Мне нравится, когда ты плачешь (от 16)

Люциус отпил шампанское из высокого бокала и едва заметно поморщился. Министерские балы всегда отличались обилием скучных, но полезных людей, а также отвратительными напитками. Скорее всего, организаторы раута убили сразу двух зайцев – первый раз, когда покупали дешевую выпивку, второй – когда поняли, что гости ее много не выпьют, и можно будет вернуть обратно или продать. Малфой слегка улыбнулся своим мыслям и оглядел зал в поисках нужных ему людей. Толпа была яркой, даже помпезной и пребывала в постоянном движении, хаотическом и утомительном для глаз. Этот бал был первым после майской битвы, на который Люциус решил пойти. Он резонно предположил, что на балу в честь Победы Светлых Сил ему, бывшему Пожирателю, делать особо нечего. Потом был суд. Унизительный, выматывающий силы и нервы. Два месяца в Азкабане, даже без дементоров, показались вечностью. Прогнозы были неутешительные, повезло, что Нарцисса и Драко отделались огромными штрафами и не занимали соседние камеры. Адвокат шепнул, что за Драко вступился Поттер – по какой причине никто не понял, а вину Нарциссы не смогли доказать вообще, помогло отсутствие метки на руке. Люциус был рад и этому. И даже не стал противиться желанию жены покинуть Англию, забрав с собой Драко. Так лучше, спокойнее. Нужно переждать, перетерпеть, подтянуть связи и наладить разрушенную жизнь. Если получится выкрутиться и в этот раз. Получилось. Чудом, вмешательством Мерлина или Мордреда – не важно. Жажда денег нового Министра Магии пересилила жажду отмщения, что и радовало Люциуса и огорчало. Да, его выпустили, но забрали все. Все, кроме мэнора. Да и то, скорее всего потому, что не смогли его открыть. Многовековые родовые чары, замешанные на чистейшей крови, может снять только истинный Малфой. И служить древний мэнор будет только Главе рода и его семье. Никакие кузины-кузены-племянники не смогут возыметь над ним власти, пока жив он, Люциус. После оправдательного приговора Малфою пришлось вертеться ужом, пытаясь хоть немного обелить свое имя. Остатков денежных средств, которые буквально наскреб в сейфах Гринготса Люциус, едва хватило на осторожные публикации в газетах, на ловкое подмазывание по-прежнему охотно продажных чиновников, на еще более осторожное вложение в дела, которые должны были принести быструю прибыль. Через подставных людей, конечно. Заслужить доверие стало огромной проблемой. Но Люциус работал над этим, поэтому и на бал приехал, хотя держался на одном только самолюбии и силе воли. Взгляды… ненависть, осуждение, недоумение, холод, презрение…боль. Боль? Малфой замер, так и не донеся бокал к губам. Самая шумная и веселая в роящейся толпе группка волшебников прошла мимо Малфоя и остановилась неподалеку. Молодые, счастливые, дорвавшиеся до взрослой жизни. Удивительно ухоженная и красивая Грейнджер, рыжая девчонка Уизли, имя которой совершенно потерялось в закоулках памяти, ее глуповато ухмыляющийся брат в непривычно дорогом одеянии, внук Аугусты Лонгботтом, утративший свой извечный испуганно-робкий взгляд. И Поттер – в неброской, но отлично пошитой мантии, с хорошей стрижкой и в стильных очках. Такой не похожий на вечно растрепанного подростка, с которым приходилось иметь дело ранее. Где его обычное выражение яростного пафоса, упертой бравады, хмурой решимости, отрешенной грусти? Люциус удивленно перебирал в памяти воспоминания о встречах с Поттером и не мог припомнить такого истерического веселья, лихорадочно быстрых жестов, надрывного смеха, безостановочного, как под влиянием Щекотных чар. Люциус задумчиво повертел бокал в руках, рассматривая хохочущего Поттера. Неужели ему показалось? Как он смог увидеть бесконечную боль в этих сияющих смехом глазах? Этот Поттер вызывал странный дискомфорт. Хотелось подойти к нему и с размаха влепить пощечину, стирая широкую улыбку, не исчезающую с разрумянившегося лица. Малфой отвернулся и залпом допил вино, смывая дешевым алкоголем неприятные ощущения. Мимо прошел волшебник, с которым нужно было бы поговорить, но Люциус, поколебавшись, шагнул в другую сторону – к широким балконным дверям. Морозный воздух, хоть и немного согретый чарами, мигом освежил Люциуса, заставив слегка вздрогнуть. Стало так хорошо, без этих взглядов, без постоянного напряжения, заставляющего «держать спину». Малфой сел на диван в углу балкона и прикрыл глаза, позволяя себе расслабиться, перевести дыхание. Здесь, в полумраке и тишине это можно было сделать… Он не слышал ни звука открывающейся двери, ни шагов вошедшего, но, когда его глаза открылись, на фоне застекленного балконного окна Люциус увидел знакомую фигуру. Поттер. Юноша стоял, прижимаясь лбом и широко открытыми ладонями к стеклу. От его дыхания туманилась прозрачная преграда, неровный овал быстро рос от того, что выдохи становились чаще и глубже. Даже до темного угла, где сидел Люциус, доносилось это прерывистое дыхание. Малфой напряженно прислушивался, ожидая услышать рыдания, но удивленно вскинул голову, когда Поттер засмеялся. Но лучше бы он плакал. Такого жуткого смеха Люциус не помнил даже в исполнении Темного Лорда. Малфой привстал, но тут Поттер резко развернулся и быстро пошел обратно в помещение. Его лицо теперь было освещено, и Люциус сел обратно, увидев веселую улыбку и абсолютно черные глаза за прозрачными стеклами очков. Ему показалось, что Поттер скользнул взглядом по нему, но потом юноша рывком открыл дверь и скрылся за ней. Люциус отправился следом, донельзя заинтригованный. Теперь он намеренно искал шумных выпускников Хогвартса, которые переместились к дальней стене. Пробираясь к ним, Малфой натолкнулся на Грейнджер и остановил ее, придержав за локоть. - Мисс Грейнджер. - Мистер Малфой. В голосе гриффиндорки было столько холода, что балконная прохлада могла показаться летней полуденной жарой. - Рад видеть вас, - светским тоном продолжил Люциус. - Не могу сказать того же, мистер Малфой. Извините, меня друзья ждут. Девушка высвободила локоть и развернулась, чтобы уйти. Люциус хмыкнул: - Гарри Поттер тоже ваш друг? Гермиона оглянулась, недоуменно глядя на бывшего Пожирателя. - Конечно, Гарри – мой друг. Вы это знаете. - Я так думал раньше, - заговорил Малфой. – Но теперь сомневаюсь. Девушка решительно развернулась лицом к Люциусу: - Вас не должны волновать мои взаимоотношения с Гарри. - А они меня и не волнуют, мисс. Но я удивлен, почему вы, такой близкий друг, как хвастаетесь, не замечаете того, что творится с нашим Национальным Героем, - улыбка Малфоя была полна сарказма. Гермиона посмотрела туда, где фонтанировал весельем Поттер. - А что с ним? Что вы имеете в виду? - Его непрерывное веселье. Он принимает запрещенные зелья? – Малфой увидел, как напряглось лицо Грейнджер, а потом резко расслабилось, рождая улыбку. - Нет. После лечения в Мунго он вообще не принимает зелья. Я в этом уверена. То, что он, наконец-то, смог преодолеть свою депрессию, смог смириться с потерями, заново научился смеяться и веселиться, заслуга колдомедиков. Я рада, что он такой оживленный сейчас, такой счастливый. Вы не знаете, как было больно видеть его сломленным, с потухшим взглядом, вечно усталого, бледного. - Но это неестественно… для того Поттера, которого я помню. Малфой прикусил язык, жалея, что вообще начал этот разговор. - Все люди меняются, мистер Малфой, - Грейнджер снисходительно улыбнулась. – С плеч Гарри упал огромный груз, теперь он свободен и знаменит. Его все любят. Джинни… ладно, это вас уже не касается. Грейнджер умолкла на полуслове и удалилась, присоединяясь к своим друзьям. Но Люциус был достаточно близко для того, чтобы увидеть, каким внимательным взглядом окинула девушка улыбающегося Поттера. Малфой постарался выбросить из головы всю эту странную историю и ему даже удалось это сделать. Разговоры с важными людьми, предварительные договоренности, легкие интриги – Люциус был занят делом. И оказался лицом к лицу с Поттером совершенно неожиданно для себя. - Мистер Малфой! – Герой Всея Британия заулыбался так счастливо, словно увидел самого близкого родственника. – Я знал, что вас отпустят. Не могло же мне так повезти, в самом-то деле. Увы, я не силен ни в политике, ни в экономике, поэтому понять мотивы Министра, который позволил вам покинуть Азкабан, так и не смог. Поттер тихо засмеялся, кусая губы, словно пытаясь сдержаться. - Но вы вступились за Драко, - Малфой вдруг расслабился, хотя Поттер говорил неприятные для него вещи. - Ооо, из вашего сына никогда не получился бы Пожиратель Смерти. Он – не вы, мистер Малфой, - Поттер снова засмеялся, но Люциус, внимательно наблюдающий за ним, заметил, что на этот раз смех не отразился в глазах. Казалось, там бродят тени, призраки, бьющиеся внутри зеленой радужки, чернеющие и рассыпающиеся серым пеплом. На нижней губе Поттера выступила капелька крови, и взгляд Малфоя переключился на нее. Первым порывом, остановленным в последнюю секунду, было наклониться и слизать рубиновую каплю. Малфой даже почувствовал ее солоноватый вкус. Люциусу показалось, что Поттер уловил эти сомнения и замер, глядя ему в глаза. Без улыбки. Потом он шевельнулся, засмеялся пробирающим до мозга костей смехом и шагнул в сторону, чтобы уйти. Люциус проводил его глазами и подхватил с подноса бокал с огневиски. Захотелось напиться до потери сознания. Малфой с недоумением смотрел на лист пергамента, на котором было написано всего три слова. «Вы были правы». Письмо, подписанное лишь инициалами Г.Г., пришло с утренней почтой и приостановило бурную деятельность Люциуса, который готовился к встрече с деловым партнером. Перечитав короткую записку несколько раз, Люциус небрежно скомкал пергамент и бросил его в корзину для мусора. Не время сейчас для загадок, не до этого. У Поттера есть друзья, вот пусть они и заботятся о нем. Через пару минут, после нескольких попыток настроиться на рабочий лад, Малфой вытащил записку из корзины и бросил на стол. Направил на нее палочку, и бумага весело заполыхала огнем. Но легче от этого не стало. Чертов Поттер крепко засел в мыслях и уходить не собирался. Уже почти месяц, с того самого бала, на котором они встретились. Сделав над собой усилие, Люциус быстро собрал бумаги и покинул мэнор, отправляясь на встречу. Это было важнее всяких там Поттеров, от этого зависело финансовое обеспечение рода, возвращение его влияния. Однако, Судьба распорядилась по-своему. В небольшом уютном кафе, где подавали изумительный кофе, Люциус встретил не только делового партнера, но и того, о ком отказывался думать. Поттер сидел за столиком возле окна и улыбался. Дементор его побери, улыбался! Постоянно. Глядя в окно, отпивая чай, разговаривая с официантом, бросая взгляды на столик, где сидел Малфой. Люциус с трудом смог сосредоточиться и завершить переговоры хотя бы не с полным провалом. Это вывело его из себя настолько, что, когда собеседник ушел, Малфой рывком поднялся и сделал несколько быстрых шагов к столику Поттера. - Прекрати улыбаться, Поттер, - упираясь ладонями в стол, прошипел Малфой. Гарри захохотал, запрокидывая голову и зажмуривая глаза. На них стали обращать внимание и Люциус, бросив несколько галеонов на столик, цепко ухватил юношу за локоть и вынудил подняться. Поттер пошатнулся и схватился за руку Люциуса подозрительно горячей ладонью. Малфой потянул его к выходу, но им наперерез бросился работник кафе с обеспокоенным выражением лица. - Мистер Поттер? Вам нужна помощь? - Неееет! – сквозь смех ответил Гарри и махнул рукой. – Не думаю, что мистер Малфой планирует отдать меня Темному… хахаах… Лорду. - Я сдам тебя в Мунго, - зашипел Люциус, выволакивая несопротивляющегося Поттера на улицу. – Тебя надо лечить. Да прекрати ты смеяться! Рывком притянув к себе Поттера, трясущегося в приступе смеха, Малфой крутнулся на пятках, срываясь в аппарацию. Оказавшись в саду мэнора, Люциус с трудом удержал Гарри, который застонал и прислонился лбом к его плечу. - Ненавижу эти магические перемещения. Малфой оторвал юношу от себя и посмотрел на его бледное лицо. Без малейших признаков веселья. - Если я перестану смеяться, - кривясь, словно от сильной боли, заговорил Поттер, - я буду плакать. Выть и кричать, срывая связки. Пугать людей, которые меня любят. Я сойду с ума, - голос Поттера упал до шепота. - Если ты не перестанешь смеяться, ты умрешь, - Люциус сжал пальцами подбородок юноши и поднял его лицо. – Ты горишь, как свеча, полыхаешь этим искусственным весельем, как святочное полено. Насколько тебя еще хватит, Гарри? Юноша вздрогнул, услышав свое имя, и попытался вырваться. Люциус обвил рукой его талию и удержал на месте. - Здесь нет твоих друзей, здесь вообще никого, кроме меня, нет. Ты можешь кричать и выть, сколько тебе захочется. Потери надо оплакать и отпустить. - Странно слышать такие заботливые речи, - губы Поттера дрогнули в улыбке. – Я всегда считал, что у вас нет сердца. Или оно покрыто таким слоем льда, что растопить его невозможно. - Ты во многом прав, Гарри, - Люциус провел ладонью по слегка растрепавшимся волосам Поттера. – Я такой и есть. Твой постоянный смех раздражает меня, приносит дискомфорт. Заставляет думать о тебе больше, чем о проблемах рода. Мне это не нравится, и я пытаюсь устранить помеху. - Хотите убить меня? Это будет быстрее, - Гарри с силой прикусил губу, а потом все же засмеялся. Для Люциуса это оказалось последней каплей. Каплей крови, набухшей на искусанной губе Поттера. С рычанием, достойным Грейнбека, Малфой схватил юношу, притягивая к себе и впиваясь злым поцелуем в его губы. Поттер задергался в его руках, вырываясь, но когда Люциус вдруг ослабил напор, целуя с какой-то неожиданной нежностью, замер, сжимая пальцами мантию на спине Малфоя. Люциус перехватил его удобнее, отрываясь от рта и целуя холодные щеки, снимая перекосившиеся очки, прикасаясь губами к векам, закрывающим глаза. Поттер длинно всхлипнул, судорожно комкая дорогую ткань. Люциус отстранился и с неровно бьющимся сердцем проследил глазами прозрачную капельку, скатившуюся по щеке Гарри. За ней последовала еще одна, прокладывая новую влажную дорожку. При свете мимолетного январского солнца, клонившегося к алому закату, эти хрустальные капли окрасились в цвет крови. Поттер плакал. Безмолвно, не меняясь в лице. Слезы просто текли и текли из глаз, догоняя друг друга, рождаясь под черными ресницами и умирая на ладонях Люциуса, которыми он обхватил лицо юноши. - Мне нравится смотреть, как ты плачешь, - склонившись к уху Гарри, прошептал Малфой. Поттер открыл глаза, полные очищающей душу влаги, рванулся вперед, обнимая Люциуса и наконец, дал себе волю, выплескивая вместе со слезами все свое горе, все свои страхи, горечь потерь, постоянное напряжение, освобождая запечатанные глубоко в душе эмоции. Люциус коснулся поцелуем мокрой от слез щеки и негромко сказал: - Мне определенно нравится, когда ты плачешь.