Правда?

Стук в дверь раздаётся, когда Тео Деккер поднимается по лестнице в свою комнату. Стук продолжается, пока он преодолевает большую часть ступенек, широко зевая и растирая глаза под толстыми стёклами очков. Интересно, кого принесло в такой час? — Тео, ты там оглох?! Открой чёртову дверь! — орёт из гостиной отец. Впрочем, другого обращения к своей скромной персоне ожидать не приходится... Наверное, если бы неизвестный пожаловал в три часа ночи, когда Тео уже точно спал непробудным сном, а глава их странного семейства продолжал деградировать у телевизора, первого бы намеренно разбудили и отправили разбираться с ситуацией. Тяжело вздохнув, Тео, шаркая ногами, спускается обратно. В дверь уже откровенно ломятся, колотят по ней с такой силой, будто желая нахер вынести с петель. — Да иду я, блин! С замком Тео расправляется торопливо, немного опасаясь, кого увидит на пороге, потому что нормальные люди так поздно в дома других людей не вламываются. Может, это полиция с ордером на обыск. Да, в двенадцать ночи, почему нет? У них на кухне пакет запрещённых таблеток. Они любят риск... На пороге, к превеликому облегчению, оказывается всего лишь Борис Павликовский. Правда, смотрит он потерянно и дико, пряча за растрёпанными чёрными волосами яркий фингал под правым глазом, начавший отливать глубоким фиолетовым. Тео молча приподнимает бровь и отходит в сторону, пропуская друга в дом. Ночью в Вегасе прохладно, а на нём лёгкая потрепанная кофта широкой вязки, парашютом болтающаяся на тощем теле. Беря холодную руку Бориса с подрагивающими пальцами в свою, тёплую и шершавую, Тео незаметно качает головой, отмечая, что тот еле волочит ноги, поднимаясь по лестнице и периодически спотыкаясь. — Кого там принесло? — недовольно спрашивает отец. — Это Борис. Мы будем у меня. И сжимает руку сильнее, ускоряя темп шага. Друг чертыхается себе под нос, но послушно идёт. В комнате Тео сажает его на разобранную кровать, ногой разгребая с пола накопившийся мусор, и указательным пальцем убирает с чужого лица подвивающиеся пряди волос. — Он опять набухался, да? — с сожалением говорит он, смотря на синяк, в мраке комнаты напоминающий большую тёмную впадину, в которой даже глаза толком не видно. Борис вздыхает, позволяя себя разглядывать, и кусает пухлую губу с запёкшимся кровоподтёком, усугубляя ситуацию. Тео это не нравится, и он легко хлопает его по щеке. — Подожди, сейчас приложим что-нибудь холодненькое. — Если ты скажешь, что после этого я буду как новенький, клянусь, я врежу тебе... Посмеявшись, Тео в карманах ветровки находит смятую пачку сигарет и парочку спичек, отдаёт их другу и выходит из комнаты. Вытащить из холодильника бутылки отцовского пива оказывается как нехер делать. Тео бесшумно проскальзывает за его спиной и возвращается в комнату. Там он прикладывает леденящее стекло к чужому поврежденному глазу. Обычно в таких ситуациях пользуются пакетами с овощами или замороженным куском мяса, алкоголь, однако, всегда был им намного роднее. Придерживая бутылку, Борис падает головой на подушку и утягивает Деккера за собой, умещая щёку на его костлявом курином плече, а носом утыкаясь в отворот своей чёрной футболки, каким-то образом перекочевавшей к Тео. Закуривают они в тишине. После стычек Борис всегда не в меру молчалив и расстроен, что вкупе с внешним видом делает его совсем жалким. Он знает, поэтому не показывается никому, кроме единственного друга, который не будет коситься исподтишка и строить за спиной тошнотворные слухи о его не самой благополучной семье. Борис дремлет, успокоенный теплом другого человека и его рукой в своих волосах. — Надо обработать остальные раны, — шепчет Тео, накручивая на палец тёмные жестковатые пряди. — Не надо. — Надо, и это не обсуждается. Приняв сидячее положение, Борис демонстративно медленно стягивает свитер, открывая живописный вид на разводы крови, новых темнеющих синяков и старых жёлтых, а ещё отпечатки тонких бордовых линий. — В этот раз ему под руку попался какой-то провод, — морщась, поясняет Борис, пока Тео осторожно убирает кровь ваткой, вымоченной в перекиси водорода. В эту ночь они не долбят и даже не бухают, а молча лежат на кровати, обнимая друг друга и смотря в потолок. Такое — редкость в их жизнях, пропитанных наркотиками и алкогольным угаром, но Тео любит подобные ночи. Любит, когда они с Борисом почти не разговаривают, а всё равно понимают чувства друг друга, угадывая ход мыслей по одному взмаху руки и повороту головы. — Надо возвращаться в Нью-Йорк, я чувствую какую-то подставу от отца, — когда светает, говорит Тео, кутаясь в покрывало, которое они натянули по самые подбородки. — Скажи мне заранее, когда соберёшься уезжать... Я с тобой... поеду... — в ответ сонно бормочет Борис и ёрзает, устраиваясь поудобней. — Правда? Поедешь? — Угу... только улажу... кое-что... Тео просто хочет, чтобы у них у обоих всё было хорошо, и чтобы они, по возможности, никогда не расставались. Он не знает, насколько это возможно, но всей душой верит в их общую целеустремлённость и удачу. А ещё Борис на его плече смотрится так мило и правильно, что отдавать его кому-то ещё... В глубине души Тео Деккер тот ещё собственник.