Вечеринка предполагалась намного более тихой, чем оказалась впоследствии. Конечно чисто из вежливости и этических соображений юный наследник богатой фармацевтической компании не мог высказать своим одноклассникам все, что он думает о незаконной оккупации его особняка. Однако Киибо отказывался скрывать раздражение из-за шумных посиделок, которые попросту разрушили все его мирные планы на выходные. И как обычно вина лежала на его озорном и «очень веселом» друге, как обычно обманувшим парня обещанием:
«Слушай, Кибой, даже если мы все соберемся у тебя дома, мы не будем шуметь и мешать твоему мирному сну или чем ты там обычно занимаешься по выходным». Одна только эта реплика могла выбить из колеи всегда серьезного юношу, любившего проводить время спокойно: за чашкой чая или в обнимку с книгой, под релаксирующую и спокойную музычку.
Только вот он должен был ожидать, что позвать такую группу к себе в гости равносильно самоубийству; каждый ни в какую не хотел затыкаться, только подливая масла в огонь. Оума, причина всех его бед, носился по комнате туда-сюда, местами задирая других, цеплялся за них, отчего некоторые вроде Сайхары просто пытались игнорировать его нападки, а кто-то, более вспыльчивые и агрессивные натуры как Харукава и Момота, кричали и злились (или вовсе бегали за ним по всему особняку).
Самому Киибо от друга тоже доставалось. Он не мог заснуть благодаря шуму, который принесли за собой его раздражающие одноклассники. Более того, когда он пытался сосредоточиться на книжке, вот уже битый час открытой на одной и той же странице, и продвинуться в чтении хоть на одну строчку, его настойчиво отвлекал маленький гремлин, тянущий за руку с привычным псевдо-горьким выражением на лице и специально вызванными «крокодильими» слезами:
— Н-у-у пожалуйста, пойдем развлечемся вместе! Не будь таким занудой, Киб-о-ой, а то и так похож на заучку. Б-у-у-у-у.
Сайхара сочувствующе улыбался, смотря на раскинувшуюся перед ним сцену, и добавил:
— Мы впервые за долгие месяцы учебы проведем время все вместе. Такое бывает редко. Обещаем, что не займем тебя надолго, да и будет весело.
Киибо как рациональный, но довольно мягкий и покладистый внутри человек, легко поддался на словоохотливые уговоры черноволосого и в конце концов неохотно потащился следом за маленьким шалуном, Оумой, что сейчас с проказливой ухмылкой на детском личике тащил его в круг на ковер, где уже удобненько расположились все остальные.
Кажется, вопреки словам Шуичи, вечер предполагал быть утомительным и долгим. Каждый принес свои запасы: кто-то вооружился прохладительными напитками, другие предпочли принести больше фаст фуда, отчего правильный Киибо, предпочитающий натуральную и полезную пищу, только поморщился. Любящий все сладкое (Киибо удивлялся, как он еще не заработал диабет, ей богу) Оума принес свою ненаглядную виноградную панту и кучу конфет, которые уплетал за обе щеки. Возле места, где он сидел, в хаотичном «порядке» валялись обёртки. Киибо оставалось только гадать, за какое время он умудрился съесть столько сладкого, и сколько у него еще осталось с собой. А Кайто, как один из самых иррациональных людей в группе, даже умудрился достать пачку сигарет из нагрудного кармана. Киибо, возмущению которого не было предела, после увиденного и вовсе взвинтился.
— Момота-кун, в моем доме
курение — табу! — закричал пепельноволосый педант и ткнул указательным пальцем в сторону выхода, молчаливым жестом показав:
если намереваешься затянуться — флаг тебе в руки, только подальше отсюда.
Самопровозглашенный космонавт, который, с его слов в будущем собирается покорять космос с таким-то образом жизни, только что-то буркнул про себя, то ли извиняясь искренне, то ли сделав вид, но спорить не стал и, встав, покинул помещение, чтобы «проветриться». Девушка с длинными черными волосами, которую звали Харукавой Маки, проводила Момоту молчанием и лишь после кинула убийственный взгляд на Киибо, из-за которого ее драгоценному Кайто пришлось уйти. Правильного юношу это ничуть не смутило, пусть обычно ее взгляд и подминал всех под себя. Он плюхнулся на место, которое до этого занимал космонавт, прямо между Маки и Сайхарой. Собственно из всех присутствующих черноволосый детектив был для владельца особняка самой предпочтительной и успокаивающей компанией.
— Ну вот, когда наш занудная задница притащилась сюда, можно наконец начинать пати, — Ирума, как всегда не особо заботясь о подборе выражений, подняла большой палец вверх. — Вы ж не думали, что мы просто так будем прохлаждаться, обсуждая всякую девчачью туфту, блядь!
Оума присвистнул от реакции своего лучшего друга, всем своим существом показывающего, что против нецензурной брани.
— С нашей занудной компанией веселой игры не получится. Кибой слишком любит свои «идеалы», что его даже не заботят окружающие! — весело воскликнул Оума и всплеснул руками. Педант разочарованно вздохнул и силился уйти, чтобы не слышать очередные подколки, однако его задержал Шуичи, взглядом умоляя:
«мол, перетерпи, они ведь всегда такие».
— Оума-кун, я не думаю, что от твоих комментариев Киибо-куну станет веселее, — настойчивым, пусть и довольно тихим голосом, порицала мальчика Акамацу, отчитывая его как нашкодившего кота. Тот надул щеки, скрестил ноги и руки, словно пытаясь показать, что вот он я, обиженный, однако этот его жест выглядел скорее милым, чем действительно ущемленным.
— Л-а-а-а-дно~. Раз Акамацу-чан так говорит… — недовольно «согласился» он, по-прежнему делая вид, что дуется на весь божий свет. Внезапно Оумы вновь поведение резко изменилось. Кокичи весело рассмеялся, его глаза невинно загорелись, да так, что можно поклясться, в них видно звезды. — Мы же знаем, что если это Акамацу-чан, то все-все должны, нет, просто
ОБЯЗАНЫ, слушаться ее! ★
Каэде молча проглотила обидный комментарий, лишь бы не распалять новый спор, а Харукава, все еще раздраженная тем, что место Кайто было так нагло присвоено, а сам он удалился и все еще не вернулся, убийственно «прожигала дыру» в Оуме, успевшем ее достать.
— Заткнись, — ядовито выплюнула девушка и как обычно добавила, — или что,
ты хочешь умереть?
Первое время Кокичи замер, на его лице застыло непроницаемое выражение. Местами такие перемены в друге были, мягко говоря, пугающими, но сейчас изучив его поведение за столько-то лет, можно было сказать, что он либо готовит новую «маску», которой прикроет подлинную реакцию, либо просто серьезен. К ситуации скорее подходил первый вариант. И затем Оума легко рассмеялся, заложив руки за голову и противно ухмыляясь девушке во все тридцать два, чем наверняка еще больше пытался «распалить» ее.
— Ни-ши-ши! ♪ Харукава-чан такааая страшн-а-а-я! Она убивает одним только взглядом. Между прочим, мне… — Кокичи опустил руки, приложив указательный палец к губам и пытаясь показать немного загадочности в этом жесте, что, по всей видимости, возымело лишь один эффект — раздражение, которое чувствовал даже Киибо, — …чтобы убить, не нужно прожигать в других отверстия.
Я ведь могу просто украсть сердце обидчика♥. Так что победитель очевиден.
Провокация возобладала привычный эффект. Харукава вскочила с нагретого места, сжав руки в кулаки.
— Ах ты тварь…! — кажется, если бы не вернувшийся в комнату вовремя космонавт, произошла бы очередная драка.
Киибо не знал как давно, но эти двое постоянно враждовали. Маки невзлюбила Оуму сразу же, вот только если сам мелкий раньше лишь легко подкалывал ее, то с недавних пор его «шутки» обострились до издевок, что еще больше провоцировало девушку с нелегким характером.
Причина их размолвок Киибо была неизвестна. Хотя он не удивлялся. У его лучшего друга со всеми были довольно натянутые отношения. Маленький негодник просто не мог быть искренним с окружающими, постоянно всех подкалывая и раздражая своим детским и театральным поведением, из-за чего Кокичи терпеть не могли в школе, плюс даже самые спокойные, вроде Сайхары и Тоджо, местами обращались к Киибо с целью «приструнить» его друга (или скорее найти хоть какой-то способ повлиять на неугомонного Оуму). Что уж говорить о Ируме, которая никогда не была уравновешенной с самыми спокойными людьми, и даже Кайто, ну… который является Кайто, если проще говорить. Другими словами пепельному юноше сложно описать Момоту. Этот парень из того типа людей, которые предпочитают, чтобы окружающие прислушивались к их мнению или во всяком случае не мешались своим существованием. А Оума не был бы Оумой, если бы умел и то, и другое.
— Эй, опять зарываешься на Харумаки? Тебе что, уже мало того инцидента, после которого ты загремел в больницу? — под «тем инцидентом» самопровозглашенный космонавт подразумевал случай, когда взбесившаяся Харукава огрела раздражающего ее Кокичи своей школьной сумкой, причем удар пришелся настолько сильно, что маленький школьник пошатнулся и упал с лестницы, впоследствии чего сломал ногу и получил, слава богу, слабое сотрясение мозга.
— О, Момота-чан так привык решать все насилием, что угрожает мне при всех! Ни-ши-ши! ♪ Мне это нравится… — преувеличенно радостно запел паренек и одновременно с этим, словно выжидая какой-то, ведомой ему одному реакции, заерзал на месте.
— Ой заткнись, — отмахнулся от него Кайто и только сейчас заметил, что его оккупированное место все еще остается занятым. — Эй-эй, погодь, а мне теперь где сидеть?
— Да всем насрать, где ты будешь сидеть! Хватит уже терять наше время и силы на тупые потасовки с этой девственной шотой! Если вы хотите разобраться в своем любовном дерьме, найдите гнездышко получше и зализывайте там дыры друг друга. Ка-ка-ка! — Ирума была единственной, кто, извергая непотребства, смеялась так сильно, что даже забрызгала близ сидящих Оуму и Корекийо своей слюной. — А мы уже начнем гребанную игру, да, Бакамацу?
Каэде растерянно моргнула.
— Что? А что я…? — Акамацу словно защищаясь подняла руки в воздух, недоумевая, почему Ирума упомянула ее. Но вся группа поняла, что подразумевала Мию, пусть и таким окольным, довольно непонятным путем: заткнуть проблемных одноклассников могла только авторитетная пианистка.
— Эй-эй-эй, алле! Что за ерунду ты несешь про «любовное дерьмо» и «гнездышко»?! Как будто кому-то вообще захочется оставаться наедине с этим мелким гремлином! — закричал Момота, реакции которого не пришлось долго ждать. После этого среагировал и упомянутый выше «мелкий гремлин», сжав руки в кулачки и недовольно надувшись.
— Да-да, свиноматка, тебе может и все равно, с кем лечь в постель, а я вот довольно разборчивый в этом плане, и для счастья мне не нужны такие тупицы… — сказав это, Кокичи нагло указал на вспылившего космонавта, все еще разъяренного как бык из-за замечания блондинки, — …которые не могут в дважды два.
Кайто, так и не нашедший себе место в общем кругу (хотя там в принципе осталось только одно место, которое никто не осмеливался занять), опять среагировал на намеренную подколку маленького шкодника.
—
Я не тупой, слышишь! Возьми свои слова назад, ты… дерьмо…! — кажется на середине фразы у Момоты закончились аргументы, и он просто сплюнул. Тенко, закатив глаза от того, что ей нужно слушать эти скандалы, наконец вклинилась:
— Могут дегенеративные самцы уже заткнуть рты и не портить вечер своим зловонным дыханием? — измученно, несмотря на контекст ее фразы, произнесла девушка. Все лихорадочно закивали в такт, отчего, к примеру, Момоте и Харукаве (хотя Чабашира и упомянула «самцов»), стало стыдно за свое поведение. Только Кокичи, также включенного в их число, казалось, все равно, хотя его лицо опять напоминало непроницаемую маску.
— Ок-е-е-й ~. Поиграю в новую «вес-е-е-е-лую» игру. А то вы, ребята, слишком скуучные, — протянув это, Оума наконец успокоился и повернулся спиной ко всем, своим детским поведением пытаясь показать свое пренебрежение к ним всем.
Кайто, охапкой забрав с собой все свои «полезные для здоровья» закуски, вроде сушеных кальмаров и чипсов, плюхнулся на свободное место, между Оумой и Юмено, которая, завидев космонавта с недовольным лицом, предпочла деликатно подвинуться еще ближе к Чабашире.
— Ну что, давайте уже не будем тратить время и начнем играть, — вздохнул Сайхара, впервые за долгое время произнеся хоть что-то. Киибо перестал реагировать, попросту ожидая, когда эта длинная шумная вечеринка закончится. Акамацу попыталась подарить всем напряженным одноклассникам успокаивающую улыбку, но от испорченной ругательствами атмосферы и у нее самой упало настроение.
— А во что мы будем играть? — вкрадчиво спросил Амами, умудряясь быть все таким же холодным и собранным. Ирума, которая тоже немного приуныла, взбодрилась от заданного им вопроса, который по-видимому уже давно ждала.
— Эй, петушки и курочки, слушайте сюда! Конечно для такого дерьма как вечеринка нет ничего лучше, чем дерьмовая игра. Ка-ка-ка! — блондинка снова, сказав нечто странное, залилась демонстративным смехом. Непривычно для всех заткнувшийся уж как более минуту Оума пытался что-то сказать, приоткрыв рот, видимо для того, чтобы прокомментировать «удачную» шутку Мию, назвав ее, к примеру, грязной извращенной свиньей, в чьей голове только фекалии и пошлятина, но, поспешно закрыв рот, лишь прицыкнул и раздраженно стал покачиваться взад-вперед.
Момота, пусть бедокур уже ничего не говорил, а только раскачивался на месте рядом с ним, все равно раздраженно поглядывал на Кокичи, будучи явно не в восторге от того, что ему приходится сидеть с этим мелким раздражающим гремлином.
— Думаю, не одному мне непонятно, что ты имеешь ввиду. Так что попрошу разъяснить, что подразумевается под «дерьмовой игрой»? Хотя, подозреваю, что с твоей извращенной фантазией придумать что-то адекватное будет чем-то странным, — Корекийо изящно оправил прядь длинных черных волос. Выражение его лица как обычно скрыто под маской, но можно было предположить, судя по тону его голоса, что сейчас юноша, славившийся своей вычурной манерностью и эрудицией, иронично улыбался.
— Вы что, все недалекого ума что ли? А-а-а, конечно,
куда вам до такого гения как я! — Ирума, как обычно сделав свой странный жест, подняла указательный палец вверх и самовлюбленно продолжила. — Игра в «Короля»(*1)! Надеюсь, все вы, недалекие, знаете правила, а? А то мне не хватало еще вечер потратить, чтобы объяснять вам, отсталым, долбанные правила? Хотя да, один кусок аборта в этой комнате сто пудово не в курсе, он же слишком мелкий. Ка-ка-ка!
Оума раздраженно сверкнул своими огромными и привлекательными (хотя никто из присутствующих этого в жизнь не признает) глазами в сторону Мию, пытаясь, как и Маки прежде, убить ее одним лишь созерцанием, но, к превеликому удивлению всех остальных, не стал ничего говорить ей в ответ на колкость, что было ну ОЧЕНЬ странно. Блондинка и то вовсе не среагировала на его нервный и раздраженный молчаливый «ответ», упиваясь своими смешными шутками и все сильнее изливаясь слюной.
— Ирума-сан, я думаю, это было очень слишком, — тихим птичьим щебетом прошептала Широганэ, но испугалась сразу после того, как блондинка тоже одарила ее жестким взглядом бледно-голубых глаз, на сей раз острым как у сокола, что обычно несвойственно ей.
— Слышь, простушка, если хочешь с кем-то поспорить — вперед! Но знай, что за каждый спор всегда идет ответ.
При этом ее лицо стало странно-серьезным, будто бы она намеренно пыталась впечатлить чем-то умным всю группу (что у нее не особо получалось, потому что даже Оума, прежде сохранявший гробовое молчание, чуть невольно не прыснул со смеху, но тут же сдержался. Цумуги, которую назвали простушкой и недвусмысленно сказали заткнуться, лишь осела, и правда замолчав. По ее виску стекали капельки пота. Затем девушка неразборчиво зашептала:
—
Вот почему я и ненавижу самовлюбленных социальных бабочек. Им всегда все сходит с рук, даже если они унижают кого-то или издеваются.
— Давайте уже начнем, — подытожил Киибо, хотя в сердцах проклял саму идею согласиться с Ирумой, потому что… ну потому что на это у педанта было две причины. Первая из них довольно проста: он элементарно не слышал о такой игре, так как раньше никогда не собирался с кем-то вот в такой большой компании, и потому о современных играх на вечеринках или в лагерях ему приходилось только догадываться. Вторая причина еще банальнее: это идея Ирумы Мию, а эта девушка всегда славилась своими безбашенными и неадекватными предложениями.
— Да, давайте начнем, иначе
моя магия вырвется наружу, и мне придется разнести этот стол в щепки(*2).
Магичка с преувеличенно-пафосным видом оправила свою ведьминскую шляпу и тихонько рассмеялась. Казалось, ее синдром восьмиклассника прогрессирует, но это абсолютно не волновало ее закадычных подруг, Чабаширу и Йонагу.
— Но Юмено-сан… — задумавшийся Сайхара казалось подметил что-то, но все думал, как облечь это в слова. Кокичи опять пытался что-то сказать и с трудом сдерживался, чтобы не сделать этого по какой-то ведомой ему одному причине, силясь дальше сохранять тишину, — … здесь же нет никакого стола. Мы сидим на полу… на ковре…
Химико прыснула, отчего даже Ируму перекосило так, словно эта несмешная шутка была самым большим дерьмом, которое мог сказать человек (хотя по общему признанию ее похабные шутки намного хуже плоских шуток мага).
— О-о, Сайхара-кун понял мой юмор! Я создам этот стол с помощью магии и затем отправлю его в небытие, расщепив на атомы.
И с этим Химико снова залилась смехом, заставив Шуичи невольно покраснеть, потому что ну… он не хотел понимать такого убогого юмора, ей богу. Черноволосому стало стыдно, что он вообще как-то отреагировал, а не проигнорировал эту шутку.
— Может быть Юмено-сан стала черной дырой?! — впечатлено загорелась Тенко, будучи восхищенной любым неуместным комментарием своей ненаглядной, то и дело балуя Химико энтузиазмом и похвалой во всем, что ее даже недостойно.
— На все воля Атуа. Если Атуа хочет, чтобы здесь стояло котацу, тогда оно согреет нас в этих европейских хоромах, — Анджи молитвенно сложила руки и начала как обычно читать молитву своему богу, о котором она постоянно и неумолимо упоминала. Некоторые за спиной называли ее больной фанатичкой (или сектанткой), что недалеко от истины, между прочим. Химико, от комментария Чабаширы вместо того, чтобы обрадоваться, раздосадовано запыхтела, став издавать какие-то нечленораздельные звуки.
— Гонта не знает правил.
Гонта ведь дурак… — спустя какое-то время задумчиво произнес Гокухара, погружая и без того шумную комнату в еще больший гомон, после чего все начали пререкаться между собой. Юмено начала нападать на Тенко, хотя она была единственной, кто посчитал шутку магички смешной. Химико обвинила Чабаширу в том, что она только издевается над подругой. Цумуги продолжала неслышно шептать проклятия, на этот раз даря обвинительные взгляды не Ируме, а ненавистному ей Амами, который был самым популярным и востребованным парнем в их школе (да еще и по общему принятию — лидером).
Момота, видимо сам того не понимая, подначивал Оуму, все выспрашивая его с ироничной ноткой в голосе, мол, чего это он молчит. Маленький мальчик в свою очередь продолжал сохранять тишину, пусть костяшки его пальцев побелели от того, как сильно он стискивал руки в кулаки, чтобы не брякнуть чего-нибудь ненароком. Ирума смеялась над глупым Гонтой, что в очередной раз (с ее слов) опозорил себя перед другими своей не просветной тупостью, потом она успела переключиться и на Оуму, раззадоривая его тем, что
«молчаливая дерьмовая шота привлечет только больше педофилов на свою пятую точку»или что-то вроде того.
Акамацу пыталась успокоить всех, кидая туда-сюда обеспокоенные фразы:
«Ребята, перестаньте», «Ребята, мы здесь для того, чтобы весело провести время» и продолжала эту никого не волнующую шелуху еще долго и долго… пока Киибо, молча наблюдающий за Корекийо, Сайхарой, Йонагой, Цумуги, Ремой, Харукавой и Кируми, самыми тихими и уравновешенными членами их странной тусовки, затем, пусть это и нехарактерно для него самого, закричал:
—
Я выставлю каждого из вас из своего дома, если вы продолжите этот балаган и не начнете нормальную вечеринку!
От его громкого и поставленного голоса, который удивил каждого, все, даже самые шумные одноклассники вроде Мию и Кайто, наконец угомонились и сели по струночке, словно слушая лекцию от своего строгого учителя. Один Оума по-прежнему сидел спиной ко всем, кажется наплевав на все происходящее с колокольни.
— Хорошо, ребята! — подхватила «энтузиазм» педанта довольная Акамацу, взяв бразды правления в свои, теперь вновь не дрожащие, как и прежде, руки. — Игра в «Короля» очень подходит для таких вечеринок, поэтому мы можем хотя бы попробовать начать ее, и каждый…
— Но Гонта не знает правил… — вновь вторил пианистке энтомолог, у которого кажется даже был свой клуб, в котором он, так сказать, тратил все свое время на изучение насекомых и их непосредственное разведение.
—
ДА — КОГО — БЛЯДЬ — ВОЛНУЕТ! –нарочито долго и настойчиво проговорив с нажимом, выплюнула Мию.
— Хорошо, — Каэде, озадаченной очередной потасовкой товарищей, снова пришлось восстанавливать самообладание, — те, кто не понимают правил, познакомятся с ними в процессе. Я обещаю собственнолично объяснить их вам.
И так группа
НАКОНЕЦ собралась в круг с кучей напитков и закусок под руками, и все для того, чтобы начать игру, ради которой в принципе они здесь. Киибо ни мог не подумать, что потерял лучшие дни, свои выходные, которые мог провести с пользой, прочитав какую-нибудь книгу или послушав нормальную музыку, вместо того, чтобы слушать маты одноклассников и их раздражающий гам.
Ирума вытащила кулек с палочками, по-видимому заранее заготовленными, из своей сумки, где она хранила все бесполезные, а местами довольно-таки занимательные изобретения. Она умело (видимо уже не в первый раз) перемешала палочки и провозгласила:
— Тянем! — все потянулись к палочкам, дружно крича, как и требовали правила:
«Кто же «Король»?». Оума раздраженно присоединился к группе, пусть и все еще молчал, Киибо неумелой и дрожащей рукой вытянул свою, Гонта еще немного колебался, после чего вытянул одну-последнюю палочку для еды. Каждый получил свой номер, и все с замиранием сердца ожидали, пока счастливчик проявит себя.
— Я — «Король»! — радостно воскликнула Йонага, вскочила со своего места и начала забавно кружиться на месте, словно танцуя. А затем… грациозно развернувшись на носочке, она вытянула указательный палец:
— Король приказывает своему подданному: номер 8
поклянется в вечной преданности Атуа и присоединится к моему клубу!
У всех перехватило дыхание. Чтобы вы понимали, стоит упомянуть, что клуб Анджи состоял из одних чудиков, у которых явно было не все в порядке с головой. Они день ото дня рисовали какие-то анимешные (и даже не совсем) картины (*3), придавая все новые и новые образы своему воображаемому божку, которого вероятнее всего создала сама президент, собственно Йонага, и то по чистой прихоти.
— Я-я номер 8… Я-я клянусь в своей верности… богу Атуа…- дрожащим голосом выговорил Сайхара. Теперь он понимал, в каком аду ему предстоит крутиться еще целый учебный год вплоть до их выпуска из старшей школы, потому как в школе все считали: если ты рисуешь бога Йонаги — ты такой же сатанист, как и она. А это довольно-таки неприятно.
Девушка обрадовалась и запрыгала на месте, Химико захлопала в ладоши, так как была рада, что в клубе Анджи, где с трудом набралось пять человек, появится шестой член. Сайхара обреченно упал на место, усмехнувшись самому себе. Каэде успокаивающе положила руку ему на плечо, одним своим видом показывая:
«Крепись».
— Бу, это было скучно, — произнесла Ирума, перемешивая палочки, чтобы приготовиться вновь раздать их. Ее энтузиазм приугас из-за предыдущего невеселого наказания. А ведь она даже не понимала весь масштаб трагедии, на который Шуичи обрекла чертова игра.
— Согласен. Здесь не было ни эстетики человеческого увядания, ни расцвета животной страсти, — в странной манере прокомментировал предыдущую фразу блондинки Корекийо, пока группа тянула палочки во втором круге.
Во второй раз «Королем» стала Широганэ. Все в группе в очередной раз затаили дыхание, боясь, что эта призрачная девушка, в голове которой всегда крутились странные мысли о косплее, могла придумать им в наказание. Неуверенно сжимая палочку в своем кулачке, Цумуги, нервно оправив очки другой рукой, залепетала:
— Я приказываю: номер 1 должен п-поцеловать любого участника игры… одинакового с ним пола… — все выпали в осадок после ее заявления, лихорадочно начав проверять свои номера в надежде, чтобы НЕ ИМ попался этот номер. Упоминаемый номер 1 сам вышел вперед, с тяжелым и свинцовым взглядом пригвоздив косплеершу с такой извращенной фантазией к ее месту.
— Я номер 1, и боюсь у меня нет желания выполнять твой приказ, — тем, на кого пало проклятие раба, была Харукава Маки собственной персоной. Она была готова заставить очкастую простушку силой изменить приказ, да вот только в ее планы вмешалась раздражающая до боли Ирума, которая только в такие моменты вспоминала про существование правил.
— Эй, это нечестно. Ты обязана! Мы все в одной дерьмолодке! Почи вообще вступит в клуб чокнутой! И ты хочешь сказать тебе лень полабзать другую бабу, потому что ты, видимо ли, натуралка с гребанной давкой на тупых к-к… — Ирума не смогла продолжить, потому что прежде холодная и отстраненная Харукава со злым выражением на лице приблизилась к ней и втянула в страстный, довольно властный и глубокий поцелуй, который заставил ноги блондинки подкоситься, а лицо расплыться в блаженном удовольствии. Всех присутствующих поразила настойчивость Харукавы (пусть Сайхара и знал причину такого поведения) и реакция Мию, которая получала от процесса явное извращенное удовольствие.
Когда воздух в легких стал кончаться, Харукава отошла и молча наблюдала, как после ее грубого поцелуя Ирума плюхнулась обратно на ковер, прижав ладонь к губам. Маки брезгливо вытерла рот рукавом, пытаясь показать, что больше такого никогда не повторит. Момота довольно присвистнул.
— О-о, Маки-ролл, это было круто! Я не знал, что ты так можешь! Более того,
из всех людей — заткнуть Ируму! Да ты просто мастер! — начал нахваливать девушку космонавт, на что конечно же последовал сильный удар по голове наотмашь и ее мгновенная убийственная реакция.
— Я не поняла, Момота,
ты хочешь умереть?!
Сайхара поразился глупости своего «кореша», который вот уже сколько лет не может заметить, какие трепетные чувства проявляла к нему их общая подруга детства. Плюс, хоть Маки и была холодна и отчуждена ко всем остальным, рядом с космонавтом ее поведение заметно менялось. Она даже часто смущалась и ревновала его, хоть и пыталась всеми силами скрыть это. Однако Кайто был твердолобым и знаков внимания вообще не понимал, видимо будучи слишком занятым собой и своей крутостью. Он напоминал Сайхаре типичного главного героя гаремника, который, если прямо скажешь:
«Я люблю тебя», отреагирует так:
«Я тоже…», и затем скажет, что очень любит своих друзей(*4). Что-то вроде того.
— Ну что, продолжим? Это, конечно, было неплохо. Нам была продемонстрирована эстетика страстных чувств двух расцветающих бутонов… но даже восхищаясь этой картиной, мы не можем играть до утра, — заметил Корекийо, но вот Киибо, наконец понявший суть этой «веселой» игры, был ни на шутку взвинчен тем, что очередь в конце концов может дойти до него, и в конце концов его могут заставить делать нечто такое грязное и мерзкое… Педант осознал, как был глуп, когда согласился участвовать в этом цирке.
Кайто же, вопреки всему происходящему, спокойно наслаждался поеданием чипсов, попутно задирая молчаливого Оуму тем, что у того закончились конфеты, что в скором времени у него разовьется диабет и повыпадают его безупречные белые зубки, которыми он так и любит сверкать, что Кокичи как ребенок среди взрослого поколения, и что одно только присутствие
ВЕЛИКОГО ЕГО заставляет Оуму молчать. Маленький самопровозглашенный верховный лидер, коим он и являлся в своем шахматном клубе, раздраженно косился на Момоту, выказывая лишь явное отвращение смесью запаха чипсов и сигарет, которыми разило от его «собеседника». Оума продолжал набучено молчать, пусть в его голове явно крутились разные изощренные и колкие ответы для тупого космонавта.
Начался третий забег.
—
Кто же «Король»? — прокричали все хором в третий раз. На сей раз руки нескольких членов группы странно тряслись и вряд ли от предвкушения нового короля и наказания, а скорее от страха, что придет их очередь. Ирума, обычно делающая какие-то тупые замечения в процессе перемешивания, тоже угрюмо молчала после настойчивого (почти убийственного, если смотреть со стороны) поцелуя Харукавы. Наконец новый «Король» скромно поднял руку вверх.
— Я «Король», — размеренно произнесла Акамацу, и на сей раз самая адекватная часть группы облегченно вздохнула, а те, кто ожидали очередного фурора от наказания, напротив — обреченно выдохнули. Пианистка не была из того типа людей, которые придумают что-то во вред остальным, скорее — она из тех предсказуемых личностей, прежде всего думающих о благе остальных, а уже потом о себе.
— Вот разочарование, — вздохнул Корекийо, потягивающий что-то из фляги. Некоторые уже предполагали, что в его фляге была хмель, да вот только никто не осмеливался высказать ему вслух, что они вообще-то здесь собрались не ради того, чтобы пьянствовать.
Сайхара тяжело выдохнул, подумав:
«Главное, чтобы Киибо не заметил, что Кийо был немного… в поддатом состоянии». Их педантичный одноклассник терпеть не мог все, что не соотносится с ЗОЖ, и узнай он, что один из них сейчас выпивает, начнет лекцию о вреде алкоголя на целый час, попутно забрав флягу и отправив члена клуба любителей антропологии на боковую.
— Я приказываю… — Акамацу нерешительно перевела взгляд на Оуму, повернувшемуся к ним спиной и почти никак не вступающего в контакт с остальными, кроме как для того, чтобы в очередной раз потянуть палочки. Каэде захотелось, чтобы кто-нибудь развеселил мальчика, каким бы неугомонным и несносным он не был. У нее были лишь благие намерения, но за своим альтруизмом пианистка забыла, что, как заведовал нам Шекспир, благими намерениями вымощена лишь дорога в ад. Она и не могла предсказать, КАКИМИ пытками будет для «Короля» следующее наказание… моральными пытками, — …номер 12, заставь Оуму-куна снова заговорить.
Оума повернулся к Каэде, недовольно приподняв бровь вверх в немом вопросе: «Какого хрена?». Блондинка, растерявшись из-за неожиданного зрительного контакта с ним, отвернулась, притворившись, что она не при делах. И только потом, заслышав знакомый голос, распалявшийся в возмущениях, она поняла, ЧТО натворила.
— Эй-эй-эй, погодите-ка, какого хрена это я?! — космонавт быстро отбросил полупустую пачку чипсов прочь и начал всплескивать руками. — Эй, Акамацу, что за ерунда? Почему надо было вообще придумывать такой приказ? Как мне заставить эту мелкую упрямую бестолочь говорить?!
Оума, немо возмутившись его последним обращением, вперился взглядом, но на этот раз уже в упрямого курильщика, который сейчас был точь-в-точь похож на огнедышащего дракона. А ведь довольно иронично, учитывая, что только недавно космонавт с удовольствием поедал чипсы с перцем чили. Кокичи вдруг осознал, насколько это будет весело — продолжать молчать и бесить этим чертового тупого космонавта. Его лицо расплылось в злобной ухмылке, на что незамедлительно последовала громкая, заставляющая всех съежится, реакция:
— Какого черта ты ухмыляешься?!
Думаешь, мне слабо? Опять, наверное, какие-то гадости изобретаешь, черт тебя дери, — в свою очередь Момота также с вызовом глянул на Оуму. Окружающие даже могли улавливать (или скорее дорисовывать в своем воображении) молнии недовольства, которые каждый из них бросали друг в друга. Кайто, как обычно ведомый из своих собственных соображений духом мнимого соперничества, сжал руки в кулаки.
—
Хорошо, я сделаю это! Если в течении пяти минут этот мелкий гаденыш не заговорит или хотя бы не пропищит что-нибудь — значит я проиграл.
Оума напрягся. Он прекрасно знал привычные методы решения проблем, которыми пользовались хулиганы как, например, Момота, Мондо или тот парень-якудза, Фуюхико. Кокичи немым знаком пытался показать Акамацу, что насилие — единственное, что может придумать такой парень как Момота Кайто. И, о удивление, его безмолвные намеки сработали. Правда тем, кто вмешался, был Сайхара.
— М-момота-кун, я все же думаю, что ты не выполнишь приказ Акамацу-сан, если применишь насилие, — бровь самопровозглашенного космонавта невольно дернулась в удивлении, а затем он стукнул кулаком о кулак, как всегда делал, когда хотел убедить своих опять-таки самопровозглашенных «помощников» в чем-то.
— Не боись, Шуичи, я его и пальцем не трону. Во всяком случае —
не ударю.
Что-то в последнем предостережении заставило маленького шалуна непривычно напрячься. Он уже не первый год был знаком с этим парнем и вполне себе знал, что когда в том загорается этот раздражающий дух соперничества, то он не скупится на методы, какими бы странными и даже жесткими они не были. А еще, пусть аналитический ум Оумы всегда мог предсказать действия такого скучного и линейного парня как он, когда Момота был в «состоянии соперничества», его поступки становились неадекватны и неуправляемы. Вот этот блеск в сиреневых глазах местами до жути пугал, и Кокичи невольно вскочил с места, чтобы как обычно пуститься в бег, пока не закончатся эти гребанные пять минут. Да вот только Момота, видимо заранее понявший, что он попытается сбежать, схватил его за белую рубашку, а потом вовсе захватил за шею, и свободной рукой удерживал мальчишку еще и за запястье.
— Неа. Кролик не убежит на этот раз (*5),— как какой-то типичный злодей из трешевой манги, Момота злобно усмехнулся и, отпустив запястье мальчика, начал щекотать его. Кокичи, пусть и не до жути, но боялся щекотки, и поэтому сильно стиснул зубы, чтобы терпеть и не рассмеяться. Космонавт, видимо заметив, что тот так и будет сопротивляться, раздраженно цыкнул, поняв, что этот метод не возымеет никакого эффекта.
— Момота, что, черт возьми, ты делаешь? — поднялась Харукава, похоже желая убить друга на месте. Амами глупо улыбался, смотря на эту сцену. Сайхара тоже. Акамацу облегченно вздохнула. Чабашира закрыла глаза Юмено, сказав ей не смотреть на очередную деградацию дегенеративных самцов. Все остальные скорее всего пребывали в шоке. Лишь одна Харукава выглядела недовольной, скорее всего, как подметил про себя Сайхара, из ревности.
— Ну ладно, раз такой метод не работает, перейдем к более веселому, окей? — Момота спросил Оуму, все еще удерживая хрупкого мальчика на месте. Оума начал брыкаться пуще прежнего, только и желая, чтобы наказание уже скорее окончилось, а ведь не прошло еще даже и минуты.
— Момота-кун, ты пообещал не применять насилие! — поднялась Акамацу, приготовившись разнимать их в случае чего, на что Кайто раздраженно хмыкнул:
— Акамацу, я ж вроде сказал:
я не ударю его! Что непонятного?! — зарычал он, сильнее, чем ему хотелось, а потом, видимо поняв это, виновато ухмыльнулся. — Извини за тон… ой, черт, я теряю время!
Ирума, пришедшая в себя, смеялась, почти согнувшись пополам от глупой и почти сюрреалистичной для ее воображения сценой.
— Господи…! Это мелкое дерьмо такое упрямое! — хохотала блондинка, тыча пальцем в выбивающегося из плотных оков космонавта Оуму. Маленький верховный лидер уже даже начал кусаться, чтобы хоть как-то компенсировать недостаток силы. — Это так весело! Ради этого стоило закатить чертову вечеринку, епта! Может быть тупица порадует нас еще контентом 18+, заставив девственную шоту крутиться сильнее! Ха-ха.
— Ой, заткнись! — раздраженно воскликнул Момота, когда Оума, в очередной раз особенно сильно вырываясь, лягнул его в колено. — Чувак, и правда, какого хрена ты такой упрямый? Ничего бы не было, если бы ты только открыл свой рот!
После этой фразы последовала целая серия ударов: несильный удар локтем в ребро, зубы, впившиеся в манжет пиджака хулигана, еще один добивающий — в колено. Оума продолжал изворачиваться всем телом как кошка, которую ни в какую не хотел отпускать ее хозяин. Момота громко выругался, после чего Мию опять громко залилась еще более раздражающим смехом.
— Ну все, ты сам напросился…! — в очередной раз вспылил Кайто, на что Оума, прежде лишь извивающийся и пытающийся вырваться из его цепких лап, закатил глаза и, повернувшись лишь для того, чтобы поглядеть в глаза этому раздражающему субъекту, показал язык, тем еще больше раззадоривая хулигана. — Эй, Ирума, ты ж у нас вроде мастак в таких вещах? Посоветуй, как заставить этого мелкого гремлина говорить…!
Киибо преувеличенно громко вздохнул. Вот уж к кому-кому, а к Ируме Мию обращаться за какими-либо советами равносильно диагнозу:
идиотизм. Девушка не только даст «полезные» рекомендации, но еще и с лихвой распишет сам процесс, да вот только это сто процентов будет звучать так:
«Это нужно сделать вот так, короче блин, ты понял!». Да и самая свежая идея скорее всего станет странной и безумной под импровизацией юной изобретательницы.
— О, ты наконец осознал
все величие меня, великолепной и единственной девушки-гения! Ка-ка-ка! — самовлюбленно захохотала Ирума, купаясь в похвале, которой, между прочим, вопреки ее надуманным фантазиям даже не поступало.
Момота раздраженно цыкнул, притопывая ногой. Ему становилось все сложнее сдерживать крутящегося подвижного и гибкого юнца, который ко всему прочему продолжал больно кусаться, отчего даже стойкий самопровозглашенный космонавт временами вскрикивал. Пусть и прошло всего ничего, но это время казалась для Кайто адом, пока Мию наконец не соизволила продолжить:
— Короче, слушай, мне в бошку только что пришла конгениальная великой мне идея! — видимо блондинка серьезно думала, что своими пустыми речами не затягивала оставшееся до окончания наказания время, а звучала довольно круто. Момота раздраженно перебил ее; пусть это и пустяк, но ему не хотелось проигрывать даже в гребанном пари на «можешь-не можешь».
— Ирума, давай к делу, время скоро закончится, — подытожил Кайто и в очередной раз громко гаркнул от боли, когда Оума особенно болезненно впился в его запястье зубами. — Эй, мелкий, прекращай брыкаться и кусаться…! Ей богу, бесишь уже!
Киибо же выдохнул, прекрасно понимая раздражение, написанное на молчаливом лице его лучшего друга. Маленький парнишка всеми силами пытался извернуться, лишь бы уйти из проклятых лап, плотно сковавших его в обхвате.
— Не приказывай что мне делать, блядь! Раз уж твой котелок совсем не варит, так и быть, гениальная я сделает тебе одолжение, — Ирума опустила большой палец вниз, одним жестом показывая, что помогать кому-то недалекому — полный отстой для нее. — Короче, у всех нас есть эти… как они там… эрогенные зоны!
Момота аж прыснул от ее заявления и поперхнулся собственной слюной, пусть хвата и не сбавил. Сайхара приложил руку к лицу, одним лишь видом показывая, что иного от девушки-гения и не ожидалось. Киибо впал в осадок. Пусть он и понимал значение «эрогенных зон», до него не особо доходило, как это вообще относится к делу. Маки раздраженно привстала, сверкая озлобленным взглядом в сторону развеселившейся изобретательницы. Тенко пробурчала Химико на ухо что-то вроде: «Не смотри, Юмено-сан, сейчас мерзкие дегенеративные самцы будут вынуждены показать себя во всей их животной уродливости». Все остальные, вроде Ремы и Кируми (которые по определению не считали нужным вклиниваться в «глупые беседы» с самого начала вечеринки), решили и дальше сохранять нейтралитет, посмотрев, что будет. Каэде, которая и придумывала это наказание, сейчас нервно улыбалась, даже не зная, как отреагировать. А Оума… на несколько секунд он замер с абсолютно каменным лицом в попытках просто осознать, какую чепуху извергла Ирума, и потом начал брыкаться с новой силой, да так, что Момота аж покачнулся на месте.
— Эй, алло, космонавтишка! Я знаю, что ты тупень и буратино, но что не знала, так это то, что ты еще и трус…! Вот умора! Даже твоя ненаглядная Дерьмомаки показала себя как нормальная баба! — Ирума продолжала поддразнивать Кайто, прекрасно осознавая, какой эффект возымеет на нем. Лицо парня перекосилось от гнева, он недовольно заорал:
— Какого хрена?! Я не трус!
Я — Момота Кайто, Светила звезд! Хорошо! Ладно! Я сейчас вам всем это продемонстрирую! Так что там с ними?!
Сайхаре хотелось задать встречный вопрос своему лучшему другу:
«А что ты собираешься демонстрировать?». Возможно Момота в очередной раз хотел показать, какой он упертый баран, когда дело касается проигрышей или чего-то, что у него не удается. Или может он хочет показать, какой он идиот, раз пошел на поводу у Ирумы.
Блондинка довольно присвистнула, словно похвалив Кайто за бахвальную отвагу:
— Короче, дерьмовая шота постоянно прячет свою шею, будь то гребаные шарфы или ворот его убогой формы. Наверное, его шея — это либо слабое место, либо чертова эрогенная зона, как гениальная я и сказала до этого. Если б ты тренировал свои мозги ублюдочными пазлами(*6) или тестами на IQ и не мыл уши проклятым компотом, то не переспрашивал меня о такой хрени.
Да уж, ее объяснения как обычно изобиловали ругательствами разных форм и словами-паразитами, отчего привыкшему к размеренной и стройной речи, Киибо в этот раз даже стало не по себе. Ирума умудрялась в контексте одной фразы изрядно поматериться, оскорбить кого-то, да еще и дать, пусть и не совсем дельный, но совет. Возможно вот этим талантом она и могла гордиться…?
— Э-э-э-э, шея…да…? — Кайто растерял свой энтузиазм и поник, лихорадочно переводя взгляд с ожидающей веселья Мию на своих помощников, один из которых просто хватался за голову, мол, делайте уже что хотите, мне все равно, а другая одаривала их обоих, изобретательницу и его самого, убийственно-прожигающим взглядом. В конце концов Момота остановился на Оуме, который от ее предложения не только растерял дар речи, но еще и силы вырываться. Момота не видел его лица, потому что из-за спины виднелся только затылок мелкого и чертова шея, полностью закрытая раздражающим клетчатым шарфом, что был то ли просто брендовой вещицей, ставшей отличительным знаком их шахматного клуба, то ли действительно способом спрятать уязвимое место от окружающих. Космонавт, каким бы упрямым и настойчивым в своих убеждениях обычно не был, сейчас решил пойти на уступки чисто из солидарности к раздражающему однокласснику. — Эй, Оума, в общем лучше тебе заговорить прямо сейчас, пока у нас есть еще несколько минут, иначе я за себя не ручаюсь.
Никто не видел реакцию Верховного лидера, потому как он сейчас также стоял спиной ко всей группе, однако Сайхара мог поклясться, что заметил, как чуть подрагивают его пальцы, которые он затем сжал в кулачки. Возможно чисто из гордости или такого же ослиного упрямства в течение следующих тридцати секунд Кокичи не подал никакой реакции, что было расценено как ответ:
«Делай, как знаешь».
— Момота, ты не посмеешь, — отрезала Харукава, уже приготовившись наподдавать нерадивому другу детства, однако она была остановлена молчаливым порицанием Сайхары.
— Это игра, Харукава-сан, и
мы все здесь подчиняемся одним и тем же правилам.
Маки вспылила:
— Мне нет дела до чертовых правил, если Момота собирается…!
— Харукава-сан, мы уже не дети, и Момота-кун сам ответственен за свои поступки, — сухо отрезала Кируми, все время сохраняющая тишину. Грация и легкость так и сочились из ее мелодичного голоса, когда она одним лишь неодобрительным взглядом заставила вспыльчивую девушку окаменеть, —
пора бы тебе уже стать немного независимее.
Как вся эта сцена превратилась в щепетильную задушевную и, возможно, любовную трагико-комедию никто не знал, да вот только Момота, завидев, что его подруга детства успокоилась, облегченно вздохнул. Оуме оставалось надеется, что сейчас Акамацу или его любимый Сайхара-чан встрянут в несправедливое варварство или хотя бы потянут время длинными нотациями. Однако ни того, ни другого не произошло.
Ирума продолжала весело заливаться хохотом, извергая поддерживающую хулигана околесицу вроде:
«Дерзай! Ты сможешь!» или
«Поставь эту дерьмовую шоту раком». Конечно же с последнего комментария было смешно только блондинке, но не всем остальным. Кроме поддразниваний Мию от группы не исходило ни звука. Харукава осела там, где сидела. Рантаро молча недоумевал. Широганэ в душе радовалась тому, что ей предстоит увидеть. Киибо, закрыв глаза, лишь притворялся, что его здесь нет. Рема, воспользовавшись моментом, попытался затянуться сигаретой, отчего получил укоризненный взгляд от Тоджо. Чабашира громко заблеяла как овца, силясь прикрыть глаза своей ненаглядной невинной магичке, продолжающей отбиваться от навязчивой гиперопеки подруги. Йонага радостно причитала что-то о воле Атуа и прочей ерунде. Корекийо опять начал говорить об эстетике человеческих отношений, которую нельзя разделить такими банальными вещами как пол, социальный статус или родственные узы. Сайхара, слушая всех остальных, лишь недоумевал, как Акамацу, побужденной чувством долга и совести, удалось превратить игру в новый балаган. Гонта как обычно ничего не понял из туманной «лекции» Мию, вот только, когда потянулся к шарфу Оумы, Гокухара вдруг залился краской, выспрашивая всех, что они намерены делать. Ирума, довольная реализацией своей тупой идеи, подползла с места к космонавту и мелкому гремлину, помогая Кайто удерживать жертву, но теперь уже за ноги.
— Эй, ты серь-е-е-зно ничего не скажешь, дерьмошота? — дразнила его Ирума. Лицо Верховного лидера побагровело от накатывающих раздражения и гнева, вот только сказать сейчас что-то было уже поздно, ведь это значило позорно сдать позиции, да еще и кому — тупице и куриным окорочкам. — Короче, Момота, у тебя остается минута. Ты или делаешь это,
или проигрываешь этой малолетке!
Заявление блондинки опять дало зажигание в Момоте. Он, прежде колеблющейся, а теперь довольно-таки сильной рукой резко начал снимать накрученный на тонкую шею клетчатый шарф. Оума с трудом подавил звук, который намеревался выскочить из горла, плотно сжав зубы так, что изобретательница даже собственнолично услышала их хруст. Ирума присвистнула:
— Фью, как я и думала, это гребанная кукла из тех устаревших магазинов, продающих всякий «ценный» хлам за огромное бабло, — Ирума извергла проклятие, но вовсе не в сторону одноклассника, а в сторону какого-то магазина, вот только либо она снова пустозвонила, либо действительно пыталась пожаловаться, — и нет, чтобы покупать барахло в нашем магазине за низкие цены и постоянные скидки, они тащатся в эти дорогущие магазины и затариваются старинным мусором.
«А ведь она и сама минуту назад назвала свои собственные «изобретения» (*7) барахлом» — иронично подметил Сайхара, пытаясь ну хоть как-то отвлечь себя от мыслей о том, как тяжко приходится Оуме. Вот кому-кому, а Шуичи совсем не хотелось оказаться на его месте, прикованным между Момотой и Ирумой.
— Эм, можно я поправлю, но такие магазины называются антикварными. И ты, наверное, подразумевала, что наш эстетичный Оума-кун похож на антикварную фарфоровую куклу, — подметил Корекийо глубоким и красивым баритоном. Пусть Шингуджи уже был пьян, хоть и не в стельку, он умудрялся сохранять свое достоинство на публике. Выдавали его хмельное состояние только чуть более замедленная и тягучая как песнь речь.
— Да, точно! Это белое как мел дерьмо, которое обожают богатые мамашки. Какого хрена, чуваки?! Лично я бы предпочла купить полезный фаллоимитатор, он хоть может ублажить тебя в бессонные ночи, ну или когда совсем припечет, а не будет пылиться, мол, смотрите, как я красива! — Ирума продолжала отвлекать всех своими жалобами, да настолько, что даже Кайто почти потерял запал, если бы не вспомнил, что вот оно — время! — и он продует упрямству мелкотни. Да и более того открытая шея Кокичи казалась притягательно-тонкой и, к превеликому удивлению Момоты, даже красивой, а алебастровая кожа и правда напоминала фарфор. Пусть парень и не был эстетом, но он совсем, вот СОВЕРШЕННО, не ожидал, что мелкий гремлин хоть на йоту может показаться кому-то привлекательным, а уж тем более — ему.
— Ирума-чан просто не понимает настоящего искусства!
Атуа может помочь тебе увидеть подлинную красоту, если ты поклянешься ему в верности, — Йонага защебетала довольным голоском. Юная художница и, собственно, лидер художественного клуба сейчас вместе с Корекийо пытались переубедить изобретательницу в ее неправильном понимании красоты.
— Мне нахрен не дался твой псевдобожок, которого вообще не существует! Епта, ваши с чуни-магом мечты уже заходят за орбиту! — Ирума, окончательно отвлекшая себя и всех остальных от предмета прежней заботы, разгоряченно спорила с Йонагой, Чабаширой, влезшей из-за упоминания ее любимой Юмено-сан, и Корекийо, который продолжал втирать ей, что художественная ценность искусства состоит в том, как это будет прочтено зрителем и воспринято им, а ни в том, какую полезную или неполезную функцию оно сыграет в жизни, ведь, по его словам, прежде всего искусство было порождено ради наполнения души чем-то возвышенным и бла-бла-бла.
Мысли Момоты тем временем практически исчезли. Все, что тревожно билось в его голове набатом, это вопрос:
«Какого хрена я делаю?», когда он приблизился к открытой шее Оумы, опаляя ее дыханием, смешанным с табачным дымом и пряным запахом чипсов, и легонько прикусил тоненькую бледную кожу зубами. Реакция Кайто была просто отменной (он чуть не заорал от радости); не только из-за ликования победой, но и из-за преувеличенного удовольствия увидеть кого-то такого самоуверенного и всегда игольчатого в уязвимом и почти беззащитном состоянии. Колени Кокичи слабо задрожали, он перестал кусаться и вырываться. Рот невольно приоткрылся в немом вдохе. Бледное личико залило здоровым румянцем, пусть самопровозглашенный космонавт и не видел этого. Ликуя от праздного превосходства, Кайто машинально повторил процесс и услышал тонкий еле-еле жалобный писк, исходящий от шкодника.
И лишь затем, когда он наконец удовлетворился своей позицией победителя, Момота понял, какого хрена он натворил, увидев удивленные и даже местами шокированные реакции всех остальных ребят.
— О-о, Момота-кун такой дерзкий…!
Атуа поощряет тебя! — первой пришла в себя Йонага, начав хлопать в ладоши. Кайто, мгновенно среагировав, откинул верховного лидера от себя, зашедшись краской.
— Б-у-у, если вы, дегенеративные самцы, продолжите свои плотские утехи на виду у Юмено-сан,
я не поскуплюсь применить на вас свое ультра нео-айкидо! — начала угрожать Тенко, хотя было видно, что, даже закрывая глаза Химико, она была совсем не в порядке, смущаясь только от того, что лицезрела.
— Момота-кун, ты все-таки сделал это… — разочарованно произнесла Акамацу и это было последним ударом в солнечное сплетение.
Вся группа, в том числе и спокойные Рема с Кируми, осуждающе смотрели на космонавта, и уж тем более его помощники, которые вовсе отказывались смотреть ему в глаза.
— Эй, ребята, я… это… — Момота стал лепетать оправдания, когда Ирума, прежде занятая веселыми (и не очень) спорами, опять изошлась гортанным смехом:
— Ка-ка-ка! И теперь объявляем: девственная дерьмовая шота больше не девственная!
Словно это было ну очень и очень смешно, она согнулась пополам в истеричном хохоте, что еще больше добило Кайто, который не знал, как теперь вообще смотреть в глаза одноклассникам.
— Эй, Момота, — также присоединилась Маки, с презрением оглядев его сверху вниз, — если не хочешь умереть — лучше заткнись. И желательно
навсегда.
— А-а-а-а-а-ааа-ааа-а-аа-а!!!!!!!!!!! — ее угроза была нарушена голосом, который они вот уже в течение целого часа не слышали. Оума, что наконец начал говорить, снова залился крокодильими слезами, прижав кулачки к своим щекам и рыдая как младенец. В руке он сжимал снятый с шеи шарф, выкинутый паникующим Момотой. Видимо Кокичи, пусть его реакция как обычно была преувеличенно-фальшивой, все-таки задело за живое.— Киибооой!!! Амами-чааан!!!!! Мой любимый Сайхара-чааан! Кто-нибудь! Убейте этого тупого космонавта за то, что
он испортил мне всю жизнь!!!!! ААААААААА-аааааааааа-аааааааааааа!!!!! T_T
И в этой суматохе Ирума продолжала ухахатываться, уже истерично катаясь по полу. Киибо, не зная, что и вставить на весь этот сюрреалистичный бедокур, отвернулся от Оумы, показывая, что он не при делах и сейчас тут не советчик, чем еще больше спровоцировал Кокичи, которого прорвало на более истеричные вопли. Амами отшутился, мол, это же игра, что вообще ничуть не успокоило лидера шахматного клуба, ушедшего в истерию. Лишь Сайхара попытался хоть как-то «подбодрить» его:
— Оума-кун, насчет всей жизни… ты же преувеличил?
Лицо мальчика окаменело, застыв серьезной гримасой, после чего он опять продолжил лихорадочно орать, вместе с реками слез:
— Даже мой любимый Сайхара-чан против меня! Его тупой напарник делает такое, а он лишь отмазывает его! Сайхара-чаан, ты предатель! Дезертир!!! Мошенник!!!
Меня больше никто не полюбит!!! Никто не возьмет замуж!!! Ааааа-аааа-аааа!!!!! ╥_╥
Сайхара испугался необоснованных обвинений и начал лепетать извинения:
— Я вовсе не это имел ввиду…! Оума-кун, просто успокойся!
Широганэ мечтательно закатила глаза, затерявшись в своих мечтах и пуская слюну.
— Ка-ка-ка! Как будто тебя вообще кто-то бы захотел взять замуж, ты, оскверненный кусок аборта!
С этим Ируму понесло во все тяжкие. Они с Оумой вновь начали перебрасываться ругательствами (пожалуй, будет лучше упустить этот нелицеприятный момент). Момота, который спустя какое-то время начал возвращать самообладание, вопреки нападкам взбесившихся Кокичи и Харукавы, вопреки насмешкам Ирумы и Йонаги, осуждающим взглядам всех остальных, тихо выговорил, пусть и последующий вопрос не заставлял его ликовать как немного ранее. И все же он хотел бы хотя бы знать, что там все было не напрасно:
— Так что там с наказанием? Я ж заставил его говорить в течение пяти минут, верно? — спросил Кайто. Это было единственным, что прямо сейчас могло волновать его.
«Я выиграл?» — вот был скрытый посыл его вопроса. Тоджо с мягкой улыбкой на лице и строгим выражением, скрытым в горящих праведным гневом глазах, заверила его таким же мирным и размеренным как течение реки голосом:
— Нет, Момота-кун,
ты проиграл. Когда Ирума-сан привлекла нас всех к диалогу об антикварных магазинах, вы все и не заметили, как прошли упомянутые пять минут.
Каждый знал, что до боли пунктуальной и внимательной к мелочам Кируми можно было доверять. Поэтому никто не сомневался, что парень все же провалил свое наказание. Момота обреченно осел на колени, приземлившись на свое место. Какого черта! Он так старался, унизил себя ради этой победы, и все вот так —
зря?
— Молодец, пускай и зря старался(*8), — насмешливо усмехнулся Рема.
Четвертый круг оказался не менее безумным, чем последние два. На сей раз должность «Короля» выпала довольно эксцентричной личности, от которой можно было ждать всего, что угодно. Конечно же вдвойне страшнее было от мысли, что этот странный человек сейчас немного (а может быть и ни на шутку, по его внешнему виду было трудно что-то сказать) пьян.
Как было не сложно догадаться, тем, кто в иной раз должен был придумать наказание для участников, был Корекийо Шингуджи, сладким голосом провозгласивший себя «Королем» и с азартным блеском в золотистых глазах оглядывающий своих одноклассников.
Все, в том числе и Киибо, просто молча молились, чтобы не выпал их номер.
— По правде говоря, у меня есть веселая мысль, — начал вещать Корекийо, прижав руку к груди, — но эта замечательная идея не может быть реализована, покуда
я не буду знать, кто в ней участвует.
Все выжидающе и немного настороженно оглядели улыбающегося юношу, что казался таким умиротворенным. Никто не осмеливался перебить его для того, чтобы задать один-единственный гребанный вопрос:
«О чем, черт возьми, ты вообще плетешь нам?».
— Я даже заготовил костюмы, так как заранее был ознакомлен с тем, во что мы сегодня с вами будем играть. Ирума-сан любезно проинформировала меня об этом, — все, в том числе и озлобленный предложениями девушки Оума, на чьем лице виднелась одна эмоция — пренебрежение, впились в девушку недовольными взглядами, отчего она поникла и начала неразборчиво плести себе под нос:
— Я-я н-ничего не делала! Я без понятия, как он узнал! Я была уверена, что это с-совершенно секретно…! — отчего она получила еще более подозрительные и недовольные взгляды, на сей раз и от Сайхары с Киибо и остальными. — Неет! Правда! Поверьте мне хотя бы раз, блядь!
Корекийо спокойно усмехнулся и поправил свою кепку.
— Ирума-сан полностью права, она ничего мне не говорила. Я сам узнал об этом, — все озадаченно воззрились на антрополога, который продолжал искушать любопытство. Во-первых, всех интересовал вопрос: если Ирума ничего ему не говорила, то как он вообще прознал, что это будет именно игра в «Короля»? И во-вторых, что за задание было заготовлено им заранее, раз оно требовало конкретных участников?
— Т-тогда как…? Как ты узнал, что Ирума-сан предложит нам именно игру в «Короля»? — задал вопрос задумчивый Сайхара, приложив палец к подбородку, так как он вновь погрузился в глубокие размышления. Все дружно закивали, ведь Шуичи высказал немой вопрос каждого. Ну кроме Кайто конечно, ведь тот все еще не отошел от предыдущего позора.
— Да…!
Я же единственная и неповторимая девушка-гений! Я просто не могу быть такой предсказуемой, чтобы придурок вроде тебя взял и прочитал мои чертовы мысли! — поддержала Сайхару взбешенная Ирума, всплеснув руками. Корекийо издал изящный смешок и привстал с места, еще больше подчеркивая атмосферу своей «загадочности».
—
Я не эспер, чтобы читать чужие мысли(*9), — усмехнулся он, отчего получил удовлетворительные смешки от Ремы и Кируми, которые и сами повеселились с предположения озадаченной Мию, — и если бы наш юный детектив, который всегда казался мне доходчивым человеком, логично подумал обо всех обстоятельствах нашей вечеринки и вспомнил моменты с Ирумой-сан во время подготовки к ней, то он бы все понял.
Сайхара молча прижал ладонь к лицу, пытаясь разглядеть прозрачный намек Шингуджи, видимо желающего, чтобы его загадку разгадали. В глазах самопровозглашенного детектива, всегда любившего разгадывать тайны и головоломки, загорелся еле заметный огонек. Он начал прокручивать в голове события того дня.
Вот Ирума, предлагающая устроить вечеринку. Вот Оума говорит, что у Киибо на выходных не будет родителей дома. Вот окончательное решение, к которому они всей группой приходят, и недовольный Киибо, возмущенный тем, что они все решили за него. И в конце концов Ирума говорит, что она займется кое-какими «приготовлениями», о которых в последствии ни слова не поясняет. И все это произошло в один день, буквально за день до предполагаемой вечеринки. Как Корекийо мог прознать про то, что она готовила, если Ирума спокойно могла сделать палочки для игры дома? Хотя если вспомнить время, когда изобретатель сказала, что она займется приготовлениями…? Разве это не был полдень, как раз тогда, когда после первой половины школьного дня началась большая перемена? Это значило, что именно тогда антрополог мог узнать о ее планах. Например, когда она, находясь на школьном дворе, «готовилась» к вечеринке. Но раз все так логично складывается, то как быть с предположением, что палочки уже были готовы заранее, и Мию использовала их ранее, просто позаимствовав из дома уже готовые.
Сайхара высказал все свои выводы вслух, и Ирума, прежде была смущенная тем, что ее легко читали, прыснула со смеху:
— Твою мать, какие мы лошары, раз так легко попали в яму гребанного любителя всякой сказочной хрени! Блядь, я даже и подумать не могла, что он будет сталкерить за мной в чертовом дворе!!! — Ирума опять подняла указательный палец вверх. — Слышь, Почи, а ты гений, как я посмотрю. Так вот, отвечу на твой туповатый вопрос. Какого хрена я буду складировать такой хлам дома, чтобы их когда-то там использовать? Я просто одолжила ебанные палочки у того белобрысого психа, который любит лезть к людям со своими дерьмовыми странностями.
Стоит упомянуть, что под «белобрысым психом» подразумевался их сенпай, Нагито Комаэда, что и правда был довольно сомнительным и странным субъектом, всегда именующий себя мусором, недостойным даже лобзать их ноги, и говорящий о какой-то надежде, на которой до безумия зациклен. Некоторые даже предполагали, что его поведение — неправильный продукт влияния клуба Йонаги, да вот только в этом утверждении была одна огромная логическая дыра: Анджи была кохаем Нагито, а Комаэда был таким неуравновешенным аж с начала средней школы, когда с ним и его родителями случилась беда.
Но хватит с лирическим отступлением. Для Сайхары была важнее реакция антрополога, чьи красивые золотистые глаза загорелись азартом еще сильнее.
— Как и ожидалось от тебя, Сайхара-кун,
твоя логика и интуиция совершенны, — Корекийо вновь прижал руку к груди, судорожно вздыхая, — господи, мне бы воистину хотелось лицезреть все твое великолепие в действии…!
Акамацу закатила глаза, когда Корекийо своим поведением испугал Шуичи, на чьем лице было видно лишь замешательство. В разговор вклинился маленький гремлин. Он набучившись словно ребенок сжал руки в кулачки, подняв их на уровень груди, и закричал:
— Э-э-э, мой любимый Сайхара-чан —
только мой! ♥ Ты не можешь говорить ему такие гадости!!! — сказав это, Оума по-детски показал антропологу язык и, подскочив к упомянутому выше детективу, захватил его в объятия.
— Какого черта?! — поднялся Момота, на что лицо Оумы стало только недовольнее, Сайхара еще сильнее вздрогнул, а Шингуджи лишь понимающе усмехнулся. —
Шуичи — мой напарник! Отойди от него, мелкотня!
Кокичи, который был демонстративно недоволен происходящим, «разозлился» еще сильнее, прижавшись к спине черноволосого лишь крепче, чем даже заставил сидящего Сайхару покачнуться из-за потери равновесия.
— Ни за что, тупица! ♬ Завидуй молча. Мой Шумай предпочитает умных мальчиков как я, а не тупых недалеких обезьян! — довольный Оума засмеялся, на что космонавт опять поднялся с искренним недовольством закричав:
— Эй! Ты кого обезьяной назвал, ублюдок? И с каких пор мой напарник для тебя Шумай? Ты не охренел часом???
— Может хватит препираться… — выдохнул искренне уставший от балагана Рема, после чего, так как Хоши вообще редко встревает в разговоры, даже Момота замолчал и плюхнулся на место, которое сейчас, благо, не было занято ненавистной мелкотней, вальяжно продолжающей прижиматься всем телом к спине растерянного Шуичи. — Я выйду освежиться.
И с этим, больше ничего не говоря, Рема покинул помещение. В конце концов после непродолжительной тишины Йонага выдвинула разумное предложение:
— М-м-м. Атуа говорит, что мы должны выслушать предложение Кийо, даже если оно нарушает правила, — Корекийо, по-прежнему стоящий надо всеми истуканом, благодарно прикрыл глаза на предложение художницы.
— А вы не забыли, что именно МНЕ тыкали этими правилами в нос? Что случилось с Мисс-праведностью? — Маки, которая все это время предпочитала молчать, считая все происходящее цирком (и возможно все еще не отошедшая от поступка своего возлюбленного), кинула очередной убийственный взгляд на изобретательницу.
— Э-э, а что я-я…? Я-я- н-ничего н-не знаю! Я вообще уже ничего не понимаю…! — закричала Ирума, схватившись за голову, после чего Оума, раздражающий всех своим прилипанием к Шуичи, расхохотался:
— Конечно, потому что ты тупая сука, в голове которой один секс! ★
От его оскорбления Ирума «потекла», мазохистски закатив глаза в блаженстве.
— Убожество, — отрезала Харукава, кусая ноготь. —
Делайте, что хотите. Мне все равно.
Корекийо, который получил одобрение ото всех остальных, наконец выговорил:
— Я не буду предлагать чего-то более ужасного, чем уже произошло. Да и думаю многим, особенно Широганэ-сан, придется по нраву мое предложение, — заверил всех антрополог довольным и мелодичным тоном. — Я заготовил мэйд-костюмы для некоторых участников нашей встречи и думаю, что они довольно эстетичны и прекрасны для их натур. Конечно, я могу объяснить по какой причине выбрал каждого из кандидатов.
И Корекийо в молчании указал на троих: Сайхару, что вполне ожидаемо, Оуму, который лишь приподнял бровь в немом вопросе, и Киибо, ни на шутку взбаламутившегося от того, что пришла его очередь (пусть и нелегальная). Все выпали в осадок. Конечно, если упоминается Широганэ, дело будет в косплее, но разве не было бы логичнее выбрать для переодевания кого-то из девушек? Либо же антрополог просто пытался смешно пошутить над ними тремя, пусть убогие шутки сопровождали уже весь вечер.
Тенко поднялась, крича что-то вроде:
«Да какого черта наш вечер должны омрачать виды переодетых дегенеративных самцов?». Широганэ мечтательно закатила глаза. Ирума довольно захлопала в ладоши. Гонта с вопросами, написанными на его лице, начал беспокоить всех одноклассников одним и тем же вопросом, мол почему Сайхара, Оума и Киибо должны переодеваться в горничных, если они мальчики. Лишь одна Кируми, явно озадаченная происходящим, но в конце концов вернувшая самообладание, задала соответствующий атмосфере вопрос:
«Почему были выбраны именно они трое?».
Корекийо позже пояснил всем почему. По его словам, у Сайхары была очень хорошая фигура и женственное лицо, подчеркиванию чего поспособствует наряд горничной. Оума был выбран почти по той же причине, за исключением того, что Шингуджи объяснил, как он просто обожает образы японских кукол, и посему вместо горничной мальчик будет одет в кимоно. И Киибо… ну на нем рациональность Шингуджи кончилась, он просто сказал, что ему хотелось бы увидеть кого-то строгого в легкой и милой униформе. Сказать, что его объяснения были туманными и непонятными как ни сказать ничего. Но в конце концов раз все до этого момента согласились с предложением Шингуджи — все решили и дальше способствовать его энтузиазму. Оума, Киибо и Сайхара, пусть и отпинаясь, открещиваясь и отплевываясь, в конце концов тоже неохотно согласились и направились переодеваться, любезно получив свои наряды от антрополога.
— Блин, какого черта тут происходит…? Нам надо закругляться, а то это уже выходит за рамки… — выругалась Тенко, все еще не желая признать, что дегенеративные самцы оказываются в центре внимания так часто. — Юмено-сан, боюсь, что твоя психика не выдержит такого позора.
— Н-э-э-э, о чем ты говоришь, Тенко? Это же всего лишь переодетые парни, — флегматично заявила магичка, не понимая, что такого ужасного нашла в этом ее странная подруга.
— Атуа говорит, что мы должны продолжать. Атуа говорит, что
нам нужно пять раундов, чтобы процветать по жизни! — опять бросив какую-то непонятную чушь, Анджи продолжила, — а еще Атуа говорит, что я должна использовать Оуму-куна в качестве натурщицы позже.
— Вечер вышел шумным,
но это было весело, — заверил всех Рантаро, сразу же получив укоризненный и недовольный взгляд от Цумуги, всегда так реагирующей на любую брошенную им реплику.
— Ты так говоришь только потому, что не оказался на их месте, чувак, — верно подчеркнул Кайто, недовольно выдохнув и смущенно потирая затылок.
— Хах, кто бы говорил, балбес, — произнесла Харукава, все еще не решаясь сталкиваться взглядом с Момотой после всего, что он устроил в третьем раунде.
— Эй, долго он их там намулевывать будет? Мы же не на гребанном подиуме, чтобы делать из них конфетных моделек? — жаловалась Ирума, в ожидании попивая свой сок из трубочки и попутно раскачиваясь в ожидании. Кируми восхитилась тем, что у нее как у Цезаря удается делать три дела сразу: пить, возмущаться, да еще и раскачиваться. Каким образом она еще не подавилась — оставалось загадкой.
— Бедный Оума-кун, ему сегодня больше всех достается, — произнесла Широганэ с таким несчастным взглядом, как будто это ее заставляют выполнять наказание.
— Кто?! Этот мелкий гремлин…?! Да черта с два! — возмутился Момота и затем поперхнулся, когда вся группа трапов в предводительстве с Корекийо и как-то там оказавшимся (видимо они столкнулись по пути) Ремой, молча прошедшим на свое место и не ставшим комментировать увиденное, вошли в гостиную.
Признаться, каждый был довольно удивлен. Особенно потому, что группа трапов под предводительством Шингуджи выглядела не так ужасно, как все думали на первый взгляд. А двое из них так вообще были неотличимы от девушек. Часть одноклассников молча открыла рты, силясь что-то сказать, да вот только подходящих слов вообще не находилось.
Сайхара выглядел потрясающе, с его симпатичной подтянутой фигурой, формой горничной, почти достигающей колен и идеально соответствующей размерам, подчеркивая его ягодицы и бедра. Макияж также играл на образ: длинные и изящные ресницы подчеркнуты таким же тонким слоем туши. Губы чуть подкрашены легким блеском, а кожа обработана тональным кремом. Казалось тот, кто работал над образом, собственно сам Корекийо, был как хорошим стилистом, так и визажистом. Собственно, оставался вопрос:
от кого он вообще этому научился? И зачем?
Оума, как и говорил антрополог, соответствовал традиционному образу японской куклы. Напудренное лицо скрывало прежде заметные круги под глазами. Тонкие губы были чуть подкрашены красной помадой, пусть и легким слоем, отчего ее было не слишком заметно. В отличие от Сайхары, который остался с его стрижкой, на Кокичи был парик, потому как длинные черные волосы, спускающиеся почти до поясницы, также должны были воссоздать полный имидж нинге. Корекийо выбрал традиционное ярко-красное кимоно, длинные рукава и такой же подол которого заставляли Оуму практически утопать в нем при движении. В традиционное представление не входили разве что огромные темно-фиолетовые глаза, отличающие его от прообраза.
Киибо… ну если честно он выглядел странно, в форме горничной, с недовольным взглядом, без макияжа и с чуть угловатой подростковой фигурой. Корекийо попытался сделать его больше похожим на девушку, выдав парик с его собственным пепельным цветом волос, да вот только и это не сделало положение лучше. Лицо Киибо все равно выглядело ужасно, скорее всего из-за зауженных от недовольства глаз, которые разрушали весь имидж.
Реакции долго не пришлось ждать. Ирума восхищенно присвистнула. Рантаро показал большой палец Корекийо, подчеркивая, что его старания окупились красивым результатом.
Широганэ лихорадочно метнулась к прихожей, вернулась с телефоном и начала снимать жертв произвола с разных ракурсов. Оума возмущенно кричал, что за незаконную съемку можно посадить в тюрьму, и что Цумуги должна сначала заплатить приличную сумму, прежде чем будет иметь права запечатлеть его прекрасное лицо на камеру.
Тенко, попутно ворча на происходящее, снова потянулась для того, чтобы закрыть глаза Химико, которая в этот раз, сделав губы «уточкой», отбилась от слишком навязчивой гиперопеки. Йонага сетовала на то, что зря оставила свой скетчбук и кисти дома, иначе бы она зарисовала столь красивых натурщиц, пусть в частности она, с ее пониманием красоты и эстетики, и подчеркнула, как красив Оума в этом образе.
Кируми, до этого притворяющаяся безучастной, согласилась с выбором Шингуджи, сказав, что выбранные наряды идеально соответствуют кандидатам, пусть она, будь ее воля, и могла дополнить их имидж. Маки отвернулась, на ее лице четко читалось недовольство и даже пренебрежение по отношению ко второму другу детства, согласившемуся участвовать в такой авантюре, если ее можно было так назвать. Даже Гонта, который все еще не мог понять, зачем мальчикам переодеваться в женскую форму, как минимум прокомментировал, что им идет.
Акамацу радостно захлопала в ладоши, нахваливая поочередно то Сайхару, то Киибо и Оуму, на что адекватная реакция поступала только у Шуичи, благодарно кивнувшему ей. Киибо ощетинился, как озлобленная кошка, и попытался спрятать глаза, а Оума, вопреки своему образу молчаливой куклы, наотрез отказывался молчать, то и дело вставляя неуместные и порой даже обидные комментарии всем членам группы, делая это так колко, что Реме, молчащему все это время и показывающему, что он ни при чем, казалось, что поведение шкодника сейчас — скорее всего защитная реакция на чреду комплиментов, чем просто издевательские насмешки.
И на удивление остальных один Кайто завис на месте так, как будто процессор в его мозгу попросту заглох. Его рот открылся в безмолвном удивлении. Сам юноша выглядел таким же тупым, как и обычно (со слов Оумы), вот только несколько больше шокированным, а его лице ярко запунцовело:
— Э-э-э-э, что с этим тупым космонавтом? У него мотор выгорел?! О-о, это круто, как если бы он был крутым автомобилем. Ни-ши-ши! ~ Если бы наша горилла
вообще могла быть крутой по определению, — Кокичи заложил руки за голову, широко улыбаясь. — Хотя я думал, что подвисать может только наш роботоподобный ботаник! ♪
Киибо, стоящий неподалеку от Оумы, вновь возмущенно затопорщился и ткнул пальцем в сторону друга:
—
Оума-кун, попрошу тебя воздержаться от глупых и неуместных комментариев в мою сторону!
— Ни-ши-ши! ~ Киибой такой строгий! Он одним своим существованием подтверждает мое утверждение! — Оума довольно продолжал поддразнивать всех с подряд до тех пор, пока вышеупомянутый «зависший» космонавт наконец не пришел в себя и включил очередное зажигание. Момота вскочил с места, привлекая внимание каждого в комнате, и с возмущением ткнул в сторону моделей.
— Какого черта?! — было первым, что пришло ему в голову после столь продолжительной загрузки системы. Даже Корекийо, обычно не слишком удивленный его странными вопросами, сейчас был донельзя озадаченным. Лицо Кайто все еще было красным, но похоже он и сам не замечал этого:
— О-о, наш скучный Момота-чан наконец загрузился! Сколько обновлений прошло в этот раз в твоем мозгу? Думаю, там не больше байта, верно?! Верно…?! — через чур оптимистично продолжал иронизировать Оума, приковав все свое внимание, да и внимание остальных, к ошалелому курильщику, который тяжело дышал от возмущения, как будто пробежал спринт, и напоминал скорее больного лихорадкой.
— Заткнись, гремлин…! Мне и без тебя тошно, черт возьми…! Какого черта…? — от его бессвязных слов, повергших остальных в еще большее непонимание, Кокичи только больше продолжать издеваться над ним:
— Ла-а-дно. Как я уже и говорил,
Момота-чан настолько скучный и тупой, что его даже скучно подкалывать. Может его стоит занести в Книгу рекордов Гиннесса за беспросветную глупость? ♬ — это скорее был риторический вопрос, вот только «скучный Момота-чан» мгновенно зарделся еще сильнее, теперь наверняка от злости, на всех парах подлетев к мирно стоящему Оуме и схватив его за плечи.
— Эй, алле, ты не охренел случаем?
Я не тупой, я уже устал повторять тебе! — при этом заявлении парень сильнее стиснул тонкие плечи Оумы, да так, что лицо маленького верховного лидера чуть нахмурилось от боли.
— Э-э-э, я понял, хорошо! Отпусти! Космический болван, алло! Мне уже больно…! Блиин, Сайхара-чан, отлепи его от меня!!! — пожаловался Оума слабым почти несвойственным ему голосом, когда Момота стал напирать только сильнее.
— Момота-кун, что случилось? — непонимающе задал вопрос Сайхара, только потом заметив, что сквозь пелену злости его друг выглядит несколько… заинтересованным и даже чуть смущенным? И вот это и было причиной его странного поведения. Все потому, что парень не знал, куда и как правильно выплескивать такого плана эмоции. Придя в себя, Момота оттолкнул Оуму и отлетел от него как ошпаренный, лихорадочно бегая глазами по комнате, смотря на стены, в потолок, но не на остальных.
— Го-о-споди! Момота-чан такой тупой! Если ты так сильно влюблен в меня, то не надо показывать это так явно! Внимание такого болвана как ты скорее раздражает, чем радует, — очередной саркастичный комментарий выбил из космонавта весь дух. Он опять взвинтился и с красным лицом продолжил возмущаться:
— Что ты несешь? Какое еще «влюблен»? Да еще и в тебя, мелкую назойливую задницу…? Смеешься надо мной что ли…? — затихнув на последней фразе и обреченно выдохнув, Момота сжал руки в кулаки и, потянувшись к пачке сигарет, пробурчал. — Пойду покурю, пожалуй. Мне надоел этот балаган.
Момота поспешил удалиться под аккомпанемент озадаченных взглядов остальных, острого наблюдения молчаливой Харукавы и счастливого крика Оумы, который еще более радостно махал ему на прощание рукой:
— Можешь и не возвращаться, т-у-у-пица! ♬ Все равно ты тут никому не нужен! Ни-ши-ши~.
Преувеличенно-счастливая реакция Оумы привлекла даже Сайхару, который тихим, но настойчивым голосом продолжил читать нотации с того, на чем до него остановилась Акамацу:
— Оума-кун, ты перегибаешь палку. Травить других не тоже самое, что просто подшучивать над ними.
Оума с разочарованием, написанным на детском личике, лишь равнодушно пожал плечами:
— Ла-а-дно. Сайхара-чан опять против меня из-за своего тупого напарника, который каждый раз подначивает меня. Ничего нового. Мне та-а-а-к обидно! ♪
Хотя это всего лишь ложь.
В конце концов после четвертого раунда было обговорено, что Сайхара и Оума пока останутся в своих новых имиджах, так как их об этом любезно попросил Корекийо, все еще разглядывающий свои творения с самых разных ракурсов. Киибо, вопреки тому, что его просили не прекращать маскарад, наотрез отказался «так позориться» (это звучало с его слов), и направился в свою комнату, чтобы переодеться в привычные черные официальные брюки и такой же пиджак с высоким воротом и длинными рукавами.
Оума немного успокоился после явного замечания Шуичи, единственного человека, который хоть как-то мог повлиять на шкодника, помимо Киибо, его лучшего друга. Но когда в комнату вновь вошел усталый Момота, по-прежнему тяжело вздыхая, так явно и не освежившись, Оума резко будто сама пуля подлетел к Сайхаре, приобняв его за руку и приблизив лицо вплотную настолько, что между ними оставалось лишь несколько сантиметров.
— Сайхара-ч-а-а-а-н, скажи-и, мне же очень идет, правда? ♬ Я же похож на принцессу, да? Да??? Твое сердечко бьется часто? Прямо колотится в груди?
Ты же готов влюбиться в меня? ♥ — Сайхара опешил, начав искать помощи у остальных, в частности у Корекийо, который и был затейником всего этого маскарада. Вот только Шингуджи уже равнодушно сел на свое место и наслаждался спектаклем.
— Оума-к-кун, п-почему ты…? — заикался Сайхара, глядя, как в глазах более маленького мальчика, снова прижимающемуся к нему ни с того ни с сего, пляшут озорные огни. Оума скосил взгляд в сторону в сторону космонавта, похоже ожидая очередной взрывной реакции, которой, к его превеликому разочарованию, совершенно не последовало. Кайто, собрав весь свой мусор, состоявший из упаковки от чипсов и мятной жвачки, а также прихватив и свой фаст фуд с собой, «переехал» на прежнее место рядом с Харукавой, которое было любезно освобождено Киибо раньше.
— Ну же, Сайхара-чан?! Если я так сильно тебе нравлюсь, так и быть, я схожу с тобой на свидание! ★ — Оума, приобняв ошалелого Шуичи, причем сжав его в объятиях особенно сильно, очень слышным для всех шепотом добавил: —
Я ведь уже давно украл твое сердце, правда? ♥
— Оума-кун, боюсь, если ты намерен стать партнером нашего Сайхары, тебе также придется делить его с другими. Конкурентов на его сердце слишком много, чтобы он принадлежал кому-то одному, — с веселыми и даже немного жуткими нотками, сквозившими в ровном голосе, произнес Корекийо, на что маленький шалун лишь закатил глаза и рассержено закричал:
— Э-э-э! Я ни за что не буду делить моего любимого Шумая
ни с кем, особенно с таким жутким парнем как ты. Д-а-а, Сайхара-чан??? ♬
Иногда Шуичи казалось, что Кокичи попросту насмехается над ним, как, впрочем, и делает со всеми остальными одноклассниками. Вот только так казалось только в начале их знакомства. Затем юный детектив медленно начинал понимать причину его поведения. Точнее, пусть он ее и не особо понимал, а скорее видел. Сайхара, будучи абсолютно рациональным человеком, не мог целиком и полностью разгадать своего новоиспеченного друга, однако мог формировать свои выводы относительно его наблюдений в процессе их общения.
***
По идее, когда они с Оумой были наедине, он был вполне нормальным общительным мальчиком, предпочитающим провести их свободное время вместе за разного рода интересными играми. Местами они играли в «Камень-ножницы-бумагу», иногда тратили свое время на карты или шахматы, было даже время, когда Кокичи предложил научить детектива карточной игре Yu-Gi-Oh или новой пропиаренной игре Vanguard(*10), а после длинного и нудного изучения правил они с Сайхарой даже провернули несколько веселых и затяжных дуэлей, где оба проявили свои тактические способности на полную катушку. Затем маленький любитель аниме и игр заставил Шуичи посмотреть все серии Yu-Gi-Oh, которые и сам уже засмотрел до дыр.
Конечно Оума местами начинал нести полнейший бред о том, как он и его организация держат под гнетом весь мир, как в правительстве есть его собственные «темные лошадки», которые подчиняются ему, верховному лидеру, или о том, что за их секретами охотится весь мир. Иногда Кокичи угрожал Сайхаре, что убьет его, если он узнает чуть больше о его организации, или просил в приказном тоне вступить в нее. Но все было не таким уж раздражающим, если знать, что верховный лидер всегда вел себя таким странным образом.
Сам же Шуичи предпочитал делиться с ним детективными книгами и затем спрашивал Оуму о его впечатлениях. Казалось, его друг не был доволен тем, что его заставляли читать нудные книги, которые с его слов не соответствовали его вкусам в литературе. Однако он временами сравнивал эти самые книги с прочитанными новеллами, такими как Umineko no naku koro ni(*11), поясняя Сайхаре, чем они лучше или хуже прочитанного. В конце концов «Шумай», как его часто называет Оума, не интересовался отаку-культурой, но любезно выслушивал его, так как ему самому очень нравилось обмениваться интересами с другими людьми, тем самым расширяя свой кругозор.
Вот только таким участливым и простым Оума был только тогда, когда они были наедине. Когда кто-то, а в частности лучший друг Сайхары, Момота Кайто, или же их общая подруга, Харукава Маки, входили в класс или же приходили к нему в гости (бывало, что это случалось в тот же день, когда Кокичи гостил у него), маленького верховного лидера словно подменяли. Он начинал клеиться к Сайхаре, попросту не отлипал от него, открыто флиртовал, звал на свидания и все время поддразнивал, как сильно тот его любит. Это казалось очень странным, так как выглядело, словно Оума кому-то что-то хотел доказать. Или же показать назло, как казалось детективу.
Шуичи мог вспомнить несколько таких случаев.
Было дело, когда они спокойно сидели за своими партами до начала уроков и обсуждали очередную поступившую в продажу колоду, но когда дверь в класс с громким шумом открылась и в нее ввалился Кайто, Оума внезапно схватил Сайхару за руки, да так, что Шуичи даже выронил карты, которые держал в них, и мелкий начал нести бред про то, что их этим утром свела судьба, и что после школы они просто обязаны сходить вместе в лав-отель. Сайхара помнил, как сам каждый раз вздрагивал от таких громких и не очень приличных предложений и прекрасно мог восполнить в памяти возмущенное лицо лучшего друга, который сразу же кидался к месту, где сидел детектив, хватал того за загривок и с громкими криками:
«Отпусти Шуичи, мудак!», пытался оторвать его от вцепившегося паразита.
Подобные случаи на удивление происходили ни только с самим Сайхарой. Однажды они с Момотой и Маки гуляли вместе в парке, где по воле случая повстречали Оуму, который на этот раз о чем-то весело разговаривал с Гонтой, кажется в очередной раз подшучивая над бедным энтомологом и прося его
«побольше рассказать о лаборатории, в которой он разводит жуков», о том,
«почему он так любит этим заниматься» и
«какие жуки хранятся у него дома». Гонта, видимо считавший, что того искренне интересует все это, завлечено рассказывал, и внезапно, когда Шуичи, вопреки возмущениям Харукавы и Кайто, захотел подойти и поздороваться с ними,
Оума, лишь увидев их, перебил Гонту и сел к нему на колени, на что получил довольно понятную незадачливую реакцию от огромного жуковеда: «
Э-э, Кокичи, что произошло? Гонта что-то сделал не так?». Мальчик тряхнул взъерошенными волосами, прижимаясь к растерянному произошедшим энтомологу:
«Ни-ши-ши! ~ Конечно ты сделал! Ты забыл про наше свидание, тупица! ♪ Или тебе важнее жуки, чем я?! Пойдем-пойдем!» и с этими словами он вскочил на ноги и положил свою хрупкую ладошку на огромную руку Гокухары, потянув его прочь с восклицанием:
«Нас ждет веселое приключение с жуками и романтикой! ♥».
Харукава лишь равнодушно вздохнула, произнеся что-то вроде:
«Пошлите отсюда, нам тут не рады». Шуичи выпал в осадок; по его виску стекал холодный пот. Ему было больно смотреть на ничего не понимающего Гонту, который совершенно не понимал перемен в Кокичи, и тем более на реакцию космонавта, начавшего препираться с Оумой на ровном месте. А причиной спора было что-то в очередной раз тупое, как утверждение Момоты:
«Не ври! Гонта бы никогда не стал встречаться с таким как ты!».
***
Так происходило всегда. Вот и сейчас, когда к Сайхаре нагло приставали, он уже никак не реагировал, привыкнув к демонстративному поведению Кокичи, любившего позлить Момоту своими приставаниями к другим людям. Он делал это назло, видя, что на его действия есть реакция, прямо как маленький ребенок, нуждающийся в любом внимании, даже самом негативном. И причину реакции лучшего друга юный детектив тоже внутренне понимал, но предпочитал молчать об этом, думая, что, мол, пускай они уже сами разбираются в своих проблемах.
Не встретив никакой реакции, Оума продолжил пытаться приковать к себе любимому внимание.
— М-а-а-а-м-а-а-а!!! Скажи, я ведь выгляжу как принцесса? Шумай ничего не отвечает, и это обидно T_T, — Оума вновь вызвал наигранные слезы, капельки которых проступали на его глазах, и жалобным тоненьким голоском обратился к Тоджо.
— Я же просила тебя никогда не называть меня мамой. В конце концов, мы ровесники, — тяжело вздохнула девушка, похоже также устав от показного поведения мальчика, — но да, Оума-кун, как я уже и говорила раньше, ваши образы, пусть и далеко не идеальны, вполне соответствуют натурам и подчеркивают вашу выдающуюся внешность. Конечно, моя оценка скорее субъективна, но, как минимум, Шингуджи-кун согласится со мной.
Оума просиял, отлипнув от Шуичи и вскочив с места. В его глазах появился привычный озорной огонек. Выставив кулачки перед собой, Оума весело засмеялся:
— Ни-ши-ши! ~ Может быть
наш Шингуджи-чан тайно влюблен в меня?! — опять пустившись во все тяжкие, высказал свое предположение Кокичи, на что получил тяжелый и грузный взгляд от космонавта, который прежде намеревался (ну или просто пытался) игнорировать его выходки. — Х-о-о-рошо♪. Мне тоже нравятся такие эрудированные мальчики как он. Пусть это
всего лишь л-о-о-жь.
Корекийо на поддразнивания Оумы ответил в своей спокойной манере:
— Оума-кун, с моей точки зрения ты очень даже хорош собой, — подчеркнул антрополог, получив одобрительный свист от Ирумы, которая, явно устав от балагана, ждала «контента», — вот только прости,
единственный человек, который интересен мне…
Шингуджи не договорил, бросив молчаливый взгляд в сторону по-прежнему озадаченного детектива. Сайхара, поняв, что речь идет о нем, залился краской и спрятал свое лицо за кепкой, которую опустил ниже. Тем временем вернулся Киибо и заметив, что его прежнее место занято и остается только место рядом с Оумой, который наверняка продолжит липнуть и к нему, возмутился:
— Момота-кун, это мое место! Попрошу освободить его!
— Да ни за что, — раздраженно, даже более чем обычно, выплюнул Момота, — это место изначально было занято мной. Я не собираюсь пересаживаться, если ты об этом.
Пепельный юноша, поняв, что иного выбора у него нет, не стал спорить и тратить нервы, молча пройдя к месту, где должен сидеть пока все еще стоящий подле Сайхары Оума.
— Бл-и-и-н! Момота-чан как обычно злобный и вредный идиот, раз он обижает моего Кибоя! — возмутился Кокичи, но вздрогнул, когда Момота, с непривычным раздраженно-гневным блеском в сиреневых глазах, гаркнул на него:
—
Заткнись хоть на минуту, блядь! Бесишь, ей богу.
Сайхара мог поклясться, что чувствовал легкую дрожь, которая пробила маленькое тельце мальчика до тех пор, пока он не привел себя в порядок и преувеличенно не рассмеялся.
— Ни-ши-ши! ~ Кажется табак не только портит легкие, но еще и убивает нервную систему! Никогда не курите, ребятки, иначе станете тупыми как Момота-чан!
Момота зло ударил кулаком по полу, но возмущаться не стал, видимо поняв, что это не возымеет эффекта, скорее больше спровоцирует мелкого гремлина потешаться над ним. Сайхара разочарованно вздохнул. Он, конечно, понимал состояние лучшего друга, но никак не мог помочь ему, так как сколько бы раз он не просил Оуму перестать смеяться над космонавтом, тот начинал провоцировать Момоту еще сильнее.
— Сегодня день дегенеративных самцов, я полагаю. Тенко устала от ваших треугольников и уже хочет домой. Может быть, Юмено-сан, нам просто стоит уйти? — обреченно предложила Чабашира, глядя на мага, которая, прислонившись к плечу Йонаги, преспокойно дремала под весь этот балаган. Стоило подметить, что ее нервы (или скорее откровенная пофигистичность) были на высшем пилотаже.
— Атуа говорит мне, что это довольно весело, и он хочет побывать на вечеринке еще раз! — развеселилась как всегда довольная Йонага, самообладанию которой также можно было позавидовать, так как за всю вечеринку она ни разу не изменилась в лице.
— Ага, а еще ебанный Атуа нашептал на твое глухое ухо, что разборки пидорасов — это ебать как весело! Ка-ка-ка! — начала угорать Мию со своей собственной же шутки. Йонага чуть надула щечки из-за того, что ее Атуа оскорбили, но виду старалась не подавать.
—
Атуа накажет плохих девочек, — только и произнесла она, получив в ответ:
«Да ну нахуй, может он меня изгонит четками с чесноком?».
—
Идиотизм, — подытожила Харукава, явно уставшая от этой вечеринки. Вот только по общему заказу было обговорено, что до ее окончания остался еще один — последний — заход.
— Да ладно,
было довольно весело! — с позитивом ответил Рантаро, на что в этот раз уже никто даже не стал реагировать, лишь Цумуги злобно прошептала про себя что-то
о боте, который повторяет одно и то же на славу другим, лишь бы они его обожали.
Оума, закатив глаза, прошел за свое место, начав дергать бедного Киибо, потому как (с его слов) он слишком скучал по своему лучшему другу, который решил променять его на компанию девушки с убийственным взглядом.
Маки недовольно хмыкнула и, что ей не свойственно, села поближе к Момоте, настолько близко, что их плечи даже соприкасались. Шуичи, изучающий поведение Кокичи, подметил, как тот кинул недовольный и почти раздраженный взгляд на них, начав приставать к бедному Киибо еще сильнее, на что пепельный просил его прекратить это.
Под аккомпанемент возгласов Ирумы, что пятый и последний раунд должен быть самым крутым и незабываемым, начался пятый раунд.
Корекийо подметил, что, будь у него побольше нарядов, примерил бы их еще на нескольких достойных кандидатов, но его очередные бредни никто не стал слушать. Также, пусть его и понесло во все тяжкие, он предложил всем посетить его храм, ведь скоро Танабата (*12), на что Кируми, никогда не пропускающая их, удовлетворительно кивнула, сказав, что обязательно придет.
Все это время Шуичи наблюдал, как лицо Оумы остается раздраженным и даже почти не меняется, что обычно несвойственно непостоянному ему. Кайто равнодушно потянулся за палочкой, вытянул одну, посмотрев на номер, разочарованно вздохнул. Казалось и ему, и Шуичи сегодня изрядно не везло. Они еще ни разу не были «Королями» и уже не будут. Разочарованные вздохи прервал знакомый громкий голос изобретательницы:
— Моя взяла! Второй раз за день, блядь,
гениальная «Я» становлюсь ебанным «Королем»! Кланяйтесь мне, рабы! — на что незамедлительно последовала реакция Оумы, который считал, что его мнение спрашивают все вокруг:
— Нашим свиным окорокам не идет быть «Королем», а скорее работорговцем! Ни-ши-ши! ~ Это будет скучный раунд, потому что вместо серого вещества ее мозг заполнен одним жиром, — Кокичи ухмыльнулся, отлипнув от Киибо, и весело заложил руки за голову. Ирума показала ему средний палец, потому как даже у такой агрессивной девушки как она не хватало сил отвечать на каждый ироничный комментарий верховного лидера, похоже живущего только ради того, чтобы издеваться над другими.
— Я пойду проветрюсь еще раз, — Момота уже намеревался свалить, но был перебит двумя личностями, уже изрядно всем помотавшим нервы.
— Э-э-э. Момота-чан никуда не уйдет, пока не получит наказание! А то вдруг в этот раз ему опять придется работать клоуном на всеобщее посмешище! ♬ Ни-ши-ши~, — поддразнил его Оума, отчего Ирума довольно закивала, прыснув со смеху:
— Да, блядь! Какого хуя ты решил свалить именно сейчас, когда ебанное наказание будет загадывать великая и гениальная «Я»! Сидеть нахуй!
Момота заскрежетал зубами, сильнее сжав руки в кулаки. Ему явно не было по душе все происходящее, но реагировать на такие явные издевки он не стал, предпочтя в очередной раз за вечер замолчать, что не особо подходило под его характер. Оума, который опять не получил никакой реакции на его провокацию, недовольно нахмурился:
— Л-а-а-дно, я так и знал, что тупой Момота-чан
настолько скучный, что даже забыл, как вязать языком. Плевать.
Ирума выставила палочку вперед, в очередной раз хвастаясь, какая она великая и незабываемая королева, одна такая на всей земле, и громко выговорила:
— Короче, все по классике нахуй! Я выбираю два ебанных номера(*13), и они идут в-о-о-о-н в тот тесный шкаф. Конечно, если не попадется дебильный клаустрофоб, у которого куча дерьмовых фобий! — никто не удивился банальности изобретательницы. Кажется, она любила все несколько извращать, раз для вечеринки выбрала игру в «Короля», а сейчас уже прибегнула к старине — «Семь минут на небесах». Стандартное мышление Ирумы окупалось тем, что эти игры никогда не выходили из тренда. Вот только казалось, что хитро улыбающаяся Ирума сейчас использовала какой-то дешевый трюк и намерено выбрала эту «интересную игру». — В общем, кто у нас там под номерами 3 и 7? Валите уже и не задерживайте пирушку! Ка-ка-ка!
У Сайхары было стойкое ощущение чего-то нехорошего, особенно из-за самодовольной ухмылочки, сияющей на лице блондинки. Каэде, все еще расстроенная тем, что испортила настроение Момоте, тоже заметила этот блеск в ее глазах, перекинувшись парой взглядов с обеспокоенным Сайхарой, солидарным с нею.
— Вы издеваетесь?! Ирума-чан, я знаю, какой грязный трюк ты использовала!(*14)! — подлетел Оума, непривычно разозленный на девушку. Изобретательница казалось поубавила свой дерзкий пыл, ее плечи сжались, и она испуганно задрожала.
— Я-я не использовала н-никаких трюков, — начала блеять девушка, хотя все, даже те, кто не особо мог различать вранье, поняли, что она попросту отпирается. Ее глаза то и дело лихорадочно бегали, отказываясь смотреть на всех остальных дольше секунды.
— Какого черта…? — тяжело выдохнул Кайто, который уже не знал, как реагировать на происходящее. С его словами Шуичи подтвердил свои худшие догадки: Ирума напропалую мухлевала.
— Ты, сучка, которая только и умеет мухлевать, и правда думала, что я не замечу эти тупые пометки, которые ты накорябала, пока мы все отвлеклись?! — продолжал напирать Оума, явно недовольный тем, что его пытались обмануть, пусть и таким банальным способом.
— Я же г-говорю…! Я не мухлевала! — продолжала гнуть свою линию Ирума.
Оума раздраженно цыкнул. Трюк Ирумы был прост как божий день; он презирал себя за то, что не смог заметить ее махинаций раньше. Пока все они были заняты разборками, Ирума придумала свой тупой план, как бесспорно стать «Королем». Она сделала эти пометки, разместив палочки так, чтобы палочка с надписью «Король» определенно попала к ней, то есть поближе к себе, и в последствии сделала тоже самое с номерами Момоты и Оумы. Кокичи знал, что, когда человек тянет жребий, он обычно не задумывается о рандомном расположении и тянет ту, что находится ближе к нему, чем изобретательница явно воспользовалась, оставив точно такие же пометки на их с Кайто палочках. Плюс, эта глупая курица просто для безопасности запомнила расположение всех шестнадцати палочек, и все для чего —
чтобы позлить его своим мухлежом!
— Эй, грязная свинья, ты же знаешь, что я могу понять ложь, выходящую из твоего смердящего рта. Так вот ты, шлюшка,
я ненавижу ложь! Играешь нечестно — соизволь поменять правила! — Оума был против выполнять незаконное наказание, вот только он был перебит (кто бы мог ожидать!) Корекийо, уже явно ни на шутку пьяным за длинный вечер. Он спокойно произнес:
— Оума-кун, все сегодня понесли наказание.
«Ну вот об этом он врет» — иронично усмехнулся про себя Рема, которому, как и Момоте несколько минут назад, по какой-то причине (возможно из-за нервов) снова захотелось затянуться сигаретой.
— Потому, даже если Ирума-сан мухлевала, это никак не относится к тем, кто нес ответ за остальные наказания. Тем более, вам всего лишь нужно будет продержаться семь минут наедине в закрытом пространстве.
Ирума, взбодрившись, подскочила на месте, не ожидав, что ее идею хоть кто-то поддержит.
— Да, блядь, если ты не ебанный клаустрофоб, конечно!
У Шуичи оставалось плохое — очень даже плохое — предчувствие насчет этой идеи.
Позже после продолжительного спора стоит ли им выполнять наказание из-за мухлежа Ирумы или нет, в то время как Маки явно ратовала против этого, Ирума и Корекийо попросту стояли на своем, все пришли к одному довольно разочаровывающему выводу: нафига было организовывать всю игру, если в конечном итоге никто не захочет выполнять наказание.
На логичное предложение Рантаро сменить наказание или номера участников, Ирума упрямо стояла на своем, сказав, что веселее уже не будет. Шуичи пришлось вмешаться, предложив им и вовсе закончить игру.
Но все испортил (кто бы мог подумать, правда?) Оума, видимо из вредности сделав вид, что снисходит, согласившись с глупой идеей изобретательницы, и то чисто из солидарности к Корекийо. Он даже предложил Шуичи или Амами занять место космонавта, брякнув что-то типа:
«Мне будет приятнее, если со мной будет кто-то не настолько недалекий и вонючий как он». Момота не мог проигнорировать этот полный явной злобы комментарий, заорав, что тоже не против, если мелкого гремлина, во рту которого всегда одна желчь, заменит кто-то такой как Широганэ, на что Цумуги сильно заалела, став перебирать длинные пряди изящных длинных волос (*15).
Кокичи на такую явную провокацию заявил, что он будет тем, кто выполнит наказание, и точка. После чего и Момота также утвердительно сказал, что не позволит Шуичи или Рантаро стать жертвой ядовитого гремлина.
И вот так с очередным длинным противостоянием и ссорой эти двое направились в узкий шкаф, а все остальные, кто, посмеиваясь, кто недоумевая, а кто-то злясь как Маки, молча провожали их тревожными взглядами. Киибо, которого назвали бесполезным куском мусора (конечно, со слов Мию), заставили считать минуты.
Первым тишину в гостиной нарушил Корекийо, весело рассмеявшийся глубоким баритоном:
— Сайхара-кун, я не против уединиться с тобой позже.
Только мы вдвоем.
Конечно же Шуичи испугался, покраснел, еще сильнее натянул на себя кепку, уже и забыв, что тянуть ее уже некуда. Пусть он и не думал соглашаться на предложение антрополога в открытую, он не мог перестать думать, насколько оно заманчиво. Тенко пренебрежительно сморщилась и погладила по голове спящую на плече Йонаги Юмено.
— Ну что, Акамацу-сан? Должны ли и мы после этой вечеринки погулять где-нибудь вместе? — спокойным и ровным тоном предложил Рантаро, на что Каэде, удивленная его предложением, не видя смысла отказываться, удовлетворительно кивнула.
— Конечно, Амами-кун.
Когда и во сколько?
***
Тем временем Кокичи мог сказать, что Мию вовсе не утрировала насчет того, каким тесным и неуютным был шкаф со всеми этими вешалками и кучей одежды. Оуме пришлось вжаться в угол, в лицо то и дело лезла одежда. Пусть сам мальчик был довольно хрупким и занимал буквально совсем ничего, с Момотой подле, который буквально присвоил все остальное свободное пространство, просто втиснуться в этот узкий и пыльный шкаф с кучей пальто уже было подвигом.
В конце концов не выдержав равновесия, Оума чуть покачнулся, прижавшись к боковой стенке шкафа и упираясь ладонями в нее для того, чтобы только стоять. Спустя некоторое время продолжительного молчания он понял, каким мучением будут эти семь минут.
Во-первых, тишина только сильнее напрягала и, верховному лидеру нужно было признать, смущала, так как одно дело постоянно нападать на Момоту, когда он держится на расстоянии, другое дело начать подкалывать его сейчас, когда он настолько рядом, что, пусть в шкафу и темно, а тьму рассеивает лишь небольшая щелка, через которую пробивается свет из гостиной, Оума все равно мог разглядеть и черты его лица, и его недовольно-смущенное ситуацией выражение.
Второй не менее важной причиной было то, что прислоняться вот так, почти падая, да еще и простоять вот так семь минут(*16), попросту невозможно, а если пошевелиться — то придется столкнуться с ногами или руками космонавта. Кокичи уже хотел отпустить какой-нибудь пустой комментарий о том, какой Момота толстый, раз не может втиснуться в такие «огромные» габариты шкафа, но потом вспомнил, что может попасть под раздачу, так как трогать и без того раздраженного Кайто в этих «декорациях» может быть себе дороже: бежать было некуда, а по лицу получать надоело.
Наконец, когда его ноги устали стоять в такой позиции, Оума попытался хоть как-то шевельнуться, чтобы встать поудобнее, и неловко упал, зарывшись лицом в мягкие пальто Киибо. В конце концов парик слетел с него, пусть он все равно и мешался движению, как и раздражающе-длинное кимоно. Кайто, завидев, что мальчику некуда деться, раз он то и дело падает из стороны в сторону, с прежним молчанием, зависшем в воздухе, потеснился, прижавшись к другой стороне шкафа и подтянув мелкого за запястье. Оума, оказавшись чуть ближе, чем ему бы хотелось для спокойствия, опять начал пятиться назад, пытаясь обнаружить в этом тесном шкафу хоть какую долю личного пространства.
— Мелкий, хватит ерзать и стой на месте, пока на меня не полетели все эти пальто с тобой в придачу.
Оума, прежде смущенный самой обстановкой, теперь был ни на шутку раздражен сухими и порицающими словами глупого одноклассника. Кокичи раздраженно цыкнул, наконец решив также нарушить тишину и высказать немое возражение, которое прежде думал держать при себе:
— Это вообще-то не моя вина, что Момота-чан такой жирный и заполняет все пространство своим огромным телом.
Если бы со мной был Шумай или даже мой любимый Амами-чан, мне было бы легче! ★ — пожаловался мальчик, на что последовала не такая уж возмущенная, как хотелось бы, но все же ответная реакция от космонавта:
— Вот поверь,
будь моя воля, я бы тоже не застрял тут с тобой, — на что Оума только недовольно надулся. Его разозлили и, что он никогда не признает себе, даже задели слова космонавта, и он решил прибегнуть к своей излюбленной и довольно скучной для него самого тактике, которая работала практически на всех, заставляя их в неловком молчании заткнуться.
— Л-а-а-дно, видимо, это не наш скучный Момота-чан сегодня был в таком восторге от идеи этой тупой свиньи, что даже использовал меня в своих извращенных фантазиях, — и как всегда это было тем, что задело предсказуемого до боли Момоту, который отлетел дальше как ошпаренный (насколько это возможно), тем временем умудрившись удариться головой о стенку шкафа, и зашипел от боли. — Б-у-у-у-у. Будь осторожнее, неудачник. Нам не нужно еще одно сотрясение мозга, правда? А то Харукава-чан так разозлиться на меня, что еще чего-нибудь сломает! ♬ Я ее б-о-ю-ю-сь.
Момота выругался вслух, потирая ушибленную голову, а Оума, удовлетворенный сделанным, весело рассмеялся:
— Ни-ши-ши! ~
Хотя может я и вру?
— Заткнись уже! — резко заорал Момота, устав слушать издевательства целый вечер. Он агрессивно схватил Оуму за плечи, как умудрился сделать уже аж второй раз за вечер. Кокичи опять зажмурил глаза от боли и тихо прохрипел, настолько сильно крепкие пальцы сжались на его хрупких плечах. Длинное кимоно, которое ей богу сейчас только мешалось и раздражало, ограничивало движение, препятствуя его попыткам выкрутиться, не помогали ситуации и маленький рост, и хрупкое телосложение, только добавляющие кое-какие галочки в копилку беспомощности.
— Момота-ч-а-а-а-н, не будь таким злюкой и отпусти меня! — сначала Оума попытался отшутиться, но потом понял, что ни на шутку разозлил чертового глупого космонавта. — Л-а-а-дно, я больше ни слова не скажу. Только отпусти меня, балбес!
Момота недовольно цыкнул, тихонько подтолкнув его обратно к той стенке, к которой Оума прижимался еще недавно, и сам воспрепятствовал движению, нависнув над опешившим мальчишкой грозной исполинской стеной.
— Почему это?
Тебе же нравится провоцировать людей, не думая о последствиях, правильно? — лицо парня исказилось хищным и недобрым оскалом, которого Кокичи прежде не видел. Во всяком случае так близко рядом с собой — точно.
— Шумай не ты, и уж точно не станет применять насилие к кому-нибудь. Он умный и послушный мальчик! А Гонта и того джентльмен и не обидит меня! — начал спорить Оума, пусть эта ситуация ему и не нравилась. Верховному лидеру приходилось признать, что физически он проигрывал по всем показателям, и вот это камнем давило на него сейчас.
—
Хватит звать Шуичи гребанным Шумаем! И ты не девчонка, чтобы кто-то был с тобой джентльменом, черт тебя дери! — Момота особенно сильно сделал акцент на первом утверждении, ядовито выплюнув эти слова, тем самым словно подчеркивая: не зови Шуичи так, потому что ты, черт возьми, не имеешь на это права. На лице Оумы вопреки тому, что ему хотелось сохранять маску нейтралитета и показать, что слова тупого космонавта ничуть его не задели, появились слезы, пусть он и быстро вызвал другую более подходящую ситуации маску, напустив на себя вид страдальца и пустившись в «крокодильи рыданья»:
— В-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! Момота-чан говорит, что
я должен быть один и не могу дружить с моим Шумаем!!!!! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! Какой ты жестокий!!! — и быстро «наклеив на лицо» новую реакцию, он счастливо рассмеялся. — Хотя то, что меня это беспокоит,
просто л-о-о-жь! ♬
Момота опять зарычал, на этот раз заставив Оуму снова вздрогнуть, и, схватив того за ворот кимоно, подтянул его легонькое тело к себе поближе.
— Слушай, я не знаю, чего ты продолжаешь добиваться, но
меня это бесит, и твои провокации уже достали! — заорал ему в лицо космонавт, опаляя прежним отвратительным пряно-табачным запахом изо рта, который он явно пытался заглушить мятной жвачкой.
— Ай, — верховный лидер зажмурился, когда рука Кайто сильно впилась в его волосы. Он ни мог не заметить, что, пусть Момота прежде и мог ударить его (такое было пару раз), сейчас находиться с ним наедине было еще страшнее, чем обычно, и колени, предательски выдающие Оуму, чуть подрагивали. — Момота-чан, перестань! Я не пойму твой бред, если ты не объяснишь мне все человеческим языком, а не междометьями обезьяны (*17)!
Момота еще сильнее сжал копну его волос, бороздя мальчика взглядом. Второй раз за день (и все из-за тупого бесполезного космонавта, заметил Оума) ему приходилось попросту молиться, чтобы эти вечные семь минут скорее закончились.
— А то я не заметил! Ты давно нормально общаешься с Шуичи, но как только захожу я — изменяешь поведение и все специально, чтобы меня позлить! И так не только с Шуичи! Но и со всеми остальными! С Гонтой! И даже сегодня, с Кийо! Тебе что, нравится выводить меня из себя?! — Момота наконец вылил все возмущения, накопившиеся в его груди за весь этот длинный вечер. Оума, вопреки тому, что ему было немного жутко (в чем он никогда не признается) и неловко, начал напирать с новой силой, считая себя и только себя правым в ситуации:
— Алло, герой,
мир не вращается только вокруг тебя! То, что я хочу лезть к Шумаю, мое дело! И с кем я хожу на свидания — тоже!
НЕ-ТВОЕ-ДЕЛО!
И на удивление последняя провокация раззадорила Момоту еще сильнее. Он сжал свободную руку в кулак, и Кокичи даже на минуту подумал, что сейчас последует удар, потому и сильно зажмурил глаза. Но удара не последовало. Вместо этого… Момота откинул его от себя, так, что Оума даже покачнулся и рухнул навзничь, и тихо произнес:
— Я даже не знаю, какого хрена меня это волнует…- признался вспыливший космонавт. Лицо верховного лидера опять приняло нейтральное выражение и он, сейчас лишь сильнее задавшись вопросами о правдивости своих подозрений, слушая громкий набат сердца, лихорадочно стучащего в груди, и игнорируя теплое ощущение, пронизывающее тело, серьезным голосом тихонько спросил:
— Момота-чан, может быть так, что ты влюблен в меня…?
Мгновенно последовала ожидаемая реакция; Момота вспылил, вскрикнув:
— Какого черта ты несешь…? Конечно нет! Если это твоя очередная шутка, то она несмешная!
Оума раздраженно хмыкнул. Конечно, от кого ему ждать честности, от самопровозглашенного героя, который навязывал всем свою помощь, но при этом никогда не позволял другим понять его. Понимать человека, что не может быть честным с самим собой, при этом лицемерно продолжая свою браваду о дружбе и доверии. Как вообще можно довериться человеку, если он и сам не может поверить в себя?
Оума совсем не ожидал, что в уголках его глаз образуются капельки непрошенных слез, которые он быстро в полном раздражении стер длинным рукавом кимоно. В отличие от Момоты, мальчик, пусть часто и пытался обмануть собственные эмоции, спрятав их или хотя бы на худой конец заглушив, не мог полностью лгать себе, притворяясь, что все время в порядке. А вот Кайто мог… причем он его маска эдакого сильного и бескомплексного супергероя настолько врослась в его личность, что Момота не отличал ложь и правду, принимая и то, и другое как некую данность. Вот и сейчас мальчик видел абсолютно нескрываемое поведение космонавта, который все равно продолжал отрицать очевидное.
— Ты чертов лицемер, — выплюнул Кокичи, настолько ядовитым голосом, что и сам удивился. Обычные поддразнивания переросли в настоящие оскорбления, так как отрицание очевидного задело и его самолюбие. Оума и не думал вставать, продолжая ждать, пока наконец истечет время, и сухо продолжил, — и ты прекрасно знаешь:
я ненавижу лжецов.
Момота раздраженно хмыкнул, прикрыв глаза, и раздраженно почесал затылок:
— А мне-то что до твоих предрассудков? Ты и сам напропалую врешь, так что лучше заткнись.
Конечно верховный лидер прекрасно осознавал, что всю свою жизнь идет под руку с ложью, и что никогда не бывал искренним с остальными, даже с самыми близкими для него людьми, такими как Шуичи или Киибо например.
Да вот только сравнивать их было огромным унижением! Оума никогда не занимался самообманом, зная, что и когда ему нужно. Может быть он и врет окружающим, но как минимум он всегда честен с собой! И более того, даже если он, как сказал Момота, напропалую врет, в его словах есть доля истины, и не проблема Оумы, что глупые болваны вроде космонавта попросту не могут ее увидеть. Да и Кокичи никогда не строил из себя благородство, говоря, что кому-то там поможет, и все, абсолютно все окружающие, обязаны говорить ему свои проблемы, хотя сам Кайто лучше умрет, чем покажет кому-то свои уязвимые места. Ни это ли эгоизм и самовлюбленность, которому просто нет равных? Тогда почему такого придурка как Момота все любят, а его, Оуму, избегают?
Чем он, лжец, хуже лицемера?
Мальчик никогда не чувствовал себя таким уязвленным и слабым. Казалось, минуты наедине с болваном вытягивают из него всю энергию, словно тот был каким-то энергетическим вампиром. Шалун больше и не пытался натянуть на лицо пустую улыбку, потому что знал, что в темноте все равно никто не разглядит его настоящее состояние. Его руки легонько подрагивали, грудь сковало неприятным ноющим ощущением. Это не какая-то физическая боль, это эмоциональный отклик; пусть Оума это прекрасно понимал, его раздражало само осознание. Кокичи прикусил ноготь в раздражении от беспомощности, пытаясь сдержать накатившие на него эмоции.
— Я тебя ненавижу, Момота-чан, — вот так просто процедил он, в душе лишь умоляя бога, чтобы проклятые семь минут, обещающие небеса, а в итоге низвергающие его в адскую пучину эмоциональных пыток, наконец закончились. Оума и сам заметил, как его голос предательски надломился в слабых нотках, благодаря чему раздраженный космонавт, который прежде буквально рвал и метал как какой-то взбесившийся зверь, просто молча смотрел на него какое-то время. Кокичи фыркнул. Ну конечно, дай слабину, и этот придурок, заметив кого-то беспомощного, потянется помогать, ведь как же он, великий герой, пройдет мимо нуждающегося. Вот только для верховного лидера было бы лучше, если бы он и дальше раздражался на Оуму и ненавидел его, чем начинал жалеть на пустом месте. Упоминаемый им за семь минут больше двадцати раз Момота (не то, чтобы Оума вообще считал, сколько раз имя злосчастного космонавта повторялось в его голове), сев на корточки перед Кокичи, слишком ровным и заботливым голосом, с проблескивающими нотками беспокойства, произнес:
— Эй, Оума, с тобой все в порядке? — что еще больше раззадорило верховного лидера, который больше не мог накапливать раздражение и хотел, нет, просто желал высказать все, что думал о тупом космонавте, который донельзя бесил его. Он уже обдумывал, как в очередной раз подколоть его, обозвав глупым и недалеким, или просто, сорвавшись, что обычно несвойственно Кокичи, наорать на него, или же придумать провокацию, чтобы заставить Момоту избегать его. И вот тогда один из трех вариантов показался Оуме довольно привлекательным:
— Слушай, Момота-чан! ♪ Не хочешь послушать психоанализ? — услышав очередное «бредовое» замечание вместо ответа, космонавт раздраженно цыкнул:
— У нас время кончается походу. Так что пройду мимо.
— Э-э-э. Ну посл-у-у-ш-а-а-й~. Это будет быстро! — капризно начал попрошайничать Кокичи, заметив, как от простого поддразнивания и предвкушения будущей реакции его настроение начинало улучшаться.
«Что, Оума Кокичи, все же знали, как тебе нравится, когда тебя ненавидят» — иронично подметил он в мыслях, его губы приподнялись в кривой ухмылке. И даже не выслушав ответ собеседника, он продолжил сомнительный «диалог»:
— В общем, наш Момота-чан, как всем известно, очень глупый и самовлюбленный парень, которому нравится помогать людям лишь потому, что это становится его собственным поводом для хвастовства! Момота-чан считает себя героем, нужным вс-е-е-м вокруг, хотя по идее сам навязывает свою компанию и подавляет своим присутствием таких слабых людей как Сайхара-чан и Харукава-чан. Он любит называть их своими «помощниками», хотя болтается в их компании только ради того, чтобы присваивать себе их заслуги! И это еще не все: наш любимый и скучный Момота-чан также очень любит заставлять других делиться их проблемами и быть честными с ним, но вот сам н-и-и-когд-а-а-а не говорит правды. Вот потому ты и чертов гребаный лицемер, который не имеет права мне что-то говорить! Ни-ши-ши~.
Словно поток безостановочной желчи, поднимающейся по пищеводу, Оума извергал из себя все свои недовольства. Раздражающий одноклассник опешил от такого негатива, направленного на него, и мгновенно убрал руку, которую прежде хотел положить на плечо маленького шкодника.
«Вот и все, ты доволен? Теперь он будет ненавидеть тебя, как и прежде!» — возмутился внутренний голос, хотя Оума, защищаясь от себя самого, преувеличенно расхохотался, да так сильно, что по щекам потекли слезы, и схватился за живот:
— Ну что, как тебе мой психоанализ? ♬
Я же попал прямо в точку, правда? Попал ведь…? ★
— Нет, — сухо отрезал Момота, пустившись в прежнее самоотрицание. Он встал с колен и ударил кулаком о стенку шкафа.
— Да, попал!
Ты все врешь! ♬ — разгорячившись, продолжал подначивать космонавта пытающийся выглядеть самым счастливым человеком на свете Кокичи.
— Я — БЛЯДЬ — СКАЗАЛ:
— НЕТ! — Кайто, в очередной раз заорав так, что Кокичи вздрогнул, схватил его за шкирку и в очередной раз потянул на себя.
Ребята в гостиной, заслышав громкий шум, исходящий из шкафа, крикнули им что-то вроде:
«Ребята, осталось не больше минуты! Потерпите там еще немного».
Оума криво усмехнулся, с вызовом смотря в горящие гневом фиалковые глаза.
«Да, если конечно, через минуту я останусь жив и цел, без очередного сотрясения» — иронично подметил мелкий, попросту поняв, что устал дрожать как осиновый лист перед их с Харукавой методом насилия. Кайто сжимал и разжимал свободную руку, словно взвешивая варианты: ударить или нет.
— Ты меня тоже бесишь, мелкий гремлин, — выплюнул он, даже не удосужившись сдерживать голос, — и да,
я тоже ненавижу тебя, твое дебильное защитное поведение и постоянную ложь! Так что прежде оценивать других, посмотрись в зеркало и проблюйся хорошенько!
Влага стекала по щекам Оумы вопреки его желанию. Момота почувствовал, как его кожу моросило чем-то холодным. Сначала в голове пронеслась тупая мысль —
«шкаф протекает» — потом он вспомнил, какой это лютый бред. Крыша Киибо не может протекать по определению, потому что они как минимум на первом этаже сейчас, а в доме больше двух этажей, плюс — это богатый особняк. И вообще почему именно шкаф? Потом он подумал, что, мол, возможно ребята в шутку сделали маленькую пробоину на вершине шкафа, чтобы прикольнуться над ними, мол, смотрите, дождь, да вот только ни шума из гостиной, ни дыр им не было замечено. И позже Момота понял (нет, скорее ему пришлось ПРИЗНАТЬ) после чреды тупых и беспочвенных предположений, созданных только потому, что он не хотел верить в происходящее: мелкий гремлин тихонько плакал, причем беззвучно, даже не всхлипывая, и это была не его театральная «крокодилья» истерика, а настоящие слезы.
Момоте стало очень неловко и стыдно за свое поведение. Он разочарованно вздохнул, услышав:
«Ребятки, мы знаем, как вы там полюбили друг друга, но вылезьте уже», исходящее от поддразнивающей их Йонаги. Маленький гремлин инстинктивно хлюпнул носом и начал усиленно вытирать лицо руками.
Кайто просто прикинул всю абсурдность ситуации. Вот сейчас они выйдут из гребанного шкафа спустя семь минут, всю протяженность которых были слышны крики (наверняка их разборки слышали все) и попеременные удары (то столкновения их о стены, то удары кулаками о них же из бешенства). Рядом с ним будет плестись мелкий гремлин, глаза которого наверняка будут красными от слез, сам он будет выглядеть помятым и ослабшим (вот наверняка). И, черт возьми, что подумают Харумаки и Шуичи, увидев это? Причем Момота все еще не знал, когда и что сказал не так, чтобы прямо довести мелкого до слез. Вот только, даже если он не понимал этого, Кайто все равно в глубине души чувствовал себя виноватым.
— О-о-о, Оума-кун, что случилось?
Атуа защищает тебя, так что все хорошо! — как и ожидалось, стоило им вылезти из шкафа, Анджи с тревогой, написанной на лице, кинулась к ним и, ничего не говоря, приобняла ошарашенного Оуму, прижав его к груди и гладя по голове. — Тише-тише, Атуа накажет плохого Момоту-куна и
нашлет на него мн-о-о-о-го кошмаров!(*18)
Момота скосил взгляд, отказываясь смотреть на своих горе-одноклассников.
— Оума-кун, что случилось?! Момота-кун тебя ударил? — поднялся Киибо, тоже подлетев к общему хороводу слишком волнующихся друзей. Кокичи невольно смутился от чрезмерного внимания, когда к нему еще и подошел Шуичи, спокойно спросив, что случилось. На лице Оумы появился здоровый румянец, несмотря на то, что его кожа ранее была обработана пудрой.
«Может это из-за слез…» — подумал Кайто, и сильный ком вины раздражал горло еще сильнее, да так, что ему даже стало сложно глотать.
— Ни-ши-ши! ~– Оума мгновенно отскочил от утешающей его Йонаги и с веселой ухмылкой занес руки над головой. — Вы, ребятки, т-а-а-кие наивные, раз повелись
на такую оч-е-е-видную ложь!!!
Все начали обсуждать очередную выходку Оумы. Кто-то не поверил ему, говоря, что он просто в очередной раз отмахнулся от помощи, а вот кто-то напротив говорили, что это лишь его напускное театральное поведение, которое он тупо использовал, чтобы привлечь к себе внимание.
Момоте стало стыдно еще больше. Он был причиной слез кого-то, пусть даже и маленького гремлина, и более того — его только что прикрыли, полностью взяв вину на себя. Момота знал, что его раздражающий одноклассник не придумал ту реакцию, пусть это и была всего лишь его интуиция, так как Оума был довольно искусным лжецом, из-за чего было еще сложнее опознать, когда он врет, а когда нет.
Позже, когда вечеринка окончилась, Киибо уже провожал их до прихожей. Рантаро с Каэде на удивление Кайто шли друг с другом под ручку. Корекийо, выйдя наружу, подошел к его богатой классической черной машине, припаркованной рядом с особняком Киибо, кинув многозначительный взгляд в сторону Шуичи, на что их стеснительный детектив лишь засмущался пуще прежнего, брякнув Момоте и Харукаве что-то вроде:
«Я, пожалуй, вернусь домой с Шингуджи-куном. Он обещал подвезти меня». Хотя все прекрасно понимали, что Шингуджи повезет Сайхару вовсе не домой.
Ирума показала Оуме средний палец, сказав, что они с коротышкой встретятся завтра, и уже она будет верховодить над ним, тогда как мелкий гремлин с веселой ухмылкой подчеркнул, что свиные окорока споткнутся на собственном жире, прежде чем дойдут до него.
Гонта предложил Кокичи проводить его до дома, как и подобает джентльмену, но Оума демонстративно отказался, сказав, что на улице еще светло (хотя уже был час ночи), а проводить пол ночи на свидании с качком в забавном изучении жуков, которые повстречаются им по дороге, ему не хотелось. Гокухара обиделся, но вежливо попрощался с ним, попросив кого-нибудь проводить мелкого до его дома, на что, вопреки нежеланию оставаться с ним наедине, Момота лишь сдавленно кивнул.
Чабаширу, Йонагу и спящую на спине Тенко Юмено забрали родители магички, вежливо попрощавшись с Киибо (видимо их родители были знакомы с отцом педанта). Кируми сказала, что возьмет такси, и Рема молча прошествовал следом за ней. Маки, бросив холодный взгляд на Момоту, спросила:
— Так значит ты не едешь со мной?
Маки обычно тоже возвращалась домой на том же рейсовом автобусе, что и Кируми, а так как Кайто живет неподалеку, буквально через дорогу от нее, им постоянно приходилось ездить вместе. Космонавт отрицательно помотал головой.
— Как ты видишь, на мне ответственность проводить этого мелкого до дома в целостности и сохранности, а то бог знает, кого на улицах повстречаешь в такую темень, — сетовал Момота, в глубине души уж очень смущенный такой перспективой.
— Э-э-э! Меня только что унизили! ♬
Мне не нужна защита тупых несносных горилл! Это скорее тебе надо бояться за свою жизнь, так как если ты будешь рядом с верховным лидером… — с энтузиазмом начал возмущаться Оума, которого тут же перебила хладнокровная Маки:
— Удачи, Момота, — и она скосила взгляд в сторону мальчика, стоящего подле Момоты, что ростом еле достигал его груди, — и увидимся завтра.
Больше ничего не говоря, Харукава удалилась, оставляя их двоих в тревожной тишине.
Прежде чем Момота смог что-то сказать, маленький верховный лидер уже припустил вперед, перейдя на бег. Кайто, до которого не сразу дошло, что он убегает, пустился следом.
— Эй, стой, мелкая зверюга! Куда помчался, черт тебя дери?!
Оума весело захохотал, да так, что сердце Момоты невольно пропустило несколько ударов, а щеки невольно заалели. Он решил игнорировать колкое и теплое чувство, сгущающееся внутри, и сосредоточился на беге, полностью выбросив навязчивые мысли и оставив голову полностью пустой. Говорят, пробежка помогает избавиться от стресса или как минимум отвлечься от него на какое-то время, и Кайто всегда этим пользовался.
— Б-у-у-у-у-у. Я не виноват, что ты такой медленный, т-у-у-пиц-а-а-а! ★– дразнил его Кокичи, успевая то и дело оборачиваться, чтобы проверить, бежит ли за ним космонавт или нет. Кайто и правда был не настолько скоростным, как подвижный и ловкий Оума, в конце концов оказавшийся на детской площадке и подскочивший к качелям.
Плюхнувшись на них и даже не запыхавшись, мальчик, который сейчас выглядел еще меньше, чем обычно, уселся поудобнее, раскачивая короткими ножками, которые в его-то возрасте с трудом касались земли. Момота удивился росту мелкого, даже обдумывая причину его низкого роста. Сейчас, после того, как они покинули особняк Киибо, Оума, переодевшийся в черные приталенные джинсы и кутающийся в утепленный фиолетовый пуховик с этими детскими сиреневыми теплыми перчатками, здоровым озорным румянцем на щеках и блеском, горящим звездой в его глазах, выглядел зачаровывающе, пусть он и все равно был не отличим от ребенка.
— Эй, т-ты чего…? Уже час ночи, нам лучше поторопиться. Тебя родители искать не будут? — Момота потер затылок, не зная, какого черта его это волнует.
Он бы не сказал, что ему хотелось прерывать их мирное путешествие по ночному городу, пахнущему влагой и осенью, но в то же время он был очень смущен тем, что ему все еще приходилось проводить время с Оумой наедине, как если бы это было… Космонавт решил не продолжать фразу, думая, что так будет лучше.
— Не волнуйся, Момота-чан,
моему отцу все равно(*19), — сухо и безынтересно пробубнил Оума, державшись за поручни и потихоньку начав раскачивать качели, — хотя может быть это и ложь, и мой папа завтра придет за Момотой-чаном, убив его на месте за домогательства к его сыну. Ни-ши-ши! ~
Кайто в очередной раз прыснул, пытаясь не давать желаемой реакции Кокичи, который только этого и ждал. Его серьезно начало волновать, как живет Оума со своим отцом, вот только, зная характер мальчика, он прекрасно знал, что тот ничего рассказывать, как не собирался, так и не будет. И поэтому Момота, стоящий посреди детской площадки, начал судорожно оглядываться на предмет живых людей и, видя, что никого вблизи нет, достал пачку сигарет, вытянул одну из упаковки, чиркнул зажигалкой и с удовольствием затянулся, выпуская клубы дыма в воздух. Оума, почуяв знакомый запах табака, пусть даже сквозь морозный свежий воздух, только недовольно нахмурился, но виду не подал.
— Слушай… — решил снова спросить его Кайто, не желая оставаться в тишине, — почему ты сегодня… ну… разревелся…? Это было неожиданно.
— Я же сказал: это была моя уловка, чтобы заставить вас, идиотов, сновать вокруг меня как куриц-наседок, — без веселых ноток в голосе повторил Кокичи, по-прежнему раздраженно разглядывающий сигарету в руке Момоты, словно немым жестом пытаясь показать, что курение — это то, что его раздражает больше всего. «Герой» проигнорировал его посыл, продолжая затягиваться.
— Да-да, я уже все понял, ясно, — отмахнулся Кайто, бросив бычок на землю и затушив его подошвой кроссовка.
— У-у-у-у. Если Момота-чан планирует сделать мне предложение руки и сердца, ему нужно прекращать курить (*20)! — Кайто, на секунду потеряв дар речи и лишь затем вспомнив, что мелкий гремлин дразнит так чуть ли не всех и каждого, тяжело вздохнул:
— Как будто кто-то собирается делать тебе предложение.
Опять зависла гробовая тишина. Старые качели заскрипели, когда Оума спрыгнул с них, и, подлетев к космонавту, увлеченно всматриваясь в его сиреневые глаза и растерянное лицо, верховный лидер наконец вновь нарушил молчание:
— Дай угадаю. Ты встречаешься с Харукавой-чан? ♬ — Кайто невольно отшатнулся, покраснев еще сильнее, и затем отвернулся, скосив взгляд в сторону, бороздя землю, площадку, террасу, которую было видно отсюда, да что угодно, лишь бы не смотреть на одноклассника.
— Нет.
Мы с Маки-ролл — хорошие друзья детства. Она не в моем вкусе.
Кайто мог поклясться, что услышал облегченный вздох, хотя скорее был уверен в том, что опять принял желаемое за действительное. На этот раз маленький озорник отпрыгнул на приличное расстояние, ухмыльнувшись:
— Бьюсь об заклад, Момота-чан даже не подозревает, что его «хорошая подруга детства» по уши влюблена в него. Ни-ши-ши! ~ Я скорее всего будущий труп, раз сказал это.
Кокичи жаждал увидеть полнейшее недопонимание и очередное возмущение, сопровождающееся неверием, вот только Кайто отреагировал совершенно спокойно, лишь смущенно потирая затылок.
— Тебе не обязательно мне об этом напоминать, серьезно.
Бровь верховного лидера дернулась. Он был удивлен. Прежде предсказуемый и читаемый Момота-чан в конце концов смог хоть чем-то его озадачить.
— Так ты уже знаешь? М-м-м… — протянул Оума, возмущаясь про себя тем, что сюрприза совсем не получилось, но и в глубине души очень даже счастливый этим. — Так почему бы тебе не ответить на ее чувства?
Вы же, два идиота, как два сапога пара!
Кайто опять хмыкнул, развернувшись и просто молча пустившись в ход.
— Э-эй, Момота-чан! Стой! Ты же не знаешь, в какой стороне мой дом!
В конце концов после очередной чреды поддразниваний, сопровождающих почти весь поход и изрядно утомивших бедного парня, который уже только и хотел вернуться к себе, рухнув на кровать после такого тяжелого и напряженного дня, они подошли к дому Оумы. Когда в твоей жизни слишком много Кокичи Оумы, в конце концов любой будет чувствовать себя выжатым как лимон. Они стояли возле небольшого домишка, в котором уже не горел свет. Кокичи весело махнул рукой:
— Вот мы и приехали! Знакомься, Момота-чан,
это логово моей организации. ★ Пусть оно и непримечательное, это сделано специально, чтобы спецслужбы не смогли нас обнаружить. И теперь, когда ты об этом знаешь,
нам нужно тебя убрать.
С угрожающими нотками, сквозившими в голосе, Оума прижал маленький указательный пальчик к своим губам, вот только это не только не испугало Момоту, а еще и заставило подумать, что это довольно мило. Космонавт тряхнул головой, только и думая о том, чтобы избавиться от этих глупых мыслей. И лишь только потом он приметил, что отец Оумы ни только не искал своего сына, но даже и не ждал его возвращения. Цыкнув и злясь на столь безответственного родителя, Кайто решил попрощаться со своим «компаньоном». Вот только он внезапно заметил тень разочарования на лице мальчика и черт его угораздило спросить, что с ним случилось.
— Не хочу домой, — сухо отрезал Оума, вернув гримасу нейтральности. Кайто дрогнул. Он не мог понять, каким холодным и отчужденным должен быть этот «дом», если ребенок не хотел возвращаться в него. В отличие от верховного лидера, у героя были любящие бабушка с дедушкой, которые всегда накроют на стол, побеспокоятся, где он был и что делал, и, что самое важное, похвалят и спросят, как прошел день. Момота не знал, что сказать. То ли попытаться отшутиться, то ли просто подбодрить мелкого. Но пока он думал, ответ нашелся сам собой.
— Если ты не хочешь туда идти — тебе не обязательно, — брякнул Момота не подумав и тут же пожалел, увидев огни надежды, загоревшиеся в глазах одноклассника. — Эм… то есть…
«Сейчас час ночи, ему некуда идти, да еще и завтра нужно в школу. О чем ты вообще, тупой Момота?» — выругал себя в мыслях Кайто, браня себя за беспечность. Прежде он, пусть уже и ни раз помогал другим, никогда не попадал в такие ситуации, и единственным решением, которое приходило в его голову, было либо отправить его домой, либо… ну… Кайто выбросил эту глупую идею прочь.
— Ха, — издал смешок Оума. Пустой ни на что не направленный смешок. Причем не свое конское ржание, а простой и безэмоциональный смешок. — Момота-чан и правда тупой, раз поверил мне. Удачи.
Развернувшись и достигнув двери, копошась в карманах, где по-видимому среди кучи фантиков должны были затеряться ключи, Кокичи попрощался с космонавтом, одним лишь видом говоря, мол, все, ты сделал свое дело, больше здесь тебе не рады. Кайто дернулся вперед, поймав его за руку. Он отказывался смотреть мелкому в глаза, смущенно глядя на тыльную сторону своей ладони.
— М-момота-чан? — растерянно, почти надломленным и несвойственным ему голосом, произнес мальчик, будто и не веря глазам.
— Э-э-э… — Кайто разочарованно пытался сказать хоть что-то, чтобы оправдать свои действия, но выходили одни междометья. Ему приходилось признать: слова Оумы тогда, когда они еще были заперты в шкафу, были чистой правдой, причем все до единого.
«Какой из меня чертов герой, если даже у Шуичи больше смелости быть открытым» — подметил Кайто, разочаровываясь в самом себе.
Он не мог сказать вслух всего, что хотел. Это тоже самое, что просто взять и перечеркнуть годы, которые он так работал над имиджем. И, черт возьми, если кто-то увидит его таким ущербным, то наверняка попросту разочаруется…
Кайто стиснул зубы до хруста, чувствуя себя беспомощным, но не в силах убрать руку. Первым как обычно нашелся Оума. Он, увидев растерянное состояние одноклассника, легко улыбнулся.
— Г-о-о-споди, Момота-чан,
тебе не обязательно переживать так за всех и каждого! Так у тебя голова вспухнет, тебе же вредно думать по определению! ♬ — весело пропел он и после добавил более нейтральным и ровным тоном, — пл-ю-ю-ю-с, как я уже говорил, я б-о-о-льшой лжец, и тебе не надо верить каждому моему слову, ты, наивный осел! ★
Момота внезапно вновь гаркнул:
— Да я не об этом вообще…! Черт, плевать…! — рука под его ладонью дернулась, когда Оума попытался убрать ее. Космонавт, поняв, что в очередной раз вспылил, поспешно кинул. — Извини, я не хотел орать!
Оума флегматично окинул его недовольным взглядом, пробурчав:
— Л-а-а-дно, прощаю. Пусть мне и все равно… — и между тем он нерешительно потянулся к замочной скважине, пусть тоненькая рука вместе со связкой ключей в ней застыла на месте. — Момота-чан,
я никогда не пойму тебя, если ты продолжишь говорить так.
Кайто и сам это прекрасно знал, но вот сейчас он мог признать, что не сильно отличается от Оумы, которого порицал за ложь. Он и правда тот еще лицемер, которого волновало лишь то, что о нем думают другие. И именно поэтому он и не привык выпаливать то, что копилось на душе. Пусть еще и было виновато чертово смущение и неуверенность. И поэтому он решил высказать свои эмоции таким образом, каким ему было привычнее всего. Кайто вытащил кошелек, на что Оума, пусть и немного озадаченно, но еще и заинтересовано, приподнял бровь. Момота достал из внутреннего карманчика маленькую записную книжечку с галактическим рисунком на обложке, на которой висел маленький еле заметный брелок Земли. Ни для кого не было секретом, что Кайто обожал астрономию с самого детства, и поэтому местами даже делал что-то вот такое… этот неловкий брелок, пусть с его взгляда он и довольно убогим, был сделан его трудами, совместно с бабушкой и дедушкой, за что спасибо им.
— Это далеко не идеально, но я надеюсь, что тебе он понравится, — буркнул смущенный Кайто, тут же добавив предостережение, — только не ржи, пожалуйста, я сделал это в детстве, и мне все еще неловко его кому-то дарить.
Оума растерянно протянул ладошку, в которую была вложена маленькая записная книжечка вместе с брелоком, пусть Кайто и было жаль с ним расставаться. Восхищенно разглядывая побрякушку как ребенок, которому купили нежданный подарок, Оума легонько улыбнулся:
— Почему я должен смеяться? Этот брелок довольно симпатичен для такого как Момота-чан, — и с этими словами Оума быстро припрятал его в карман своего пуховика, невинно показав космонавту язык, —
так что я попридержу его у себя ♬.
— И это вся благодарность? — выдохнул Момота, который, впрочем, большего и не ожидал. Что его волновало, так это то, дошел ли его посыл до адресата.
— К-о-о-нечно. Вот если бы ты только еще подарил мне свой фирменный пиджак~ — поддразнил Оума, на что парень разочарованно вздохнул:
— А что потом? Лимузин, квартиру, яхту, билет на курорт? — иронично спросил Кайто, попросту удивляясь наглости мелкого. Тот, кажется в свою очередь развеселившись, закивал:
— Конечно. Это еще малая плата за то, что ты претендуешь на сердечко верховного лидера! ♥
Кайто опять поперхнулся и затем заслышав, как Оума попросил его подойти, неуклюжий Момота встал по стойке «смирно», чем рассмешил шкодника. Кокичи приблизился сам, да настолько, что космонавт мог разглядеть каждую черту его милого детского лица. И нагло потянувшись к его карману, мелкий выхватил пачку сигарет из кармана его куртки и бросил прочь:
— Э-эй, ты че…? — возмутился Момота, когда невысокий мальчик, сейчас на фоне него кажущийся еще ниже, схватил его за ворот куртки, угрожающе впившись в него серьезным взглядом.
— Отныне, если ты хочешь встречаться с таким безупречным лидером как я,
даже не думай продолжать курить эту гадость, ясно?!
И вот на этом Кайто и понял, с какой проблемой связал себя отныне, и даже подумал: «
А не зря ли?». И, наклонившись к низкому мальчику ниже, чтобы прижать его в крепкие объятия, которых, на удивление, сейчас ему было достаточно, так как все, что волновало Кайто, это то тепло его хрупкого тельца, он крепче сжал Оуму в объятиях, даже подумывая все-таки вспомнить о том глупом предложении увести его к себе и познакомить с бабушкой и дедушкой.
Отсылки:
*1 Сама Ousama Game была вдохновлена одним из эпизодов Persona 4. Мне очень нравится этот эпизод, поэтому вместо "Правда-ложь" была выбрана именно Игра "Короля".
*2 Чуни-замашки Химико были позаимствованы у Мэгумин. Во всяком случае, она попыталась ее спародировать, пусть и без крики: "Explosion!"
*3 "Клуб чудиков Йонаги Анджи" был позаимствован из аниме "С этим клубом что-то не так!". Главный герой Субару Учимаки состоял в художественном клубе и рисовал 2D, называя их Богинями. Также это можно считать отсылкой к "Handa-kun", где был клуб отаку, которых все считали фриками и даже хотели прикрыть.
*4 Явная отсылка к To-Love-Ru
*5 Попытка в отсылку к Corpse Party. Юйя Кизами, который был волком, и маленького роста Юка, являющаяся кроликом. Только без фирменного Run, rabbit, run!
*6 Не отсылка, а просто упоминание молочных пазлов, которые развивают концентрацию. Обязательны для подготовки космонавтов. Как, впрочем, и ЗОЖ.
*7 Изобретения Ирумы такие же эксцентричные, как и в Лаборатории Гаджетов будущего из Steins; Gate, за тем исключением, что Мию пытается их втюхать кому-нибудь.
*8 Маленькая отсылка Ремы к легендарной фразе Хисоки из HxH.
*9 Упоминание Майзоно Саяки и ее вечной "шутки", только наоборот.
*10 Оума просто обожает Yu-gi-Oh и не пропустит ни единого выпуска, плюс он также играет и смотрит Vanguard, изрядно утомляя Сайхару дуэлями.
*11 Сравнение Umineko и "Десять негритят", с которого была заимствована идея.
*12 - летний фестиваль, который будет проходить в храме Шингуджи. Да-да, у Кийо есть свой храм)
*13 Мию воспользовалась правом выбрать двух участников, т.к. до этого Корекийо также нарушил правила. Но потом все спалили, что она мухлевала, и отсюда пошла длинная дискуссия, закруглять игру или нет. Короче говоря, под конец традиционная Игра в "Короля" слилась в балаган без правил.
*14 Ирума почти скопировала трюк Маэбары, когда он оставлял пометки на карте. Плюс, она как Мион и ее группа уже запомнила месторасположение. В общем, неудачная отсылка к эпизоду Higurashi.
*15 Мне дико нравится идея, что Цумуги может быть влюблена в Кайто, да и вообще хочется что-нибудь эдакого с этим пейрингом.
*16 Ирума изначально запланировала именно их как участников и именно "Семь минут на небесах", поэтому, пусть в тексте и не упоминается, она потребовала, чтобы ей разрешили выбрать двух участников.
*17 Ах да, еще нужно упомянуть то, что Оума называет Кайто гориллой - отсылка к Кондо Исао из Gintama. Подразумевается неотесанный глупый мужлан с тупым поведением.
*18 Атуа здесь сравнивается со страшными суккубами из Catherine, которые насылали на Винсента кошмары. Во всяком случае пытается подразумеваться.
*19 Отец Оумы - отец Нацуки из DDLC.
*20 Оума совершенно искренне говорит это, пускай и пытается скрыть под иронией. Кайто хочет стать космонавтом, но не может бросить свои пагубные привычки, такие как фаст-фуд и курение, чем портит себе здоровье.
Плююс, характеры главных героев совмещены с их гейм-вариацией и прегейм-вариантом. Очень странно видеть Кайто, к примеру, который не может отказаться от своей привычки курить, хоть и любит астрономию. Или Оуму, которого легче ранить, чем казалось бы, но он все еще остается таким же защитным.С Шуичи посложнее... мне не хотелось портить его и Акамацу двинутостью на Данганронпе.
И еще, полигамия в жанрах относится к Корекийо, который явно запал на Шуичи, но упоминается его сестра, которую он также очень сильно "любит". Но подразумевается она очень тонко.
