Я снова прошу тебя дать мне второй шанс, А потом напиваюсь и все порчу.
Донпё понимает, что это плохо, но он не может уйти. Что-то крепко держит его здесь, заставляя остаться. Каждый раз он говорит себе: это конец, но это никогда не заканчивается. Возможно, он все еще любит Сыну, хотя любой нормальный человек ни за что не вытерпел бы этого. Нет, что за «возможно»? Он совершенно точно любит Сыну, так же, как сын любит вечно ворчливую и кричащую на него мать. Просто любит и все, этому нет объяснения. Зачем объяснять, когда все понятно без слов? — Не молчи, Донпё, скажи же что-нибудь! — кричит Хан, вскакивая с кровати. Стоя, он больше Пё на полторы головы, поэтому младший ощущает какую-то ничтожность, находясь сейчас так близко к нему. Это устрашает и заставляет сердце биться чаще, сигналя «опасно, это опасно, беги». — Я сказал: не молчи! — Что мне сказать? — спрашивает Сон, стараясь скрыть дрожь в своем голосе. — Что мне тебе сказать? Я не знаю… Сколько бы я не пытался помочь тебе и дать шанс, ты никогда не идешь мне навстречу. Я действительно… — он замолкает, понимая, что больше не сможет сказать ни слова — слезы капают крупными каплями из его глаз. Сыну молчит. Он чувствует, что это правда, так он поступал всегда в течение того времени, как они живут вместе. Ничего не изменилось и с прошлого года, когда Хан впервые при младшем напился до такого состояния, что не мог стоять. Донпё тогда чувствовал свою вину за то, что не смог предотвратить этого, не уберег старшего. Сон всегда чувствовал вину, вплоть до сегодняшнего дня она грызла его изнутри. «А что если.?» Что, если бы Пё поговорил с ним? Помог ему? Младший просто не знает способа и продолжает винить себя во всем происходящем. Да, он любит Сыну, любит до дрожи в коленях, и от осознания собственного бессилия хочется кричать, выть и сдирать кожу на ладонях ногтями. Ну почему все происходит именно так, почему именно с ними?Ты не можешь изменить обстоятельств, Со всей своей растерянностью и чувством вины.
Донпё слышит шаги и громкий хлопок дверью — Сыну ушел, а это значит, что у него есть время приготовиться к худшему. На секунду в голове появляется вопрос: «Почему я все еще не ушел?» и тут же находится ответ. Пё чувствует себя так отвратительно в этот момент, закрывая лицо ладонями и ударяясь в рыдания. Слезы уродливо стекают с щёк Сона, но он тут же стирает их краем своей рубашки, заставляя щёки раскраснеться еще больше. — Почему? Почему? Почему? — Он в который раз бьет своим маленьким кулаком по кровати, надеясь, что если он сильно попросит, то кто-нибудь исполнит его просьбу. Но «кто-нибудь» всегда означает «никто».Так тяжело быть рядом, И я пытаюсь, пытаюсь, Но лучше не станет Никогда,
***
Тот, кто сталкивался с этим, понимает, как трудно бывает порой уснуть, просыпаясь от каждого шороха в ожидании человека. Это страшно. Донпё всегда страшно в такие моменты, иногда он просыпается от звуков собственного рыдания и обнаруживает, что подушка уже полностью мокрая от слез. Но ему ведь ничего не снилось. Откуда слезы? Но мы понимаем. Раздается телефонный звонок, и Сон буквально подскакивает на кровати. Бешено бьется сердце. — Да? — растерянно спрашивает он и слышит тяжелое, вероятнее всего, пьяное дыхание Сыну. Страшно, это долгое молчание устрашает еще больше. — За…ри… Ме… — Сыну? — переспрашивает младший, готовясь к худшему. — Сука, — Сыну выдерживает паузу, — я сказал, блять, забери меня отсюда! Что непонятного? Ты настолько тупой? — Я сейчас. — Сон стирает с левой щеки слезу и старается говорить уверенно, но чувство, что он должен был быть рядом раньше все еще давит. — Ты сейчас где? Куда мне приехать? — Издеваешься? Почему ты такой идиот? Там же где и обычно. Не раздражай меня, слышишь? — Ты в порядке? — Иди на хуй. Просто, блять, приедь.Я начинаю злиться, когда вижу проявления Твоей любви, разочарования и беспокойства.
И Пё едет. Он даже не переодевался для сна, просто лег в джинсах и футболке, накрылся пледом, чтобы, если что, быть готовым. Никогда не узнаешь, следует ли тебе бежать из дома или ехать за своим горе-любовником куда-то в бар. В машине тепло, на улице в два часа ночи — холодно, но греться и рассиживаться некогда. Донпё давит на газ, увеличивая скорость, в это время на дороге ни души, только лишь изредка проезжают какие-то люди на такси или странные путешественники, которые в любое время суток разъезжают на машине из одной части страны в другую. Сон улыбнулся, вспоминая, как Сыну всегда называл их «больные ублюдки, которые не знают, чего хотят от своей жизни», после этого так сексуально хмуря свой взгляд. Донпё паркует свою машину на полупустую парковку около бара, в такие заведения не принято приезжать на машинах, и выходит из нее. Кто-то блюёт около здания, кто-то курит рядом со входом, не отходя в курилку, очень много пьяных людей, которые едва держатся на ногах, но никто из них отдаленно не напоминает Сыну. У Сона по спине пробегает армия мурашек, а то если… Нет. Он с минуту стоит на месте, после чего делает твердый шаг вперед, преодолевая огромный страх, заставляющий сесть обратно в машину и уехать куда подальше, главное не домой, может быть к друзьям. Его бы с радостью приняли все, кроме родителей, наверное, но Пё не мог знать это точно — они не общались уже около года. Не то что бы никто не хотел, просто Хан запрещал младшему связываться с ними, боясь, что те вернут его к себе. Порой Донпё так хотелось услышать мамино «я тебя люблю» или обнять папу. Бар встречает Сона странной атмосферой тусовок, все смеются, разговаривают и улыбаются - это из-за алкоголя. Люди веселятся, но большинство из них утром превратятся в тиранов для собственных жен или семей, некоторые с чистой душой будут спать, а третьи как ни в чем не бывало пойдут на работу. И все, что произошло в стенах этого заведения в них и останется. — Милашка, ты как тут оказался? — доносится то с одной, то с другой стороны. Становится противно и мерзко, уже не остается той позитивности, которой были наполнены эти люди до. Сейчас они стали похожи на животных, которые увидели лакомый кусочек мяса и готовы наброситься. Донпё замечает Сыну в одиночестве за одним из столиков и, ускоряя шаг, подходит к нему. — Ну наконецто, сколько тебя еще можно ждать? — раздраженно говорит старший, стряхивая пепел от сигареты, что тлеет у него в руке, прямо на пол. — Тут нельзя курить. Поехали домой. — Заебали правила. И ты заебал. Делаю то, что хочу. — он поднимается на ноги и нелепо, слишком тяжело для младшего, кладет руку ему на плечо. — Пошли. — парень замечает, как на его спутника смотрят десятки похотливых пьяных глаз, готовых в любую секунду ухватиться за возможность переспать с этим малышом. — Моя сучка. — громко говорит Сыну и демонстративно хватает Сона за задницу, больно сжимая (скорее всего, останется синяк), пока они выходят на улицу. — Сыну, мне больно. — Где ты припарковал чертову машину? - игнорирует он Донпё. - Я не могу ее найти здесь. — Она за баром. Идем. — младшему приходится буквально вести любовника, держа весь его вес на себе, потому что тот не в состоянии идти самостоятельно. Сейчас он, кажется, даже не смог бы ползти сам. Усадив Сыну на заднее сидение, на которое он тут же лег, Пё забрался на кресло водителя и тронулся с места.А когда я напиваюсь, ты ведешь меня домой, И следишь, чтобы со мной ничего не случилось. Когда я напиваюсь, ты ведешь меня домой.
— Прости меня, прости меня, прости меня. — несвязно бормочет Хан. — Я люблю… очень люблю тебя, не уходи от меня, пожалуйста. Донпё не отвечает, он думает, что если ответит ему, то передумает, потому что он может. Это идиотское чувство, которое заставляло его оставаться все это время… Он никогда не мог усмирить его, но сейчас попытался. Больше не хочется терпеть всего этого, бояться и каждую ночь спать так, будто сейчас сюда придет какой-то маньяк, а не возлюбленный. Сон действительно завидовал тем парам, которые живут вместе так же долго, как и он с Сыну, но живут нормально. Ходят вместе за покупками, устраивают вместе стирку, день ничегонеделанья или просто готовят завтрак. Этого так хотелось, но, похоже, осуществить было невозможно. Такая судьба у них: оба любят безумно, страстно, но один выпивает другого без остатка и опустошает, наполняясь, и ничего не дает взамен, кроме боли. Сон паркуется в гараже и помогает Сыну добраться до кровати. Еще с минуту он смотрит на него, запоминая всё до мельчайших деталей, чтобы потом не забыть того, кого он любил настолько сильно, чтобы терпеть всё это. В эту минуту, кажется, заныли все синяки и ссадины, нанесенные ему старшим. Но, как там говорят? Что-то вроде «Время лечит», да? — Надеюсь, мы никогда не встретимся. — Шепчет Донпё и подходит к шкафу, стараясь беззвучно достать оттуда большой, нет, ставший огромным из-за всех вещей, рюкзак. Хотелось бы заплакать, но, кажется Сон выплакал всё за столько времени, что сейчас не может проронить ни слезы. Он беззвучно выходит из дома и так же беззвучно открывает дверь гаража, в котором стоит еще теплая машина. Уехать беззвучно не получается, но ему уже плевать. Он ушел, кто сейчас его остановит? Трясущимися руками Пё набирает известный номер и, пока идут гудки, слышит стук собственного сердца. Трубку поднимает какая-то женщина, отвечающая: «да?». — Привет, мам, я приеду домой, ладно?