Ничего не вечно

Снова всё повторяется. Шото не видел его целый месяц, но это так мало, старые раны до сих пор не затянулись. Их встречи происходят редко, однако этот срок столь драгоценной свободы пролетает слишком незаметно для юного героя. Сколько бы он ни убегал, его всегда находили, и сегодняшний день не исключение. По запаху, по причуде, по внешности, его вычислят по любой принадлежащей ему примете. Может уехать из этой теперь ненавистной страны? Бессмысленно. Всё равно найдут, достанут, трахнут. Грубо и жестко, как каждый раз последние три года. Сегодня он вновь увидел самого ненавистного человека во время очередной миссии. Что за стечение обстоятельств? Почему именно Шото отправили на это задание? У него на лбу написано «неудачник»? Но в зеркале с утра всё было чисто, а сейчас еще пока день. Отчаяние-это слово так идеально и точно описывает состояние омеги. Отчаяние каждый раз, когда они встречаются. Сейчас он в заброшенном здании убегает от своего главного кошмара, преследующего его каждую ночь. Вот только куда Шото спрятаться? Его всегда отыскивали и сейчас найдут. А персональный дьявол с каждой секундой подбирается всё ближе и ближе, от него не уйти, не скрыться, не защититься. Что случилось с самым перспективным героем? Что щелкнуло в его голове после смерти Всемогущего? Почему он из раза в раз голыми руками рвёт тело и душу своей некогда любимой омеги? Тодороки помнит, как они обнимались вечерами, как его жарко целовали на ночь перед сном, как были нежны и осторожны во время секса, аж самому хотелось какой-то резкости и жесткости. Но не настолько, нежели сейчас. Эти воспоминания убивают, убивают, убивают. Что случилось с Мидорией? —Где прячется моя любимая омежка? От этого голоса хочется тошнить. Такой знакомый и ненавистный. Тодороки стоит вплотную к стене в самом дальнем помещении на самом высоком этаже заброшки. Всё, больше некуда бежать. Он слышит громкие, даже не пытающиеся скрыть присутствие своего хозяина шаги и зажимает руками рот, стараясь не плакать от ужаса и осознания событий будущей половины сегодняшнего дня. Ещё немного и дикая паника перерастет в самую настоящую истерику. Вот только это никого не остановит, исход столь нежеланной встречи уже предрешён. Теперь это некогда жилое здание будет очередным ненавистным местом юного омеги. Он не забыл, он помнит, что этот ненормальный сделал с ним в прошлый раз. Пятая точка до сих пор не зажила, а дикие кровяные укусы не затянулись и за месяц, напоминая по утрам и вечерам в зеркале, кому прекрасная омега принадлежит. Тогда было больно, очень больно. Альфа издевался над своей парой целую ночь, не обращая внимания на жалобные крики. Это был тот самый редкий случай, когда нынешний сильнейший злодей явился к своей омеге прямо домой, нагло и бесцеремонно вторгаясь внутрь и кидая Шото на койку. Такое бывает только во время гона. Мидория сходит с ума, с дикостью вколачиваясь в своего измученного партнёра. А Шото ничего не может сделать, он уже даже не сопротивляется этому напору, будет только хуже. Нельзя противиться Изуку, иначе одним сексом ничего не решится. Поэтому Тодороки тонет в этой тьме, и никто его не вытянет наружу. Внезапно Шото прижимают к облезлой грязной стене, и вдавливают своим телом в вертикальную поверхность с такой силой, что создается впечатление, будто хотят проломить ее таким способом. Снова этот отвратительно довольный взгляд ненавистных зеленых глаз. Их взор проникает всюду будто рентген. Ощущение, что альфа уже десять раз успел раздеть омегу и одиннадцать трахнуть. Дико и жестко, с криками и жалобным скулежом, как сам любит. Стоит ему только увидеть Шото, внутренний монстр вырывается наружу, заставляя жестко любить, просто дико ебать свою омегу, хватая за мягкие двухцветные пряди и наматывая их на кулак. Изуку настолько любит Шото, что никогда не отпустит. Пусть через дикую боль и самобичевание, он будет рядом с ним всегда. Альфа, выпуская наружу свои острые клыки, со всей дури впивается в шею беззащитной омеги, заставляя давиться слезами. Даже простые засосы ломают, ломают все внутренности, раздирая душу будто наждачка кожу. Мидория никогда их не зализывает, кровь так и льется вниз, проходя ключицы и пачкая уже испорченный синий костюм. Ещё до этого преследования Тодороки сражался с этим некогда сильнейшим учеником лучшей академии, отчаянно пытаясь спасти счастливую семью одного известного бизнесмена, на которую напал ненормальный злодей, когда те гуляли по парку. Жаль, что на Шото только не запаслись счастья, однажды он вот также мечтал проводить время с Изуку. Сейчас уже от этого смешно, жизнь другая. А ему теперь придется расплачиваться своим телом за чужое спасение. Шото хотя бы выручил пару людей, вот только какой ценой. Снова его оттеснили туда, где никто не придет на помощь, никто не спасет, никто не услышит, никто не увидит. А метка на загривке так пульсирует, наслаждаясь столь долгожданной близостью. Глупая сущность, кому ты так радуешься? Своему хозяину? Смешно. Он тебя НЕНАВИДИТ. Мидория впивается в столь сладкие и любимые губы Шото безудержным поцелуем, и Тодороки просто покорно открывает рот. Противно, противно, противно. Его шершавый, некогда любимый язык, сейчас доставляет столько отвращения, хочется резко сомкнуть зубы, вот только что с ним за это сделают? Привяжут к кровати как в прошлый раз? Так её среди этих бетонных стен в жизни не найти. Снова одним движением вставят какую-нибудь игрушку? Тоже самое, в этом здании пусто. Это не квартира Шото, где хранится всякое такое. Нет, Тодороки не развлекается сам с собой, ему и раза в месяц таких встреч с лихвой хватает. Коробка с силиконовым содержимым осталась ещё со времён академии, когда сам омега предложил своему альфе такой вид развлечений. Теперь уже просто не смог от неё избавиться, да он вообще не выкинул ни одной вещи Изуку, оставшейся на память, запирая их в самом дальнем и недоступном ящике в шкафу. Альфа всё нашёл, слишком неожиданно заглядывая в гости. А язык лезет всё дальше и дальше, заставляя задыхаться от ненависти к себе же. Неужели он, некогда гордая омега, нынешний герой номер два и один из самых сильных людей не может хоть что-то сделать? Лишь подставлять зад по первому требованию. Тодороки каждый раз сдается, но стоит альфе подойти настолько близко, желание бороться вновь оживает в измученном теле. Шото до крови кусает Изуку за язык, заставляя резко от себя отстраниться. Жутко, да, но он герой. Смотреть страхам в глаза и есть его работа. Вот только реакция Мидории на такой выпад слишком странная. Он сначала улыбнулся, затем начал смеяться как псих, абсолютно диким взгляд посмотрев на свою жертву, будто волк на зажатого у стены зайца. Не успел Шото ничего заметить, одним быстрым движением руки с него полностью сдирают геройский костюм и хватают за горло, нещадно сжимая. За что с ним так обращаются? За то, что есть своя воля? За то, что есть своё мнение? За то, что он не желает сдаваться? Злодей продолжает сжимать пальцы на ладонях, с каждой секундой приближаясь к лицу Шото своим, искаженным безграничной злобой, застывая всего в двух миллиметрах от чужого носа напротив. Этот взгляд, этот невменяемый взгляд заставляет слезы с новой силой пробиваться наружу, сквозь толщу безэмоциональности. Никогда рядом со своим альфой Тодороки не мог оставаться равнодушным. Сначала из-за безграничной любви, теперь же из-за жгучей ненависти. Но лучик надежды на долгожданную свободу всё ещё теплится в глубине остывающего сердца. —Господи, оставь меня. Убей же наконец или умри сам. -хнычет Шото. Ему нечего терять, он уже давно мертв. С даты смерти прошло три года, но чувство, будто это произошло только вчера. —Тц, непокорная сучка. Хочешь чтобы я связал тебя прямо как в прошлый раз? Мидория хватает его за любимые мягкие волосы и с силой, как ненавистного маленького котенка, швыряет животом на пол, с упоением глядя на это зрелище, однако выбешивает то, что омега даже не думает сдаваться, отчаянно сопротивляясь. Не успел Шото отползти и на миллиметр, его прижали к грязному полу, садясь сверху прямо на пятую точку. А потом, дернув за волосы, заставили задрать голову назад, упираясь на вытянутые руки и снизу вверх смотря на своего мучителя заплаканными глазами. У Мидории такой злобный и огорченный вид. Видимо ему совсем не нравится столь отчаянное неповиновение со стороны. Он продолжал смотреть прямо в разноцветные глаза своей омеги, яростно рыча при этом. —Ты мой, ясно? У тебя никогда не получится сбежать! Правда. Сколько бы Шото ни сопротивлялся, его никак не отпустят, позволят только выйти погулять на свежий воздух, но потом обязательно снова зажмут где-нибудь, вот прямо как сейчас. Мидория одной рукой стягивает с себя штаны, продолжая удерживать омегу на месте. Он уже привык, приноровился с годами брать Шото в самых разных ситуациях и позах. Отпустив волосы всё ещё сопротивляющегося Тодороки и обеими руками перехватывая его за талию, он поднял зад омеги на уровень своего паха. «Сейчас случится что-то неизбежное», проносится в голове гетерохрома. Он больше не может вырываться, он не чувствует ничего ниже талии из-за столь сильной хватки, просто следует за направляющей его рукой. Альфа одним резким безудержным толчком, сопровождающимся душераздирающим криком, вошёл в неподготовленное тело, сразу начиная двигаться в бешеном темпе и кайфуя от сжимающих его член мягких горячих стенок прохода. Шото чуть не задохнулся от такого напора. Он плачет, правда плачет. Всего за три года его сломали как старую ненужную игрушку. Растоптали всю гордость, сожрали целую душу, оставив лишь пустую оболочку. Лучше бы он сразу потерял сознание от боли, только бы не терпеть всё это. Старые раны вмиг открылись, начиная кровоточить, бетонный счищенный пол больно сдирает кожу, рука, снова вцепившаяся в двухцветные волосы, не даёт и на миллиметр отстраниться, заставляя держать голову на весу. Из глаз ручьем текут слезы, изо рта не перестают вырываться крики. С каждым толчком его все сильнее и сильнее вжимают в себя, грубо насаживая и заставляя огромный член проникать всё глубже. А Мидория не останавливается, глухо рыча сзади и наслаждаясь сей процессом. —Вот где твоё место! -шипит злодей и резко дергает разноцветные волосы на себя, одновременно с силой толкаясь слишком глубоко, входя по самое основание. Шото не может больше кричать, он сорвал себе голос, срываясь на хрипы и скулеж, и Деку прекрасно это слышит. Шото не может больше сопротивляться, он не чувствует ничего ниже талии, лишь дикую жгучую боль, и Деку прекрасно это понимает, однако продолжает вколачиваться, держа на весу тело под собой. Он чувствует, ещё немного и кончит прямо в омегу, как обычно. —И… Изуку. -почему Тодороки каждый раз надеется на лучшее, несмотря на то, что все их встречи заканчиваются совершенно одинаково? Это прекрасное, некогда любимое имя раньше так грело душу, а теперь заставляет кровь стыть в жилах, покрываясь толстой коркой льда, раньше вызывало неудержимый приток рвущейся наружу любви и нежности, а теперь заставляет сердце сжиматься от страха. —Не смей произносить это имя! Мидория отпускает волосы Тодороки, перенося ладонь на шею и с дикой яростью сжимая ее. Он душит Шото, а его самого в это же время душат столь счастливые но вместе с тем очень болезненные воспоминания. Перед глазами мелькают картинки трёх летней давности. Нежная теплая рука, с любовью перебирающая зеленые кудряшки, и ласковый шепот в самое ушко, «Изуку, просыпайся». Сладкие стоны и собственные размеренные толчки с умоляющим мурчанием в ответ, «Изуку, прошу, быстрее». Крепкие объятия и нежные поцелуи под «Изуку, я люблю тебя». Мидория не хочет ничего вспоминать, но оно само лезет в голову, заставляя сжимать руку на чужом горле сильнее и сильнее. Шото больно, Шото мерзко, Шото страшно. Величайший злодей ни раз шипел ему в лицо, «Не смей помирать на своих глупых заданиях. Тебя имею право убить только я.» Видимо этот момент настал. У Тодороки совсем не осталось воздуха в легких, он отчаянно пытается вдохнуть хоть грамм кислорода, однако яростная хватка на горле не позволяет. Мидория очень сильный, гораздо больше и мускулистее самого Шото. Когда-то омега был безмерно счастлив, что любимый альфа слишком быстро обогнал его и по росту, и по способностям, и по силе. Однако теперь об этом приходится жалеть. Каждый раз, когда этот демон где-нибудь зажимает Тодороки, тот не может и пальцем двинуть, он слишком беззащитен перед самым могущественным человеком, свернувшим с правильной тропы в другую сторону. И даже Шото, что находился к нему всегда ближе всех, упустил тот момент, когда юный герой утонул в пучине скорби и отчаяния, начиная мстить всем, кто так и не смог помочь его кумиру. Ведь не злодеи его убили, а герои не спасли. Поэтому Тодороки сейчас приходится расплачиваться за свою невнимательность. У Шото складывается впечатление, будто в нём сложились все те люди, которых так ненавидит Изуку. Однако не хочется умирать, омега искренне желает жить. Он пока не готов расстаться с тем, что так усердно старается сохранить на каждом опасном задании. Кто же знал, что ему суждено погибнуть вот так, от рук некогда любимого человека. Тодороки медленно закрывает глаза, наконец теряя сознание. «Неужели это конец?» -единственное, о чем он может сейчас думать. Но в реальность возвращает слишком грубый толчок и резкая боль в шее. Мидория, перекладывая и вторую руку на талию Шото, впился острыми клыками в его загривок, одновременно прижимаясь всем телом и обильно кончая внутрь, доводя процесс до сцепки. Шото дрожит, мало того, что его вырвали из спасительной темноты и царства забытья, так ещё и приковали к себе. Только видимо злодею тоже не нравится сложившаяся ситуация. Резкий приток боли заставляет снова закричать, раздирая горло в кровь, и забиться в дикой агонии, желая сдохнуть уже наконец. Тодороки плачет, плачет и трясется. «Прости, Шото. Дети мне пока ещё не нужны.» -единственное, что прошипел Изуку прежде чем принудительно снять его с узла, резко выходя и разрывая весь проход в клочья. Омега не может этого выдержать, он не может ни сосредоточиться, ни успокоиться, ни потерять сознание. Его спасает Мидория, не выдержав столь болезненную его злодейскому сердцу картину, нажимая на особую точку на шее и заставляя наконец погрузиться в столь желанный мрак. Сейчас Мидория сидит рядом со спящим Тодороки, развернув его на спину и положив разноцветную макушку себе на колени, и вглядывается в столь любимое и умиротворенное лицо. Так хочется его приласкать. Изуку запускает руку в мягкие растрепанные волосы, легонько гладя омегу по голове. От такого действия тот улыбается, бессознательно начиная ластиться к столь ненавистной ладони. Надо же, любовь мертва, а привычки всё ещё живы. Мидория до сих пор помнит, как нравился его любимой омеге успокаивающий невесомый поцелуй в губы перед сном, как Шото прижимался к нему холодными ночами, греясь о столь разгоряченное тело, как еле касаясь, обрабатывал раны на теле любимого альфы, с заботой дуя на пострадавшее место. И правда, его омега такой мягкий и нежный. БЫЛ. —Прости меня, Шото. Я люблю тебя. Тодороки тоже. ЛЮБИЛ.