Acronyms / Акронимы (Сокращения)

Реджина Миллс ненавидела ситуации, когда она чего-то не знала. Она была Королевой. Она была мэром города, созданного исключительно по ее собственному замыслу. В течение первых двадцати восьми лет она могла безгранично властвовать и контролировать все, что происходило в нем. Даже сейчас она занимала более влиятельную позицию, чем кто-либо еще. Незнание чего-либо вызывало у нее зуд, настоящий физический дискомфорт, который царапал ее кожу. Но сейчас у нее был сын-подросток, который из умного и любознательного мальчика превратился в вечно ворчащего, спящего и жующего что-то незнакомца, который — в те редкие моменты, когда вообще разговаривал — говорил на языке, который был для нее совершенно невразумительным. И все же, она хотела его понимать, она жаждала получить знания, которые могли бы взломать этот секретный шифр подростковой речи. В таких делах был один определенный человек, к которому она могла бы обратиться, но это же был единственный человек, которого она не хотела бы просить помочь ей: вторая мать Генри, шериф Эмма Свон. Реджина ненавидела просить Эмму о помощи, потому что это нарушало хрупкий баланс власти между ними, в котором Реджина была умной и утонченной, а Эмма была… ну, Эмма была не такой. В хорошие дни Эмма была ее подругой. В обычные дни — Эмма была ее подругой, которая доводила ее до бешенства своим отношением к жизни, своими манерами и своей… Эммостью. Поэтому, вместо этого она обратилась к единственной подруге, которая, как надеялась Реджина, сможет ей помочь — Кэтрин Нолан. Однако, это ее ни к чему не привело. — Неа. Я не собираюсь говорить с тобой об этом, Реджина. Спроси Эмму, — сказала Кэтрин. Они сидели в кафе У Бабули и пили кофе в преддверии обеда. — Но я спрашиваю у тебя, — она впилась в подругу суровым взглядом. — Хорошая попытка, мадам мэр. Но я на это не поведусь. Спроси свою… — Кэтрин ухмыльнулась, прервавшись на полуслове. — Спроси Эмму. Реджина сузила глаза и скрестила руки на груди. — Что ты хотела сказать? Кэтрин закатила глаза. — Девушку. Я хотела сказать, что тебе следует спросить у своей девушки. Реджина моментально вспыхнула от гнева. — Да будет тебе известно, что Эмма ею не является. Между нами исключительно дружеские отношения, соответствующие нашей роли родителей и коллег по работе, и ничего больше. — Ну конечно. Словно в подтверждение ее слов, к ним подошла Руби Лукас и долила кофе в их чашки. — Закажете что-нибудь поесть или подождете пока к вам присоединится Эмма? Реджина вздохнула. Почти каждый день ей приходилось поправлять кого-то, кто каким-либо образом высказывал предположение, что они с Эммой вместе. Это уже становилось абсурдным. — Просто кофе, — рыкнула Реджина. — И мы не ждем Эмму. Руби озадаченно посмотрела на нее. — Но вы же обедаете с ней каждый вторник. Кэтрин громко хохотнула, заработав еще один сердитый взгляд от Реджины. — Вовсе нет, — возразила Реджина. Ну, может быть, они с Эммой часто заходили в закусочную по вторникам в обеденное время и, так уж складывалось, что в итоге ели за одним столом, но это вовсе не было какой-то договоренностью. Это не было свиданием. Их ужины дважды в неделю тоже не были свиданиями. Она просто хотела быть уверена, что вторая мать ее сына хотя бы иногда хорошо питается. И было чистейшим совпадением, что блюда, которые она готовила в эти дни, оказывались любимой едой Эммы. И то, что на полке рядом с ее телевизором была стопка дисков с любимыми сериалами Эммы, говорило только о том, что она — внимательная хозяйка. Точно так же, как приносить домашнюю выпечку и пирожные в полицейский участок несколько раз в неделю — было не более, чем проявлением уважения к коллеге по работе. Нерегулярный совместный поход в спа-центр на весь день — оплаченный Реджиной — был всего лишь желанием брюнетки взять кого-то с собой за компанию, чтобы не было скучно. Это никак не было связно с желанием увидеть Эмму в купальнике. Нет, между ними не было ничего, кроме дружбы, взаимоуважения и совместной опеки. Если бы она и встречалась с кем-то, то уж точно это была бы не Эмма Свон. Один раз. Они занимались сексом всего один раз… ну, на самом деле несколько, но это было лишь единожды. И это случилось в Неверленде. Там все было по-другому. Они обе были на взводе и нуждались в эмоциональной и физической разрядке, отвлечении, чтобы облегчить свое беспокойство за сына. Это было единоразовое помутнение, ставшее неизбежным взрывом, после более чем года яростного напряжения и взвинченных до предела эмоций. Совершенно очевидно, что это никогда не повторится. Они никогда не говорили об этом после того, как молча оделись, или после того, как спасли Генри и отправились домой на «Веселом Роджере», или после того, как вернулись в Сторибрук, или после истории с Нью-Йорком, ставшей причиной года разлуки, или после того, как их отношения с другими мужчинами закончились, или… нет, они никогда не обсуждали это. И не важно, что все их взаимоотношения были построены на поддразнивании, флирте и дружеском соперничестве, их предыдущая любовная связь никогда не обсуждалась. И Реджина вовсе не часто думала об этом. А даже если и так, что с того? Сексуальные фантазии — это нормальная человеческая функция. У нее были фантазии и о других людях — даже о мужчинах. В конце концов, у нее был короткий роман с Робином Гудом. Это помогло ей на время выкинуть Эмму из своей головы и отдать ее главную роль в своих фантазиях кому-то другому. Так что, возможно, некоторые из этих фантазий начинались с блондина по имени Робин, но затем его образ размывался, принимая очертания другой блондинки, с другой татуировкой и раздражающей ухмылкой, но это определенно было не более, чем следствием того, что Эмма была ее предыдущим сексуальным партнером. Ладно, возможно, все ее сексуальные фантазии в конечном итоге сводились к Эмме Свон, но это тоже ничего не значило. Просто Эмма была объективно самым привлекательным человеком в Сторибруке, за исключением, разумеется, самой Реджины. Она моргнула, возвращаясь из своих мыслей, переводя внимание на Руби и Кэтрин, которые все это время мило беседовали. И, конечно же, она поняла, что в первую очередь со своим вопросом ей следовало обратиться к юной мисс Лукас. Хотя она была больше подругой Эммы, чем Реджины, она, несомненно, не откажется помочь в чем-то, что касается Генри. — На самом деле, Руби, пока ты здесь… — На твоем месте, ради собственного блага, — встряла Кэтрин. — Я бы убежала подальше отсюда, пока она не закончила вопрос, — Руби и Кэтрин обменялись понимающим взглядом, и официантка быстро исчезла из виду, не желая оказаться на линии огня. Реджина нахмурилась. — Зачем ты это сделала? — Потому что ты прекрасно понимаешь, что должна спросить это у Эммы, но ты избегаешь этого, потому что ненавидишь признаваться, что она может знать что-то, чего не знаешь ты, — Кэтрин взмахнула рукой, словно отмахиваясь от продолжения этой темы. — Как бы то ни было, я собиралась пригласить тебя на ужин со мной и Фредом в эти выходные. По хитрой ухмылке подруги, Реджина поняла, что за этим приглашением стояло нечто большее. — Только с тобой и Фредом? — Ну, я хотела попросить Фреда пригласить Мэтта, одного из помощников футбольного тренера. — Кэтрин, не надо. — Чего не надо? — Не надо пытаться снова свести меня с кем-то. С тех пор как закончились ее отношения с Робином Гудом, Кэтрин каждые несколько месяцев пыталась свести ее с каким-нибудь «очень подходящим мужчиной». Каждый такой инцидент был непередаваемо неловким. Все мужчины были вполне приемлемы, но ни один из них не соответствовал тому, что она хотела видеть в своем партнере. Ни один из них не мог бросить ей вызов, они не были ни дерзким, ни яркими, ни пылкими, ни упрямыми, и ни у одного из них не было зеленых глаз, которые иногда казались голубыми, когда их обладательница стояла спиной к солнцу, и почти серыми, когда она смотрела на море. — Мне бы не пришлось ни с кем тебя сводить, если бы ты наконец призналась, что уже с кем-то встречаешься, даже если вы обе притворяетесь, что ничего не происходит. — Кэтрин. Пожалуйста, просто остановись, — и в какой момент ее жизнь стала настолько невыносимо полна людей, которые заботятся о ней, желают ей счастья и постоянно намекают, что она испытывает к Эмме Свон больше, чем просто дружбу и очень маленькую — почти бесконечно стремящуюся к нулю, то есть едва ли достойную упоминания — толику вожделения? — Ты бы предпочла, чтобы я познакомила тебя с женщиной? В этом вся проблема? — усмехнулась Кэтрин, прекрасно понимая, как она сейчас бесит подругу. — Моя новая помощница крайне привлекательна. Реджина прижала пальцы ко лбу. — Я вообще ни с кем не хочу знакомиться. — Потому что ты уже с Эммой. Я поняла. — Перестань. — Суббота, вечер. Подумай об этом, — Кэтрин наклонилась над столом и похлопала ее по руке. Затем она бросила на стол пятидолларовую купюру за кофе и на чаевые. — Или, еще лучше, приводи с собой Эмму, и тогда мы все сможем перестать притворяться. — Ни за что. Подруга хитро подмигнула ей. — Два варианта, Реджина. Ты приведешь с собой Эмму или я организую тебе пару. В любом случае, увидимся в субботу. — Ладно. Как скажешь, — отмахнулась Реджина. Спорить было явно пустой тратой времени, судя по тому, как насмешливо улыбалась ей так называемая подруга. Они попрощались и Кэтрин удалилась, оставив Реджину наедине с ее размышлениями о разговоре, который она слышала между Генри и Николасом Тиллманом прошлым вечером, и раздражением от подколов Кэтрин на тему того, что у нее есть какие-то отношения с Эммой Свон. Она достала телефон и отправила шерифу сообщение. «Что значит «узт»?» Коротко и по существу. Как она и планировала. Всего через несколько минут дисплей засветился, оповещая об ответном сообщении. «Узт? ЯНЗ. Дай мне контекст, женщина!» Она ненавидела, когда Эмма использовала этот смс-жаргон. Только тот факт, что ты печатаешь на маленьком экране, не отменяет необходимости доходчивого общения и правильной пунктуации. «Я случайно услышала, как это сказал Николас Тиллман, и Генри, похоже, пришел от этого в ужас.» Лицо Генри стало насыщенно пунцовым и он сильно ударил Николаса по руке. Если бы Реджина не подслушивала с самого начала, она бы сделала ему выговор за такое грубое поведение. Она была обеспокоена тем, что, вероятно, это была очередная отсылка к ее темному прошлому. Отец Николаса, Майкл Тиллман, был одним из тех, кто все еще держал на нее обиду за то, что ее проклятие разлучило его с детьми, и она боялась, что Николас и Ава смогут убедить Генри, что его мать все еще злая. Независимо от того, насколько хорошими стали теперь их отношения, Реджина никогда не избавится от мучительного страха, что любовь ее сына может быть снова легко потеряна. «Ник скзл это про тебя?» Реджина вздохнула. Разве это не очевидно из ее предыдущего сообщения? Разве она не сказала именно это? «Да. И перестань использовать сокращения.» — Реджина чувствовала, как растет ее раздражение. Она знала, что Эмма обожает провоцировать ее проявлением своей недалекости, но сейчас она действительно была не в настроении для игр в шарады. -«И перестань намеренно меня бесить.» — добавила она для пущей убедительности. «Ладно. Значит, он сказал УЗТ, и у парня определенно хороший вкус, потому что ты несомненно УЗТ.» Потеряв остатки терпения из-за сознательного уклонения Эммы от ответа, Реджина набрала ее номер. Эмма ответила после второго гудка. По шуму на фоне и дыханию шерифа, Реджина поняла, что она вышла прогуляться. — Как делища? — Ты не ответила на мой вопрос. Эмма усмехнулась. — Но обрати внимание, как я идеально написала каждое слово и правильно расставила знаки препинания в последнем сообщении. — Ты можешь просто ответить на вопрос? — Я уже ответила. Ты несомненно УЗТ. Реджина нахмурилась, потому что она почти слышала ухмылку и закатывание глаз за ответом Эммы. Поэтому она подождала, зная наверняка, что если будет молчать, блондинка заговорит, чтобы заполнить тишину. Послышался тяжелый вздох. — Ты уверена, что хочешь это знать? — Стала бы я спрашивать, если бы не хотела? — Почему ты не можешь просто загуглить это, вместо того, чтобы заставлять меня расшифровывать тебе интернет-сокращения? — голос Эммы звучал раздраженно. — Зачем мне гуглить, когда у меня есть ты? — не то чтобы у нее была Эмма. По крайней мере, не в том смысле, в котором это могло прозвучать. Ни в каком смысле, на самом деле. Она тряхнула головой, возвращаясь к насущному вопросу, а не к той чепухе, которой забили ее мозг Руби Лукас и Кэтрин Нолан. — Помнишь, я тебе рассказывала, что значит МКХТ? (MILF — Mother I’d Like to Fuck — мамочка, которую я бы хотел трахнуть — прим. пер.) — Да, — Реджина вряд ли смогла бы забыть, как лицо Эммы стало пунцовым, когда она пыталась объяснить, что Хенрик, еще один из друзей Генри, считает ее привлекательной. Если отбросить грубое выражение и тот факт, что ее сын и его друзья обсуждали женщин и секс, в то время, как она все еще считала его своим маленьким мальчиком, Реджина была в восторге от того, как смутил этот разговор Эмму. Возможно, она даже немного возгордилась, когда Эмма намекнула, что согласна с оценкой мальчика. — Ну вот. УЗТ — это то, как можно описать МКХТ. Это то, что ты можешь сказать, когда считаешь кого-то действительно привлекательным. — Но что это конкретно значит? — Тебе это не понравится. — Почему нет? — Ну, это… хм… грубо, наверно. — Ох, ради всего святого, можешь ты уже просто сказать мне? — Ладно. Это значит Универсальный Звук Траха. — ЧТО это значит?! — Реджина оглянулась, чтобы удостовериться, что никто на нее не смотрит, ибо поняла, что последнюю фразу почти выкрикнула в полный голос, но посетители закусочной, казалось, не обращали на нее никакого внимания. — Ты меня слышала. Не заставляй меня повторять это еще раз. — Я не просила тебя повторять. — А выглядело именно так. — Что ж, это не так, — покачала головой Реджина. Иногда Эмма была обидчивее Генри. — Я поняла сами слова, Эмма. Я просто не понимаю, что подразумевается под этими словами. — Это значит именно то, что ты подумала. Это значит, что еще один из друзей нашего сына считает тебя невероятно горячей. — Ну, значит это не так уж и плохо? — Нет, в этом определенно нет ничего плохого. Повиси секунду, мне надо ответить кое-кому, — в трубке раздалось приглушенное бормотание, пока Эмма отвечала на вопрос кого-то из жителей Сторибрука о незначительном вандализме. — В общем, — Эмма снова обратилась к ней. — Я тебе перезвоню. Тут ненадолго. Ожидая ее звонка, Реджина выглянула в окно и увидела Эмму на другой стороне улицы. Блондинка все еще держала телефон в левой руке, когда она подняла обе ладони в успокаивающем жесте, напротив пожилой женщины, которая сердито тыкала пальцем ей в лицо. Несмотря на все поддразнивания Реджины на тему того, что в обязанности шерифа Сторибрука не входит ничего, кроме как ловить сбежавших собак и дремать в офисе в рабочее время, профессионализм Эммы все же был одной из тех вещей, которыми мэр восхищалась больше всего. Эмма добросовестно выполняла свою работу и на удивление терпеливо относилась к горожанам, которые, казалось, чувствовали крайнюю необходимость довести до сведения Спасителя каждое мелкое происшествие. Несмотря на раздражение, которое Реджина легко прочитала в языке тела Эммы, ее поведение по отношению к пожилой женщине было успокаивающим и уважительным. Реджина положила голову на руку, наблюдая за происходящим. Сегодня Эмма была одета в нечто похожее на униформу, что было довольно необычно для блондинки. Коричневые брюки-карго и черные военные ботинки дополнялись темно-коричневой форменной футболкой с логотипом управления шерифа. Солнцезащитные очки-авиаторы и собранные в тугой пучок волосы довершали образ. Эмма упоминала, что на этой неделе они проводили совместную акцию со старшей школой, назначая обязанности по уборке дорог некоторым особо хулиганистым подросткам, и это, вероятно, объясняло ее официальную одежду. Мысли Реджины плавно перетекли в русло о том, что когда Эмма Свон в таком прикиде, то оказаться под ее командованием уже не выглядит таким уж наказанием. Воображение Реджины услужливо предоставило ей серию зловещих сценариев, в которых она была во власти большого плохого шерифа. Возможно, в одной из тюремных камер Сторибрука. Ее губы непроизвольно изогнулись, когда в сознание всплыла фраза «в тюряге» (Bunged up — жаргонная фраза, имеющая несколько довольно грубых значений, два из которых «за решеткой» и «оттраханный» — прим.пер.) Ее телефон загудел на столе, и она взглянула на Эмму, которая прижимала свою трубку к уху, а затем снова посмотрела на стол. Бросив еще один многозначительный взгляд на Эмму, Реджина ответила на звонок. — Слишком ленивы, чтобы перейти улицу и поговорить со мной лично, шериф? — Много работы. Нет времени на обед сегодня, — Эмма слегка пожала плечами в качестве извинения. — Сейчас мне нужно попасть в старшую школу, чтобы забрать оттуда кучку наших невольных новобранцев. — Какая жалость. Я могла бы попробовать соблазнить тебя чем-нибудь жирным и калорийным, — она понизила голос до более глубокого и обольстительного, чем обычно позволяла себе в присутствии Эммы. Эта униформа определенно оказывала на нее сильное воздействие. — Ну, это уж точно крайне заманчивое предложение, — Эмма посмотрела в обе стороны и перешла дорогу. — Не сомневаюсь, что твой желудок взбунтовался даже при мысли о том, что ты лишишь его бургера и картошки. Эмма остановилась возле уличных столиков кафе, повернувшись к окну, и, хотя ее глаза были спрятаны за стеклами авиаторов, Реджина знала, что девушка смотрит прямо на нее. — Неа. Все во мне сейчас взбунтовалось при мысли о том, что я не смогу побыть с тобой, — она поудобнее расставила ноги, сунув свободную руку в передний карман. — Итак, что именно Николас сказал о тебе? Реджина не могла отвести от нее взгляд, впитывая уверенную позу Эммы, то, как ее плечи были чуть отведены назад, заставляя желтую надпись «Шериф» растянуться на ее груди. И, по легкой ухмылке, промелькнувшей на губах Эммы, брюнетка поняла, что была поймана с поличным. — Я слышала, как он разговаривал с Генри. — Другими словами — ты подслушивала. — Я не делала ничего подобного! Я просто случайно проходила мимо комнаты Генри, а дверь была открыта. И они говорили гораздо громче, чем следовало, зная, что я дома, — она покачала головой в ответ на язвительный комментарий Эммы. Ну, на самом деле, подслушивала… — Как бы то ни было, они обсуждали родителей, и Николас сказал, что Генри должно быть тяжело приходится, когда одна из его мам — шериф, а вторая… — она замолчала и снова огляделась, но рядом с ней по-прежнему никого не было. -… это слово. — УЗТ, — озвучила Эмма. — Да, это, — она чувствовала, как румянец заливает ее щеки и видела, что Эмма определенно наслаждается ее смущением. — Генри казался возмущенным и довольно сильно ударил Николаса по руке. — Ну, в этих словах нет ничего плохого. Это даже приятно. Но я понимаю, почему Генри ударил его — ты ведь его мама и, поверь мне, никто не хочет думать о своих родителях и сексе. Реджина не смогла удержаться от смеха, зная, что Эмма несколько раз заставала Дэвида и Снежку во время секса, и это всегда приводило молодую женщину в неописуемый ужас. — Как бы то ни было, крайне неуместно для мальчика его возраста думать в таком ключе о маме своего друга. Ему всего четырнадцать. — Замечать, что горячая женщина — горячая, могут не только взрослые. И, поверь мне, в четырнадцать лет, горячие женщины — это почти все о чем ты можешь и хочешь думать. А при том, как ты выглядишь, Реджина, тебе придется привыкнуть к тому, что друзья Генри думают и говорят подобное дерьмо. У парня есть глаза, а ты, даже в худшие дни, выглядишь как самая пошлая и грязная мечта, — мимо Эммы прошла парочка молодых людей, которые разместились за уличным столиком кафе, вероятно желая насладиться поздним весенним солнышком. Эмма бросила на них раздраженный взгляд и понизила голос, чтобы они не услышали ее следующего предложения. — Единственное, что плохо во всем этом, так это то, что четырнадцатилетние мальчики не должны быть единственными, кто говорит тебе, что ты — ходячее воплощение секса. Уж точно не тогда, когда у тебя есть я. Реджина изо всех сил старалась дышать ровно, потому что ни одно слово из этого заявления не могло быть рассмотрено, как обычное поддразнивание. Эмма откровенно флиртовала с ней. — Тебе тоже вряд ли уместно говорить такие вещи, — она мысленно поморщилась от того, как хрипло и неубедительно это прозвучало. — Напротив, я считаю, что я единственная, кто может говорить такие вещи, — тон Эммы был нарочито небрежным, но Реджина чувствовала его глубину. — Потому что УЗТ — это звук. В твоем случае, я бы сказала, что это тот звук, который ты издаешь прямо перед тем, как бурно кончить. Звук, который не совсем всхлип, но и не стон, но он очень, очень громкий. Это — универсальный звук траха. И, насколько я помню, я единственная в твоем окружении, кто когда-либо слышал, как ты издаешь этот звук. Если только ты не собираешься сейчас утверждать и притворяться, что твой бойскаут заставил тебя почувствовать то, что ты испытывала со мной. Непроходящая ревность Эммы к Робину — она неизменно называла его бойскаутом, упрямо отказываясь произносить его имя — была неожиданной, но желанной, но сейчас фокус Реджины сместился в другое русло. Перед ее мысленным взором возникла картинка, как Эмма прижимает ее к дереву, двигая пальцами глубоко внутри нее и, внезапно, Реджина поняла, какой именно звук имела в виду блондинка. И это действительно было звуком, который слышала только Эмма. Только Эмма могла заставить ее чувствовать себя настолько безрассудной, что она вообще позволила себе издавать такие звуки. Внезапно, она поймала себя на том, что прямо сейчас издала почти такой же стон. — Понятия не имею, что ты имеешь в виду, — она сглотнула, заметив, что Эмма сознательно или подсознательно покачивает бедрами, без сомнения воспроизводя в голове те же воспоминания, что и Реджина. — О, я думаю, все ты прекрасно понимаешь. Этот звук заставил меня почувствовать себя гребаным богом. — Эмма, — она не была уверена, было ли это предупреждением или мольбой продолжать. Эмма подняла руку к своим солнцезащитным очкам и сдвинула их на переносицу, чтобы Реджина наконец смогла увидеть ее глаза. — И я все еще так себя чувствую каждый раз, когда думаю об этом, — голос Эммы был низким и темным, мягким рокотом лаская ухо Реджины. — А я часто об этом думаю. УЗТ означает, что ты думаешь, что кто-то настолько охренительно горяч, что ты кончаешь только от мыслей о нем. И представлять тебя — это единственный для меня стопроцентный способ заставить себя кончить, — ее губы дрогнули в полу-улыбке, а глаза все так же неотрывно следили за лицом Реджины через окно закусочной. — Ты ведь тоже думаешь об этом, правда? Как это было потрясающе и правильно, когда я была внутри тебя, когда я брала тебя вот так? Какой ты была влажной, горячей и готовой, словно ты блять была создана для меня? — она хрипло усмехнулась. — Или, может мне стоит сказать, что ты словно была создана для того, чтобы я тебя трахала? — Эмма, — Реджина плотно сжала бедра. Она была невероятно возбуждена. — Ох, знаешь, об этом я тоже часто вспоминаю — о том, как ты стонала мое имя, когда просила войти в тебя глубже, сильнее. Ты когда-нибудь думаешь об этом? Может быть по ночам, когда ты лежишь в своей постели и хочешь прикоснуться к себе? Ты вспоминаешь о том, как жестко я заставила тебя кончать для меня? Помнишь, как ты сжалась вокруг моих пальцев с такой силой, что я думала, ты мне их сломаешь? Но, черт, оно стоило того, чтобы почувствовать, как ты кончаешь на мою руку, — Эмма приподняла свою правую руку и посмотрела на ладонь, а затем перевела взгляд обратно на Реджину, почти провоцируя ее отрицать все это. Пока Реджина собиралась с мыслями, чтобы хоть что-нибудь произнести, она увидела отца Эммы, Дэвида, приближающегося с другой стороны улицы, одетого в такую же форменную одежду, что и его дочь. Он увидел Реджину через окно и помахал ей в радостном приветствии. Она кивнула ему в ответ. — Твой отец у тебя за спиной. — А ты не ответила ни на один из моих вопросов, — Эмма повернулась к Дэвиду и подняла палец, показывая, что ей нужна еще минутка. — Потому что они неприемлемы, — на самом деле она имела в виду, что не хотела ни думать, ни признавать свои истинные чувства по поводу того инцидента вслух. Дэвид переминался с ноги на ногу рядом с Эммой, поглядывая на часы, а затем что-то ей сказал. Эмма бросила на него быстрый взгляд, кивнула и подняла бровь, снова глядя на Реджину. — Ты делаешь это, не так ли? Думаешь об этом? Ты думаешь об этом так же часто, как и я. Ты думаешь об этом по тем же причинам, что и я. Ты думаешь об этом в том же ключе, что и я. — Нет, — Реджина покачала головой. Ни в ее голосе, ни в движениях не было уверенности, а карие глаза были все так же прикованы к зеленым. — Не думаю. — Лгунья. — Я не вру. Эмма посмотрела на отца, который стоял вполоборота, чтобы дать ей некую приватность. Она вздохнула в трубку. — Тебе не надоело притворяться? Лично меня это достало. Я устала притворяться, что мы с тобой просто друзья, и что я не хочу тебя каждую чертову секунду, что ты рядом. Я устала притворяться, что я не хочу быть с тобой — потому что я хочу — и я даже не знаю, чего еще мы ждем. — Эмма, я… — она не знала, что сказать, потому что не ожидала, что их легкий флирт примет такой искренний и эмоциональный оборот. — Все нормально. Я поняла, — Эмма уставилась на свои ноги и пошаркала ботинком взад-вперед. — Я позвоню тебе позже, ладно? Эмма сбросила вызов и убрала телефон в задний карман брюк, хлопнув Дэвида по плечу, в знак того, что она закончила. Телефон Реджины так и остался прижатым к ее щеке, и она поймала себя на том, что не может пошевелиться. Эмма и Дэвид направились в сторону школы, и блондинка в последний раз обернулась, улыбнулась ей и пожала плечами, то ли в качестве извинения, то ли по какой-то другой причине, Реджина не знала. Прошло несколько долгих минут, прежде чем она почувствовала себя достаточно собранной, чтобы подняться и отправиться в свой офис. * * * Несмотря на все усилия запихнуть разговор с Эммой в самый дальний уголок своего сознания, Реджина поняла, что не может сконцентрироваться ни на чем, кроме всех тех образов, которые были у нее в голове, касательно случая в Неверленде. Они даже не были полностью раздеты, и это было одним из немногих сожалений Реджины, потому что за все прошедшие после этого годы, она достаточно разглядела Эмму, чтобы понимать, что ее обнаженное тело будет крайне впечатляющим зрелищем. Ей удалось продержаться почти час, притворяясь, что она якобы работает, но за это время она так и ни сделала ничего реально полезного. Поэтому она покинула свой офис, сообщив секретарше, что ее не будет до конца дня. Ей не потребовалось много времени, чтобы доехать до границы леса, где, как она знала, должна была находиться Эмма. Это было довольно популярное место для большинства подростков в этом районе, поскольку несколько упавших деревьев, лежавших недалеко от дороги, создавали естественную зону отдыха, куда они могли улизнуть со своими друзьями или девушками и вести себя там по-подростковому, что бы это ни значило. В результате, бОльшая часть этой площади была завалена пивными банками, окурками и упаковками от еды. Она сбавила скорость, как только заметила Эмму и Дэвида, стоявших впереди, скрестив руки на груди и контролируя процесс уборки. По поляне ползало около десятка детей с крайне несчастными лицами, с пакетами для мусора в одной руке и палкой для захвата - интересно, у нее есть официальное название? — в другой. Для Реджины было вполне очевидно (но, вероятно, не для детей), что Эмма и Дэвид изо всех сил старались скрыть веселье на своих лицах, на фоне постоянного ворчания и жалоб своих подопечных. Проезжая мимо, она надеялась, что Генри не был одним из тех подростков, кто внес свой вклад в этот беспорядок, хотя и понимала, что рано или поздно и ее маленький мальчик узнает сюда дорогу. Может, им с Эммой пора поговорить с ним более серьезно. Эмма уже просветила его по поводу базовых вещей вроде: «совершенно нормально чувствовать себя подобным образом» и «мастурбации не стоит стыдиться», и они вместе прочитали ему парочку лекций о том, что он должен вести себя как мужчина, уважать девочек и определенно, определенно воздержаться от того, чтобы сделать кого-нибудь беременной. Эмма была более эмоциональна в этом вопросе, но Реджина полностью ее поддержала. От нее не ускользнуло, что Эмма и Дэвид оторвались от наблюдения за детьми и следили взглядом за ее Мерседесом, пока он не остановился. Реджина ухмыльнулась, выйдя из машины, и вздернула бровь, глядя на Эмму, чье лицо вспыхнуло эмоциями, которым сложно было дать точное определение — вероятно, это было сожаление, или даже немного страх. Что ж, хорошо, если это так. Честно говоря, Реджине нравилось, что Эмма по-прежнему немного ее боится. — Шериф Свон, шериф Нолан, — она кивнула им в знак приветствия, подойдя ближе. Когда Эмма не двинула ни единым мускулом, чтобы ответить, Дэвид бросил на нее озадаченный взгляд и шагнул вперед. — Мэр Миллс, какой сюрприз, — мужчина протянул ей руку, а Эмма все так же стояла, глядя на нее с непроницаемым выражением лица. Реджина пожала Дэвиду руку и повернулась к группе подростков, которые перестали работать и наблюдали за ними с разной степенью напускного безразличия. — Я подумала, что неплохо было бы заехать и проверить, насколько качественно наши молодые бойцы выполняют свои общественные работы. — Думаю, они стараются изо всех сил, — Дэвид встал рядом с Реджиной, оглянувшись через плечо на Эмму, которая, казалось, приросла к земле, ее лицо поникло, а руки повисли вдоль тела. — Что ж, это максимум, чего мы можем ожидать от людей, когда они хотя бы стараются стать лучше, чем они есть, — совершенно очевидно, что она имела в виду не только недовольных подростков, занятых уборкой. Дэвид кивнул и усмехнулся. — Это уж точно. — И город несомненно ценит их усилия, — в некоторых из ребят, она узнала одноклассников Генри, и парочка из них растерянно пожали плечами, не совсем уверенные, какого ответа от них ждут. — В общем, — она хлопнула в ладоши. — Не буду вас отвлекать. Я просто хотела заскочить, чтобы сказать ребятам, что на мой взгляд, они все делают хорошее дело, уделяя свое время на то, чтобы помочь сохранять наш город чистым и красивым, — она развернулась, сделала пару шагов к машине и, проходя мимо Эммы, которая за все это время не сдвинулась ни на сантиметр, выгнула бровь. — Можно вас на пару слов, шериф? Она обошла свой Мерседес, скрываясь от посторонних глаз, и прислонилась к водительской дверце, ожидая Эмму, которая неторопливо подошла к ней и встала в полушаге от мэра, уперев руки в бока и закрыв глаза солнцезащитными очками. Блондинка, в своих форменных штанах и футболке с логотипом департамента шерифа, действительно была самой привлекательной женщиной, которую Реджина когда-либо встречала. Эта одежда лишь подчеркивала естественную самоуверенность Эммы. Реджина не хотела, чтобы ей даже просто нравилась эта черта шерифа, но она беспомощно тонула в ней с головой. — Реджина, — сдержанно поприветствовала ее Эмма. — О нашем недавнем разговоре, — начала она, поднимая руку и постукивая пальцем по нижней губе. Ей не обязательно было видеть глаза Эммы, чтобы наверняка знать, что та жадно наблюдает за ней. — Да? — Ты вела себя неподобающе. Эмма передернула плечами, покачиваясь с носка на пятку. — Возможно. — Но я тоже была груба, — она оглянулась через плечо. Никто на самом деле больше не обращал на них внимания, к тому же машина частично скрывала их из виду. Тем не менее, Реджина продолжила намного тише. — Ты задала мне несколько вопросов, и я отказалась отвечать на них, что может быть истолковано не иначе, как грубость с моей стороны. За что я приношу свои извинения. — Ладно, — Эмма склонила голову набок, не совсем понимая, к чему идет этот разговор. — Я не думаю, что ты должна… — слова Эммы прервались удивленным писком, когда Реджина протянула свободную руку и, зацепив мизинцем петлю ремня на штанах блондинки, притянула ее ближе к себе. Между ними осталось не больше десяти сантиметров и, оказавшись так близко, Реджина без труда могла следить за линией шеи блондинки и видеть пульс, с бешеной скоростью бившийся под тонкой кожей, когда Эмма сглотнула. С трудом. — О, но я должна, Эмма, — она с наслаждением отметила, каким прерывистым стало дыхание Эммы, как поднималась и опускалась ее грудь. — Потому что я оставила тебя в заблуждении относительно моих мыслей о нашей прошлой… — она сделала выразительную паузу. -… связи и о наших нынешних отношениях. — Ты не… ты никогда не думала ни о чем из этого, да? — голос Эммы был неуверенным, и она сняла свои солнцезащитные очки, закрепляя их на вороте футболки. — О, Эмма, — Реджина покачала головой. Она подняла руку и провела ногтями по гладкой коже предплечья шерифа. — Я совсем не это имела в виду, — она скользнула ладонью вниз, обхватив запястье Эммы так, что ее большой палец прижался к точке пульса. — Я имела в виду, что я не из тех, кто зацикливается на прошлом. — Нет? — Я предпочитаю сосредотачиваться на настоящем и будущем, — она погладила большим пальцем запястье Эммы. Кожа была невероятно нежной, но Реджина знала, какими выносливыми могут быть эти руки, какую силу могут генерировать эти ладони и пальцы. — Хороший политик должен уметь взвесить в уме все плюсы и минусы вероятных сценариев, проработать последствия каждой возможной позиции, — она ухмыльнулась, потому что Эмма уже нетерпеливо ерзала на месте, ее челюсти были плотно сжаты, а мышцы живота напряжены, несмотря на то, что ее бедра неосознанно пытались придвинуться ближе. — И я много думаю о возможных будущих сценариях и позициях с тобой, Эмма. — Да? — послышался едва уловимый шепот, а пульс Эммы еще больше участился. — То, о чем я думаю, Эмма, — она еще немного наклонилась вперед. — В те моменты, когда я ночью лежу в постели и прикасаюсь к себе — это не то, чем мы занимались в тот украденный полдень, подпитываемые страхом и адреналином, а скорее о том, что мы могли бы вытворять вместе сейчас, здесь, в Сторибруке, имея в своем распоряжении все время мира, чтобы исследовать друг друга без каких-либо ограничений и отвлечений, — Реджина опустила взгляд на грудь Эммы, а затем вернулась к ее губам. Она провела языком по своей собственной нижней губе, достаточно медленно, чтобы произвести нужное впечатление. — Я думаю о том, Эмма, как ты будешь чувствовать себя в моей постели, рядом со мной, — она усмехнулась. — Или, скорее, подо мной. Часто, на мне. Почти всегда внутри меня. А также со мной внутри тебя. Оба варианта меня одинаково устраивают. Оба варианта заставляют меня бурно кончать на свою руку, желая, чтобы это были твои пальцы, а не мои. Эмма закусила губу и покачала головой, но Реджина не верила, что блондинка действительно хочет, чтобы она остановилась. Она передвинула руку, державшую петлю ремня Эммы, накрыла ладонью молнию на ее штанах и прижала пальцы к промежности блондинки. Глаза Эммы резко распахнулись, но почти сразу полузакрылись. Она нервно мотнула головой в сторону детей и отца. — Они нас не видят и не слышат, — заверила ее Реджина. Она намеренно не делала больше ни малейшего движения рукой между бедер Эммы, но в этом и не было необходимости: Эмма сама инстинктивно покачивалась рядом с ней в поисках более тесного контакта. — Когда я трахаю себя, я думаю о том, что бы ты сделала, если бы я заехала к тебе в участок во время обеденного перерыва, когда твой отец уедет патрулировать. Ты позволишь мне трахнуть тебя у стены или предпочтешь, чтобы я сидела у тебя на коленях, насаживаясь на твои пальцы? Нагнешь меня над своим столом и возьмешь сзади? Поставишь меня перед собой на колени? Я обещаю тебе, в каждом из этих сценариев, звуки, которые ты сможешь извлечь из меня, заставят тебя понять, что в Неверленде было лишь жалкое хныканье, — она убрала руку от паха Эммы и приподняла ее между ними, поиграв пальцами точно так же, как это сделала Эмма, стоя перед окном закусочной. — Я думаю о том, каким будет твой вкус, когда я буду слизывать его со своих пальцев после того, как весь день буду заставлять тебя умолять меня о большем. Я думаю о том, каким будет мой вкус на твоих губах. Я представляю, какой тесной ты будешь, когда я проникну в тебя тремя пальцами, — она чуть склонила голову вбок, переведя взгляд на шею Эммы. — Я думаю о том, как буду выяснять где тебя укусить, чтобы заставить стонать, и как прикоснуться к тебе, чтобы ты кричала мое имя, и о том, как найду все самые неожиданные места, которые заставят тебя извиваться в самом прекрасном смысле этого слова. — Черт возьми, Реджина, — Эмма выглядела так, словно ей уже физически больно, но она это заслужила. В конце концов, если ты играешь с огнем, то будь готова к тому, что неизбежно сгоришь. — Но сегодня, я больше всего думала о том, что может случиться, если я скажу тебе, что Генри прямо из школы пойдет на ужин в гости к Николасу, и что я договорилась заехать за ним в восемь вечера. Я размышляла над тем, что может произойти, если я скажу тебе, что я тоже устала притворяться, что я когда-либо могла хотеть кого-то или нуждаться в ком-то, кроме тебя. Всегда ты. Только ты. — И что, ты думаешь, может произойти? — улыбка Эммы была неуверенной, но настоящей. Реджина открыла водительскую дверь своего Мерседеса. — Я думаю, теперь это зависит от тебя, Эмма. Эмма не колебалась ни секунды. — Я закончу к четырем. Когда Реджина села в машину, Эмма сцепила пальцы за спиной и изо всех сил старалась стереть со своего лица широченную улыбку. Ей это не удалось. * * * Ровно в четыре часа дня раздался стук в дверь дома номер 108 по Миффлин-стрит. Реджина совершенно точно не стояла под дверью. Она оказалась рядом в это время по чистой случайности. Она просто была недалеко от входа, поскольку последние пять минут наворачивала круги в своем просторном холле. — Я знаю, что произойдет, — сказала Эмма, врываясь в дом без каких-либо предисловий. — Да неужели? — Реджина закрыла дверь и повернулась, прислонившись к ней спиной. — Ага, — Эмма опустилась на одно колено, расшнуровывая свои армейские ботинки. — И что же это будет? — Я трахну тебя прямо здесь, быстро и жестко, потому что я, блять, на сто процентов уверена, что не собираюсь больше ждать ни минуты, — Эмма выпрямилась и откинула ботинки к стене. — А затем мы проверим, сколько раз я заставлю тебя издавать универсальные звуки траха, прежде чем мы вместе поедем за Генри, — она сделала несколько шагов в сторону Реджины, скрестила руки на талии, схватив подол своей обтягивающей футболки с логотипом департамента шерифа, стянула ее через голову и бросила на пол. Губы Реджины растянулись в широкой улыбке, потому что тело Эммы оказалось именно таким великолепным, как она и представляла. — А потом? — спросила она, поднимая руки к пуговицам на своей блузке и расстегивая их, пока Эмма переключилась на застежку своего ремня. — Потом мы приедем домой, перекусим с нашим сыном, считая минуты до того момента, когда он уйдет спать, чтобы мы могли начать все по второму кругу. * * * — Кстати, Кэтрин пригласила нас на ужин в субботу, — Реджина провела пальцами по прессу Эммы, мысленно прикидывая, есть ли у них время для еще одного раунда, прежде чем им пора будет одеваться. — Нас? — Да, нас. — Как пару? — Хм, — она нежно поцеловала живот Эммы. — Ну, на самом деле, она пригласила меня и сказала, что если я не приду с тобой, она сведет меня с помощником тренера — Коллинзом. Эмма слегка приподнялась, сместив голову Реджины с такого удобного положения на ребрах блондинки. Реджина посмотрела вверх и столкнулась с зелеными глазами, почти карими в полумраке спальни, пристально смотрящими на нее. Иногда были такие моменты, когда от вида Эммы у нее перехватывало дыхание, и это был один из них. — Ты не пойдешь на свидание с Мэттом Коллинзом. Реджина улыбнулась. — Нет? — Нет, — Эмма протянула руку и обхватила плечи Реджины, притягивая ее к себе. — И почему же нет? — улыбка Реджины стала шире, в то время, как она позволила их обнаженным телам скользить друг напротив друга. Она не спеша уселась на Эмму, удивляясь тому, с какой огромной скоростью ее тело восстанавливает энергию. Брюнетка чуть сдвинула ноги, чтобы оседлать талию Эммы, и усмехнулась, когда девушка застонала, почувствовав влагу Реджины на своей коже. — Потому… — в голосе Эммы послышалась небольшая заминка, когда ее ладони легли на ягодицы Реджины и начали провоцировать женщину опуститься ниже и прижаться теснее. -… что он должен понимать, что ты — ЧС. Реджина лизнула ключицу Эммы. — ЧС? — М-м-м, — пальцы Эммы впились в кожу на ее заднице. — Угу. — И что это значит? — она приподняла на вытянутых руках верхнюю часть своего тела, глядя вниз на лицо Эммы. Глаза блондинки были закрыты, а нижняя губа зажата между зубами, и она была так, так красива, что Реджина недоумевала, как ей удалось так долго прожить без этого зрелища. — Чужая собственность. — О, вот как? Эмма удивила ее, резко поднявшись в сидячее положение, обхватив ладонями бедра Реджины, чтобы крепко удерживать ее на своих коленях. Руки брюнетки в свою очередь, легли на плечи Эммы, чтобы сохранить равновесие. Эмме пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ей в глаза. — Да. Ты принадлежишь мне. — Сейчас? — она провела пальцами по щеке Эммы, скользнув на затылок и зарываясь в светлые волосы. — Сейчас и навсегда, — тон Эммы был уверенным и она твердо кивнула, но глаза все же всегда выдавали ее. Она всматривалась в лицо Реджины в поисках подтверждения, желая убедиться, что она не зашла слишком далеко, не переступила границы того, кем они сейчас были друг для друга. Реджина наклонилась вперед и поцеловала линию чуть выше брови Эммы. — Ладно. — Ладно? — повторила Эмма, и Реджина кивнула. Шериф прижала брюнетку к себе, обвивая ее талию руками. — Навсегда? — Посмотрим. — Посмотрим? — усмехнулась Эмма, ее дыхание нежно щекотало тонкие волоски на шее Реджины, и Реджина рассмеялась в ответ. — Спроси меня еще раз через десять лет, — сказала она, откидывая голову Эммы назад и слегка целуя ее в губы. — Может, через двадцать.