Собственник Чонгуки

Чон Чонгук собственник. От слова «очень» до «ужасный». И мемберы, если честно, выть от этого готовы. Потому что почти после каждой выходки слишком общительного Кима они полночи слушают громкие стоны, периодически сменяющиеся на протяжное тэхёново «Чонгуки». Юнги в эти грёбанные «Тэгуковские» ночи обещает дать мелким пизды, ибо совесть иметь надо, а не друг друга. Но утром на это благополучно кладёт, потому что Намджун уже вставил обоим. Образно вставил, конечно, а не как ночами ревнивец «Чонгуки». Тэхён во время речи лидера стыдливо склоняет голову, а когда тот уходит, шипит на мелкого. Ведь уже устал говорить Чонгуку, что только к нему у него большое и светлое. Устал доказывать, что в прикосновениях к другим нет никакого иного подтекста, кроме дружеского. Устал объяснять, что ну не может он не касаться. Это больше чем привычка. Ему так легче общаться. Чон, вроде бы, кивает понятливо и ревность свою гасит немного, гарантируя хёнам несколько спокойных ночей и крепких снов. А затем снова пошлые стоны, имя макнэ тягучим тэхёновым голосом и всевозможные проклятия в адрес «заебавших мелких». Чонгук всё понимает. Честно. И Тэ доверяет. Правда. Но взгляд упорно цепляется за изящные пальцы на чужой руке, на чужом бедре или на каком-нибудь другом участке чужого тела, а в голове огромными красными буквами полыхает «мой». И если «мой», то значит ни чей и никогда больше. Чонгук Тэхёном опьянён. Сильнее, чем хотелось бы. Но Чон уверен точно, что у Тэхёна так же. А потому становится труднее, невыносимее с каждым днём сдерживать себя и своё желание испестрить засосами песочную кожу, оставить на ней свои метки. Вот только Тэ против, потому что «другие увидят». А Чонгуку на других откровенно насрать, но губёшки свои он всё равно закатывает, зная, чем чревата для него подобная вольность. Тэхён же ходит довольный, радуясь послушанию любимого, и даже не подозревает, что после бурных ночек на спине и ягодицах у него красуются засосы. А у мемберов, после очередного недосыпа, жуткое желание сдать макнэ с потрохами, но они продолжают молчать. Ведь реакция Тэхёна может быть бурной, а скандалы внутри группы им вот вообще никак не упёрлись. Чон-сукин-сын-Чонгук таким положением вещей бесстыдно пользуется, плохо осознавая, что ходит по лезвию ножа. И хёны не мстительные, нет. Они просто с нетерпением ожидают дня, когда их макнэ потопит сам себя. В один из долгожданных свободных вечеров, сидя всей группой за просмотром какого-то триллера, Чонгук предался размышлениям, грея в своих объятиях сидящего у него в ногах Ви. Положив подбородок на его плечо и прикрыв глаза, Чон задумался о том, когда же его зависимость Ким Тэхёном стала настолько сильной. Мёрзнущая чонгукова «зависимость» думам никак не способствует, скорее наоборот. Тэхён то вздрагивает от внезапных громких звуков фильма, то ёжится и жмётся к Чону сильнее. Тот только вздыхает, крепче прижимая к себе любимого хёна и посылая в далёкое пешее все свои размышления. В сущности, какая разница, когда всё это началось? Им хорошо друг с другом. Они друг друга любят. Чонгук улыбается, в плечо Тэхёна целуя и чувствуя лёгкую дрожь. Ким такой домашний, уютный, родной, что Чона внезапной волной нежности кроет. Он снова целует плечо, ведёт носом к шее, а затем расцеловывает её, губами нежно касаясь кожи. Шея — тэхёнова слабость. Чонгук прекрасно это знает и пользуется. У Тэ мурашки по коже и дрожь в теле. Он что-то мычит и облизывает губы. Чон на это лишь усмехается, отрываясь от чувствительной шеи, целует за ухом, а после зарывается носом в волосы и на несколько секунд выпадает из реальности, вдыхая сладковато-ягодный запах. Приходит в себя он только тогда, когда чувствует, что Тэхён отстраняется. Чонгук уже хочет потянуть его обратно, со словами «Ну куда?», однако тот не уходит, а просто разворачивается к нему лицом. — Чонгуки, я снова сделал что-то, что тебе неприятно? — спрашивает Ким и тут же глаза опускает, словно провинившийся щенок. Макнэ вопрос стопорит. Он даже смысл его не сразу понимает. С чего вдруг Тэхён взял, что сделал что-либо не так? Чон подвисает минуты на две, в голове заново прокручивая вопрос, а после вздыхает и ладони тэхёновы в свои берёт. Ему нужно как-то объяснить, что это всё нежности порыв, а не очередной сдвиг по фазе собственника-макнэ. Да только вот как? В выражениях он не особо силён, на первом же слове запнётся. — Ничего. Ты ничего не сделал, — шепчет, наконец, Чонгук, целуя ладони Кима, а после вновь сгребая его в объятия. — Мне просто хочется целовать своё необыкновенной красоты сокровище.