Неравноценный обмен

Небольшие различия в начальных условиях рождают огромные различия в конечном явлении… Предсказание становится невозможным. Анри Пуанкаре

      «Кокстаун, куда проследовали господа Баундбери и Грэдграйнд, был торжеством факта; в нём так же не нашлось бы и намёка на «фокусы», как в самой миссис Грэдграйнд*». — Послюнявив указательный палец, Петунья перевернула страницу. Она за несколько дней проглотила четыреста семьдесят пять страниц «Оливера Твиста», заданного на лето, и решила ознакомиться с другими произведениями полюбившегося писателя. Миссис Томпсон, школьный библиотекарь, в ответ на её просьбу «посоветовать что-то из Диккенса» достала с полки потрёпанный томик в зелёной обложке. Миссис Томпсон несказанно обрадовалась Петунье, заглянувшей в её пропахшую книжной пылью обитель в самый разгар летних каникул, когда другие дети и носа не кажут в библиотеку, и даже угостила её домашним печеньем.       Лили не нравился Томас Грэдграйнд, начисто лишённый фантазии, — «человек очевидных фактов и точных расчётов». Она называла его твердолобым и косным. Сестра на полном серьёзе верила в лепреконов, фейри и банши из маминых сказок и часто воображала себя волшебницей, сорвав и ощипав гибкий ивовый прут. Петунья, напротив, в какой-то степени ощущала родство с мистером Грэдграйндом — она так же, как он, доверяла только проверенным фактам и так же, как он, стремилась всё упорядочить. Единственным, чему она, как ни старалась, никак не могла найти достойного объяснения, являлись странности, время от времени происходившие с ней, когда никого не было рядом. Разве что Лили. Но Лили слыла фантазёркой, и её выдумкам никто обычно не верил.       Мама, слегка приоткрыв рот, смотрела «Улицу Коронации»*. Каждый вечер она, переодевшись после работы (миссис Эванс вела курсы кройки и шитья в школе, где учились её дочери), садилась перед экраном телевизора и включала канал ITV, по которому уже шла очередная серия нескончаемой мыльной оперы. Папа как-то пошутил даже, что единственная серия, которую мама вынуждена была пропустить, совпала с рождением Лили; Петунья смутилась, не зная, верить ему или нет: проверить она не могла. Но мама, видя её терзания, опровергла его слова, ответив, что сериал начался в тот день, когда Лили сделала первый шаг. Серии были похожи одна на другую; обитатели Уэзерфилда, ровно как и жители провинциального Коукворта, влюблялись и расставались, добивались успеха и падали на самое дно. В Уэзерфилде даже была своя текстильная фабрика, почти как в тупике Прядильщиков на окраине Коукворта, который ещё называли Паучьим.       «То был город из красного кирпича, вернее он был бы из красного кирпича, если бы не копоть и дым; но копоть и дым превратили его в город ненатурально красно-чёрного цвета — словно размалёванное лицо дикаря. Город машин и высоких фабричных труб, откуда, бесконечно виясь змеиными кольцами, неустанно поднимался дым. Был там и чёрный канал, и река, лиловая от вонючей краски…» — Петунья отложила «Тяжёлые времена», подошла к окну и раздвинула занавески. Кирпичная труба текстильной фабрики, отравлявшей жизнь небольшого промышленного городка в предместье Манчестера, зловеще возвышалась над тёмными черепичными крышами.       Папа говорил, что их семья «принадлежала к крепкому среднему классу». К какому классу принадлежала семья мистера Снейпа, с которым папа беседовал через порог, Петунья не знала. Мистер Снейп был угрюмым мужчиной с крючковатым носом и нездоровым лицом, неопрятно одетым и часто нетрезвым. Он потерял работу на фабрике, которой заведовал папа, в прошлом такой же рабочий, как Снейп.       Некоторое время назад Петунья и Лили при весьма необычных обстоятельствах завели знакомство с сыном этого Снейпа. Мальчика звали Северус; черты его лица отчасти напоминали отцовские, особенно нос, хотя он больше предпочитал отождествлять себя с матерью. Северус на голубом глазу заявил, что Тунья — волшебница и скоро поедет в школу, которая называется Хогвартс. Петунья с неохотой слушала Снейпа, а Лили, напротив, заинтересовалась его рассказом, чем вызвала у Туньи раздражение и ревность. На вопрос Лили, сможет ли она так же поехать в волшебную школу, мальчишка как-то не очень хорошо улыбнулся и, тут же смутившись, ответил, что это станет ясно не раньше, чем через год, когда ей, как и Тунье, исполнится одиннадцать.       — Кудесница ты моя! — Петунья с неохотой повернулась на голос матери. Лили, ласкаясь к материнской руке, продемонстрировала очередную законченную вышивку. Петунья выдавила улыбку — Лили с малых ногтей вышивала крестом и гладью, а у неё иной раз не получалось вдеть нитку в иголку.       Снейп ошибается — она Тунья, просто Тунья, и, чтобы её переубедить, потребуется нечто большее, чем слова мальчишки из Паучьего тупика. Например, превращение сурового вида женщины в мантии из шотландки в полосатую кошку с отметинами строгих очков и обратно.