***
В средней и младшей школе она не была серой мышкой. Но все изменилось, стоило девушке начать учиться в академии ЮЭЙ, потеряв связь с друзьями, спасавших ее от рутины. Именно по этой причине, девушка не видела смысла посещать новую школу, ведь после уроков ее загоняли в угол и наносили удары, не причинявшие физическую боль — она уже не раз проходилась лезвием, скользящим легко, как нож по маслу, по тонким запястьям, оставляя шрамы. Ее причуда была связана со льдом, иногда обжигавшим обладательницу силы, за причиненную боль другим. Каждый раз приходя на занятия девушка была готова к кипятку, льющимся за шиворот или пламени, проходящим очень близко, около самого лица, сжигая концы волос. Она привыкла, терпя косые взгляды и пронзящие насмешки, убегать в уборную, шипеть от боли и переодевать очередную намокшую блузку или заплетая сожженные волосы в косу, пряча их под платком или бейсболкой. Девушка была единственным изгоем в сплоченном первом «Б» классе. Бакуго редко видел ее, а уж тем более слышал о ней, потому, что он ненавидел сплетни и игнорировал их, испытав на себе их влияние, зная, как они разрушают твою жизнь и уничтожая надежду на то, что этот мир не до конца прогнил и может укрывать слабых и потерявшихся людей. Кацуки не понимал эту девушку, ведь ее причуда могла отразить любую атаку и навсегда заткнуть насмехающихся над ней, прекратить издевки. Но он никак не мог выбросить ее образ незаметной и брошенной каждым, причинившим ей боль. Блондин понимал, что никто не хочет связываться с ней, и становиться мишенью для издевок, брать на себя этот груз. Но Кацуки не знал, что она запретила себе пользоваться способностью и ранить других, не желала причинять зло в ответ на зло, не хотела становиться частью порочного круга. Потому, что она привыкла подставлять другую щеку для удара, привыкла убегать от проблем. Ее избивали, чтобы выместить зло, скопившееся в душе, на очередном козле отпущения, она знала это и ничего не делала — не помогло бы. Никто не хотел с ней говорить, все поверили тому, что она никто, об нее нужно вытирать ноги и больше ничего. Она любила думать о том, что помогает этому миру становиться капельку лучше, принимая удары на себя, хоть как-то становясь полезнее для мира, что это ее судьба и ее не изменить.***
Девушка вдохнула, обжигающий легкие, воздух полной грудью. Это далось ей с трудом, и боль отозвалась эхом в ребрах, их ломило после взбучки, устроенной вчера в переулке перед академией. Пинали долго и со всей силы, заставляя кашлять кровью, она не знала кто это был, но это не было так важно. Мысли беспорядочно роились в голове, норовя соскочить с губ криком, таящим в себе всю горечь и боль.***
Блондин не искал причин выходить каждое утро на крышу, давая мыслям захватить его разум. Он поднимался по лестнице, и на этот раз в его голове не было ни одной мысли. Парень привык говорить то, что у него на уме, обжигая едкими словами, резкостью и прямотой, сказанной честно и без лести. Ему было плевать на чувства других. Как бы он ни старался думать о чем-то, мысли ускользали, как песок сквозь пальцы. И это раздражало. Ему нужно было выговориться, излить душу о том, как же его раздражает Деку, со своей добротой, о том, что он никак не может выбросить эту девчушку из головы! Пусть даже в пустоту, ему просто нужно выговориться. Дверь предательски заскрипела, когда блондин толкнул ее вперед. Девушка ничего не слышала — ее мысли давили на нее, кричали, заставляя подчиниться им. «Ты кто еще такая?! И что забыла здесь?», — Катсуки мысленно чертыхнулся. Девушка, почувствовав чье-то присутствие, обернулась, в ее глазах застыл вопрос. Наверно, они бы еще долго простояли так, прожигая друг друга недоумевающим взглядом, полным недоверия и презрения. Парень оглядел девушку и понял, что она хотела сделать, и внутри вспыхнул огонь злости, до боли обжигающий легкие. Он злился, что она не может решить проблемы и позволяет вытирать об себя ноги и втаптывать в землю все глубже и глубже. Мысли заплясали в безумном танце, а из груди вырывались, пронзящие правдой и жестокостью слова и оскорбления. Слова слетали с губ с бешеной скоростью, не давая подумать, что он обидит девушку или оскорбит ее, ему было все равно. Это она оскорбила его своей глупостью и эгоизмом, решив покончить с собой. Она даже не задумалась, каково будет ему, глупая девчонка! Глаза девушки наполнились слезами. «Что он хочет сделать? Унизить? Побить? Зачем тогда отчитывает?», — она отвернулась от него, потеряв суть разговора, начав смотреть на проплывающие мимо облака. Слезы срывались с трясущихся на ветру ресниц, застилая глаза пеленой и обжигая щеки. Кацуки не знал, что она больше не потерпит издевок, не даст больше себя в обиду, уйдя из этого мира, не причинив никому боль, ведь никто не был привязан к ней. Блондин любил выжимать слезы из людей вместе с мольбами, но ее слезы он не хотел видеть. Кулаки сжались до боли, заставив побелеть костяшки. Когда поток слов иссяк, пустота начала разъедать Катсуки изнутри.***
Девушка, повернувшись лицом к блондину, шагнула назад — в пустоту и прошептала одними губами: «Прощай, Каччан.» И полетела вниз, рассекая воздух. Страх сковал блондина. Страх потерять ее, ничего не сделав, чтобы помочь ей. Бакуго сорвался с места, давая слезам скатиться с щек, и прыгнул вслед за девушкой.***
Вырвавшись из объятий пустоты, девушка открыла глаза, пытаясь вспомнить, что произошло. Голова болела. Она приподнялась на локтях, огляделась и увидела под собой блондина. Ярость и обида застилали девушке глаза. Вскочив, она принялась тормошить блондина, обрушивая на него шквал ударов в широкую и теплую грудь. Слезы сами собой скатывались по щекам, срываясь и разбиваясь, на десятки частиц, об грунтовую дорогу. — Какого… — Катсуки с трудом открыл глаза, тело болело так, словно его отпинали и переехали машиной. Это вот такое чувство после падения? Переведя взгляд он увидел девушку, всхлипывающую и сжимавшую его в объятиях. Блондин ухмыльнулся и, подняв ее за подбородок двумя пальцами, накрыл ее губы своими, углубляя поцелуй и кладя руки ей на талию, заставляя ответить. «И вправду, ледяная…», — он улыбнулся своим мыслям. Глаза девушки расширились от удивления. Неожиданно для себя она ответила на поцелуй и обвила руками его шею, а не оттолкнула его и не заморозила, как хотела сделать. Все-таки, он посадил у нее в душе семена надежды на то, что этот мир не до конца прогнил. Он смог. Окутав ее сердце своим пламенем, заставляя ее сердце оттаять и начать заживать от шрамов, нанесенными жестокими людьми. Он защитит ее. Не позволит обидеть. Он вдохнул в нее жизнь и никогда больше не отпустит.