mu angel

Иосиф — юркий, быстрый и изворотливый. Пристрастие к экспериментам у него разве что от большого ума, ибо он банально не видит своей бесконечно долгой жизни без построения хоть каких-то планов. Просто потому что он, ну, не выдерживает, понимаете? Быть может сожалеет только, что его спецэфические эксперементы нередко заканчиваются неудачами, да сплошными проблемами. Он прекрасно понимает, что на одних только нескончаемых теориях, чего-то действительно стоящего ему никак не добиться, потому и предпочитает все самому проверить, разузнать, перепробовать, да хоть какой-то значимый результат, в конце-концов, получить. Он, в принципе, и получает. Почти наверняка любой, кто с ним столкнулся, опишет его как бездушного человекоподобного монстра, поглощающего душу и разум каждого, кто заглянет в мутные, без единого светлого проблеска серые глаза. Иосиф привык такие мыльные замки обещаний строить, что невольно, знаете, восхищаешься и ведешься, и ведь некоторые люди велись, молчаливо позволяя манипулировать собой, взять хотя бы ту самую ситуацию с кошками. Правда, именно в такие минуты, в его сердце, почему-то, словно иглами торчат напоминания давно битой-перебитой совести, которые затем как-то спокойно и до невозможности легко забываются. Казалось бы, должно быть больно. Иосиф смотрит на давящегося слезами мужчину, сплошь в кошачьей крови перепачканному и только улыбается одними уголками бледнеющих губ. Не больно. Досадно. Он смотрит на полную сияющую луну, сжимая холодными пальцами ткань собственного плаща и кое-чего совсем не понимает. Не понимает с какой целью в него все эти оскорбления раз за разом летят, да так и оседают на стенках изъеденной памяти. Чудовище? Выродок? Тварь? Люди тоже твари. Твари, что постоянно и так назойливо мельтешат перед глазами, заставляя едва ли не ненавидеть этих мерзостных глупых созданий. Сколько раз они тыкали в него своими покусанными костлявыми пальцами? Кажется, и не сосчитать. Альбинос морщится, невольно в не самые свои лучшие воспоминания вернувшись и лишь инстинктивно закрывая лицо руками. Иосиф — маленький, поломанный, но все-таки взрослый. Тисэ вот говорит, что он, наверное, все же хороший. Где-то глубоко-глубоко, в остатках собственной догнивающей личности и перемешанных меж собой разлагающихся жизней. Точно, хороший. Он просто любознательный, наверное. Как непонятливый ребенок, который ничегошеньки в чужих чувствах не смыслит и какие-то свои опыты непонятные ставит. Красноволосая девушка тяжело вздыхает, перебирая тонкими пальчиками белоснежные шелковистые пряди и, вот правда, не знает что ей с этим «человеком» теперь делать. На прикроватном столике уже который час простаивает вазочка с аппетитными слойками, к которым это существо и тянется как-то на автомате, откусывая маленький кусочек. — Вкусно? — интересуется девушка, не в силах сдержать слабую улыбку, так и притаившуюся в уголках девичьих губ. — Вкусно… — задумчиво отзывается Иосиф, с тем же успехом сделав еще пару укусов и совсем по детски перепачкавшись ягодным джемом. Тисэ улыбается мягко-мягко и только закрывает рот ладошкой, с целью сдержать очередной озорной смешок. «В самом деле — ребенок» Она заботливо убирает остатки джема с мальчишеских обветренных губ и улыбка ее по какой-то причине, ну, тускнеет. Иосиф — неживой, изрешеченный и до невозможности, знаете, п у с т о й. Девушка его правда-правда хочет понять, потому и старается что-то объяснить, о человеских чувствах рассказать, да хотя бы искорку жизни в этих насмешливых глазах отыскать. Иосиф только пренебрежительно отмахивается, в какой-то непонятной причудливой позе садится с ногами в кресло и обхватывает чашку своими длинными пальцами. — Ты ведь… Совсем ничего не чувствуешь? — неуверенно подала голос Манящая Фей, заметно меняясь в лице. Иосиф поджимает губы. Неужели эта девушка и дальше будет констатировать очевидности? Альбинос думает, что такими темпами у нее получится утомить их обоих. Иосиф уже, честно, устал быть тем, кто уже совсем не он. Быть тем, кто придуман, собран из чужих разрозненных частей, среди которых оригинал затерялся настолько давно, что он и сам себя настоящего не помнит. Да и кто поверит, что он изначально являлся самым обычным человеком? Только вот Тисэ, кажется, поверила. Поверила, а еще его, Богом отвергнутого мученика, пригрела, да банальной заботой одарила. Девушка вздыхает уже который раз за этот вечер и, оставляя на той же прикроватной тумбочке кувшин с водой, неспешно направляется в сторону лестницы. Иосиф — не тот, кто нужен Тисэ Хатори. Он сам всякие мыслимые и не мыслимые свои чувства отрицает-отрицает-отрицает, а еще нагло лжет, да юлит, не желая признавать сам факт того, что, кажется, все-таки что-то ч у в с т в у е т. Тисэ изумленно оборачивается в сторону беловолосого юноши, чувствуя, как ее хрупкую ладошку внезапно стиснули в крепкой хватке и отпускать, видимо, не собирались совсем. Обладатель серых глаз с минуту простоял вот так, молча, ощутимо сжимая чужую ладонь и только потянул красноволосую на себя, сжимая в неумелом подобии человеческих объятий. Определенно, Иосиф — не тот, кто нужен Тисэ Хатори. Просто потому что он, ну, совсем-совсем не знает, как этот миловидный ангел может находится настолько близко, вот так спокойно обнимая Его в ответ. Его, такого мерзкого и грязного. Он… Он же не чувствует вот вообще ничего, правда. Ведь правда?