Паэлья по-нью-йоркски

Вскоре воздух на кухне стал густым и наполнился упоительно вкусными ароматами. Шафран, куркума, черный перец, петрушка и чеснок... Как сказал бы Ричард: «этот дружный ансамбль играет марш в честь Её Величества Паэльи». Длиннозерный рис и мелкие креветки почти не пахли и ничего не играли, зато выглядели просто потрясающе. Разрезая томаты, Ли размышлял о том, что на столе у него целый пейзаж — креветочно-рисовая гора, лес из салата и петрушки, и даже маленькое симпатичное шато имеется — нарисовано на винной этикетке. Красота. Нет, даже так — красота, достойная инстаграма. Он уже почти закончил с томатами и силился вспомнить, где они хранят штопор, как... — Твою ж мать! — раздалось из гостиной. От неожиданности Ли дернул плечом — мокрая рукоятка скользнула вбок, и острое лезвие щелкнуло в каких-то жалких миллиметрах от руки. — Твою ж мать! — шепотом выругался он и инстинктивно поднес кончики пальцев к губам. В его исполнении «твою ж мать» звучало, как звучало — грубо, но совершенно безобидно. А вот сочным баритоном его парня, восклицающего «твою ж мать» неожиданно и в сердцах, можно забивать метровые гвозди. — Эй? — обтирая мокрые ладони о штанину, Ли вошел в гостиную и встал напротив кресла. Рич устроился на своем любимом месте с монаршим комфортом - огромная чашка пуэра, пушистый плед необъятных размеров и свернувшийся калачиком пес. Только короны не хватает. — Что тут стряслось? Армитидж помедлил несколько секунд, нехотя оторвал взгляд от книги и рассеянно оглядел пространство перед собой, облизывая тонкие губы. Он выглядел не лучшим образом, и это ставило в тупик, ведь часа не прошло, как они расстались на этом самом месте, и всё было прекрасно! Ли был полон энтузиазма как следует подежурить на кухне, Рич готовился нырнуть с головой в «Красного дракона», Карл скакал. Все были веселы, довольны жизнью, радовались безоблачному семейному выходному... — Что стряслось, что стряслось, — брюзгливо передразнил Рич, покидая пледовое гнездо. — Опять мою задницу... — тут он для наглядности похлопал себя по обтянутому джинсами заду, — ... будут транслировать по телевизору. Вот что стряслось. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо. — А, — иронично улыбнулся Ли. Рич отзеркалил улыбку. Им нравилось слегка пародировать друг друга, было в этом что-то милое-милое, аж до неприличия. — Ни в какие ворота, понимаешь? Они могли бы и предупредить. Ты мог бы предупредить! Мне уже не по возрасту делать такое, это mauvais ton, понимаешь? — не унимался Ричард. — Не понимаю, — искренне признался Ли. — Дурной тон в переводе с французского, — Армитидж промочил горло пуэром, но это его не успокоило. — А я-то ломал голову, почему ты отказался от роли? И почему все так ехидно улыбаются? «А, так это ты Красного Дракона играешь, ну поздравляяяем». Я дал устное согласие, отказываться глупо, да и голова уже работает в эту сторону, но… — Слушай… — Нет, в двадцать лет трясти булками — нормально, согласен. В тридцать пять — тоже допустимо. Но вяз в твой ясень, должно же это когда-нибудь закончиться! — Потерпи, осталось лет двадцать, — «утешил» Ли. — Так и вижу, как в шестьдесят твоя растолстевшая задница обручится к этим креслом, Карл будет шафером, а грелка и подушка-антистресс — подружками невесты. Ричард покосился на кресло и захохотал. Настроение его чудесным образом сменилось с брюзгливого на игривое, и это не могло не окончиться тем, чем окончилось. — У нас остались овощи? — поинтересовался он светским тоном, когда шутка про свадьбу задницы и кресла исчерпала самое себя, и с нежданным приливом страсти было покончено. — Зачем тебе овощи? — удивился Ли, застегивая ширинку. По программе у них был стопроцентный мясной разврат — в честь выходных и перерыва в съемках. — Очень хочется порубить что-нибудь в капусту. Или кого-нибудь, — игриво пояснил Рич, и, прихватив «Красного дракона», скрылся на кухне. Ли последовал за ним. — Знаешь, — сказал он чуть позже, перемешивая паэлью. — Ты сказал — «хочу порубить что-то в капусту», и мне показалось, что возьмешь эту книгу, положишь на разделочную доску, и начнешь тыкать в страницы ножом. — Неужели? — удивленно округлил брови Рич. — Я похож на сумасшедшего — книги уродовать? Ли пожал плечами. — Не очень похож. Но есть мотив — из-за нее ты снова будешь вынужден трясти… Блин, не могу не смеяться, прости! Трясти бууулками, ну почему это так смешно звучит, а? — Плохого ты обо мне мнения, Ли, это удручает. Книги — друзья, их нельзя портить. Правда, дружок? — и, переложив в левую нож, которым шинковал сельдерей, Ричард потрепал «Красного дракона» по мягкой затертой обложке. Внезапно его взгляд потеплел, стал чувственным до неприличия, и губы расплылись в идиотской умильной улыбке. Якобы таясь от бойфренда, он прошептал, обращаясь к томику Харриса — «Эй, ты мне нравишься, может сходим на свидание в четверг?» И подмигнул для усиления эффекта. Ли прыснул, едва успев отвернуться от паэльи. Смеялся он долго и громко, это было очень курьезно — Рич, флиртующий с книгой. Армитидж виртуозно держал покерфэйс. — Зря потешаешься, — невозмутимо вещал он, отправляя в рот один за другим остатки сельдерейных хвостов. — В странах с разлагающимися социальными связями такое поведение признано разновидностью нормы. Книга, плюшевый заяц, холодильник, бездомная кошка — каждый имеет право выбирать компанию по вкусу. — Занятно, — хмыкнул Ли. И, повинуясь внезапному порыву, решил признаться в одной своей «старческой» привычке. — А я вот иногда болтаю с телевизором. — Знаю, — последовал ответ. Ли оглянулся на партнера. Нет, Рич его не троллит. Или троллит. — Да ну, — не слишком уверено возразил Ли. — Ты не можешь этого знать. — Могу. — Так... — пришлось молниеносно перебрать в уме всех общих знакомых, вычисляя самых разнузданных болтунов. — Это Брайан сказал? — Ммм... — Можешь не говорить, я и так знаю, что это он. Вы обсуждали меня? Ты выспрашивал обо мне? Не могу поверить! — Да ничего мы не обсуждали, — примирительно забубнил Рич, отводя взгляд. — Ну правда. Не будь мнительным, забей. — Все так говорят. — Пожалуйста, подумай — может быть, не зря говорят? — Хм. Повисла пауза, нарушаемая бульканьем паэльи. Вопрос доверия не в первый раз вставал между ними, и, как и прежде, в Ли боролись два начала: доброе vs злое, доверчивое-милое vs ревнивое-подозрительное. Кто победит? Ли досчитал до десяти, выдохнул, и гнев отступил. Слова горько таяли под языком. — Знаешь, что я скажу твоей заднице, когда увижу ее на экране? — Что же? Ричард отзеркалил взгляд, и Ли увидел в его глазах черно-белую мозаику ревности, похоти, нежности и доверия. Это стало открытием — что он способен на такие сложные чувства вне сцены. «Все хорошо», «все плохо», «люблю тебя», «пошел к черту» — с другими всё было понятно и просто. И совершенно не так, как надо. Всё было плоско до появления на горизонте лукавой и всесторонне выдающейся армитиджной задницы, поделившей бытие на две неравные части. Коротенькое «до» и «дай нам Бог бесконечное после». — Иди сюда, — хрипло выдавил Ли. — Я скажу: «Иди сюда». — А я и так буду рядом, — прошептал Рич, завороженно следя, как Ли приближается к нему, кружит пальцами по лицу и волосам, испытующе заглядывает в глаза. Позабытая паэлья фырчала на огне, но никому не было дела. — Можно я буду на съемках когда ты… — кол в горле и румянец во всю щеку. Черт, черт, черт, ну представь, что говоришь это со сцены! — ... когда будешь раздеваться. Ричард улыбнулся и ответил — «конечно, можно», — и они начали целоваться, так запойно, будто не занимались любовью каких-то полчаса назад. Паэлья подгорела.