Я найду тебя, Котёнок!

Андрей Шум от выстрела до сих пор стоял в ушах — стрелять из «Сайги» в маленьком помещении изначально было не лучшей идеей. Так, постойте, где я? Осматриваюсь. Вроде бы я в том же самом ментовском кабинете, только тут никого нет: ни живых, ни мёртвых. Мёртвых?.. Я же выстрелил себе в башку… Ничего не понимая, выглядываю в коридор, но и там ни души: ни Георгия, ни взвода спецназа… — Эх, Андрей, Андрей, что же ты наделал? — раздаётся из кабинета голос. Резко поворачиваюсь и глазам своим не верю: за письменным столом, где буквально пару секунд назад никого не было, восседал длиннобородый седовласый дед в белоснежной одежде. Он смотрел на меня и в его мудрых глазах читалась неподдельная укоризна. Под этим взглядом, смотрящим в самую мою душу, мне захотелось съёжиться; впервые за много лет я почувствовал себя нашкодившим ребёнком, которого сейчас заслужено отправят в угол. — Я… Они… — пытаюсь собраться с мыслями. — Они это заслужили. Они убили Котёнка, — последнее я сказал твёрдо, доказывая больше себе, чем этому странному старику, что я прав. — Котёнка? — старик в удивлении изогнул бровь, хотя спокойное, изучающее меня выражение его лица ничуть не изменилось. — Костю, моего любимого, — не знаю почему, но сейчас эти слова даются мне легче и кажутся такими правильными, что ли. — Любимого? — дед в белом балахоне вновь выказал удивление лишь приподнятой бровью. — Да, — ответил я решительно. — Осуждаете? — спросил его после паузы. — Любовь, если она, конечно, именно, что Любовь, не знает границ и преград, и познать её может далеко не каждый, — философским тоном проговорил старик, а затем очень внимательно стал смотреть на меня, так внимательно, что казалось в моей душе не осталось ни малейшего уголка, сокрытого от этого взора. — А ты уверен, что то чувство, о котором говоришь, и есть Любовь? — Да, уверен, — он ещё спрашивает. Я это окончательно понял, в тот момент, когда увидел бездыханное тело Кости, и осознал, что потерял его навсегда. Я понял, что люблю его, люблю по-настоящему; что никакая похотливая страсть или примитивное желание улётного секса не сравнятся с простым желанием быть с ним рядом, ощущать его аромат, видеть его улыбку и теплоту в его глазах, когда он смотрит на меня. — Я люблю Костю и всегда буду его любить, — с горячностью произнёс я. — А Костя? Он тоже тебя любит? — задал вопрос старик, приподнимаясь из-за стола. — Он? Да, в этом я даже не сомневаюсь. Ведь это он научил меня… Я был… Очень плохим… Он спас меня… От меня самого… А я не смог… Не смог защитить его… — Каждое слово давалось мне с трудом, приходилось преодолевать подступивший к горлу ком. — Пойдём, Андрей, — тихо сказал старик и направился куда-то по неестественно длинному коридору. Я последовал за ним, отчего-то даже не удивившись тому, что этот странный старик знает моё имя. — А куда мы идём? — наконец спросил я у него, когда уже сбился со счёта, пересчитывая двери, мимо которых мы проходили. — А куда бы ты хотел? — не останавливаясь, спросил старик в белом. — Если честно, я бы хотел туда, где сейчас Костя. — Знал, что это невозможно, но решил рискнуть. — Да, ты почти прав, — словно прочитав мои мысли, ответил старик. Я поник и замедлил шаг — всё остальное теперь не имеет смысла. — Я же сказал «почти». — Старик остановился и повернулся в мою сторону. — Но то, что ты сделал, трудно назвать правильным, Андрей. Надеюсь, ты это понимаешь? — и старик вновь медленно побрёл в нескончаемую даль. — Они убили Костю, — решительно говорю я и догоняю его. Правда, кулаки сами сжимаются, а глаза предательски начинают блестеть. — Но ведь это все было из-за тебя? — Я знаю, поэтому-то никогда и не прощу себя, — пытаюсь успокоиться. — Вот в этом-то всё и дело. Костя желал, чтобы ты был счастлив, чтобы ты жил и встретил человека, который бы любил тебя и заботился о тебе так же, как и он. Не понимаю к чему клонит это дед, но буквально кричу: — Да как вы не поймёте-то: мне кроме него, никто не нужен! Мой голос разносится громогласным эхом по надоевшему однообразием коридору. Старик в белых одеяниях остановился, несколько раз в задумчивости провёл рукой по окладистой бороде, а затем произнёс: — Выбирай. — Что? — не понял я. — Дверь. — Дверь? — Я всё ещё не понимал его. — Да. Просто открой дверь, которая ведёт тебя туда, куда ты хочешь, — совершенно спокойным голосом ответил старик. М-да, странное задание, ведь двери были абсолютно одинаковыми, без каких-либо опознавательных знаков. Ну, я и открыл первую попавшуюся. Неожиданно для себя я оказался в туалете какого-то клуба: неоновый полумрак, дорогая отделка и не менее дорогая сантехника. «Что?.. Что я здесь делаю?» — ничего не понимаю. Гляжусь в зеркало и не узнаю себя: я как будто бы повзрослел — на вид мне, наверное, двадцать пять. На мне модные дорогие шмотки, на руке — статусные часы, стрижка, маникюр, татуировки, даже, кажется, мужской макияж — одним словом, дорогая конфетка, да ещё и в золотой обёртке. Снова возникает вопрос: «Что я здесь делаю?». Дверь туалетной комнаты распахивается, и входит он — мой Котёнок. Сердце начинает биться сильнее. Это он, хоть и повзрослел и выглядит не хуже меня, но я узнал бы его и сто лет спустя. Бросаюсь к нему, обнимая и целуя его лицо, его руки… — Чё, опять обдолбался? — говорит он надменно и ехидно, а в глазах презрение и… пустота. — Нет, что ты, Котёнок, я просто рад тебя видеть, — говорю, а сам не могу оторвать от него взгляда. — Пошли, Маринка уже заждалась. — Маринка? — Ты точно под кайфом. Плохой приход? — спрашивает он равнодушным тоном. — Котёнок, я же не употребляю больше… Ради тебя, — ничего не понимаю, почему он не верит — это же правда. — Ладно, пошли давай, — говорит Костя скривившись и выходит. Я следом за ним. Какой же он красивый, мой любимый Котёнок. Сквозь толпу дрыгающихся под электронный бит в пьяно-наркотическом угаре тел пролазим к вип-ложе. Там сидят Маринка и Гарик — время их не пощадило, по ходу. Маринка была сплошь засиликонена, а лицо Гарика выдавало в нём часто пьющего человека. — Наконец-то, — картинно вытаращив глаза, оконтуренные хищной раскраской, произнесла Маринка. Костя сел рядом с ней, и она тут же обняла его и стала лизаться с ним. — Э-э, бля, чё здесь происходит? Руки убрала! — Три пары глаз в недоумении уставились на меня. — Кость, чё с ним? — спросила Маринка. Костя лишь пожал плечами. — Костя, пойдём-ка поговорим. — Ничего не понимаю, но во мне всё клокочет, рвёт и мечет. С лицом «а-ля настоебалло»* Костя поднимается. Тащу его в служебный коридор, при этом я откуда-то абсолютно точно знаю, где он. — Андрей, что опять не так? Сам же просил развлечь её… — Развлечь? Это ты, блядь, называешь развлечь? — Позавчера, когда ты просил тоже самое, ты был не против. Что изменилось с твоего ухода в туалет? Кокс палёный попался? — Он говорил это с вызовом и одновременно с каким-то смирением. — Я… Я… — Мысли в голове путаются: вспышки угарных вечеринок перемежаются вспышками групповых оргий — парни, девушки и… я — слетающий периодически с катушек от наркоты и приказывающий Котёнку делать… делать такое… Нет… Нет! НЕТ!!! — Прости! Прости меня! — Слёзы льются из глаз, а ноги подкашиваются сами собой. Я стою перед ним на коленях, уткнувшись лицом ему в живот, и рыдаю, не переставая причитать, — мне ужасно гадко и противно, в первую очередь от себя самого. — Закончил? — спросил Котёнок. В его голосе не было ни толики тепла или хотя бы элементарного сострадания. — Ты мне всю рубашку обслюнявил. Купишь завтра новую. Да, и эти джинсы я уже третий раз надеваю. — Кость, прости меня, — прижимаюсь к нему сильнее. Он стоит и молчит. Откуда-то из самых глубин подсознания возникает мысль: «Это не мой Костя. Это всё не правда. Он… Не… Такой…». Поднимаюсь, и, не оборачиваясь, иду прочь, не знаю куда, но прочь отсюда. — Ну и куда ты? — слышу в спину. — Прочь… Обратно… — Судорожно открываю все двери, что попадаются на пути. — Когда отпустит — позвони, — с равнодушием произнёс «Костя» и ушёл в сторону танцпола. А я всё открывал и открывал эти проклятые, ненавистные двери, пока наконец вновь не оказался в бесконечно длинном коридоре лицом к лицу с бородатым стариком в белых одеждах. Я едва мог дышать: истеричный смех сменялся моими всхлипываниями — это кошмар, гнусный кошмар. Это все не правда… Я бы никогда… Он бы никогда… Голова раскалывалась, мозг кишел мыслями как гниющий труп опарышами. — Что?.. Что это было? — спросил я у старика, когда обрёл хоть какую-то способность ясно мыслить и говорить. — Это был ты, если б твоя страсть возымела над тобой власть. — Но я не понимаю, почему он согласился на это?! — Сердце никак не может успокоиться. — Кто зна-ает? — протянул старик и вновь погладил свою бороду. — Ты сделал неправильный выбор. Выбирай, — произнёс он, спустя какое-то время молчаливых раздумий. — Нет, нет… Я не хочу… Я не вынесу больше… — Инстинктивно даже отступил на пару шагов и прижался к стене между дверьми, боясь, что каждая из них ведёт в мой персональный ад. — Ты должен, — тихо, но с неумолимым напором сказал прокля́тый старик. Я долго решался. Руки-ноги холодели от ужаса и не желали участвовать в моральной пытке. Закрыл глаза, стараясь сохранить в памяти светлый образ Кости, просто рванул на себя какую-то дверь и вошёл… Я никогда так не боялся, как сейчас — открыть глаза было выше моих сил. Прислушался: где-то недалеко шумел океан, кричали чайки. Собрался и всё-таки открыл глаза: яркий свет проникал в открытое окно бунгало; лёгкий ветерок колыхал занавеску и наполнял комнату нежным ароматом моря — соль и водоросли. Осторожно выглядываю наружу — никого. Домик стоит, окружённый пальмами — между двумя из них даже натянут гамак. Обхожу вокруг — опять никого. Ноги сами несут меня на пляж. Песок горячит ступни, а солнце с жадностью набрасывается на мою белую кожу, но я упрямо иду, потому что знаю… Да, я знаю: он тут, и он настоящий. Щурясь от солнца, разглядываю даль, утопающую в мареве. И вот впереди я вижу невысокую, стройную фигурку парня, бредущего по кромке океана и что-то разглядывающего в прозрачной воде. — Котёнок! Костя! — кричу во все горло и бегу к нему. Это он — я не спутаю его ни с кем. Он оторвался от созерцания рыбёшек на отмели, посмотрел в мою сторону и тоже рванул мне навстречу. Два урагана столкнулись, не удержались и смеясь повалились на песок. — Костя, Котёнок мой любимый, — мои губы шептали и целовали его загорелое тело. Он тоже шептал моё имя вперемешку с признаниями в любви, отвечая на ласки. Мы были невероятно возбуждены, безумная страсть поглотила нас целиком, не давая нам ни малейшего шанса сопротивляться ей. Неизвестно, как это произошло, но мы уже голышом барахтались в морской пене… И вот я уже нежно вхожу в него. Тела атлетического высокого блондина и тёмноволосого стройного паренька сливаются воедино. Мне не хватает сил сдерживать себя, и я кричу «Котёнок, как же я Люблю тебя!». Моё тело содрогается в сладостном спазме, и я заполняю своего Любимого до краёв. Он стонет и изливается после буквально пары движений моих пальцев на его члене. Его губы шепчут: «Я тебя Люблю и всегда буду Любить».