Может, ты опять пригласишь дядю Пауля, чтобы он нам что-то приготовил? — наивно предположил он, и Шнайдер все-таки рассмеялся. Бедному Паулю нужен отдых хотя бы в денечек после нашествия Шнайдеров, и он не был уверен, что друга стоит сегодня дергать. Тот помог управиться — или, правильнее сказать, управился — с болеющим ребенком, убрал пустые бутылки и грязные тарелки, приготовил завтрак и даже, наверняка, помыл за собой посуду. Пауль определенно заслужил немного покоя. Шнайдер потянулся и перевел дыхание. Нужно было вставать и стараться быть хорошим отцом для этих двух проблем на ножках. И не менее хорошим другом.