Там, где тепло

Странные ощущения приходят чуть позже, чем Лио думал — тогда, когда все заканчивается, солнце начинает подниматься над головой, а люди — решать, что восстанавливать первым. Город лежит в руинах, и от этого ветер кажется неправдоподобно холодным и сильным. По обнаженной коже бегут мурашки, и Лио ежится, пока они с Гало и его друзьями-пожарниками спускаются к машине. У Лио внутри недостаточно огня, чтобы согреться. Нет огня вообще, и от этого как-то совсем зябко, хотя солнце упорно трудится, чтобы согреть обновленную землю. Словно в груди пусто, пусть Лио и рад, что все Промары вернулись восвояси, и больше нет необходимости жечь все, сжигать все дотла, пытаясь прожить еще хоть сколько-то. Без них дышится свободно, но ужасно холодно — будто его снова заковали в лед, только на этот раз лед этот не причиняет страданий — одни неудобства. Вокруг плеч оборачивается тепло, и Лио вскидывает голову. — Мелкий ты какой, однако, — смеется Гало перед ним, поправляя воротник куртки на плечах Лио, — Того и гляди, утонешь. Куртка и впрямь слишком большая и походит скорее на одеяло, чем на что-то, что может постоянно носить человек, ведь Лио она доходит почти до середины бедра. Форменная, красная с желтыми полосами — явно униформа пожарника, но в ней так тепло и хорошо, что в это совсем не верится. На плечах у Гало такой куртки нет. Вообще ничего нет, на самом деле — только все те же, что и раньше, черные ремни, держащие бледный протез, и от этого вида снова как-то зябко. — Отвали, — буркает Лио, заворачиваясь в предложенную куртку так, что и носа не видно за воротником. Легкое, едва ощутимое тепло внутри растекается мягким облаком, и, хоть Промаров больше нет, Фотиа уже не так уж и холодно, хотя он предпочел бы этому красно-желтому монстру свою старую добрую кожанку, давным-давно почившую где-то у двигателя, откуда его в своей нахальной манере вытащил Гало. Гало хохочет, хлопает Лио по спине — толстенная пожарная куртка смягчает удар до легкого дружеского похлопывания, — и ускакивает к кому-то еще, но Фотиа уже не слушает, что тот говорит, ведь Гало вечно несет какую-то чушь. Действительно ведь, чушь, а у Лио есть, о чем подумать — например, куда ему податься теперь, ведь больше нет ни огня, ни Опаленных, ни причин жить в пещерах полуголодной общиной. Он уже собирается распрощаться и сбежать, нагло похитив куртку, но незнакомый пожарник так лихо усаживает Лио в пожарную машину, что парень осознает это, только будучи зажатым между огромным темнокожим парнем и Гало, а на коленях у него сидит мышь в каске пожарника. Гало размахивает руками, пересказывая предыдущие события, задевает плечом Лио, прижимается к его бедру своим. Лио думает, что все не так уж и плохо, а сам он слишком устал для того, чтобы переживать о чем-то еще. Потом настает череда каких-то странных, сумбурных дней, пока весь мир выясняет, как людям жить дальше и удастся ли восстановить былой мир. Гало очень настаивает, а если он вбил что-то в голову, то придется только смириться, так что Лио все это время живет прямо на пожарной станции, днем помогая команде пожарников, временно переквалифицировавшихся то ли в спасателей, то ли в мастеров на все руки, а ночью пытаясь выспаться на дрянной кушетке, мимо которой вечно кто-то ходит. Один раз на него даже плюхнулась Люсия, под ударной дозой кофеина как-то забывшая, что Лио спит именно здесь, а не где-то еще. Что самое странное — за это время никто даже не вспоминает, что Лио руководил Опаленными. Все добрые и милые, хоть и измотанные донельзя. Что уж, Лио чувствует себя так же — по распоряжению Игниса ему выдали одного из запасных роботов, и теперь ему приходится наравне со всеми разбирать завалы, оставшиеся от небоскребов. Дается ему управление с некоторым трудом, ведь робот — это не Промар-доспех, в который Лио облачался щелчком пальцев. Теперь-то Лио понимает, насколько Гало хорош в управлении этой чудовищной техникой — умудрился же спасти на ее отдаленном родственнике целую планету… Учил, как управляться с этой махиной, тоже Гало: запихнул рычащего Лио в кабину, но не закрыл его там в гордом одиночестве, а запрыгнул на машину сверху и важно руководил оттуда, иногда свешиваясь вниз и оказываясь с Лио нос к носу, чтобы нажать на нужные кнопки. Лио ругался, отпихивая этого идиота за лицо, Гало гоготал, и Лио даже не хотел знать, что об этом всем думали те, кто мог это видеть, хотя в глубине души у него нарастало чуть саднящее, покалывающее тепло. И все же, Лио нравится такая жизнь. Ему нравится работать под началом Игниса, слушать болтовню Люсии, отвечать на заботу Айны и молчаливое одобрение Вариса, удивляться остроумным замечаниям Рэми… Даже тупые шуточки Гало нравятся, что уж там, хотя быть в его центре внимания себе дороже, и потому такие моменты всегда заканчиваются дракой, разнимать которую приходится кому попало. Потом Гало всегда вытягивает в знак примирения кулак, и Лио в итоге все равно бьет в него своим, потому что Гало хоть и дурак, но долго злиться на него никак не получается. На самом деле, Гало не так уж и плох, как Лио думал изначально. Звезд с неба не хватает, но и не бесит так, чтобы хотелось призвать Промаров оттуда, куда они ушли, и испепелить этого идиота. Что с него взять? Дурак дураком, но добрый и непоправимо наивный, раз даже Форсайта спас. Искренний. Сияющий и согревающий всех вокруг, будто бы главный герой глупой книги — ведь там же главные герои окружены ореолом доброты и всепрощения, будто святые, и оттого хорошие парни и красивые девушки душу за них готовы отдать, а побежденные злодеи перевоспитываются и сражаются с ними плечом к плечу? Лио видел пару таких книг, хотя у Опаленных обычно не было так уж и много времени на чтение чего-либо помимо пособий, как выжить в этом жестоком ледяном мире. Гало заботится о нем, и Лио даже не может сказать, что ему это не нравится, хотя внутри у него — там, где раньше жило пламя Промара — в такие моменты что-то особенно сильно ноет, разливаясь едва ощутимым теплом. Лио кажется, это из-за того, что Гало тоже в некотором роде был Опаленным, хоть и предпочитал тушить пожары вместо того, чтобы их разжигать. — Как там твои? — спрашивает Гало однажды. Они с Лио сидят на куче строительного мусора, оставшейся от падения некогда безумно высокого небоскреба. Теперь вместо него над ними расстилается лишь рыжевато-синее закатное небо с россыпью застывших в вышине облаков, а вместо шума переполненных улиц Промеполиса слышен лишь ветер и гудение двух пожарных роботов «Матой», потому что Гало — забывчивый дурак, батарея которого села прямо под конец смены, и теперь Лио приходится заряжать его робота от своего. Отсюда прекрасный вид на рухнувший корабль Форсайта, с которым все еще ничего не могут поделать, ведь у него больше нет ни единой надежды подняться в воздух. Прекрасный вид на крушение угнетения Опаленных. Прекрасный вид на будущее, с которым Лио не знает, что делать, ведь так далеко вперед он не заглядывал — как он тогда, измученный и отчаявшийся, мог знать, что однажды он будет сидеть здесь, на пожарном роботе, и болтать с некогда заклятым врагом? — Нормально, — Лио неопределенно ведет плечами, вспоминая последнее посещение Геры и Мэйса. Те вроде как взяли на себя управление той частью Опаленных, которой не к кому было возвращаться, раз уж их лидера так лихо взяли в оборот пожарники. Опаленных теперь хоть и недолюбливают по привычке, но не притесняют, и, видя это, Лио чувствует себя чуть менее виноватым перед всеми ними. — Трудятся над восстановлением Промеполиса, как и все остальные. — А что, не думал к ним вернуться? — Зачем? Гало пожимает с таким непонимающим видом, что Лио только диву дается, до чего же непосредственным идиотом Гало может быть. — Кто ж тебя знает-то. Лио качает ногой, и желтая подошва бьется о корпус робота, высекая из него глухой металлический звон. Рыжий солнечный свет бьет в глаза, но закрываться от него не так уж и хочется. — Мне и так нормально, — зачем-то говорит Лио. Ответа от Гало не слышно. Лио считает это концом разговора и прикрывает глаза, наслаждаясь остатками солнца в вечерней прохладе. После дня в кабине робота такой чистый воздух, тишина и солнце кажутся подарками небес, не иначе; в абсолютном одиночестве Лио наверняка чувствовал бы себя еще лучше, но чего нет, того нет. Если подумать, Гало — далеко не самая плохая кандидатура. Не Вулкан или Форсайт, и на том спасибо. — А потом, когда мы закончим, что будешь делать? — снова раздается голос Гало, и Лио приходится открыть глаза и повернуться к чертовому нарушителю спокойствия. Гало кажется… обеспокоенным. Взволнованным. Напряженным. Его синие волосы, золоченые солнцем, развеваются на ветру, отвлекая на себя все внимание. Никакой дурашливой улыбки, никакого веселого сияния в глазах, ни намека на то, что сейчас он отвлечется на банальную летящую птицу… Что уж там — хвост возникшего из ниоткуда пылающего Промара не заставит его отвести взгляд. — Мы ведь не все время разбирать мусор будем. Пара месяцев, и основные завалы закончатся. Что тогда будешь делать? — Заткнись, — раздраженно хмурится Лио, пихая Гало локтем, на что тот спустя мгновение ойкает и хватается за бок, — Когда закончатся, тогда и решу. Внутри снова ноет то место, где жил огонь. Становится холоднее, и Лио сцепляет руки в наивной попытке сохранить исчезающее тепло. Получается плохо, а спустя два месяца еще и оказывается, что Гало — та еще ворона, ведь самые проблемные завалы заканчиваются, и пожарники могут вернуться к своей основной работе — тушению пожаров. Игнис даже спрашивает у Лио, как он относится к этому, и Лио говорит, что нормально, хотя ему смешно до колик. Подумать только, Опаленный — и тушит пожары! Гера и Мэйс зато потом не отказывают себе в удовольствии похохотать до упаду, когда узнают, но поздравляют с назначением вполне искренне. Гало, когда слышит, что Лио теперь тоже пожарник, закидывает ему руку на плечо, после чего превращает его зеленоватые волосы в птичье гнездо, читая напыщенную речь про семью, долг и огонь в сердце пожарника. От упоминания последнего у Фотиа пустота в груди особенно сильно екает и начинает ныть, растекаясь похожим на живую кровь теплом, так что ругается Лио особенно яростно, пока пытается выбраться. Спасает его из этой железной хватки Рэми, но Гало все равно весь оставшийся день светится, как начищенный пятак, и от этого Лио как-то особенно странно себя чувствует. Вскоре после назначения Айна находит Лио квартиру в относительно неплохо сохранившемся доме неподалеку от пожарной станции. Стоимость этой квартиры не так уж сильно бьет по возникшему у Лио из ниоткуда карману — Игнис вроде как платил ему зарплату все время, но Лио как-то не привык к тому, что ему платят за работу, а потому даже не задумывался об этом. Теперь у него внезапно есть деньги, жилье, работа… Как у нормального человека. За время проживания на станции пожитков у него скопилось немного, но в квартире их становится все больше и больше — одних журналов про байки у него на кофейном столике лежит целая куча. Полки пополняются всякими безделушками, книгами и внезапно настольными играми, и Лио вдруг обнаруживает, что гардероб у него тоже разительно изменился — яркие, сочные цвета и приятные ткани, хотя и бывают дни, когда Лио скучает по своему черному кожаному костюму с ремнями и прекрасным шейным платком. Теплая пустота в груди снова ноет, особенно когда однажды вечером Гало заваливается к Лио с пиццей наперевес, утверждая, будто бы она от лучшего повара Промеполиса, восстановившего наконец свою пиццерию. Лио не уверен, что это действительно лучший повар, но пицца ему нравится, хоть с непривычки и хочется выпить целое озеро, не иначе. Жест ему тоже нравится, а вот то, что Гало потом нагло храпит у него на диване с голым пузом, как-то особенно выделяющимся между поясом и задравшейся черной футболкой — не очень. Лио по невнятным даже для него самого причинам сверлит взглядом впадину пупка, будто бы та вот-вот устыдится и сама спрячется под футболкой, после чего вздыхает и идет за запасным одеялом, потому что ему кажется, что в квартире у него не так уж и тепло. — Дурак, — бросает он, злорадно натягивая это одеяло храпящему Гало до ушей, после чего уходит спать сам. Не сказать, что у него это получается, но старается он изо всех сил, зарекаясь пускать Гало к себе домой. Гало же, как ни странно, после этого ночует у него удивительно часто, а Лио открывает для себя такое удивительное достижение человечества, как беруши, ведь он никогда не находит в себе сил растолкать Гало и выставить его вон. Из-за этого он, а иногда и они оба просыпают, и первую пару раз это воспринималось остальными пожарными довольно странно — например, та же Люсия хихикала и весьма странно двигала бровями, однако потом реагировать стала куда спокойнее. К чему это было, Лио так и не понял, но стоящим вопроса не счел и так и забыл — ерунда какая. Еще Лио наконец-то решается присоединиться к заездам на байках пожарников. На самом деле, полноценно соревнуются только Гало и Айна, а все остальные, в числе которых почему-то постоянно возникает молчаливая, но приятная Элис, предпочитают сидеть в пиццерии и есть супер-острую пиццу. Теперь, когда к этим любителям байков присоединяется Лио, борьба начинается, наверное, впервые, и разжигаются нешуточные страсти, заканчивающиеся ссорами в гараже и иногда — вытекающими из них дружескими попойками. Лио тепло от рассказов Айны про сестру, пока они разбирают байки, тепло валяться с Гало на диване, лениво пытаясь спихнуть друг друга с него во время спора, какая модель круче, и выть над величайшей трагедией современности — поломкой очередной важной фитюльки, названия которой Лио, может, и не вспомнит, но на ощупь отличит ее от сотни похожих. Настоящие проблемы начинаются с первым же вызовом, поскольку Лио и понятия не имеет, что быть пожарным — это настоящее искусство, а не тупое поливание огня водой, химией или дождем замораживающих пуль. Его учат все, кому не лень, то есть действительно все за редкими временными исключениями, и этого все равно недостаточно, ведь на первом же вызове он по привычке лезет в самое пекло. Его обрывает на полпути в пылающую адскую бездну Айна, а следом — и Люсия. — Ты там с «Матой» сгоришь, идиот! — кричит динамик робота Айны, и Лио через силу вспоминает, что у него больше нет Промара, и огонь для него — больше не родная стихия, способная принести ему исцеление, будто фениксу. Внутри у него снова все сжимается, особенно когда видит за стеной пламени робота Гало, ловко пробирающегося к попавшим в ловушку огня людям. Осознание огорошивает, и дальше Лио работает так идеально, как только может. Благо, Гало об этом не слышит, а то ведь пришлось бы потом мириться еще и с его придурковатыми шуточками. На самом деле, чем дальше в работу пожарным, тем больше Фотиа ощущает отсутствие Промара, с которым прожил всю жизнь. Кем он был раньше? Предводителем Опаленных, столь могущественным, что смог одолеть оковы циклической заморозки, а потом и вовсе изгнать из себя отраву патрона абсолютной заморозки, вытягивающую из тела все тепло. Он ведь даже некоторое время был самим воплощением огня и лавы разгневанного Дизель-Везувия — драконом, в отчаянии всех Опаленных вызвавшим на бой Форсайта. И что теперь — пожарный и просто жалкий человек, причинить вред которому может даже свеча. Лио ведь действительно после того случая раздобыл свечу и сначала по привычке пытался разжечь ее своей силой, а потом осознал, что пытался сделать, и пошел в магазин за зажигалкой, которой у него дома не было. Проверка, причинит ли ему огонь вред, обернулась для Лио парой болезненных волдырей на руке, превратившихся потом в шрамы, зато после, когда казалось, что огонь безопасен, он прикасался к ним, чтобы вспомнить. Гало приперся с пиццей тем же вечером, так что и свечу, и волдыри наверняка заметил, но ничего не сказал. Или не заметил — кто ж его, дурака, знает-то. Лио никогда не знает, пошутит он в следующую секунду, встанет в пафосную позу или начнет говорить серьезно, а потому предсказывать даже не пытается, хотя греется от таких моментов понимания, которых не так уж и мало. Вместо предсказаний он пытается стать хорошим пожарным, и постепенно он совершает все меньше глупых ошибок. Огонь все еще кажется ему родным и тем же, что жил когда-то у него в груди, а в треске его слышится неразличимый шепот, направляющий в самые глубины пламени. Лио это кажется не очень правильным, но потом он говорит с Мэйсом и Герой и слышит, что у многих Опаленных огонь вызывает похожие ощущения, хоть им и приходится сталкиваться с ним куда реже, чем Лио. Все же, не зря они зовутся Опаленными, хоть сейчас это прозвище и лишилось большей части той ауры того беспощадного сверхъестественного могущества, которой было окутано изначально… Огонь опалил их души, оставил отметины, и им никогда не стать такими же, как и все, не перестать восхищаться огнем, будто богом. Потом Гера по-секрету говорит, что теперь избегает огня, потому что его желание видеть охваченный пламенем мир хоть и ослабло, но не пропало, а Мэйс сказал, что пожар — последнее, что нужно всем Опаленным и Лио в частности. Лио соглашается со словами Мэйса и наставляет Геру на путь истинный, ведь Опаленные действительно только избавились от репутации террористов и поджигателей, а прикосновение к тем местам, где были волдыри, напоминает, что огонь больше никого не спасет. Последний раз был тогда, когда они с Гало уравновешивали друг друга, сжигая излишки топлива, мучившего родную планету. Вот уж если кто из Опаленных и не страдает от того, что Промары ушли восвояси, так это Гало. … По крайней мере, Лио железно в это верит до тех пор, пока не приходит принимать смену, а вместо болтовни застает на пожарной станции полный хаос и бледные, напуганные лица. Он хмурится и спрашивает у относительно спокойного, хоть и усталого Рэми при полном параде, что произошло. — Гало вылез из «Матой» посреди пожара, — размыто сообщает лейтенант, поправляя очки, — Только отвезли в больницу. Затем думает и припечатывает: — Идиот. Лио от этой новости тоже нехорошо, но Люсия из своей рубки вопит, что у них новый вызов, и вместо уточнений Лио бежит со всех ног переодеваться в униформу, убеждая себя, что Гало определенно не при смерти — иначе тут все были бы в ужасе, а не просто слегка бледноваты. Верно же? Верно? Застегивая куртку, Лио понимает, что у него руки дрожат, а пустота внутри резко холодеет и напряженно ноет, но ничего не может с этим поделать, ведь вызов… вызов важнее. Пустота с ним не согласна, особенно когда Фотиа видит в гараже побитый и черный от копоти «Матой», который не мог принадлежать никому кроме Гало. Если бы материалы не были изготовлены чертовым Форсайтом, кто знает — может, робот был бы даже оплавлен, но сейчас он просто похож на дымящуюся груду хлама, искупавшуюся в саже. Думать о том, что может быть с Гало, раз уж его робот в таком состоянии, Лио не хочет категорически. — Как Гало? — сухо спрашивает он у Люсии лишь единожды за смену, и его вопрос тут же поддерживается Айной. Фекс отключается от связи и звонит в больницу, после чего осторожно сообщает, что Гало все еще спит, но все не так плохо, как казалось поначалу. Айна облегченно вздыхает прямо в микрофон… Лио, честно говоря, тоже, но потише. Окончание смены Фотиа встречает с распростертыми объятиями и, не снимая униформы, выясняет у Люсии адрес больницы. Девушка чуть ли не при нем звонит туда, договариваясь, чтобы его пропустили в палату, но о том, что Гало должен все еще спать, сообщает уже тогда, когда Лио садится на байк. Последнее Лио волнует в последнюю очередь. В первую — насколько Гало пострадал… И какого черта он вообще полез в огонь. В больнице приходится поругаться и еще раз вызвонить Люсию, чтобы попасть-таки за кордоны людей в белых халатах, в стерильную белизну больничных палат — в безмолвную, почти неживую и оттого пугающую тишину, ведь сон Гало для Лио всегда приравнен к его чертовому храпу. Лио ступает медленно и беззвучно, почти перекатываясь с пятки на носок, разрываясь между желанием увидеть масштабы трагедии и не видеть их вовсе. Сделав последний шаг, Лио решает, что все могло быть куда, куда хуже. Гало замотан не полностью, а частями — явно наконец-то надел чертову куртку, хотя и она не защитила его от всего. Пострадала прекрасная шевелюра, на лице что-то приклеено, часть шеи и плечей, правое предплечье… и полностью отсутствующая левая рука — тот бледный протез с тупыми ремешками, мозолящими глаза, куда-то делся, а место крепления надежно замотано в бинты. Скорее всего, с ногами все примерно так же, как и с остальным телом, так что Лио думает, что все не так уж и плохо. Могло быть хуже, много хуже! Что уж там — будь это какая-то катастрофа, Гало мог бы не вернуться. Внутри жжет. Лио вздыхает. — Гало, — зовет он. Тот не откликается и продолжает сопеть — даже веки не дрогнули. — Гало. Гало продолжает спать, а у Лио, как всегда, не хватает духу хотя бы попробовать растормошить его, так что Фотиа приземляется на стул рядом, скидывает черно-желтые ботинки и обхватывает колени, пытаясь создать хотя бы иллюзию тепла. Внутри у него словно Промар оставил после себя тот треугольный портал, и теперь из него тянет космическим холодом, высасывающим тепло не хуже той ерунды, что приклеил к нему предатель у Дизель-Везувия. Только что ведь было так жарко, просто невыносимо жарко, почти что пекло внутри — и вот, снова мерзкий холод, отсылающий Лио то к времени в тюрьме, то к заморозке в кратере вулкана. Перед глазами крутится Гало — объятый пламенем Гало и его робот, превратившийся в черную груду металла, Гало и робот, Гало и робот, много, много огня, пляшущего на внутренней стороне век и переходящего из рыжего в лилово-зеленый. Внутри жжет, и Лио утыкается лицом в колени, усиливая хватку. Вдруг Гало тоже услышал призыв огня, его настойчивый шепот, его обманчиво-нежные заверения в объятиях, которые никогда не причинят вреда? Вдруг ему теперь нужно избегать даже пламени зажигалки, как и многим Опаленным, чтобы не поддаваться желанию жечь все и вся? Что, если это могло убить его? Что, если оно убивает его прямо сейчас? Что, если Гало начнет превращаться в пепел? Лио стискивает ткань штанов, хотя уверен, что сжимать ему особо нечего, ведь все его штаны покрыты ремнями и обтягивают тело, будто вторая кожа. Сверху что-то тоже другое, мешковатое, хотя у него никогда не было такой одежды — он же Лио Фотиа, предводитель Опаленных, затянутый в черное и охваченный огнем изнутри и снаружи. Он — Лио Фотиа. Он… умеет лечить. Он много кого лечил, ведь у него внутри много огня, так много огня и праведного гнева, что он сможет, не может не спасти Опаленных от пыток Форсайта. Он… спасет? Спасал? Он умеет спасать. У Лио сердце горит. Гало — пожарник, он может тушить огонь. Если Лио спасет его, Гало все потушит, и они вместе… Вместе отправятся спасать Опаленных. Гало добрый, ужасно, просто непоправимо добрый и справедливый, он точно поможет… Или помог? Мысли запутываются в клубок страхов с каждой секундой, рискуя застрять в таком положении навсегда. Гало все еще спит, и вокруг так тихо, что слышно, как шелестит одежда Лио, когда он поднимается на ноги и нависает над Гало, опираясь на руку. Картина кажется Лио знакомой, но он не знает, почему; вместо раздумий он скользит кончиками пальцев по линии челюсти Гало и мягко поднимает чужой подбородок вверх, приникая к губам. Тепло, но жар не унимается, растекаясь внутри все дальше, и Лио кажется, что он разучился лечить. Он отстраняется едва-едва, чтобы собрать свой дёрганный пульс в мощный выброс энергии, через дыхание идущий к самом сердцу, втягивает воздух и повторяет вновь. Спустя несколько мгновений нарастающей паники — еще раз. Гало под ним наконец-то слегка шевелится, так что Лио чуть отстраняется и ловит на себе задумчивый взгляд из-под ресниц. — Ты меня что, лечил? — интересуется Гало чуть громче, чем следовало. — Да. Лио предполагает, что эта болтовня может считаться признаком того, что Гало умирать не собирается, так что Фотиа полностью выпрямляется и тянется поправить шейный платок. Гало садится рывком, будто бы следуя за ним, и тут же трясет своей подпаленной шевелюрой. — Нет, погоди-погоди! Ты не мог меня лечить! — вскидывается Гало с полным недоумением на лице, — Промары же ушли! Белого шейного платка нет, как нет ни кожанки, ни черных штанов, ни ремней — есть только огнеупорная красная куртка пожарника и такие же штаны. Лилово-зеленый огонь не загорается, как Лио того ни желает. И все равно, сердце продолжает пылать. Лио кажется, будто жар этот можно ощутить одной лишь рукой, приблизив ее к груди — как от костра, не иначе, и это тепло вырывается за пределы даже толстой куртки. — Лио? Фотиа прижимает ладонь ко рту, ощущая, как жар поднимается по шее и заливает лицо. Лио невольно делает шаг назад, но неправильно наступает на оставленный позади ботинок и падает. — Лио!!! Почему-то на Гало, хотя падал Лио совсем в другую сторону. Гало болезненно шипит, зажмурившись, а Лио находит причину столь странного своего падения — между их телами зажат кулак Гало, вцепившийся в куртку Лио, будто клещ. Лио приподнимается, перенося свой вес на руки и колени, и смотрит на Гало. Тот приоткрывает глаза и широко улыбается. — Ну-ну, куда собрался? — смеется он бодро, на что Фотиа виновато хмурится, глядя на бинты, опутывающие шею Гало до самых плеч и даже чуть ниже. Гало же, напротив, только ухмыляется и разводит руками… вернее, рукой, демонстрируя распахнутые объятия. — Давай, приземляйся, поболтаем! — Ты дурак? — выдавливает Лио. Гало хохочет: — Конечно! Да не бойся, приземляйся, я уже почти в порядке. На мне же все заживает, как на собаке! Лио опасливо приглядывается к правому плечу, но оно кажется довольно-так целым и здоровым, так что Фотиа аккуратно пристраивает на него голову, устроившись рядом с Гало. Тот с ракурса Лио выглядит чрезвычайно довольным собой и, как ни странно, ситуацией в целом, хотя обычно при малейших царапинах либо капризничает, либо демонстрирует их всем, кому не лень, будто награду за храбрость. Под изучающим взглядом синих глаз Лио чувствует себя странно, и в груди хоть и жарко, но все еще болезненно ноет. — Выглядишь паршиво, — заключает Гало, и Лио даже не верит в то, что слышит. — Ты! Да на себя посмотри, придурок! Какого черта ты вообще вылез?! — Ну, — начинает, прикинув, Гало, почти мечтательно глядя в потолок, — Робот застрял, я — нет, почему бы не вылезти? Я так иногда делаю, и обычно все тип-топ, я весь такой красивый возникаю из пламени и спасаю гражданских, никто не горит, все счастливы! На этот раз почти прокатило. И смеется легкомысленно, будто не ахинею только что сморозил. Лио глупо хлопает глазами, глядя на него, как на восьмое чудо света, замахивается на затрещину — и вместо нее хватает Гало за нос. Гало на это охает и тихонечко подвывает, явно переигрывая и наслаждаясь этим, ведь улыбается он во все зубы. — Ты!!! — Рычит Лио, — Идиот!!! Все прокатывало, потому что ты был Опаленным, вот почему!!! Гало все так же глупо и легкомысленно улыбается, так что Лио остается только устало вздохнуть и признать, что у этого парня в голове ничего не задерживается, дернуть напоследок за нос и убрать руку, перекатываясь на спину. Потолок над ними белый и совсем не примечательный, так что смотреть там не на что. Правда, всяко лучше, чем быть нос к носу с Гало — тот одним взглядом умеет как доводить до белого каления, так и совершенно сбивать с толку. Это полезное умение, но Лио понятия не имеет, как ему противостоять. К тому же, Гало сгибает руку в локте и зарывается пальцами в чуть зеленоватые волосы Лио, и это… это не очень удачное положение, чтобы думать, особенно когда жар в груди застывает на мгновение, чтобы разгореться с новой силой. — Итак, чего ты дохлый-то такой? — интересуется ненавязчиво Гало, перебирая волосы Лио, а тот и сам не знает, почему. Может, потому что ответ такой простой? — За тебя волновался, — легко пожимает плечами Фотиа, потому что это на самом деле так — Гало впервые за все время, что Лио его знал, угодил в больницу. Как можно было не беспокоиться? Да и Лио сам по себе — та еще сердобольная старушка, если подумать… Раньше он защищал сирых и убогих Опаленных, ведь именно они больше всего нуждались в его поддержке; теперь же он защищает бывших угнетателей от того, что некогда считал практически родным — от огня. Значит ли это, что бывшие «враги» стали «своими»? Тот самый Гало, что однажды заковал его в цепи и отдал Форсайту, теперь стал «своим»? Лио ловит на себе ласковый взгляд Гало и думает, что тот и сам понимает, что они уже давным-давно не враги, хоть Фотиа и зовет его дураком при первой возможности. Да как иначе-то, ведь Гало действительно принадлежит к тому типу героев, которому на верность присягают и друг, и бывший враг. — И «лечить» меня стал, потому что волновался? — спрашивает Гало мягко и тихо, почти неправдоподобно, но это все еще его голос раздается рядом, все еще его рука в волосах Лио, все еще его тепло проникает сквозь красную куртку, будто та сделана из тончайшего тюля, а не жаростойких материалов. Из-за всего этого лежать так комфортно и уютно, как, наверное, никогда не было; он бы даже заснул где-то здесь, у Гало под боком, если бы не неудобные вопросы. — И поэтому тоже, — признает Лио и сцепляет руки в замок на животе, вспоминая тот пробирающий страх, что совсем недавно держал его в своих когтях. — Еще я испугался, что ты умираешь. И был почему-то уверен, что Промары еще на Земле. Гало задумчиво мычит что-то себе под нос, и Лио решает, что вопрос исчерпан. Ни сил, ни особого желания говорить он в себе не замечает, а потому, недолго думая, закатывается Гало под бок и прикрывает глаза, намереваясь вздремнуть, раз уж все так хорошо. Даже, вон, Гало бормотать перестает, как и гладить Лио по голове, и теперь напряженно сопит, будто старенький компьютер в позабытом убежище. Это Лио волнует мало, ведь Гало первым же заявит, что ему что-то не нравится. — Так, все, хватит! — как назло, слишком быстро рявкает Гало. Плечо под головой Лио куда-то исчезает, и приземляется Фотиа на простыню, удивленно глядя на широкую спину усевшегося пожарного. Тот, впрочем, тут же оборачивается, опираясь на руку, на коже которой Лио видит примерный след от своей головы, и заявляет прямо с порога, не дав и секунды подумать: — Ты! Мне! Нравишься! Лио!!! Лио на это смотрит с недоумением на лице, но все-таки отвечает: — Ты мне тоже? Гало вздыхает с таким напряженным свистящим звуком, что Лио невольно думает о свисте чайника на огне, и трет переносицу, после чего выглядит все так же сосредоточенно, но уже чуть более терпеливо. — Ладно, Лио, ты мне чертовски нравишься! Настолько, что я хочу поцеловать тебя вот прямо сейчас! Это определенно не то, чего Лио ожидал услышать от Гало, и это требует времени, чтобы переварить и принять, что для Гало Лио — не просто друг, к которому можно завалиться с коробкой пиццы в любое время суток, позвать погонять на байке или подраться всласть, если гнев и ярость раздирают на клочки. Не просто друг, вместе с которым однажды пришлось спасти мир… Больше. Его пылающее сердце это устраивает, хотя Гало — все еще полный дурак. — Тогда действуй! — протягивает к нему руки Лио, даже не пытаясь хотя бы сесть. Гало смотрит на него круглыми глазами. — Что, правда? — голос его звучит как-то сипло и недоверчиво. Лио настойчиво встряхивает руками, повторяя приглашение, и Гало подбирается поближе, ближе, ближе, пока их носы едва не соприкасаются. Тогда Фотиа кладет руки ему на загривок и скользит вверх, погружая пальцы в короткие синие волосы на затылке, нетронутые огнем. Гало как-то неловко фыркает: — Я думал, ты мне в лицо двинешь, как узнаешь. — Да я бы еще на предложении полежать вместе двинул, если бы меня что не устраивало, — отмахивается Лио, спуская руки вниз и обхватывая лицо Гало. На правой щеке у того медицинский пластырь, но ни следа припухлости не видно, как Лио не всматривается. Видать, на Гало действительно все заживает, как на собаке, но Фотиа все равно старается поосторожнее. Поцелуи Гало похожи на него самого — на солнце, горячую острую пиццу и пламя костра, отгоняющего подальше холод и смерть. У Лио от его поцелуев сердце пылает, да так, что того и гляди — рассыплется на кусочки, как двигатель корабля Форсайта… Тот, у которого Гало вдохнул в Лио жизнь. — Зачем ты делаешь это? — страдальчески стонет Фотиа, когда Гало отрывается от него. — Что? — Губы у Гало красные, припухшие и до того развратные, что Лио не знает, как дышать, в обмен на воздух не выдыхая пламя. Не видно ни дыма, ни копоти, а значит, ему только кажется… И все же, огонь внутри не становится меньшей проблемой. — Ты заставляешь… — выдыхает Лио с трудом, когда ощущает, как большая ладонь Гало скользит по его бедру вверх, — Заставляешь мое сердце… гореть… Потуши! Гало заметно оживляется и весело, с задором и огнем в глазах скалится — Лио почти уверен, что тот сейчас сморозит какую-нибудь ерунду. — Звучит, как работа для настоящего пожарника! Посторони-и-ись!!! И ведь тушит же, да так умело, что не сваливается ни в одну крайность: благодаря его помощи у Лио в сердце нет ни морозов ледяной тюрьмы, ни жара пылающего Дизель-Везувия. Гало держит его за руку на земле меж двух этих полюсов — в Промеполисе, и тут Лио Фотиа тепло как снаружи, так и внутри.