Сердце Renaigse

— Зачем?! Зачем ты это делаешь?! Из глаз де Сарде неожиданно для него самого полились горячие слёзы. Никакое желание узнать мотивы поступков Константина, никакая усталость после боя с сильнейшим из Nadaig не могли заглушить той боли, которую молодой воин испытывал глядя на своего кузена. Лик наместника Новой Серены был ужасно изуродован — вены, наполненные чёрным древесным соком, набухли и оплели посеревшую, грязную кожу. В мертвецко-мутных глазах Константина смешались два противоположных чувства — бесконечная ненависть к этому жестокому миру, сотворённому старыми богами и безграничная любовь и стыд перед своим двоюродным братом. Два огонька будто боролись между собой, затмевая друг друга с невероятной скоростью. И всё же, пересилив злобу в своём почерневшем сердце, де Орсей, еле заметно улыбнувшись, сделал останавливающий жест рукой, приказывая оскверненному Nadaig baro убраться куда подальше. — Я не желаю твоей смерти… Прости меня. — вымученно проговорил Константин дрожащим голосом. Каким бы монстром он не казался жителям Тир Фради, как бы безжалостно их не убивал, здесь, перед своим кузеном, он чувствовал себя будто провинившийся ребёнок перед строгим родителем. Не в силах подобрать нужных слов, он застыл, позволив де Сарде заговорить первому. — Константин, ты безумец! Зачем?! — закричал молодой воин, вытерев слёзы и скривив лицо в гримасе ярости. Подойдя поближе и резко отбросив тяжёлый шлем в сторону, он обеими руками схватил бывшего наместника за плечи и посмотрел ему прямо в глаза, желая увидеть там хоть каплю раскаяния. — Ради тебя! Ради нас! Мы наконец сможем стать свободными! — Константин повысил свой всё ещё дрожащий голос, подавшись вперёд. Сейчас, во что бы то ни стало, он желал убедить кузена в своей правоте. Он обязан это сделать. В ответ де Сарде лишь сжал плечи Константина ещё сильнее, продолжая смотреть ему в глаза. Молодой воин не моргнул ни разу за всё это время, отказываясь верить в то, что от его любимого двоюродного брата осталась лишь полная гордыни и жажды власти оболочка. Он так хотел увидеть его снова… — В этом нет ни капли смысла! — Голос де Сарде задрожал ещё сильнее, чем голос Константина. On ol menawi готов был зарыдать в любой момент, сдерживаясь из последних сил. — Константин, это сумасшествие! — Ты не можешь понять, ведь ты до сих пор привязан к старому миру… Этому старому, умирающему миру, который ради выживания нас предал, использовал, манипулировал нами! Он бы убил нас обоих безо всяких сожалений! — Хоть Константин вряд ли когда-нибудь станет таким, каким он был прежде, он всё ещё надеялся использовать свой природный дар убеждения из прошлой жизни чтобы переманить де Сарде на свою сторону. — Мы с тобой можем прямо сейчас отправить старый мир в Преисподнюю и построить на его руинах что-то новое… Что-то прекрасное! — Бывший наместник за несколько секунд превратился из нашкодившего младшего брата в воодушевляющего оратора, пытаясь убедить в своих словах как де Сарде, так и самого себя. И, кажется, у него это получалось. Гримаса ярости на лице его кузена сменилась чем-то средним между жалостью, горечью и доверием. Внутренние уголки бровей молодого воина поднялись, а сжатые губы задрожали. — Этот мир будет моим подарком тебе… Мы станем новыми богами. Бессмертными, благодушными правителями! — Константин был искренен в своих словах. Он был уверен, что никогда не пожелает смерти своему кузену. Всё, что ему сейчас нужно — это поддержка старшего брата. Никакая божественность не заполнит той пустоты, которая образуется в его сердце в случае ухода де Сарде. Во взоре последнего теперь не было видно ничего кроме сочетания смятения и жалости. Он всё ещё крепко держал Константина за плечи, всматриваясь в его изуродованное лицо. И хоть серые глаза покойника и огромные рога напоминали де Сарде о том, кем стал его кузен, он силился не обращать на них внимания. Сейчас он желал видеть перед собой лишь дорогого младшего брата, вместе с которым он пережил многие годы страданий, превозмоганий, секретов, глупостей, страха, радости, зависти, злости, любви и ненависти. Даже в самые тёмные дни, когда уже повзрослевший де Сарде с грустью наблюдал за утопающей в грязи и лжи Сереной с высоты башен дворца, Константин всегда мог развеселить и отвлечь его от каждодневной меланхолии. Молодой человек со странной отметиной на лице мог лишь еле успевая наблюдать за носящимся взад-вперед кузеном, его мелькающей тут и там светлой копной волос, чистыми голубыми глазами и ослепительной улыбкой, дарующей надежду даже заражённому малихором бедняку. А его смех… Ради того, чтобы ещё раз услышать звонкий смех Константина, де Сарде был готов хоть прямо сейчас отвернуться от тысячеликого навсегда. Как же он любил своего брата. Как же он его любит до сих пор… От таких мыслей молодой воин осёкся и отступил на пару шагов. На одно лишь мгновение он взглянул на огромное дерево, стоящее за спиной Константина. En on mil frichtimen будто смотрел на де Сарде в ответ, молча осуждая своё дитя за подобные мысли, но в то же время пытаясь образумить его своим нежным и тёплым голосом, отдававшемся в сознании де Сарде грохочущим эхом. — Молю тебя, плоть моей земли, подумай о всех тех жизнях, которые оборвутся лишь для того, чтобы вскормить его гордость! Он сам — воплощение старого мира! Он несёт в себе его пороки, его яд… Но молодой воин уже ничего не желал слышать. Лишь одного переломного момента ему хватило чтобы понять, что для него на самом деле дорого. Без де Орсея нет де Сарде. Без де Сарде нет де Орсея. Два брата не чувствовали ничего, кроме глубокого уважения и безграничной любви друг к другу. Всё было решено. За своими мыслями, проносящимися в голове словно птицы по небу, де Сарде не заметил, как Константин протянул ему длинный стилет, уговаривая связать их силы, их кровь, их судьбы. Но в уговорах уже не было нужды. Без тени сомнения де Сарде принял вложенный в его руку стилет и, глубоко дыша, порезал свою ладонь. На мгновение в воздухе повисла невыносимо тяжёлая тишина, нарушаемая лишь ритмичным капаньем алой крови на твёрдую землю. Братья встретились взглядами и протянули друг другу руки, связав свои души клятвой на крови. En on mil frichtimen замолчал. На этот раз — навсегда. Но ни Константин, ни де Сарде этого не заметили. — Ты не пожалеешь об этом, дорогой кузен… — Нежно прошептал Константин, обнимая падающего на колени брата. Послышались тихие всхлипы, через мгновение утонувшие в нарастающем завывании ветра. — Константин? — робко проговорил де Сарде, уткнувшись лицом в плечо кузена. — Да? — У меня есть одна просьба. — Всё, что захочешь, дорогой кузен, я исполню без промедления. — Бывший наместник Новой Серены легко похлопал брата по спине. Какое-то время де Сарде молчал, собираясь с мыслями. Наконец, он вымученно промолвил: — Не дай Афре умереть. Пожалуйста. Константин по-доброму улыбнулся и обнял кузена чуть покрепче. — Разумеется.