север и крыши

Пока она терпеливо отбивала на клавиатуре ответ на очередной экзаменационный вопрос, раз за разом пытаясь уверить себя, что сессия – еще не конец света, он сосредоточенно выстраивал аккуратный чертеж, и четкая линия отточенного карандаша уже давала общее представление о его проекте. В углу шумел действующий на нервы вентилятор, оба окна были открыты на распашку. Снаружи стоял изнуряюще жаркий июньский день, в который мысль с разбегу окунуться в прохладную воду становится самой навязчивой идеей, но из развлечений только чахнуть над учебниками, время от времени убирая со лба взмокшую прядь волос. Потому что до ближайшего водоема как до окончания университета, совсем не рукой подать, потому что и лето не такое, как хотелось, и друзья все пишут, когда тебя ждать дома. А ты только и думаешь, как бы избавиться от дурной привычки делать все в последнюю минуту, но каждый раз возвращаешься на протоптанной дорожку, продолжая обещать себе — это точно в последний раз. Карандашная стружка просыпалась на пол у его стола, за набросками, наспех приклеенными к стене, уже не было видно цвета обоев. Погода клонила в сон не хуже лекции по истории искусств, жара действовала отравляюще и замедляла работу сознания. Ему казалось, что все вокруг будто сбавило скорость, и его морально-физические терзания снимаются на камеру замедленного действия. В общем, копаясь в очередной книге, он ждал от судьбы самого безобидного знака , чтобы бросить к чертям всю подготовку без угрызений совести. Его соседка по несчастью, напротив, старалась не обращать внимания на все окружающие неудобства – она давно привыкла учиться, когда за стеной устроили вечеринку, читать с фонариком в руке, когда соседки ложатся спать, шепотом пересказывать конспекты прямо в метро, вызывая косые взгляды окружающих. Так что и к жаре она всеми силами пыталась относиться спокойно — подумаешь, такого жаркого начала лета в московском мегаполисе не видели уже несколько лет. Но в сочетании с практически безвылазным сидением за билетами это добавляло и к ее совсем не ворчливому нраву постоянное желание жаловаться на их нелегкую судьбу. - Смотри! – монотонный стук вентилятора на мгновение померк перед его звонким голосом, - никогда не обращал внимания на эти норвежские травяные крыши. Он нашел на столе чистый лист и принялся рисовать что-то быстрыми небрежными движениями, как делал всегда, когда на ум приходила какая-то особенная идея. Она с показным недовольством оторвалась от чтения и заглянула в его набросок. На этом клочке бумаги быстро возникали дома, на крыше которых он помещал кусты и небольшие деревья. К ним она, надо сказать, отнеслась скептически. Импровизированная деревушка стояла на холме, и извилистая тропинка с его вершины вела прямо к озеру. Позади вырастали горы, скалистые и без растительности, а значит высокие, почему-то вдруг подумалось ей. Она с интересом смотрела, как его твёрдая рука добавляет маленькому рисунку все больше деталей. Лес по правую сторону ("там непременно должна быть река, такая шумная-шумная, с большими скользкими камнями"), окна, небольшое крыльцо у домика на переднем плане. - Ну нет, в карандаше это выглядит как какое-то издевательство над природой, - и уже через пару минут в кружке из-под чая была вода, а акварель из дальней полке оказалась перед ним на столе. Решение добавить цвета за какие-то молчаливые полчаса превратили его спешный набросок в полноценную картину с насыщенными цветами. Такие он сохранял десятками, когда возможность бездумно листать ленту соцсетей была более реальной. Его всегда привлекала эта удивительная северная природа. Он знал, что когда на дворе холода, больше обычного ценишь уют и приятные мелочи. И сердца, ему казалось, у северян не совсем не ледяные, а готовые делиться теплотой со всеми вокруг, ведь если за окном почти круглый год лежат сугробы, помочь справиться с зимней тоской могут только люди. Та забота и ласка, которую ты даришь им, и которую получаешь взамен, наполняя себя до краев, как сосуд, этой искренностью. И эти люди там, думал он, простые как пять копеек, готовые прийти на помощь, трудяги, живущие в согласии с суровой природой. Она, все это время наблюдающая за его сосредоточенной работой, вдруг с детским восторгом в голосе выдала: - А ещё знаешь, по этим крышам могут козы ходить! - Глупая, ну какие козы! Лучше подумай, какие бы там получились фотографии. Столько идей бы воплотилось в моем портфолио. - Такой красотой нужно наслаждаться, а не фотографировать. Смотреть и ловить мгновение, - все не унималась она, а он лишь отмахивался. - Что, Уль, теперь знаешь, чем заняться после сессии? - Ага, уедем в Норвегию, будем жить в доме с травяной крышей. Ночью натянем свитера, укутаемся в пледы и полезем смотреть на звёзды. Так? - И на северное сияние. Еще заведём большую лохматую собаку, будем пасти смешных лошадей с длиной гривой. - А может ещё и упряжку начнём запрягать? - Ну тогда нам дорога на Аляску. Только представь эти ледяные рассветы, такое крававо-красное небо и солнечные лучи сквозь молочный туман. И мы с тобой едим какие-то дешёвые консервы, по пояс проваливаемся в сугробы, ночью слышим вдалеке волчий вой, моем золото в холодной воде, а потом отогреваем пальцы у костра. - А Исландия? Моим кроссовкам срочно нужен след на пляже с чёрным песком! - Все будет: и пляжи, и водопады, и гейзеры. Будем стоять на скале и вдыхать солёный морской воздух, пока в груди не заболит. - А почему все мы да мы? Север нас как-то быстро сблизил, не находишь? - Ну ты сама согласилась быть моей подругой по несчастью. К тому же, ты выглядишь достойным компаньоном для этой северной экспедиции. Ты мне пригодишься. - И чем же? Звучит как-то подозрительно - Ну кто-то же должен восторженно хлопать глазами, постоянно тянуть своё "вааау" и вести дневник. Записи в таком деле всегда нужны. - Допустим, мы договорились. Дело теперь за малым - экзамены? - Раз плюнуть, Уль! Для человека, который собрался водить упряжку, история международных отношений должна быть сущим пустяком. - Ну, для человека, который собрался мыть золото на Аляске, ты слишком долго сидишь над этим несчастным планом дома. - Не умничай! - Я просто мотивирую. Остаток дня они провели за учебниками, с минимальным количеством разговоров и перерывами только на туалет и чай. И уже ночью, лёжа в своей кровати, она думала не о предстоящих экзаменах, а о скалистых берегах, круто уходящих в шумящее море, и о двух непримечательных фигурах, смотрящих с обрыва на бушующую стихию. И о том, какая мягкая на норвежских крышах трава, и как, должно быть, приятно ступать по ней босыми ногами. А он, борясь с бессонницей, думал, как же счастливо она будет улыбаться, когда холодный ветер коснётся ее щёк. И каким восторгом загорятся ее глаза, когда после долгого-долгого подъема на крутой склон (конечно, она будет жаловаться и просить спуститься обратно), перед ней, как на ладони, откроется удивительной красоты пейзаж. Все это будет, думали они, и север, и дневники, и фотографии. Но никто не знал, что его рисунок будет висеть над столом вплоть до окончания университета, а после, уже слегка потрёпанный жизнью, будет кочевать из чемодана в чемодан во время их очередного путешествия.