КабакЪ

Джен
PG-13
Завершён
34
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
6 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
34 Нравится 3 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
- Хосок Андреевич? - озадаченно тянет Мадам Ян-Сковородкина, и хлопает густо накрашенными ресницами: хлоп-хлоп-хлоп. - Вы ли это? - Пока ещё вроде я, - господин Ланской-Рогатых даже проводит руками по своей груди, чтобы убедиться, что он, пока ещё, на месте. Закончив с распознаванием, он заглядывает Мадам в глаза и улыбается ослепительно. - Вы, как всегда, неотразимы. Мадам, как и положено, хихикает, бросает быстрый взгляд на сонного Илью, ещё с вечера вчерашнего дня подающего гостям напитки, и, от того, самого до сих пор крайне нетрезвого. Илья чешет щеку под колючим взглядом, но только зевает и не подает признаков жизни. - А что же вы, друг мой, с самого утреца ко мне явились? Боже, только не говорите, что у вас горе какое случилось! - Что вы, что вы, душенька, никакого горя, но вот случилось - это истина. Случилось, и я в затруднительном положении, но вы в силах мне помочь. - Хосок смотрит Мадам прямо в глаза, улыбается чуть более доверительно. Он, безусловно, умеет договариваться и знает подход ко всем, негласно ему подчиненным, людям. Мадам смотрит заинтересованно, берет со стойки веер, раскрывает его элегантным жестом и томно хихикает. - Илья! Илья, поганец, марш на кухню, буди Иношку, приготовьте гостю горячий завтрак. Да поживее! Отдав указание, Мадам шествует к столику, что стоит у окна, из которого вид на Исаакиевскую Площадь, жестом приглашает гостя сесть напротив, и смотрит пытливо. - Я сделаю всё, что в моих силах, Хосок Андреевич, душенька, вы только скажите. Конечно, сделает, хитрая ведьма! Проблем с городской полицией, налогами и блюдущими скучную нравственность гражданами ему совершенно не хочется. - Ах, прелесть, прелесть! - Хосок даже хлопает в ладоши, глядя на собеседника, а потом вдруг делается серьёзным. - Мадам, мы оба с вами знаем, что «Королевства и Горлопаны» отличны от прочих питейных заведений Петербурга, и я, не щадя живота своего, стараюсь продлить существование сего кабака всеми силами. Мадам Ян-Сковородкина кивает, тоже прекратив хихикать, но веером всё равно кокетливо обмахивается. И смотрит так, что Хосок, не будучи падок на подобное, всё равно слегка отвлекается. Приходится даже с силой качнуть головой. - Буду откровенен, душенька. Уже сим вечером в Петербург, для заключения деловых грамот и налаживания культурных связей меж двух столиц, прибывает сам Граф Кепчатый. Мадам приподнимает брови и тихо выдыхает. Да, дела серьёзные. Входит Иношка с подносом, ставит на стол тарелки, чашку лучшего заграничного кофа, запотевший графинчик и стопочку. - С утра не пью. – И отодвигает графин. Хосок Андреевич принимается за еду, но тут же продолжает: - Гость важный, сами знаете, Мадам. Требуется встретить по высшему разряду, и его, и других достойных господ, кои будут решать свои вопросы этим вечером. Поговаривают, что будет даже какой-то министр из страны Китайской, у них имена чудные, я не запомнил... да нас это и не касается. - Но какую роль в этих сделках вы отводите моему скромному кабачку, Хосок Андреевич, мой светлый князь? В Петербурге наберется с десяток достойных гостиниц, трактиров и рестораций, которые почтут за честь... Хосок поднимает руку в упреждающем жесте, и говорит очень серьёзно. Мадам кажется даже, что он взволнован. - По раздобытой мной информации, душенька, Граф Кепчатый, как и его друзья, страшно любят срамные танцы. - О, вот как. - Ну а где, кроме как не у вас, вот тут, моя радость, можно получить и абсенту, и водки, и опиуму, и танцев именно таких? Ну же, я не Генерал Полиции, передо мной-то можете не изображать. - Он снова улыбается своей ангельской улыбкой, способной расположить к себе хоть самого дьявола. - Я щедро заплачу, всем вашим девочкам хватит на обновки... - Девочкам? Мадам Ян-Сковородкина отнюдь не из тех особ, что упустит свое, к тому же, пуще прежнего укрепить дружбу со столь надежным защитником - это слишком соблазнительная перспектива, так что спора не выходит. - Нужны девочки, будут девочки. Илья! Илья, пьянь ты подзаборная, быстро умойся, причешись, и отправляйся в Квартирный Дом на Литейном, чтобы все были здесь через час. Я имею в виду - все, до единого, включая Гуньку и Сондже Алексеевича. Нам предстоит работенка. Илья, от командного тона начальства моментально протрезвев, вскакивает, зачем-то отдает честь, и исчезает из поля зрения. - Ох, - Хосок, кажется, немного смущён. - Ох, ну и горячая ж вы штучка, Мадам! Эх, был бы я свободен... - Был бы я свободен, - воркует Мадам, выделяя ударением местоимение, а потом осторожно касается ладони своего покровителя очень недвусмысленно. - Но, увы... когда будут гости? - Нынче вечером, часиков эдак после семи. Будет их пятеро, включая Графа. У вас сколько... эм... танцовщиц? Мадам быстро подсчитывает в уме, а потом машет рукой и смеется из-за веера: - Сам танцевать выйду! А значит, ровно дюжина. Но вы уж, Хосок Андреевич, светлый князь, не обидьте моих, они у меня смелые и опытные, но, всё же не девочки... такие труды, такие старания... - Ну что вы, - Хосок облегченно выдыхает, - ну что вы, Мадам, как можно? Ни о чем не беспокойтесь, делайте свое дело, а я уж отблагодарю, будьте покойны. Только танцы устройте посрамней да повеселей. * - Так, цыпляточки, - строго говорит Мадам, выстроив перед собой всех подчиненных и обведя их придирчивым взглядом. - Сегодня вы у меня - девочки. А где Джинхо?! В резко поднявшемся гвалте (не зря часть из них именует себя «Горлопанами»), Мадам разбирает «он ещё почивать изволит, но скоро будет». - Значит, будет танцевать во главе стола. А хоть пискнет в ответ - выгоню взашей. - Какие девочки?? От чего - девочки?? - Красивые, - опасно воркует Мадам, - внимательные, весёлые, а главное - совершенно не скромные. Ох, ну что же вы так волнуетесь? Школ не кончали, работать не хотите, а заработать нужно? Благодарить должны меня за то, что я такую возможность выискал... Мадам вкратце объясняет суть предстоящего мероприятия, и начинает командовать: - Гунька! Лисицын! Иди сюда сейчас же! Ты у нас сегодня... Мамзель Алиса. Да, Алиса. Иностранная гостья... Ты же умеешь на басурманском разговаривать. - На японском, - обиженно тянет Гунька, но, в целом, он как-то не против намечающегося праздника. - Вот и говори. И не вздумай ни слова по-русски сказать, понял? Так, кто дальше... Хи! А ты... а ты просто танцуй, моё золотко, платье только покрасивее надень... Ох, какие жертвы, какие лишения я терплю ради вас, мои цыплятки! Сынхи Артёмович Чехов, двадцати трёх лет от роду, названный, ни много, ни мало, в честь самой Фрау Хи, когда-то оказавшей его батюшке пару неоценимых услуг, покорно тупит взор и кивает. Потому что сам виноват, нечего было с Мадам связываться, а теперь трепыхаться поздно, ничего не поделаешь. - Сондже Алексеевич, свет мой. Вы сегодня уж займитесь разливом, да приведите наш кабак в порядок. Девочка из вас выйдет сомнительная, да и небезопасно моим феечкам одним, без мужского надсмотру. Гючан смотрит на Мадам с немым вопросом. Потом, для усиления эффекта, поигрывает плечевыми и грудными мышцами. Потом даже хмурит густые брови, и спрашивает короткое "м?". Мадам смеётся, прикрыв рот веером. - Ах, ну не гляди так сердито, моя радость! Не хочешь платье, не надевай! Поставлю тебя сегодня полицаем, пусть господа гости понимают, что у меня приличное заведение, властями охраняемое. Среди работников "Королевств и Горлопанов" сначала поднимаются волнения, но, вскоре, они переходят в ажитацию. По указу Мадам всё тот же Илья, всегда работающий на посылках, отправляется в Петербургский Драматический Театр, где главным костюмером служит Тэн Читтапорнофф - заграничный мастер швейных дел, являющийся близким странным другом Ян-Сковородкиной, по этой самой дружбе согласившийся, тайно от Режиссера, одолжить необходимые костюмы. - Так, детки, быстренько начинаем репетиции! – Мадам хлопает в ладоши, призывая всех к порядку, и только что найденные под ближайшим мостом музыканты, именующие себя «группировка Большой Взрыв» принимается тянуть струны и дуть в дудки. - А может, я Тэхёну Сергеевичу телеграмму отправлю? Он цыган, как-никак, у него, поговаривают, даже медведь имеется… с цыганами веселее! – предлагает Сынхи, в душе имеющий к вышеуказанному Тэхёну сердечную страсть. - Не надо цыган! – голосят все пятеро музыкантов, и размахивают руками. – Мы сейчас устроим веселье! У нас есть отличная песня «бам-бам-бам», ох и пляски же можно под неё устроить! Срамные до предела! Мадам взмахом изящной руки просит продемонстрировать, и усаживается с рюмочкой портвейну за стол, искоса наблюдая за тем, как Гунька с Иношкой облачаются в совершенно непотребные платья и чулки. Загляденье! - Если Граф Кепчатый останется доволен, я всех вас распущу на неделю, обещаю. Разъедетесь по пансионам да игорным домам, в Петергоф да в Гатчину, да хоть в Москву! А сам… Мадам не договаривает, потому что Сынхи Артёмович (всё ещё имея в душе страсть к некоему цыганскому сыну) зыркает на него столь яростно, что все как-то отводят взгляды и начинают проявлять повышенный интерес с костюмам и музицированию отнюдь не цыганского коллектива. К трём часам по полудни заявляется сонный Джинхо, с дымящей папироской в зубах, уткнувшийся взглядом в томик сочинений одного из самых популярных поэтов современности. Джинхо – душа тонкая и лирическая, от того падкая к растлению и сраму, стыда вовсе не знающая. Войдя в стены родного кабака, этот достойный юноша отвлекается от чтения, тихо бормочет «… и глаз твоих неугасающие солнца… слабовата метафора…», а потом оглядывает публику, и широко ухмыляется. - Ну сударь, Гунька, кто ж под фиалковое платье алые чулки надевает? Вы как в первый раз, честное слово… - Да я, как бы, в первый. Джинхо хохочет себе, но тут же достаёт из общего вороха чулки иного цвета, протягивает немного удивлённым друзьям, и идёт осматривать остальных. - У нас веселье нынче? Мадам, вы сегодня прекрасно выглядите. Мадам хлопает накрашенными глазами, а потом оставляет попытки рассердиться на чертяку, и только смеётся, раскуривая тонкую трубочку. И рассказывает сценарий нынешних увеселений ещё раз. Джинхо у Мадам в любимчиках. К шести вечера кабак блистает чистотой, стойка полнится бутылками с разнообразной выпивкой, посуда намыта, Сондже Алексеевич застёгивает щегольской камзол европейского покроя и даже соглашается достать прабабушкин хрусталь из самых дальних погребов – в отпуск уж слишком хочется, так что приходится постараться. Прозванный на сегодня Лиличкой Сынджун Петрович, кузнецкий сын, берёт краски и ароматы, что Мадам пожертвовал ради всеобщего блага, и наводит на всех лицах марафет. На удивление, каждый из «Королевств и Горлопанов» так увлекается процессами подготовки, что недовольных уже и не остаётся. - Едут, едут! – кричит Иношка, выглянув в окно, и барышни однодневные замирают в предвкушении, Мадам встаёт у входных дверей, набив трубочку, и смотрит томно, заранее, чтобы не пропустить момент. А потом открывается дверь, и в кабак входит сам Граф Ян Хёнсокович Кепчатый, в окружении господ знатных и сплошь заграничных. Квинтет «Группировка Большой Взрыв» заводит незатейливую, слегка цыганскую мелодию, а Мадам представляет своих девочек. Вечер обещает быть томным. ПС: - Ох, Мадам, - Хосок Андреевич галантно целует подставленную ручку, и улыбается почти влюблённо. – Простите великодушно, что задержал с последней выплатой. Но я исправился, а двадцать золотых рублей лишком, я уверен, смогут растопить ваши обиды. - Какие обиды, душа моя, - улыбается Мадам Ян-Сковородкина, принимая увесистый шитой кошель из рук своего благодетеля. – Право слово, я всё понимаю. Главное, что теперь мы в расчете. - А не нальёте ли вы мне потрвешку, граммчиков сто? Мадам хлопает в ладоши, от чего мирно дремлющий Илья вздрагивает, промаргивается и несётся выполнять поручение. Господин Ланской-Рогатых разворачивается на стуле, и самым довольным взглядом смотрит на танцующих в центре зала юношей. Танцы у них теперь, конечно, не такие уж срамные, как для высоких гостей, но посмотреть всё равно приятно. - А Графа Кепчатого, - говорит Хосок Андреевич, дёрнув портвейну, - указом царским в Сибирь сослали. - Да вы что, батюшка! Как же так? - Да-да, в Сибирь, душенька. На каторгу. Он, говорят, многие грехи совершил, срамные заведения обеспечивал, да девок гулящих поставлял высокой публике… - Ах, - поражается Мадам, раскурив трубочку, - о, времена, о, нравы! - Золотые слова, матушка. Как же хорошо, что мы с вами не имеем к его делам совершенно никакого отношения. Не правда ли?
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.