refine the purest of kings

Он стоит перед ней, протянув руки, испытывая её своим угольно-черным взглядом и фирменной улыбкой, в то время как вся его душа кричит давай, цыпленок, попробуй Она знает, что он добивается, и все равно действует без промедления. Он умело использует бреши в её броне. Возможно, вот почему она бежит к нему так быстро, как только позволяют трясущиеся ноги и ботинки на каблуке: обратный отсчет бомбы продолжается, и осталось лишь тридцать секунд. Возможно, поэтому, находясь от него в четырех футах (он улыбается, думая, что она поддалась его извращенному самоубийственному пакту), она собирает воедино всю злость, что только в ней есть - и вышибает из него дух. Парень в темном плаще тяжело падает на землю. У него определенно будет сотрясение, думает Вероника отстраненно, но сейчас есть проблема посерьезней. Ей необходимо удержать его настолько долго, насколько это возможно. Вероника спешно стаскивает с него взрывчатку (до взрыва осталось меньше двадцати секунд), тугая сеть проводов, которыми он обмотал себя не поддается (дерьмо 17 дерьмо дерьмо 16), наконец, освободив юношу от бомбы (8 чем я заслужила это 7), она спешно перекладывает её в другую руку (боже хизер прости 6 меня не позволяй мне попасть в ад) и отбрасывает её так далеко, как только может (и увидеть тебя снова 5). Подхватив парня под руки, она оттаскивает его как можно более далеко от предполагаемого места взрыва. Мысли в голове путаются. Взрыв, достаточный, чтобы убить человека, с невероятной силой сотрясает пространство всего лишь в ста метрах от порога Вестербургской высшей школы. Странная парочка лежит примерно на том же расстоянии от него. Девушка тяжело дышит, держа крепко спящего парня в кольце подрагивающих рук. *** Она не посещает школу какое-то время, будучи не готовой столкнуться с вопросами и критикой. Черт, ей достаточно тяжело, чтобы вставать каждое утро, приводить себя в порядок, функционировать, и надеяться, что никто не разглядит гримасу боли за вызывающе ярким макияжем. Есть только один способ держать себя в руках, и он ей известен. Так много людей умерло в этом маленьком городке, и она не желает становиться частью статистики. Обе Хизер навещают её, пока она обучается на дому. Дьюк, облаченная в красное, все ещё на стадии отрицания, и хаос вокруг доставляет ей слишком много веселья. Но Макнамара другая. После всего, что произошла, она надела платье поразительного синего цвета, вместо привычного желтого. Когда озадаченная Вероника спросила её об этом, она тихо ответила ей в своем мягком кртком тоне: “Я ношу синее, потому что оно ассоциируется у меня с силой. Ты всегда была сильной”. Но затем из ванной приходит Дьюк, увидевшая там свой ланч ещё раз, и блондинка вновь становится молчаливо-стервозной собой. Странно, все по-прежнему, но Вероника соврала бы, сказав, что её слова не приглушили немного той кипящей в жилах ненависти к себе. *** Прошло две недели. Она проводила свои ночи неустанно исписывая страницы дневника, проверяя целостность замка на окне и оплакивая двух мальчиков, погибших без причины. Возможно, всё это сделало её немного ненормальной - ведь она не плакала о Чендлер. То, что этот год мог войти в историю, как самый худший второй курс старшей школы, который только был в этом городе, не ебал её совершенно - в отличии от местных властей. Его отца не отстранили от воспитания, как бы она не умоляла их сделать это, но ДжейДи был изолирован - спасибо её непреклонным мольбам и исчерпывающим уликам. Он избежал тюремного заключения по причине безумия, и его обаяние - единственное, что спасло её от совершения ещё одного убийства в зале суда. Он разговаривал с ней как с ребенком, манипулировал ею при помощи своей социопатической харизмы и её суицидальных наклонностей и черт возьми судью, если он не попал под его чары тоже. Даже её родители выглядели впечатленными, роняя тихие слезы в углу. После судебного заседания он ухмыльнулся ей с таким холодом в глазах, что это подарило ей ночные кошмары до момента их следующей встречи. *** Ей позволено посещать его раз в неделю. Как правило, весь час, отведенный на посещение, они проводят либо вместе - в тишине, либо он - в неистовой ярости, а она - сдерживая слезы от вида этого неизвестного ей человека. Сестра сказала ей, что он успокоится достаточно скоро: его мозг незнаком с коммуникативными навыками нормальных людей. Ей обещали: скоро он проснется. Скоро он будет тем парнем, в которого она влюбилась, и она верит этому, потому что, если вы подвергаете что-нибудь вроде служб здравоохранения достаточному давлению, они стараются сделать все на высшем уровне, лишь бы проявить себя. Вероника признается сама себе, что она скучает по нему невероятно сильно. Она скучает по его смеху, циничным шуткам и способу, которым он смог заставить её чувствовать себя невероятно важной - что не удавалась никому. Все, чего она хочет — это возвращения ДжейДи, но поверить в это становится с каждым днем все сложнее. Парень, даже карандаш в руках которого выглядит как орудие для изощренного убийства - тень человека, которого она любит. *** “Что на самом деле произошло после?”, - спрашивает ДжейДи одним солнечным утром, когда радостный свет едва пробивался сквозь старые рамы госпиталя. “Ты, Джейсон” Он ненавидит это имя, и на секунду его глаза загораются яростным огнем. Раздается звонок. Они поднимаются. Он распахивает перед ней дверь, гримасничая словно какой-то джентльмен из девятнадцатого века: “Прошу вас”. Он следует за ней по коридору. Его смех прекрасен и отвратителен одновременно, и пробирает её до костей. *** Однажды, примерно на пятой неделе лечения, Вероника заходит в его комнату и замечает, что он смотрит на неё так, будто она лично вешает звезды на небе или что-то вроде того. Может быть, он правда чувствует себя так, а может, это всего лишь манипуляция, но в груди все равно зарождается надежда. Когда она проходит мимо его кровати, чтобы подойти к креслу для посетителей, он протягивает руку и привлекает её к себе. Спустя секунду он испуганно отстраняется, словно бы обжегшись. “П-прости за это”, бормочет он и её сердце разбивается от невыносимого горя в голосе. “Доктора говорят, я должен спрашивать, прежде чем делать, я снова-” Она кладет руку ему на плечо; он поднимает странно блестящий взгляд куда-то вверх, прежде чем с прерывистым вздохом оказаться в её раскрытых объятиях. “Ты можешь делать это дерьмо. Со мной”, - шепчет она в ему в ухо, до того, как окончательно потерять самообладание - “Я ведь твоя девушка, так?”. Довольный смешок, который он дарит ей, оправдывает почти все - но выражение искренней радости в его улыбке возносит её над этой гребанной больницей в самый рай. *** Спустя три месяца после отбывания в исправительном учреждении, которое оплатил его отец, он вышел на свободу в сопровождении её родителей. Им было поручено проверять его раз в три дня, когда он оставался дома, и каждый раз, что он был с ней. Она избегает упоминать о трехмесячной терапии, которой была подвержена, и о лекарствах, что вынуждена принимать. Вероника уверена: если он узнает, насколько сильно сломал её, ничто не помешает ему порвать все швы, что она так бережно наложила. Он слишком нуждается в ней, чтобы излечится сейчас, но она знает, что со временем он встанет на ноги. И она будет стоять рядом с ним.