СНЫ-2: "Ты снова нарисовал меня"

Слэш
NC-17
Завершён
558
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
9 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
558 Нравится 13 Отзывы 118 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Ибо проснулся от того, что почувствовал - в постели он один. "Гэгэ опять накрыло вдохновением", - подумал с нежной улыбкой. Такое случалось. Хотя Ибо и не любил просыпаться в одиночестве, ведь их утро на двоих было его самым любимым временем суток. Нет, ночи он тоже любил, ведь вдвоем они вытворяли такое, от чего при воспоминании горели щеки. До этих, накрывших, как лавина, отношений Ибо не был девственником, далеко не был, но сейчас немного обалдевал от собственной разнузданности. Ибо никогда не был особенно стеснительным в том, что касалось секса, умел получать удовольствие сам и дарить его партнершам, и в том, как это делать, не видел смысла в каких-то особенных ограничениях, исключая разве что всякие извращения, но теперь ему казалось, что в прежних своих постельных битвах он был просто сопливым пацаном. Потому что описать их с Чжанем секс привычными словами не получалось. Они могли устраивать настоящие, довольно жесткие битвы за лидерство, могли топить друг друга в ошеломительной, превращавшей сознание и тело в желе нежности. Дело было не в этом. А в том, что, стоило им коснуться обнаженных тел друг друга, как их накрывало с такой силой, что казалось - оба выпадают из реальности. Нет, эти ночи, случавшиеся, увы, не так часто, как хотелось, ведь Сяо-лаоши по-прежнему преподавал в Национальной Академии изящных искусств в Ханчжоу, а Ван-лаоши по-прежнему вел дела в Пекине, Ибо не променял бы ни на что. Однако же все равно больше всего любил ласковые, медленные и ленивые совместные утра. Любил будить поцелуем, любил сам просыпаться от поцелуя. Любил обводить, едва касаясь кончиками пальцев, контуры такого красивого лица, разглаживать морщинку между бровей, обрисовывать припухшие со сна, зацелованные им губы, смотреть, как Чжань, еще толком не проснувшись, морщится и ежится от щекотки, а потом чихает, забавно наморщив нос. И улыбается. Ему, Ибо. Улыбается так, что где-то на уровне солнечного сплетения становится щекотно. Потому что там порхают бабочки. Ничего похожего на это в своей прежней, до встречи с Чжанем, жизни Ибо точно не переживал. Утренний Чжань-гэ был таким... таким... У Ибо не находилось слов, кроме одного - утренний Чжань был его. Только его. Таким обычно элегантного, подтянутого, любившего модно одеваться профессора Сяо видел только Ибо. Взъерошенного, со следом от подушки на щеке, полуголого, в болтавшихся на узких бедрах просторных домашних штанах (или - иногда - и вовсе без них, в одном только обмотанном вокруг талии полотенце), с засосом на ключице... Да он и сам бывал этими утрами на двоих таким же. Счастливым и удовлетворенным, абсолютно не заботящимся о том, чтобы блюсти годами отработанный имидж холодного, отстраненного, слегка высокомерного крутого бизнесмена - недаром журналисты прозвали его ледяным королем. Этот имидж был для чужих. Для любимого - озорной, немного раздолбайский мальчишка, обожавший дразнить и доставать Чжаня до тех пор, пока тот не начинал гоняться за ним с подушкой или полотенцем наперевес. Ибо обожал эти гонки, обожал с хохотом уворачиваться, а потом, поддавшись, ловить Чжаня в объятия и превращать битву в долгий, глубокий и сладкий до одури поцелуй. А еще Ибо обожал смотреть на то, как Чжань по утрам возится в ванной. Бреется, чистит зубы, наводит красоту на голове. Ему нравилось наблюдать за Чжанем, стоя на пороге, ловить в зеркале его улыбку, а потом, внезапно шагнув вплотную, проводить ладонями по бокам, пальцами пересчитывая ребра. Чжань всегда реагировал одинаково - он боялся щекотки, поэтому злобно фыркал, брызгая на Ибо зубной пастой, и пытался врезать локтем или брыкнуть. А в глазах его в эти мгновения плясали острые, солнечные, озорные смешинки. Рядом друг с другом они, двое мужчин, состоявшихся, пускай и не добравшихся еще до рубежа 30 лет, но солидных и взрослых, превращались в подростков. Словно наверстывали что-то, чего не успели в той, далекой прошлой жизни. Ибо потянулся, улыбаясь, выбрался из развороченной ночными утехами постели и как был, босиком, пошлепал в студию. Только домашние штаны натянул, потому что, хоть этот дом на берегу озера Си Ху и был их личным, только для двоих, санктуарием, все же шляться голышом... Они же не пацаны в пубертатном возрасте! Как и думал, Ибо нашел своего гэгэ в студии. Чжань сидел за мольбертом и задумчиво грыз кончик кисти. Ибо по опыту знал, что в такие моменты тот не видит и не слышит никого и ничего вокруг, а потому просто остановился в дверях, подпирая плечом косяк, и засмотрелся на свое лохматое и босоногое счастье. В громадные, от пола до потолка, окна студии уже заглядывало утреннее солнце, и парень возле мольберта был облит теплым сиянием его лучей. Вороная, уже отросшая ниже лопаток грива в их свете отливала тяжелой старой бронзой, тонкий профиль на фоне окон был темным силуэтом в золотом обрамлении, и от этой картины захватывало дух. "Почему я рисовать не умею?" - с долей досады подумал Ибо. Пожалуй, это был чуть ли не единственный талант, которым природа обделила блистательного главу корпорации Ван Ибо. Чжань перестал грызть кисть, прищурился, склонив на бок голову, отложил в сторону надкусанную, взял другую, отточенным движением коснулся палитры и нанес мазок. Снова замер, рассматривая результат, удовлетворенно кивнул сам себе и начал достаточно споро наносить мазки один за другим. Ибо смотрел на это таинство - и вспоминал. * * * Когда ему впервые приснился этот странный костюмный сон, в котором он видел себя в развевающемся по ветру ханьфу, с длинными волосами, забранными в странную прическу с выпущенными прядями и высокой заколкой, с мечом в руке и странным инструментом за плечами (теперь-то он знал, что он называется гуцинь и что у него, как и у меча в белоснежных с серебром ножнах, есть имя), он проснулся от удивления. Он, конечно, любил кино, но не был поклонником ни исторических дорам, ни тем более фэнтези или сянься, и никак не мог понять, откуда его подсознание выкопало этот образ. В том, самом первом сне он ничего не делал. Просто стоял и откуда-то сверху смотрел, как на посыпанной песком и мелкой галькой площадке танцевал с мечом высокий, тонкий в талии, но с широкими плечами, парень в таком же белоснежном ханьфу. Тот, внизу - он не видел его лица, но почему-то был уверен, что хорошо его знает, - с мечом действительно танцевал, все его точные, выверенные движения словно бы подчинялись одному ему слышимой мелодии. Он двигался легко, играючи, но было ясно, что танцор и его меч предельно опасны. И что тому, кто уступает ему в мастерстве, лучше не становиться поперек. Ибо подивился игре воображения и выкинул этот сон из головы. Когда через пару-тройку дней он увидел похожий сон снова, в нем проснулось любопытство. Захотелось понять, по какой причине мозг подбрасывает ему эти картины и что они значат. Помнится, он изрядно озадачил своего советника Ван Чжочэна просьбой найти изображения средневековых, или даже более древних, национальных костюмов. Тот посмотрел так выразительно, что у Ибо не осталось ни малейших сомнений в том, какие мысли пронеслись в голове его надежного и грамотного, но напрочь лишенного фантазии и чувства юмора советника. - Это связано с каким-то новым проектом? - тем не менее - на всякий случай, потому что думать, что босс сошел с ума и решил поиграть в косплей, было дико и неловко! - осторожно поинтересовался Ван-лаоши. - Нет, уважаемый господин Ван, - тщательно скрывая улыбку (если бы его советник впридачу увидел, как он улыбается, его бы точно удар хватил!) и внутренне забавляясь замешательством Вана, ответил Ибо. - Это личное. Отыскав в выданной ему Ваном подборке рисунков похожий наряд, прическу и похожее же оружие, был озадачен - подобное носили такое количество даже не сотен лет назад, что в голове не укладывалась эта древность. Самостоятельно прошерстив интернет и убедившись, что никаких фильмов или дорам на подобную тему в последнее время не выходило (мало ли - попался где-то на глаза подобный рекламный постер или мелькнул где-то в сети похожий ролик, и уставший от рабочего однообразия мозг зацепился за новую картинку, как за поплавок), изрядно озадачился. Но просто отбросил эти мысли в сторону, как делал обычно, если что-то мешало работе. Если приспичит - потом разберется. Через пару недель сон пришел снова. Только на этот раз он дрался на мечах с тем самым "танцором". Они атаковали и защищались, взлетали, делали кульбиты, уходили от ударов какими-то немыслимыми для нормального человека движениями ("Это противоречит законам физики!" - даже во сне орал его мозг прагматика.). Этот танец-бой уже был парным. Мечи пели тонко, звонко, остро и яростно, в этой музыке не было ни одной фальшивой ноты. В этом танце не было ни одного неловкого движения. Пело и тело, наслаждавшееся поединком с равным, и Ибо во сне чувствовал невыносимое, фантастическое удовольствие, даже несмотря на то, что этот парень его явно бесил. Но бесил как-то странно - к этому чувству отчетливо примешивалось что-то еще, что-то такое, что назвать было и сладко, и страшно. Картина и ощущение от нее были настолько живыми и настоящими, что он даже испугался. А, проснувшись, почувствовал явную усталость в руках и ногах - словно бы дрался на мечах не во сне, а наяву! "Черт, да я даже фехтовать не умею!" Следующие ночи он засыпал со странным чувством. Ему уже и хотелось и дальше смотреть этот ночной сериал для одного зрителя, но в то же время было страшно. Что-то ныло, тянуло и дергало внутри, словно подсознание каким-то странным образом знало, что вся эта романтическая чушь, красивая, спору нет, но все же чушь плохо кончится. Во сне они с тем странным, веселым и бесшабашным, так не похожим на него из сна парнем и бесили друг друга, и дружили, и сражались с какими-то невероятными чудовищами, которых просто не могло существовать. А еще он из снов влюбился. Влюбился в эту отчаянную решимость, твердость, честность. И улыбку. Улыбку, которую он даже не мечтал встретить в реальной жизни и по которой в этой самой реальности тосковал. К полному собственному ужасу. Как только он признался себе, что любит, пришел тот, самый страшный сон. В нем были кровь и смерть. В нем были ненависть и отчаяние. В нем был этот парень, уже не в белом, а черном с алым ханьфу, и не с мечом, а флейтой у губ. У него была кровь на лице. Его глаза отливали алым, в них больше не было озорных смешинок, а только боль, боль, боль. Черная ненависть и полная безысходность. Он стоял посредине боя безоружный, только с флейтой в руках, играл странную, рваную, резко бившую по ушам мелодию, вокруг него клубился пугающий черный дым, и было понятно, что это он управляет кипевшим вокруг диким, хаотическим и страшным боем. А он, Ибо, в своем белом ханьфу и со сверкающим чистым серебром мечом, изо всех сил старался защитить, уберечь, не позволить чужому оружию коснуться его любви. "Я хочу забрать одного человека в Облачные глубины. Забрать и спрятать", - откуда ни возьмись зазвенели в голове слова. А еще он помнил свой крик. Отчаянный, безнадежный, пропитанный болью настолько, что ломило зубы. "Вэй Ин!!!!!!!!!" И тихие, едва слышные - даже не слова, а тень эха в ответ. "Лань Чжань. Живи." И тающая в бездонной пропасти слабая улыбка. Он проснулся весь в поту и с саднящим горлом. Горничная сказала, что он страшно кричал во сне, но разбудить его никто не решился - домашним было запрещено входить в его спальню. После этого сна он понял - пора к психиатру. Или по крайней мере к личному врачу за снотворным. Он не собирался больше видеть эти чертовы сны! Снотворное не помогло. Просто сны стали другие. Короткие, как вспышка. И всегда одинаковые. Он видел себя в цзинши за низким столиком, на котором лежал гуцинь. Его пальцы порхали по струнам, рождая одну и ту же мелодию. Одну и ту же. Ночь за ночью. Он реальный не понимал, зачем он из сна играет эту мелодию и почему каждый раз рыдает без слез, с каменным лицом, прижимая к сердцу кровоточащие от постоянных ударов по струнам пальцы. А еще он помнил, что во сне у него сильно болела спина. Хотя это он списывал на старую травму, шрам от которой пересекал его спину от лопатки почти до поясницы. "Надо быть умнее и не гонять сломя голову на байке", - усмехался он про себя каждый раз, когда видел в зеркале отражение этого уродливого напоминания о переоценке собственных сил. В этих снах ничего не происходило, но они были, пожалуй, еще более мучительны, чем ТОТ сон. А потом однажды - он уже изрядно потерялся во времени с этими чертовыми снами! - он снова увидел знакомое до последней черточки лицо. И любимую улыбку. И в этих снах они, Лань Чжань и Вэй Ин, вытворяли друг с другом такое, что даже посреди ночи приходилось пулей вылетать из постели и мчаться под ледяной душ, чтобы остудить и тело, и голову. Это было странно, пугающе - и мучительно сладко, хотя Ибо и не понимал, почему ему снится ТАКОЕ. Никогда раньше ему и в голову не приходило проявлять интерес к своему полу. Ему нравились женщины! Податливые, мягкие, готовые для него на все. А не этот...этот...Вэй Ин! Короче, это снова были кошмары. Другие. После которых приходилось чуть не каждое утро запихивать в корзину для белья очередную испачканную спермой простыню. Но все равно - кошмары! Они закончились, когда в один прекрасный (или ужасный?) день его помощница, бывшая по делам в Ханчжоу, позвонила и потрясенным голосом сказала: - Господин Ван, я только что на вернисаже в Национальной Академии изящных искусств видела ваши портреты! Они прекрасны. Не знала, что вы знакомы с профессором Сяо Чжанем и позировали ему! Восторг в ее голосе заставил Ибо проглотить просившиеся на язык саркастические замечания на тему того, какая чушь лезет в голову его сотрудникам, у которых, судя по всему, в командировке слишком много свободного времени. Вместо этого в нем проснулось любопытство, превратившееся в какое-то лихорадочное, почти маниакальное состояние после того, как его помощница, путаясь в словах, описала, ЧТО было на этих картинах. Вот тогда-то он и сорвался из Пекина в Шанхай, а оттуда в Ханчжоу, к полному негодованию Ван Чжочэна бросив все дела и проекты. Ибо прикрыл глаза - и перед внутренним взором встал его гэгэ. Такой, каким он впервые увидел его живьем на том самом вернисаже. Он помнил, как остолбенел тогда. Потому что тот художник, тот самый знаменитый Сяо Чжань, национальное достояние и гордость Китая, оказался точной копией парня из сна. Такой же высокий, с тонкой талией и широкими плечами, затянутыми в черный смокинг, в черных узких брюках, обрисовывавших длинные ноги и шикарную подтянутую задницу. Картину дополняли алая лента, которой небрежно был стянут недлинный вороной хвост, и алый треугольничек платка, пижонски выглядывавшего из кармашка. Ибо четко помнил, как в тот момент ему захотелось потрясти головой и ущипнуть себя, чтобы избавиться от галлюцинации. Потому что ничем, кроме этой самой галлюцинации, парень в одежде Вэй Ина быть не мог. Из состояния странного транса его вывел звук разбившегося стекла - это хозяин вернисажа уронил на пол бокал. Когда же тот поднял на него глаза, сделал шаг навстречу и протянул руку, Ибо забыл обо всем. Потому что это были те самые глаза и та самая улыбка, что снились ему ночами. - Сяо Чжань. - Ван Ибо. Когда его визави, на мгновение прикрыв глаза, потряс головой, словно прогоняя морок, Ибо почувствовал себя отмщенным. А потом были картины. Не только те, что автор отважился показать публике. Именно отважился - ведь Ибо прекрасно понимал, насколько личным было то, что рисовал Сяо-лаоши. Картин была целая мастерская. И почти со всех на Ибо смотрел он сам. Именно такой, каким он видел себя во снах. В белоснежном ханьфу, с высокой прической, с развевающимися на ветру длинными черными прядями. И с лобной лентой в узоре белоснежных облаков. - Невероятно, - пробормотал он тогда, пряча растерянность за привычной маской холодного безразличия и изо всех сил надеясь, что художник не заметил его смятения. - Когда моя помощница, находившаяся в Ханчжоу по делам, позвонила и сказала, что на вернисаже Академии изящных искусств висят мои портреты, я не поверил. Могу поклясться, что мы с вами не знакомы. Где вы меня видели? - Если отвечу, что во сне, вы мне поверите? - Сяо смотрел на него с нескрываемым любопытством. Он поверил. Сразу. Да ему, собственно, и не нужны были эти слова, потому что сюжеты картин говорили сами за себя. А потом был тот суматошный вечер с ужином в Цзинь Мао, во время которого они не столько ели, сколько, перебивая друг друга, рассказывали свои сны и то и дело пытливо спрашивали - а помнишь? Он точно не сказал бы, когда они пришли к выводу, что все, что им приснилось, когда-то было на самом деле. С ними. И что нынешние Ван Ибо и Сяо Чжань - реинкарнация Лань Чжаня и Вэй Ина из снов. И это при том, что до этого вечера ни один из них по-настоящему ни в какие реинкарнации не верил и считал это сказками для сюжетов жанра сянься. Свой тост они поднимали уже всерьез. - За нас. - За тебя, Хангуань-цзюн. - За тебя, Старейшина Илина. А потом была совершенно сумасшедшая ночь. Если бы кто сказал Ибо, что он будет обсуждать такое с человеком, с которым познакомился от силы несколько часов назад, он немедленно отправил бы этого человека к психиатру. Но это было! Они рассказывали друг другу сны. Те самые, после которых спасал только ледяной душ. И пьяно уверяли друг друга, что "янегей". Было отчего-то дико смешно, но совсем не стыдно. Единственное, что их тогда занимало - как же их так угораздило ТОГДА?! Что могло намертво связать двух настолько непохожих людей, что даже спустя многие сотни, если не тысячи лет их снова притянуло друг к другу? Они не таились и не прятались друг от друга, смотрели открыто и жадно, ощущая необъяснимое со здравой точки зрения взаимное доверие, тягу. Желание. От того, чтобы поддаться ему в ту, самую первую их ночь, удержал, как ни странно, здравый смысл и тот факт, что оба были хорошо навеселе. Очень не хотелось проснуться утром и, пряча друг от друга глаза, пробормотать - прости, это было чудовищной ошибкой. Их первый поцелуй случился только утром. С тех пор Ибо и полюбил утра. * * * Ибо очнулся от воспоминаний, кашлянул, привлекая внимание, и шагнул в студию со словами: - А вот мой обещанный портрет с обнаженной натуры ты так и не нарисовал. Чжань оторвался от мольберта, обернулся, ослепляя улыбкой: - Настаиваешь? - Настаиваю. Но только при одном условии - ты составишь мне компанию на том портрете. Уговор? Чжань рассмеялся. Ибо подошел, обнял со спины, прижался губами к теплой макушке. Бросил взгляд на незаконченное полотно. И замер. - Ты опять нарисовал меня? Да, это совершенно точно был он. Только... не нынешний. С портрета на Ибо исподлобья, соблазнительно и слегка вызывающе смотрел мальчишка лет двадцати от силы, в облегающих черных штанах, просторном джемпере, в котором таких, как он, могло уместиться двое как минимум, весь обвешанный цепями и кулонами. Тонкий и звонкий. Но не производивший впечатления хрупкости или слабости. Наоборот. От этого мальчишки веяло силой. Опасной силой. Больше всего он напоминал узкий и гибкий, смертельно опасный уруми - меч-пояс. - Угу. Хорош, правда? Ходячий соблазн. Чжань закинул назад голову, глаза его смеялись. Ибо не удержался - наклонился и сцеловал едва зарождавшуюся улыбку. Целоваться так было неудобно, но отчего-то очень волнительно. Прикусив губу и дождавшись тихого, сладкого стона, Ибо с усмешкой выпустил добычу, обошел Чжаня и уселся у него в ногах, разглядывая портрет. - И где ж ты меня такого увидел-то? - Было интересно, что за фрукт упал мне в руки (Ибо шутливо цапнул его зубами за коленку, Чжань заржал и отпихнул его голову). Интернет - неоценимая штука, ты знаешь? - Я же велел выпилить из сети все подобные фото. - Опасался, что это (Чжань кивнул на портрет) испортит имидж ледяного короля? Но знаешь, как говорят? Что попало в сеть, то осталось там навечно. Чжань кивнул головой на ноут, стоявший сбоку от мольберта на столике. Ибо обернулся и обомлел. С монитора на него смотрели десятки таких вот Ибо. Сплошной компромат! - Откуда? - Ну ты же не думаешь, что интернет ограничивается только нашим любимым Китаем? Твоих фото и клипов по сети за пределами Китая - сотни. - Знаешь, - Чжань склонился к Ибо, обнимая за плечи и касаясь губами виска, - ты, оказывается, фантастически танцевал! Читал рэп. А еще гонял на байке. Кто бы мог подумать! Ледяной король Ван Ибо, сама невозмутимость, холодность и совершенство, был таким? Расскажешь? - Чего рассказывать? - Ибо поудобнее устроился в обнимавших его руках. - Эксперименты молодости. - И почему ты от этого отказался? - Я не отказывался. К твоему сведению, я занимаюсь и шоу-бизнесом тоже. У меня несколько продюсерских агентств. Для таких вот (он кивнул на экран). - А ты можешь... - Чжань запнулся, а потом махнул рукой: - Нет, забудь! Ибо вывернулся из его рук, пальцем приподнял подбородок: - Нет уж, договаривай. Хотя, нет. Я и так понял. Ты хотел спросить, могу ли я так же танцевать? - Мне стыдно, - Чжань покраснел, как маков цвет. Ибо наклонился и накрыл губами его губы. - Так, - он кивнул на монитор, где как раз проигрывался клип на одну из песен его молодости, Fire, - уже не могу. Гибкость не та. Но если тебя устроит облегченный вариант... И укусил себя за язык, увидев, как разгорелись глаза его любимого. - Хочу! - Вот ты... Ах, черт! Может, не будем? - Будем, - Чжань был непреклонен и уже разложил на коленях альбом для набросков. - Ну хорошо, ладно. Только мне нужна другая музыка. Ибо порылся в ноуте. - Вот, нашел. Представь, что на мне ханьфу с рукавами. И веер. Черт, мне нужен веер! Чжань отъехал вместо с табуреткой назад, выгнулся, от чего свитер на животе задрался, обнажая полоску кожи и темную дорожку, уходящую за пояс штанов, - Ибо немедленно завис, - и откуда-то вытащил веер. - Сойдет! - Более чем! Включай! Зазвучали барабаны. Вспорхнул и схлопнулся веер. Снова вспорхнул. Опять схлопнулся. Было ощущение, что это отнюдь не просто аксессуар, а смертельное оружие. Движения Ибо были полны едва сдерживаемой мощи, грации, гибкости. Они были то резкие, ломаные, то плавные и гипнотизирующие. Он завораживал. Настолько, что Чжань забыл, что собирался делать наброски! Так и сидел с альбомом на коленях, карандашом в пальцах и открытым ртом. Барабаны умолкли. Ибо замер, вытянувшись струной и прикрывая лицо веером. Поверх видны были только глаза. И в этих глазах полыхало такое... Чжань уронил альбом, встал, поймал взглядом взгляд любимого и медленно, не отпуская этого взгляда, двинулся к нему. Было ощущение, что две пары черных глаз на мгновение соединила крошечная вольтова дуга. Стало жарко. Чжань на ходу скинул свитер. Ибо сглотнул. Уронил веер. К нему плавно и соблазнительно двигался гибкий, сильный, опасный зверь. Зверь, излучавший такое желание, что кожа Ибо покрылась мурашками. Он повел плечами, сбрасывая морок, шагнул навстречу, перехватил метнувшиеся к нему руки, закинул их на плечи - Чжань тут же сцепил пальцы у него на загривке в замок. - Держи крепче, - выдохнул в губы. - Держу, - выпил его дыхание гэгэ. Руки Ибо сомкнулись на талии, пальцы тут же проникли под резинку штанов. Чжань сдавленно хохотнул и рывком обхватил Ибо ногами, скрестив пятки на заднице. - Держи, - губы коснулись губ. - Всегда, - согрело их ответное дыхание. Мгновение – и они уже целовались по-настоящему. Медленно, влажно, глубоко, тихонько постанывая от удовольствия, прикусывая то верхнюю, то нижнюю губу, легонько посасывая, едва ощутимо зализывая укусы… Языки сталкивались, скользили друг по другу, сплетались и расплетались, - мягкие, сладкие, чуть шершавые, сводившие обоих с ума… Не разрывая поцелуя и продолжая терзать любимые губы жесткими поцелуями, Ибо добрался до невысокого стола, смахнув на пол какую-то гипсовую патлатую башку. Башка грохнулась об пол и разлетелась мелкими брызгами. - Ты обезглавил Олимп, - хрипловато рассмеялся Чжань. - Это был Зевс. - Тебе он был дорог? - Ибо усадил его на стол, попутно стягивая с узких бедер домашние штаны. Вместо ответа Чжань издал какой-то сдавленный нечленораздельный звук, потому что Ибо, опустившись на колени, уже вбирал в рот его вполне себе возбужденный член. А кто бы не возбудился, когда перед ним танцевали такое тело, такое лицо, такие ноги и такая задница? Еще и глазами трахал, сволочь такая! Чжань вцепился в стол побелевшими пальцами, закусил до крови губу. Ибо выпустил член изо рта, похабно облизнулся, снизу вверх глянул на любимого, коротко лизнул головку, пощекотав щелку уретры. Чжань тоненько заскулил. Он вообще был очень чувствительным и отзывчивым, его Чжань. И очень громким. Ибо улыбнулся своим мыслям, откинулся на пятки и окинул взглядом представшую перед ним картину. Чжань, обнаженный, с разведенными жилистыми бедрами, с гордо вздымавшимся к плоскому животу членом, увитым вздувшимися венками и истекавший каплями смазки. - Красивый. Чжань смутился и попытался свести вместе бедра, но Ибо не позволил. Снова устроился между длинных ног. Облизнулся. Член Чжаня отчетливо дернулся и испачкал смазкой живот. Ибо хищно оскалился, потянулся и длинным движением языка слизал с чуть солоноватой кожи каплю опалесцирующей жидкости. - Вкусный. Член снова дернулся. Чжань едва слышно застонал. Ибо предвкушающе облизнулся, сверкнув глазами, и, не дав опомниться, обхватил губами головку. Чжаня выгнуло упругой дугой, голова откинулась, на длинной шее надулись вены и заходил туда-сюда острый кадык. Чтобы не закричать, он что есть силы, чуть не до крови закусил губу. И Ибо отстранился. - Кричи, - приказал. - Кричи, или я перестану. Чжань перевел на него подернутый туманом желания, полусумасшедший взгляд, явно не совсем понимая, что от него требуют. - Кричи. И он снова вобрал член почти до основания. Чжань захрипел, кусая губы, а потом все-таки закричал. Ибо это понравилось, и он, с пошлым звуком выпустив изо рта член, прикусил нежную кожу там, где бедро перетекало в торс. Прикусил, оставляя метку, и нежно зализал. - Если ты не прекратишь, - Чжань дышал неровно и сорванно, - я кончу, как сопливый пацан, от одного только предвкушения. - Кончишь. Обязательно кончишь. Разве не в этом смысл? - Дьявол, - Чжань беспомощно помотал взмокшей гривой, - а все говорят, что из господина Вана больше двух слов не выдавишь. Ибо усмехнулся. Ткнулся носом в пупок, втянул терпкий мускусный запах, запустил во впадинку язык. Член Чжаня зашевелился, словно живой, сам отыскивая вожделенную влажную теплоту рта. Чуть шершавый язык, словно пробуя, коснулся пурпурной головки - одна ладонь Чжаня запутались в волосах, лаская затылок, пальцы второй гладили брови, трогали виски, едва ощутимо касались век, он тихонько, безнадежно подвывал, явно сражаясь с желанием вставить член до горла и трахать глубоко, с оттяжкой. Ибо сжалился - его любимый всегда был таким нежным, бережным, осторожным, он не заслужил, чтобы его мучили. Расслабив горло, он заглотил пульсирующую колонну плоти до корня, и начал жестко и сильно сосать. Чжань откинулся на локтях, запрокинул голову, громко, мучительно застонал - и кончил. Ибо проглотил все до малейшей капли. С чавкающим звуком выпустил член, утер ладонью покрасневшие, припухшие губы, встал на подрагивающих ногах и, обхватив голову Чжаня за затылок, глубоко и влажно поцеловал, делясь горьковатым вкусом. Тот вцепился в его плечи пальцами, оставляя следы, и целовал в ответ со сводившей Ибо с ума жадностью. - А ты? - выдохнул наконец. - А я тоже. - Что - тоже? - Кончил. От одних только твоих стонов. - То есть ты вот так просто лишил меня моей законной доли удовольствия? - Ты хочешь сказать, что тебе не понравилось? Чжань фыркнул и отпихнул любимого. - А то ты не слышал. И тут же охнул, попытавшись встать. - Чудовище. Меня ноги не держат. Все силы из меня вместе со спермой высосал. Ибо хрипло рассмеялся, обнял, поймал руку, переплел пальцы. - Пойдем в постельку, старикашка мой. Отдохнешь. - Отдохну, - угрожающе прошипел Чжань, проигнорировав старикашку. - Отдохну. И отыграюсь. - Обещаешь? Смеясь и переругиваясь, добрались до постели. Рухнули, сплетаясь в тугой жгут рук, ног, тел, языков. - Живой?... - Нет… Да… Не знаю… Кажется… - И… как оно было-то? - А сам не знаешь? - Хочу услышать от тебя. - Ну хорошо, ладно… Слушай… Шорох. Тихий смех. Звук скольжения друг по другу влажных тел. Бедро закинуто на бедро. Сосок, царапающий сосок. Дрожь. Рука в волосах. Ладонь на щеке. Лоб в лоб. Глаза в глаза. Шепот. Прерывистое дыхание. Снова шепот. Опять тихий смех. Тишина. Едва слышный стон. Звук поцелуя. Объятие. - Да, любовь моя… Всегда... - Да. Я – тоже.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.