We will end this war

      Солдат находился при новом командире десять дней и три часа, прошёл тесты местных техников и уже успел оценить новую рабочую базу.       (сто три этажа, центр Манхеттена, управляется искусственным интеллектом, вероятность нападения в пределах здания не высчитывается, уровень подготовки к принятию Солдата на вооружение — ноль).       Заданий не было. Тренировок не было. Подготовки к переводу в камеру хранения не было.       Вместо этого был выдан новый объект.

***

      Присутствие объекта было допустимым.       Это было первым, что Солдат смог почувствовать к новому лицу в своём окружении: он всем существом ощутил спокойствие и уверенность в себе вошедшего в помещение объекта.       (тринадцать на четырнадцать с четвертью метров, окна во всю западную стену, два — открыты нараспашку, вероятность засады в здании напротив — нулевая, слишком высоко)       От неё не исходило опасности, как от того, кто привёл их с командиром на этот этаж.       (плавающая цель номер три приказа за шестнадцатое декабря девяносто первого, потенциал опасности — семь из десяти)       Нахождение вблизи объекта не раздражало.       Солдат сразу обратил внимание на нарушение инструкции: на объекте не было халата. Но объект не был техником или лаборантом, а значит, имел право на послабление в инструкции в работе с Солдатом. Зато объект четко соблюдала нормы поведения.       (собранные в хвост волосы, минимум защитного грима, полное отсутствие отвлекающих внимание модернизаций формы. Вариант обмундирования — надстройка программы перед заданием)       Близость объекта не мешала.       Какое-то время Солдат и вовсе не обращал внимания на то, что говорит голос. Спокойный, немного отстранённый, ничуть не осторожный, как это иногда случалось с новым командиром.       (метр восемьдесят восемь в высоту, сто девять килограмм живого веса; высокий болевой порог, модификант; уровень опасности — девять из десяти, имеет доступ к протоколу деактивации «я с тобой до конца»)       Действия объекта приемлемы.       Объект не отличался мобильностью, когда рядом был Солдат. Он знал, что объект был абсолютно здоров, но во время сеансов она не проявляла желания перемещаться из своего кресла напротив, всегда наливала две кружки горячего напитка и не отводила взгляд, как это делали другие.       Объект получил приоритетный статус.       Солдат точно знал, когда это случилось. Он чувствовал непривычное тепло внутри, когда видел её мягкую улыбку во время рассказов про какие-то странные, ненужные Солдату вещи. Взгляд всё время полз вверх, чтобы увидеть, как играет свет солнца из открытого окна на её мягких волосах.       Это было… приятно.       Он видел её хрупкость.       Её хотелось защищать. И Солдат не знал, как так вышло, что к командиру вдруг приравнялся посторонний объект.       (Офелия, свет уходит с её лица, когда он называет её объектом)       Ему… нравилось быть рядом с ней…       Ему нравилось спарринговать с командиром — со Стивом. Стив был чуть менее манёвренным, пропускал некоторые из его ударов, но неизменно выводил их учебные бои к ничьей. Но в этот раз тренировка затянулась.       Солдат лишь краем глаза заметил циферблат часов, большая стрелка которых едва-едва заступила на четвёртую четверть.       Руки сжались сами собой.       Но командир (Стив) вдруг откатился в сторону, поднял руки, признавая поражение, посмотрел цепко.       — Закончили, Бак?       Он кивнул. И, развернувшись, поспешил исчезнуть из спортзала.       … И наблюдать за её движениями.       Стиву потребовалось полчаса, чтобы отыскать подопечного. Солдат… Баки… он. Он подумал, что это непростительно для командира, но, кажется, тот волновался исключительно за то, что случилось в спортзале — кажется, именно об этом ком… Стив говорил объекту. Офелии.       Но ему… Баки… не было дела до того, о чём они говорят. Дела Командира и Объекта — это дела Стива и Офелии. Баки должен был… (ему хотелось?) другого. Он знал, что Солдата привели сюда, чтобы слушать. Но Баки хотел смотреть.       И он смотрел, не пытаясь потушить тепло в груди, и думал, что мог бы сбегать из спортзала чаще, чтобы Офелия поднималась со своего места — плавно, словно танцовщица, проводила по его плечу тонкими пальчиками, извиняясь — и плыла, покачивая бёдрами, в сторону двери, где ждал Стив.       Но Баки слушал её, и понимал, что хочет ответить.       — Чего ты хочешь?       Она спрашивала каждый раз, и каждый раз Солдат молча поднимался со своего места, понимая, что их время подошло к концу.       Но сегодня он хотел… собирался высказаться.       — Я… хочу завершить войну.       Офелия прищурилась словно бы удивлённо, но тут же подобралась, улыбнулась счастливо.       — Вы слушали то, что я говорила, — мягко протянула она. — Похвально.       — Вас трудно не услышать, мэм, — пожал плечами он.       — Если у вас есть ещё какие-то мысли…       Он поднялся на ноги.       Она улыбнулась.       — Что ж, тогда до завтра, милый.       Он готов был сделать что угодно, чтобы порадовать её.       — Ваш друг делает семимильные шаги, Стив. Я думаю, вывести его в люди — неплохая идея, вам не кажется?       — Только если Баки захочет.       — Я хочу, — оба вскинули на него взгляды. — Правда.       Офелия сверкнула довольной улыбкой, отразившейся и на лице Баки тоже.       Он — ещё не Баки, уже не Солдат — был влюблён.       Это была их… шестая прогулка. Стива рядом не было — его и Старка (Стиву не нравилось то, как Баки называл его раньше, пришлось уступить) вызвал в ЩИТ Фьюри.       — Знаю небольшую, но уютную кофейню чуть дальше по улице, — потянув его дальше парка, в котором они бывали раньше, пояснила Офелия.       Кофейня была пустой: только две официантки сидели за одним из столов и обсуждали что-то тихим шёпотом.       Им принесли заказанный кофе; Баки мысленно пытался примерить на Офелию тихое «мадам» — так к ней обратилась одна из официанток.       И раздавлен.       — Мадам Гидра, вы уверены, что всё прошло удачно?       Тихий голос официантки ворвался в ещё сонное сознание, прошивая его насквозь, заставляя резко подобраться, напружиниться — и приготовиться дать дёру. Он расслабился, и их с Офелией накрыли.       Если с ней что-то случится…       — Более чем, — прозвучал мягкий, знакомый до последнего полутона голос Офелии. — А теперь иди. Нам с Баки нужно поговорить.       Тихий писк официантки, девчонки ещё, по сути, быстрые удаляющиеся шаги и шум захлопнувшейся двери спустя он открыл глаза.       И с недоумением осмотрел обычный, пусть и весьма скудно обставленный, кабинет.       — Ожидал увидеть лабораторию? — мягко улыбнулась Офелия, подходя ближе. А потом вдруг устроилась в кресле напротив — как и всегда на их сеансах, закинула ногу на ногу, повела рукой, предлагая устроиться поудобнее.       Он не пошевелился. В голове было подозрительно пусто.       — Ну вот, мы вернулись к началу, — Офелия тяжело вздохнула, словно ей и вправду было жаль. — Ну что ж. Надеюсь только, в этот раз ты будешь слушать так же внимательно.       Она помолчала немного, словно в задумчивости провела пальцем по мягким алым губам.       — Зимний Солдат был незаменимым оружием Гидры, лучшим в своём роде, — наконец, произнесла она. — Он безупречно выполнял те поручения, за которые не рискнул бы взяться никто, и никогда не оставлял следов.       — Я был там, — прикрыл глаза Баки. Он понимал что вполне может встать, в два шага добраться до этой женщины и — нет, не убить, убить он бы не смог — вырубить. А потом… здесь есть окна, два, по обыкновению, открыты. Он смог бы выбраться, найти Стива.       Но не хотел.       — О, значит, мы откатились не так далеко, как я боялась, — радостно отметила его собеседница, одним этим возвращая его в тот самый, родной кабинет — тринадцать на четырнадцать с четвертью метров, окна во всю западную стену, два — открыты на распашку.       Когда она была его психологом, а он — её пациентом.       — Ты был слишком дорогой игрушкой, — разорвал в клочки картинку из недавних воспоминаний голос Офелии. Мадам Гидры. — Да и поводок всегда оказывался в руках бездарей, уж извини мне мою прямоту.       — Но ты, разумеется, другое дело, — он скосил на неё взгляд, ожидая реакции.       По губам её растеклась улыбка. Всё такая же нежная и ласковая, и в груди против воли снова расцветает яркий огонёк влюблённости.       — Чего ты добиваешься? Кодов нет, ты не сможешь взять меня под контроль, — он поднялся с дивана, наклонился вперёд, заглянул в голубые глаза. — И… ты сама помогла уничтожить Солдата. Его больше нет, — он и сам понимал, что лукавил — и, судя по насмешливому огоньку, промелькнувшему в её взгляде, она это знала. Но…       Но.       — Разве это расходится с тем, что я уже сказала? — она чуть нагнулась вперёд, к нему, с нежностью провела рукой по щеке. — Солдат — слишком дорогая, неуравновешенная игрушка, требующая постоянного технического обслуживания. Это технология прошлого века.       Баки сглотнул.       — Не думаешь же ты…       — Что ты присоединишься ко мне добровольно? — она покачала головой. — Было бы неплохо, но это так напряжно… — она повела плечом, покрутила рукой в воздухе. — Не хотелось бы приютить на груди предателя, сливающего информацию Капитану Америка. Мы пошли другим путём.       — Я не вернусь в кресло, — сжал подлокотники Баки.       — Но ты уже в нём, — напомнила Офелия.       Баки замер.       Улыбка Офелии стала шире.       — В сообразительности тебе не откажешь, — она откинулась на своём кресле, провела рукой по ноге. — Приятно было видеть, как тебе нравится посещать наши встречи. А теперь, прости, но нам пора. Скоро вернётся Стив. Мы же не хотим волновать твоего друга, верно?       — Мы вернёмся? — вскинул голову он.       — Разумеется, — даже как-то удивлённо отреагировала она. — Стив не переживёт, если потеряет разом лучшего друга и невесту. А мне он нужен живым, как ты понимаешь, — она поднялась с места, направляясь к двери.       Огонёк, дрогнув, потух.       — Баки? Идём, нас ждут.       И он, неловко поднявшись с кресла, пошёл.       Чтобы, выходя за дверь, осознать — никакого кода она не читала.       — Мы завершим эту войну, Баки, — взяв его под руку, улыбнулась Офелия. — Хайль Гидра.       — Хайль, Гидра, — прошептали его губы в ответ.