the privilege of being yours

Это конец света, и Мерфи должен действовать как Бог. Стоя на балконе с видом на горящий Санктум, он думает, что уже потерпел неудачу. Эмори отступила ещё до начала церемонии. Она надела экстравагантное синее платье и облегающую перчатку, приготовленную для неё, взглянула в зеркало, а затем пристально посмотрела на него и заявила, что это не те, кем они должны быть. И хоть план Мерфи хорош, ситуация меняется слишком резко, чтобы она могла его выполнить. — Я люблю тебя, — говорит она, — но я должна спасти наших друзей. — Именно так мы их и спасаем, — Джон решает поспорить с ней. — И именно так мы остаёмся вместе после всего. Она только бросает на него печальный взгляд, прежде чем повернуться и выскользнуть из замка, исчезнув где-то в ночи. Сам же Мерфи, однако, задерживается ещё ненадолго. Он наблюдает, как его отражение становится всё чётче, пока слуга Праймов поправляет ему волосы, а затем проводит чёрным маркером по коже вокруг его глаз. — Если пожелаете, — говорит она, проследив за его взглядом, — то я могу воспользоваться этим и сделать метку, как у Келли Прайм. Она бы подошла вам. Отсутствие Эмори ещё не обнаружено, поэтому Джону остаётся лишь кивнуть, поскольку он заворожен процессом. Мерфи никогда не сталкивался с тем, чтобы кто-то другой делал для него подобное, не говоря уже о том, чтобы совершалось это так охотно и с тщательной точностью, которые проявляла эта девушка. Он наблюдает за тем, как лицо, которое он видит в своём отражении, меняется и становится почти величественным. Чёрные линии вокруг глаз подчёркивают черты его лица так, что оно кажется будто чужим, но желанным. Прошло достаточно времени с тех пор, как он вот так смотрел на себя. Он не уверен, нравится ли ему то, что он видит, но очарован изменениями. Девушка заканчивает, и увиденное напоминает рисунок на лице Эмори, — это причиняет ему боль, лишь на миг, — но, как только он отстраняется от воспоминания, то чувствует, что это становится слишком личным. Мерфи никогда раньше не выглядел так хорошо. И с ним никогда не обращались подобным образом — не с почтением, конечно, а с состраданием. Это странно, как будто он этого не заслуживает. Тревога начинает подниматься в его груди, но его взгляд прикован к отражению, и Мерфи неспособен понять, что человек, смотрящий на него, действительно является собой, не кем-то другим. Он не замечает, как на глазах наворачиваются слёзы, а служанка, помогавшая ему, вскрикивает и, быстро схватив тряпку, начинает вытирать их. — Пожалуйста, не плачьте, — говорит она, мягко улыбаясь и искренне сочувствуя. — Нет никаких причин для этого, и вы размажете подводку! Служанка вновь берёт маркер, чтобы заново нанести и исправить то, что смазалось из-за небольшого проявления эмоций, но Мерфи мягко хватает её за запястья и отводит руки вниз, подальше от своего лица. — Всё в порядке, — произносит он, — мне так больше нравится. — Вы говорите как Дэниэл, — тихо отвечает она, прежде чем уйти и оставить Джона совсем одного в красивом костюме и с причудливым лицом, но он уверен, что оно ему не принадлежит. Он не знает, каким человеком был этот Дэниэл Ли. Джон не знает, таким ли человеком он хотел быть, не говоря уж о том, должен ли он продолжать дальше этот путь и даже стать этим самым Дэниэлом. Эмори решила иначе. Так почему же он всё ещё здесь? Может быть, он никогда и не будет тем Дэниэлом Ли, но, вглядываясь в своё отражение, он уверен и в следующем: этот уверенный в себе, стильный мужчина — не Джон Мерфи. Через мгновение он решает, что в любом случае устал быть Джоном Мерфи. Поэтому он разглаживает костюм, накидывает плащ на плечи и позволяет окружающим некоторое время смотреть на него, пока он идёт из своей комнаты в большой зал замка, где ждут остальные Праймы. — А где же твой партнёр? — спрашивает Рассел, увидев Мерфи. Он думает о том, что нужно быть честным, но не видит в этом необходимости. — Я предполагал, что она уже здесь. Рассел без особой заботы качает головой. — Видимо, у неё были другие мысли. Неважно. Мы можем продолжать без неё. На другом конце зала стоит Джозефина, так подозрительно похожая на Кларк. Рядом с ней сидит Габриэль, привязанный к стулу. Вскоре Мерфи наскучивают речи и политика, и поэтому он быстро отключается от голоса Рассела и обращает взор на него только тогда, когда из-за угла появляется Симона Прайм в теле Эбби Гриффин. Эбби была единственной, кто заботился о нём, когда он был болен, будучи ребенком. Она всегда говорила ему, что гордится им, или, по крайней мере, иногда намекала на это. Он рисковал жизнью, чтобы спасти её, и последним, что она сказала ему, было то, что он больше не должен так бояться, и… И теперь это всё не имеет значения. Эбби Гриффин мертва. Мерфи не может смотреть на неё. Так или иначе, с ней ситуация отличается от того, что произошло с Кларк. — Мы покидаем Санктум, — решает Рассел, и в этот момент Мерфи, наконец, снова начинает его слушать. — Сначала мы заберем их корабль. И… Нет. Он не может провести ещё одно столетие в ловушке космоса, где не будет того, о ком можно заботиться. Для них он не станет этого делать. Тем не менее именно так Праймы, решив взять на себя обязательство похитить бесчисленные тела ещё одного поколения, следуют за Расселом, скрывшимся за дверью. Мерфи становится тошно от того, что они делают это только после того, как выпустили токсин Красного солнца на жителей своей планеты на невинных людей, на тех, кто просто искал правду. Джон думает, что Боги должны стараться не оставлять хаос на своём пути, но он никогда раньше не был у власти, поэтому не уверен в этом. Джозефина просто проходит мимо него, как и остальные Праймы, и это с ними он должен провести вечность. Рассел даже не утруждается проверить, следует ли за ним Мерфи. Это напоминает Джону о времени, когда он был моложе, когда последовал за тем, кто объявил себя лидером, он был как верный солдат, независимо от того, что думали о нём или о его личной безопасности. (Это не совсем так. Он не последовал бы за кем попало.) Он всегда считал эту свою черту очень милой, но когда старые привычки заставляют его безоговорочно следовать за Расселом, он стоит на своём, разворачивается и покидает замок следом за ним. Сейчас, стоя на балконе и наблюдая, как внизу толпа кричит и дерётся друг с другом, он задаётся вопросом, не был ли выбор этого пути ошибкой. Он не может помочь этим людям. Он до сих пор в образе Дэниэла Прайма, и половина этой толпы хочет поклониться ему, а другая — оторвать голову. Мерфи никогда раньше не давали шанса почувствовать себя значимым, но теперь, когда он стоит, наблюдая за самой первой гражданской войной Санктума, то не может не чувствовать себя снова эгоистом. Всё это время он думал только о себе и, возможно, мог бы сделать что-нибудь, чтобы остановить это. Он уверен, что есть вариант получше, которым он мог бы воспользоваться, но Мерфи хочет, чтобы кто-то просто сказал ему, что он мог бы поступить лучше вместо того, чтобы вновь плюнуть в лицо и назвать предателем. Мерфи приходится отвлечься от мыслей, когда незнакомый мужчина, одетый в религиозный наряд, быстро поднимается по лестнице. И он даже не успевает вовремя отреагировать, когда тот сокращает расстояние между ними и прижимает Мерфи для поцелуя. Сначала он хочет инстинктивно отстраниться, но есть что-то в том, как мужчина мягко кладёт руку ему на щёку, и бабочки, образующиеся в его груди, удерживают его там. Через секунду Мерфи нерешительно целует в ответ, чувствуя себя ошеломлённым, но почему-то любимым. Момент нежный, но заканчивается он слишком быстро. — Ты вернулся ко мне, — произносит мужчина самым мягким, сладким шепотом, который Мерфи когда-либо слышал. И он знает, что эти слова не предназначены для него (хотя в глубине души ему бы этого хотелось). Он знает, что должен солгать и снова поцеловать этого человека, вернуть ему любовь, которая была так милостиво брошена ему на пути, но он не может. Никогда в своей жизни он не обращался с подобными любовью и состраданием так свободно, и поэтому, может, Мерфи и эгоист, но он не жесток. Он не может претендовать на такую чистую любовь к себе. И в присутствии этого человека есть что-то настолько искреннее, что Мерфи не может заставить себя обмануть его. — Извини, — говорит он, — но я не тот, за кого ты меня принимаешь. Мгновенно лицо мужчины морщится, и он отступает. Потеря его физического присутствия причиняет Мерфи боль, но только до тех пор, пока он не приходит в себя и не перестаёт быть уязвимым. Это приятная перемена, она позволяет его стенам рухнуть, а маске упасть, но, как и следы на его лице, не может длиться вечно. Он уже знает об этом. — Ты… Не помнишь меня? — Я не Дэниэл, — говорит он. — Мне очень жаль. Правда жаль. Мужчина тяжело сглатывает, потом кивает, опустив глаза в пол. Между ними бушует хаос, но для них он лишь фоновый шум. — Значит, это правда, что они говорят? Праймы — не Боги? Мерфи крадёт не только любовь у этого мужчины, но и его веру. Эгоистично. — Это правда. Они обычные люди, которые убивают других, чтобы они могли жить дольше. Руки мужчины сжимаются в кулаки. — Я… Я думал, что такого не может быть, но… Я не хочу думать, что Дэниэл был убийцей. Мерфи не знает, что и сказать. У него это получается не очень хорошо. — Я не думаю, что они видели это подобным образом, — пытается он, но понимает, что это не поможет. — Он был моим мужем, — продолжает мужчина, — и когда я увидел тебя, то подумал… Я думал, он вернулся. Мне жаль. — Подожди, — говорит Мерфи, не давая тому уйти. — Я даже не знаю, как тебя зовут. — Зев. — Ну, Зев, как бы то ни было, ты кажешься мне хорошим парнем. И отлично целуешься. — Правда? — Да, я бы так и сказал. — Ну… Спасибо. А как тебя зовут? И, ну, он знает, что совсем не Дэниэл, но и Мерфи всё ещё не готов быть. Есть что-то такое, что он давно ищет, но оно просто недосягаемо, Мерфи знает об этом, но понятия не имеет, как это найти, как туда попасть. Он знает, что ещё никогда не чувствовал себя так спокойно, как в тот момент, когда Зев показал свою любовь, так что… — Если ты не возражаешь, — произносит он, сокращая расстояние между ними, — поцелуй на прощание? Прежде чем я никогда не увижу тебя снова? Этот человек только что потерял своего мужа, навсегда, свою религию, и его город горит. Эгоистично… Зев берёт его руки, мягко сжимая их, и смотрит Мерфи в глаза. — Ты влюблён в этот момент, а не в меня, — отзывается он, — но есть такой человек, с кем ты хотел бы разделить его. И… Да. — Прости, — снова говорит Мерфи, но Зев только улыбается. — Ты найдёшь свой ответ, — отвечает он, прежде чем мягко отстраниться, а затем спуститься по лестнице, исчезая в хаосе. Санктум погружается в безумие, но Мерфи может сказать с уверенностью, что это не его вина, и это, возможно, всегда было результатом их системы. Тем не менее он решительно спускается по лестнице, теперь ясно представляя себе цель. Сквозь драку, одетый в один из худших свитеров, который когда-либо видел Мерфи, появляется Беллами Блейк. Его глаза подозрительно сужаются, когда он видит внешность Джона, его причудливый костюм, предназначенный только для Праймов и остальных, а затем они расширяются от осознания. Мерфи быстро и целеустремлённо сокращает расстояние между ними и притягивает Беллами для поцелуя, кладя руку на его щёку в попытке быть нежным. Мерфи никогда не учили быть мягким, но теперь он знает, что всё ещё может научиться. — Мерфи, — произносит Беллами, — ты вернулся ко мне. Вокруг них горит мир, но Джон Мерфи может с уверенностью сказать, что это тот самый момент, именно с этим человеком, в частности, является тем самым вариантом, который он и искал.