Хищный лиловый

Фёдор Достоевский- стратег, демон, холодный ко всем и всему… Но к нему, у него другое обращение. Он позволяет ему обнимать его и называть «Дост-кун» и совсем не злиться. Тёплые вечера, когда Достоевский, вернувшись домой, снимал плащ и садился на кровать, чтобы почитать что-то новое, тогда Гоголь устраивался сзади и обняв его прижимался щекой к плечу Фёдора, а потом медленно переходил выше, целовал или просто прижимался в изгибе изящной, мраморной шеи и молочного плечика. Их отношения были странными. Они не встречались, не говорили о том что любят друг друга, точнее так говорил только Гоголь. Он много раз думал об этом, но никак не мог понять что делать, чтобы не зайти в тупик. Даже Дазай, Ацуши и Шибусава смогли сделать так чтобы комфортно было всем. Даа, он помнил как они с Достоевским наблюдали за ними…

***

Стоя на мосту, Дазай посмотрел на Ацуши и всё же произнёс: —Ацуши, кого из нас ты выберешь? Ацуши стояла и смотрела то на Дазая, то на Шибусаву, но она не могла выбрать, её сердце принадлежало им обоим. —Я-я не знаю… Я одинаково вас люблю и совсем не могу сказать люблю я кого-то больше или меньше…- она виновато опустила голову и хотела заплакать. —Хммм…- протянул Дазай, но его озарила мысль.—Тогда… Никого не выбирай, мы оба останемся с тобой.- он взял её за руку и приобнял с одной стороны, зарываясь носом в белоснежные волосы. Шибусава, который не хотел отставать, тоже обнял Ацуши, но только с другой стороны.

***

Тогда она стала принадлежать им обоим, но тут ситуация немного сложнее. Гоголь не мог понять что чувствует Достоевский и вряд ли бы смог, но тем не менее, он всё равно каждый вечер наблюдает как Фёдор садится по середине кровати, а потом присоединяется к нему. Вот и этот вечер не был исключением. Весь день что Гоголь провёл не только с Достоевским, но и Пушкиным и Гончаровым, которые просто выводили его из себя, был убийственным и он хотел чтобы быстрее наступило его время. Наконец-то вернувшись домой, он сбегал в душ и зайдя в спальню, не теряя времени, сел сзади Фёдора, прижимаясь не к плечу, а к мягким иссиня-чёрным волосам. И будто изголодавшийся зверь, он набросился на шейку Феди, целуя нежно, затяжно, будто пробуя, но не настолько сильно чтобы остался засос или след от зубов, это Фёдор ненавидил больше всего, поэтому он никогда не клеймил его кожу засосами или метками. —Что-то случилось? — спросил Достоевский, отрываясь от книги и поворачивая голову в сторону Гоголя. —Нет… Оторвавшись от излюбленного занятия, он посмотрел в лицо любимого. Фёдор замер, с удивлением смотря в эти странные, не совсем родные черты лица к которым он привык. Вместо весёлой ухмылки-улыбки и ярких голубых глаз, в которых так и плескался азарт, перед ним были затянутые дымкой наслаждения и чего-то нечитанного глаза и чуть приоткрытый, слабый оскал. —Ты какой-то странный.- сказал Достоевский, не прекращая смотреть ему в глаза. —Тебе показалось.- он сказал это безразлично, вновь прильнув к снежной коже.—Дост-кун, тебе не кажутся наши отношения странными, если их можно так назвать? —Нет, с чего ты это взял? Гоголь нахмурился и остановился, всё-таки оставляя маленький засос. —Правда? Разве не странно что мы целуемся, я схожу с ума когда утыкаюсь в твою шею, спим вместе, но наши взаимоотношения не назовёшь любовью? Или как бы далеко мы не заходили, то большой близостью это и не назвать… Лучше скажи мне, ты меня любишь? Я тебе нравлюсь? — он продолжил целовать кожу, так что она покраснела. —Я не знаю… Гоголь остановился, а потом и вовсе отстранился, ложась под одеяло и бросив всего лишь: —Понятно… Спокойной ночи. Провалился в мир Морфея, а Федя, не понявший что произошло, так и остался сидеть на кровати с книгой в руках. Ночью, они по привычке легли в обнимку, но утро никак не обрадовало Фёдора. Проснулся он от неприятного чувства холода и одиночества. Как оказалось просторная постель пустовала, а источник тепла, ушёл куда-то, судя по всему давно. Одинокий завтрак и весь день без дела и азартного-горя, сделали день самым отвратным, но ладно бы только день, лечь спать пришлось тоже без солнца. Даже просидев до глубокой ночи, он так и не дождался блондина. Такое продолжалось около месяца… Пропали тёплые вечера, весёлые завтраки, уютные пробуждения, даже пересечься было почти невозможно. Такой расклад дел не то что раздражал и бесил Фёдора, он заставлял чувствовать одиночество и пустоту, к которым, между прочим, Фёдор давно привык.

***

Придя домой на пару часов раньше обычного, он проходил мимо кухни и увидел Гоголя. Этот стервец стоял в одних шортах и с мокрыми волосами, что-то готовя и искрясь от радости. Фёдор почувствовал какой-то укол, ведь эта радость была вызвана явно не его присутствием. Но больше удивило и как-то раздражило, так это засос рядом с ключицей. Не задерживаясь в дверях, он пошёл в комнату, дабы переодеться. Начав снимать водолазку, он задумался о Гоголе. —"А ведь какой бы прилипалой он не был, без него одиноко и тоскливо… Скучно… Неужели его так задели мои слова?» — озарение к Фёдору пришло только сейчас. А ведь всё было не так как он думал. Гоголь просто хотел дать ему свободу, он подумал что ему надоедают эти поцелуи и вечера, но он никак не хотел причинять Достоевскому неудобства. Поднявшись в спальню Николай хотел надеть рубашку, но увидев Фёдора, удивился. —Привет.- сказал он привлекая внимание Гоголя. —А, да. Привет…- он немного замялся, не зная что сказать и начиная почёсывать затылок. —Что это?— спросил Достоевский, уже читая свежий номер какого-то журнала про искусство. —А? О чём ты?— Гоголь удивлённо вскинул брови и посмотрел на предмет воздыхания. —Засос рядом с ключицей.— лиловые пронзающие глаза, будто видели всё насквозь. Он глянул на засос, а потом на его обладателя. —А это… Нууу…— Николай так и стоял в дверях. —И кто же его поставил?— Фёдор хотел узнать, что за смертный сделал это. —Никто.— резко выпалил Гоголь. Фёдор поморщился и чуть слышно хмыкнул. —Помнишь наш последний разговор? —Да…- сказал Гоголь уже накинув рубашку и застёгивая пуговицы до середины. —Ты тогда спросил люблю ли я тебя. Что ж, в качестве ответа, я кое-что сделаю. Подойди сюда. Гоголь с замиранием сердца, подошёл к кровати, готовясь ко всему что может случиться. —Садись рядом. Он послушался и сел рядом на колени, чуть разведя ноги и поставив между них руки, опираясь на них. Отложив книгу в сторону и разворачиваясь к Гоголю, он прикрыл глаза и глубоко вздохнул. —Наклонись ко мне.- сказал он, открыв глаза. Он выполнил указ и ждал дальше. Фёдор притянул Гоголя к себе за шею и томно прошептал в самое ухо: —Никто не имеет право трогать МОЁ, а уж тем более клеймить метками. Я ясно объясняю? А иначе последствия будут крайне плачевными. По коже Гоголя пронесся табун мурашек и его будто окатило ледяной водой. Фёдор укусил его за мочку уха, чуть ли не до крови, а потом будто извиняясь он облизал её, спускаясь к ключицам, кусая, целуя и клеймя отметинами, показывая свои права. Ярко-лиловые, безжизненные глаза, заволокло пеленой желания и похоти. Прильнув губами к губам, положив руки Гоголю на плечи, он повалил его, садясь на бёдра и любуясь своей работой, Фёдор был явно доволен такой картиной: покрасневшее личико, частое дыхание, растрёпанный вид, росыпь засосов на груди, укусы. Ну прям красота~ не иначе. Такой Гоголь, явно нравился Достоевскому больше. Опять прильнув к губам, он целовал нежно, но настойчиво. Покусывая и оттягивая нижнюю губу. Чуть сильнее прикусив, он заставил Гоголя открыть рот, впуская Достоевского и давая разрешение на хозяйничество. Их языки танцевали жгучий танец, сплетаясь или еле соприкасаясь. Когда воздуха стало катастрофически не хватать, Фёдор отстранился, давая Гоголю сделать вдох. Расстегнув ещё две пуговицы, он провёл рукой по груди, задевая соски и слушая протяжный и еле сдавленный стон, который сносил крышу и заставлял чувствовать власть над своим любимым. Опустив голову, он чуть дунул на сосок, а потом легонько коснулся кончиком языка, заставляя Гоголя выгнуться до хруста в спине. Он ещё немного подразнил его, но всё же вобрал бусину в рот. У Гоголя аж дыхание перехватило, от такого фонтана эмоций. Отстранившись, Достоевский снова поцеловал Гоголя, попутно пытаясь снять с него штаны. Сознание, которое до этого было в океане наслаждения, резко вернулось в реальность. А всё потому что даже сам Гоголь забыл тот факт, что он… Девственник. Порядком испугавшись, он схватил Фёдора за руку, останавливая и обращая на себя внимание. Достоевский посмотрел на Гоголя и понял его испуг. Поднявшись на уровень его лица, он ласково сказал: —Тебе нечего бояться. Я подготовлю тебя, хорошо? — они прикоснулись носом к носу и напряжения блондина быстро улетучилось, опять уступая место наслаждению.—Расслабся, думай обо мне или том что тебе нравится.- стянув с Гоголя штаны, он поцеловал внутреннюю часть бедра и посмотрел на него диким, но нежным взглядом. Понемногу он добирался до заветного места, целуя, ставя красные метки, а иногда и кусая, он сводил Гоголя с ума. Наконец-то добравшись до трусов блондина, он аккуратно подцепил резинку трусов и из-под ткани, показался налившийся кровью орган, стоящий колом. Фёдор несколько раз провёл рукой от начала до основания, но этого хватило чтобы Гоголь кончил. Попробовав белую жидкость с кончика пальца, он поднялся, протягивая руку к губам Николая. Поняв что от него хотят, он вобрал их в рот, тщательно облизывая и посасывая. Вытащив, из влажного ротика Гоголя, пальцы, он аккуратно приставил их к маленькому колечку мышц, заставляя блондина сжаться. Фёдор ввёл сначала один палец, слегка двигая им. Сжавшись, Гоголь вцепился в спину Фёдора. —Тише-тише, успокойся малыш~- и он поцеловал его в висок, медленно переходя на щёки, губы, нос и лоб. Когда он ввёл второй палец, у Гоголя началась тихая истерика, он не плакал, но забрыкался, пытаясь избавиться от дискомфорта. —Подожди немного, малыш. Если я тебя не растяну, то будет очень больно, а ты же этого не хочешь, правда? Он отрицательно помотал головой. Достоевский опять поцеловал Гоголя, чтобы хоть чуть-чуть отвлечь его от дискомфорта. Разорвав поцелуй, Фёдор начал осыпать щёки, его солнца, поцелуями. Он растягивал его, раздвигая пальцы на манер ножниц. —Фёдоор…- протяжно проскулил блондин и до него дошло, что он задел то самое место. Опять попав по нему, Гоголь до хруста прогнулся в спине и схватил его за плечи, часто задышав. Поняв что уже достаточно растянул его, Фёдор вытащил пальцы и избавился от своих брюк и белья. Он поднял Гоголя так чтобы он держался за его плечи. Размазав предэякулят по всему органу, он приставил его к заднему проходу. Отвлекая Николая поцелуем, Дост резко вошёл в него на всю длину и, о господи, это было великолепно, внутри было горячо и узко, что было ни с чем не сравнимое удовольствие. Из зажмуренных глаз Гоголя, брызнули слёзы, крупными каплями стекая по белым щекам, что явно не пришлось по душе Фёдору. Он начал вытирать их и целовать красные щёки, шепча нежности, которые могли бы его успокоить. Через пару минут, Гоголь кивнул, подавая знак того что Фёдор может двигаться. Первые несколько толчков, всё ещё отдавались болью, но не такой чтобы просить остановиться, поэтому он смиренно терпел, аккуратно насаживаясь на член. Фёдор видел напряжение Гоголя, поэтому старательно пытался найти простату, ведь только так можно было заставить его расслабиться и получать удовольствие как и сам Федя. И вот… Громкий несдержанный стон озарил комнату, а спина Фёдора покрылась множеством ярких полос, а из некоторых начала идти кровь. —"Нашёл» С каждым новым толчком, вскрики Гоголя становились всё громче и громче, а дыхание сбитым и частым. Упиваясь ими и прижимая к себе столь желанное тело, он целовал его до потери пульса, до ярких пятен перед глазами, нежно, страстно, кусаче, почти не касаясь, натягивая ниточки слюны, которые только придавали сексуальности и так разгарячённой атмосфере. Затяжно, страстно, дико, будто наркоман принимает последнюю дозу, они целовались, слиялись в одно целое. Кончив вместе, Гоголь вскрикнул и обмяк, обессиленно упав на Фёдора, переводя дыхание, и пряча голову в изгибе плеча и шеи. Спина Фёдора болела и горела, но боль была на втором плане, сейчас ему был важен только Гоголь и его состояние. —Ты в порядке? — отдышавшись спросил Фёдор. —Да… Только… —Что-то не так? Я сделал тебе больно? —Нет, просто… Так хочется спать…- и он зевнул, сильнее прижимаясь к безумцу., обхватывая его шею в кольцо рук. —В таком случае…- Фёдор приподнял его, вытаскивая орган и уложил на простынь. Взяв в руки одеяло, он накрыл себя и любимого, ложась рядом, но не обнимая. —Фёдор… —М?— спросил уже засыпающий Фёдор. —Обними меня пожалуйста.- он посмотрел на него так жалобно, что Фёдор просто не мог сдержаться. —Спи, малыш.- он прижал его к себе и зарылся в копну золотых волос.—Спи, ни о чём не думай.

***

Проснувшись на следующий день, Гоголь понял, что лежит в постели один, что явно его расстроило. Открыв глаза, он увидел чашку, в которой обычно пил кофе, от неё тонкой струйкой шёл пар. Повернув голову, он увидел спину Фёдора, который как не в чём не бывало читал новенькую книгу. Одет он был, в свою любимую чёрную рубашку и брюки. —Фёдор...? Вздрогнув, он повернулся и улыбнувшись, встал с другого края кровати, он подошёл к нему, садясь рядом. —Ничего не болит?- немного обеспокоенно спросил он. —Нет... Ты точно Дост-кун?- спросил Гоголь, подозрительно прищурившись. —Да... Ты чего, не узнал меня?- Федя хотел было начать паниковать. —Успокойся, я просто шучу. Ты повёл себя не как обычно, вот я и заволновался. —Всмысле? —Ты выглядел обеспокоенным обо мне, хотя обычно...- Гоголь решил недоговаривать. —Хотя...? —Нууу, редко беспокоился обо мне, когда со мной что-то случалось, вот я и удивился. —Прости меня...- рассеянно и с долей вины, тихо сказал Достоевский. —Всё хорошо, только вот... —Что? —Зад болит.— Гоголь поморщился, вспоминая о боли в мягком месте. —Прости... —Тебе же надо идти, а то опоздаешь. —Нет. Сегодня, я останусь с тобой.- он немного улыбнулся и начал расстегивать рубашку и брюки. —Правда? —Да.- он лёг под одеяло, прижался к Гоголю и уткнулся носом макушку, чувствуя как тёплые губы уткнулись в ключицу, легонько целуя. Спи, малыш~

***

Фёдор позволял обнимать себя, Фёдор брал. Так было всегда. Для Гоголя существовал лишь Фёдор и может быть раньше, он не мог мечтать о том они будут настолько близки, но сейчас они есть друг у друга. Нежные, страстные, спокойные, дикие. Они любят, желают... В их отношениях нет только Фёдора, теперь есть они. Теперь будет так. Пока один позволяет, другой будет брать.