Никогда

      Перепалки. Важная часть их жизни. Они никогда не перестанут. Даже когда находятся в одном помещении с кучей людей. Даже во время перемирия.       — Хочешь сказать, что ты более ценный кусок мяса, чем я? Ше-ше-ше… Не смеши меня! — шипит Расиэль и тут же вздрагивает от ощущения, что на него кто-то смотрит. Оборачивается. Натыкается на взгляд Занзаса. Нервно сглатывает.       Бельфегора не может не прорывать на улыбки в такие моменты, как Расиэль реагирует на босса, но, пожалуй, оставляет это без комментариев. Тут и так все понятно, по крайней мере для Принца.       — Ты ничерта не знаешь, — младший, словив какие-то свои психи и эмоции подскакивает со стула, залпом выпивает все содержимое стакана и с характерным звуком ставит его на стойку.       Расиэль замечает порыв брата и по-хорошему должен реагировать спокойно, выразить превосходство. Показать, как ему все равно. Но ему как раз не все равно.       Тем не менее, будучи человеком более воспитанным и выращенным в теплице дворцового этикета, он просто встает, выпрямляясь во весь свой рост и решает хотя бы не здесь. Желание вылить бокал вина ему на голову или на рубашку успешно подавлено, а сам сосуд отставлен в сторону.       Пальцы Расиэля цепкие, он вцепляется ими в руку брата, чувствуя, как ему противно. Просто потому что в нем течет та же кровь, в этом вся мерзость ситуации. Он тащит брата в глубь коридора, а затем залепляет звонкую пощечину. Возможно, по-женски. Но оттого не менее унизительно.       — Ше-ше-ше. Я не знаю? Ты, чертов… — он тут же кусает себя за нижнюю губу. Хочется назвать брата выродком, хочется сорваться, но он просто отпускает его и делает шаг назад. Расстояние. Дистанция. Этикет.       Потрошитель замолкает и опускает голову на пару секунд с легким поворотом вправо — как и шел удар. Обидно, твою мать. И никто никогда не поймет этих странных чувств, смешивающихся в странный коктейль, когда тебя бьет собственный брат. Брат, которого надо было убить еще в самом детстве, да что-то пошло не так.       — Да как ты. Смеешь вообще, — плечи начинают подрагивать, потому что Бел следом резко поднимает голову и смеется шипящим смехом. Потому что желание убить этого человека до сих пор в силе.       Потрошитель резко сокращает расстояние между ними, хватает Расиэля за заднюю часть шеи, в этот же момент свободной рукой бьет в солнечное сплетение, чтобы выбить воздух из легких. А затем, не жалея силы, ударяет лицом о свое колено, чтобы под конец брезгливо отпихнуть от себя. Расиэль позволяет ему ударить себя, позволяет изувечить лицо. Боль отрезвляет, боль снова пробуждает внутри те самые сильные чувства, ради которых хочется жить.       «Мы оба уроды. И оба — ненормальные». Эта фраза, пожалуй, описывала все эмоциональное состояние Расиэля на протяжении всей его жизни. И несмотря на огромную ненависть к их одинаковым с братом лицам, он обожал его. Обожал это лицо, которое должно быть только у одного. У него.       Как только брат отпускает, Расиэль сразу же хватает того за руку и, резко притягивая к себе, бьет того лбом в лоб. Да, это опасно для него же, но чего не сделаешь ради достижения цели? Он бьет вдобавок коленом в живот, сразу же после удара лбом в лоб и отходит на несколько шагов. Дыхание сбилось, а в глазах, если бы они были видны, горело безумие.       Удар лбом о лоб заставляет Бельфегора зажмуриться, но забить на появившееся головокружение, потому что оно сейчас слишком не важно. Затем от удара в живот сбивается дыхание, но на собственном состоянии не хочется заострять внимание, пока что — это такие мелочи. Придти в себя удается за считанные доли секунды, после чего заметить кинжалы и нахмуриться от сказанного. И правда. Белу вообще было плевать на, казалось бы давно умершего для него, брата, и справки наводить было уж точно некогда. Оставалось надеяться, что это незнание ситуации не слишком навредит Потрошителю в дальнейшем.       Расиэль отцепляет плащ, чтобы тот не мешался, швыряя тот куда-то в сторону, делает нервный жест рукой. Уже некоторое время он использовал уловку с кинжалами, которые были чуть тяжелее, чем у Бельфегора и имели иную форму. Он прятал их под одеждой. И сейчас, послышался щелчок, а в руку Расиэля скользнул один из таких кинжалов, а затем еще несколько.       — О, боги. Как ты мог? — его голос полон наигранности. Расиэль подносит руку к лицу и стирает выступившую кровь из носа, после его размазывает ту по пальцам. — Ты многого не знаешь обо мне, в то время как я собрал достаточно информации про твои трюки. Ше-ше-ше. Ну что, сыграем в вышибалы, братец? — Расиэль одним движением бросает в него четыре кинжала, кривя губы в ухмылке. Коридор не самое лучшее место, но для начала хватит. Как только оружие было брошено, он, скрипя зубами, призывает мышей. Атмосфера накаляется, ровно как и желание близнецов друг друга придушить.       Бельфегору приходится отпрянуть назад, к стене, уклониться от летящих кинжалов, хоть один из них проносится у самого плеча и прорывает фирменный китель, и это бесит. Варийская форма сковывает движение, поэтому, приходится скинуть куртку, чтобы вновь выпрямиться после уклонения от чужого оружия, в то время как в руке уже появилась порция стилетов.       — На выживание, разве что. Поехали, — шипящий смех проносится по коридору и ножи летят уже точно по направлению к Расиэлю, в то время как Бельфегор набивает им расстояние: ближний боль — явно не для варийца.       — Думаешь, тебе будет дано меньшее? — Расиэль шипяще смеется, а после высосывает довольно длинный язык, заливаясь истеричным хохотом. Пока что он был просто наигранным, а не настоящей истерикой, которая происходила в бою с Занзасом в одной из временной линии.       Еще некоторые стилеты летят по обе стороны стены коридора между братьями, уже с нитями, делая своеобразную ловушку и не давая сократить расстояние вот так просто: нити-то порезать можно, но на какие-никакие секунды время и силы будут потрачены.       Расиэля это забавляет. От обычных ножей он уворачивается играючи, используя гибкость своего тела, которой у брата тоже хоть отбавляй. Ему явно весело: пару раз Расиэль делает оборот вокруг собственной оси, а затем ловко переставляет ноги будто бы в танце, желая тем самым поддразнить брата еще больше. Расиэль уворачивается почти легко, это даже бесит Бельфегора, скорее не тот факт, что в него ничего не попало, а то, что он делал это еще так показушно.       Когда же в ход пошли стилеты с нитями, от тех, что пролетели по горизонтали, он уклонялся тем путем, что почти прогибался в мостик, а с остальными были сложнее — приходилось обходить, то и дело рискуя порезать себе что-нибудь. При этом, абсолютно не собираясь только обороняться, Расиэль отбивался от некоторых стилетов путем их столкновения со своими собственными. Внезапно он остановился, резким движением открывая коробочку.       Как только появились летучие мыши урагана, парень мазнул взглядом по ловушке из нитей, отделявшей их друг от друга. Последствия его уворотов. Они оба — по разные стороны. Расиэль криво улыбается, делая жест пальцами в сторону Бельфегора.       — Не думаю, что ты забыл их. Ше-ше-ше, — еще щелчок — и частота увеличивается, воздействуя прямиком на Бельфегора. — Я взорву тебе мозги. Я уничтожу твою нервную систему.       Летучие мыши заставили напрячься, в то время как по спине пробежал легкий холодок. Бельфегор помнит, что было в прошлый раз и прекрасно сейчас понимает, чем всё может кончиться. Не давая себе медлить, Принц зажигает кольцо Урагана и выпускает из коробочки Минка, который тут же привычным движением воротником ложится на шею хозяина.       — Эти малыши приносят много проблем, — нервно дернул уголками губ в улыбке и моментально направил норку в сторону брата. Та с легкостью огибала нити, прекрасно замечая их и стараясь не задеть, а после уже на молниеносной скорости последовала к Расиэлю, стараясь задеть того, в тот момент как блондин отшатывается назад и резко хватается за голову, едва сдерживая стон.       — Рас… Черт, — нужен просто точный удар по мельфиоровцу, чтобы тот хоть немного потерял контроль над своим пламенем. В то время как контролировать Минка в таком состоянии Белу тоже очень сложно, а усугублялось оно с каждой гребаной секундой.       Расиэль делает шаг назад, как только замечает белый мех норки среди нитей. Он коротким жестом пальцев направляет пламя и на нее, однако она все же успевает задеть когтями его щеку. Не то чтобы это наносит какой-то значительный урон, ведь его пламя действует гораздо быстрее и масштабнее: его просто выбивает из колеи голос брата, который звучит как-то не так. Он нервно сглатывает, смотря на него в упор, как только разобрался с норкой.       Минк наносит еще один удар, но этого, черт возьми, недостаточно, а Бел не может сосредоточиться и сопротивляться пламени, которое слишком сильно воздействует на психику. Принц упирается ладонью в стену, а колени предательски отказываются его держать, но, несмотря на почти стопроцентную вероятность падения на них, гордость превозмогает над физической болью и параличом всего тела, не давая поддаться такому унижению.       Расиэль абсолютно спокоен, но медленно садится на пол от переполнивших его чувств. Пламя все еще действует, в то время как он сам сначала закрывает лицо руками, а затем зарывается пальцами в свои волосы. Что, черт возьми, они творят на протяжении всей своей жизни?       Чем сильнее его эмоции, тем сильнее частоты пламени, испускаемые мышами. Плечи Расиэля подрагивают и трудно определить, то ли он смеется, то ли рыдает, причем беззвучно. Он издает сдавленный стон, а затем убирает руки от лица, на котором тут же появляется широкая улыбка. Его щеки влажные от слез, но он не прекращает улыбаться.       — Ше-ше-ше… Ше-ше-ше… Какой ты жалкий, брат мой. Какой отвратительный. Ты… Ты такой же. Такой же, — Расиэль смеется, а после направляется обратно, отзывая мышей, чтобы те пока остались с ними рядом. — Если ты хочешь когда-то снова выиграть у меня, то научись меня любить. Любить на грани ненависти. Я люблю тебя, потому что ты моя семья. Но знал бы ты, как я ненавижу сам факт твоего существования. Ше-ше-ше. Хотя нет. Последнее ты знаешь.       Принц упирается в пол, до дрожи в руках ненавидя сейчас и себя, и брата. Мало того, что проиграл. Так еще и ему. Так еще и позволил себя пощадить!       — Такого… никогда не случится, братец, — до сих пор противится своим же мыслям, эмоциям, и внятно даже для самого себя не может объяснить это все. Бел, наверное, ни одного человека в мире так сильно не ненавидит, как Расиэля. И при этом, ни один человек у него не вызывает такие яркие эмоции. Так что, что бы Потрошитель не говорил сейчас, правда скрыта где-то очень глубоко.       — В таком случае, тебе не победить меня. Никогда, — он возвращается в гостиную без плаща, чувствует запах табака с балкона, но не решается туда идти. Морщится, понимая, что из Мельфиоре сейчас в помещении единственный, но ничего не говорит. Он и один достаточно сильный, кто бы там что не говорил.