Читай во взгляде

      В кабинете капитана всегда тихо и спокойно. Мне нравится сидеть здесь тихими зимними вечерами, всматриваться в разгорающиеся в камине поленья и вслушиваться в ритмичное дыхание мужчины. Он иногда поворачивается ко мне, наверное, чтобы проверить, как я выполняю работу, и я тут же отворачиваюсь к бумагам. Не помню, благодарил ли я капитана за то, что он поставил в своём кабинете второй стол специально для меня.       За окном разревелась метель, ветер болезненно стонет и бьёт потоками воздуха в окно. Декабрьская ночь, погода бушует. А в тёплом помещении всё настолько гармонично, что мне хочется слиться со стенами и стать частью интерьера, чтобы навсегда остаться здесь, в безопасности и тепле. Смотрю на висящие на стене часы - уже два, мы заработались. Ребята уже давно спят.       Я встречаюсь глазами с Леви, который заметил мою заинтересованность в стрелках циферблата. Он смотрит туда же с пару секунд, а потом отворачивается к столу и начинает складывать бумаги в стопку, убирая их на край. Обычно это значит "на сегодня всё", и я не переспрашиваю, откладываю свои отчёты. - Выпьешь чай со мной?       Я смотрю на капитана, который всё также копошится с документацией. Киваю, не сразу понимая, что он не увидит. - Да. Спасибо.       Пока мужчина кипятит небольшой металлический чайник на обыкновенной горелке, я осматриваю его спину. В который раз не могу его понять. Днём этот человек хмурый, холодный и жестокий, никогда не даёт поблажек и за малейший проступок отправляет виновного в бесчисленные наряды. А когда наступает вечер, и я закрываю за собой дверь в кабинет, Леви будто меняется. Он становится более молчаливым, чем обычно, - хотя, порой мне кажется, что это невозможно, - но вместе с тем каким-то... уютным? Мне нравится проводить время в его кабинете, независимо от усталости, недосыпа или погоды.       Капитан подливает кипяток, а после ставит две чашки на маленький столик у дивана, и я принимаю беззвучное приглашение, встаю из-за рабочего стола и сажусь с ним рядом. Я тяну руку к чашке и сталкиваюсь с мужчиной пальцами, лишь на секунду. Кончики начинают гореть, но я игнорирую это и снова тянусь к ручке фарфоровой утвари. Аккерман не обращает внимания, смотрит в никуда. - Весной начнутся вылазки. Эрвин хочет изменить тактику, - он наконец поворачивает голову, и я могу увидеть его серые, утомлённые работой глаза. Они грустные. Сколько бы капитан не отрицал свою слабость и не доказывал поступками свою силу, я вижу в его взгляде всё то же самое, что бегает у совсем ещё зелёных солдат, чудом вернувшихся из боя. Я вижу то же самое нечто, что смотрит на меня из отражения зеркала по утрам. Я вижу страх. - Он хочет вернуть Марию с помощью Эрена, - я говорю без энтузиазма, ведь я сам предложил эту идею армии. Ещё до того, как с друзьями вступил в разведку, до знакомства с главнокомандующим и капитаном. Этот план был обдуман и обговорён уже не одну тысячу раз, поэтому возвращаться к нему в такие вечера не было никакого желания. - Это будет нелегко. Ему надо постараться.       Меня не покидает чувство, что разговор идёт не о том. Казалось бы, двое солдат обговаривают план действий, от которого зависят многие жизни - всё на месте. А мне отчаянно хочется сменить тему. - У Эрвина большие планы на тебя. Ты знал об этом? - Догадался.       Когда командор Смит несколько раз взял меня с собой на совет в Стохес в качестве помощника и приказал внимательно вслушиваться в каждое слово, я понял, чего от меня хотят. Сопротивляться было бы глупо, даже учитывая моё несогласие. Но кто бы продолжил службу за Смита, майор Ханджи? Она далека от настоящего руководства, несмотря на пытливый ум и стратегический склад ума, сама знает. - Из тебя выйдет хороший командующий после Него. - Вы рано Его хороните.       Чай вкусный, чёрный, греет простывшее горло и томно расслабляет. Всегда поражался капитану в его изысканности в выборе чая. - Я не хочу никого хоронить, - лицо Леви становится измученным, совершенно измотанным жизнью и службой, - Я устал это делать.       На секунду кажется, что мужчина становится втрое младше, почти что моим ровесником, и готов уткнуться в моё плечо и тихо заплакать. Тот капитан, которого я вижу в бою или в освещённых дневным светом коридорах, никогда бы не сделал этого, никогда. При мне точно. Такие люди слишком сильные, даже наедине с собой. Им не положено сдаваться или испытывать страх, нельзя, запрещено. И я в непонимании смотрю на командира, пытаясь отыскать в его лице ответ на вопрос "почему я?". Почему из всех солдат и командиров, считая Эрвина и Ханджи, именно я вижу эти глаза, пронизанные болезненной усталостью?       Леви хмурит тонкие брови и отворачивается к столу, пристально разглядывая фарфоровую белую чашку. Ему тяжело. Всем нам тяжело открываться людям, а уж тем более принимать чужие откровения. Меня не покидает чувство, что я замечаю то, чего не следует замечать. - Я не справлюсь один, - он говорит негромко. Так, что его голос можно спутать со свистящим за окном ветром. Но я слышу, слышу каждое откровение и совершенно не хочу здесь находиться.       Я не могу оторвать от мужчины глаз. Внутри всё сжимается от самого его вида, такого запутанного и обременённого. В камине неизменно трескаются поленья, от горячего чая поднимается дымок. А я чувствую пробирающий насквозь холод. И почти что жалобно скулю в ответ, когда командир, не смотря на меня, шепчет: - Не умирай, Армин. Не умирай.       Сегодняшняя ночь ещё в самом начале вышла за рамки, установленные между командиром и рядовым. Поэтому я не боюсь показаться дураком или что меня неправильно поймут - аккуратно, но уверенно тяну ладонь и накрываю ей сцепленные в замке руки капитана. Он разжимает свои пальцы и крепче сжимает мои, будто бы принимает поддержку. Не отталкивает.       Не могу объяснить, почему мне так больно видеть Леви таким, искренним и по-человечески взволнованным. Обещание выжить, которое верится на языке, подобно яду, оно расходится по всему телу и поражает каждый нерв. Не умереть. Я так часто обещал это Микасе, Эрену и сам себе. А ему не могу.       Капитан снова смотрит на меня, вплотную, глаза в глаза. Что он пытается найти в моём взгляде? Ответы?       Я сам слишком труслив, чтобы помочь кому-то справиться со страхом.       Мужчина кивает сам себе и отпускает мою руку, слишком резко. Он возвращает своему лицу обычный строгий вид и холодным командирским тоном объявляет: - Свободен.       Снова он меняется, закрывается за десятком дверей и проглатывает ключ. Я не спорю и, недолго мешкаясь, поднимаюсь. Чашка чая остаётся почти нетронутой, к своей Аккерман даже не прикоснулся. За окном нещадно скулит ветер. Я подхожу к двери и хватаюсь за ручку, у самого порога оборачиваясь на капитана. Я натыкаюсь на его пронзительный, фальшивый взгляд. Я слишком хорошо узнал его за эту ночь, обмануть не получится. - Никто из нас не умрёт.       Леви слабо кивает головой, будто бы благодаря за данное обещание, и я улыбаюсь уголками рта. Мне грустно и страшно, и этот человек чувствует то же самое. Он ничем не отличается от нас, простых смертных, просто обстоятельства вынуждают играть выгодную партию. Помимо общих негативов есть ещё что-то необъяснимое, в чём у меня нет сил и опыта разобраться. Может быть потом, после войны, у нас двоих будет время на настоящие эмоции и более искренние разговоры. - Спокойной ночи, - выдыхаю еле слышно и выхожу из капитанского кабинета, тихо закрыв за собой дверь. Я окунаюсь с головой в сырой мрак простуженных коридоров и уже чувствую тоску по тёплой комнате офицера. Ничего, я приду завтра. Я прихожу к нему каждый вечер, встречаясь полными понимания взглядами.       Словами не передать, что отражалось в его серых, усталых глазах. В моих - та же боль.