Отцовский наказ

Высокая статная фигура Ар-Орофера, который медленно, словно тигр, ходил туда-сюда по главному залу дворца-под-горой, сновала перед глазами у его сына, навевая на того сон. Строгий отец поглядывал на сына сверху вниз: прошлую ночь его чернобровый наследник провел в карауле и теперь бессовестно зевал во весь рот и совершенно не желал вникать в бесценные крупицы эльфийской мудрости, которые отец сберег для него. — Возьми перо в руки и пиши, — рявкнул он, тут же морщась, поскольку пером его наследник писал, как курица лапой, царапая пергамент и скрипя. Для успокоения нервов владыка Зеленолесья плеснул себе в объемистый украшенный бериллами кубок темного дорвинионского и продолжил диктовать: — Благопристойный эдель не должен делать трех вещей. Первое: не заглядываться на красивых эллет. Мне донесли, что ты проводишь сверх меры времени на кухне отнюдь не оттого, чтобы был особенно голоден. Трандуил скорбно опустил темные ресницы и вздохнул. Вид у него был самый невинный и скромный — может быть, оттого эллет и поддавались его чарам. — Потому что я вовсе не хочу иметь дело с отцами этих дев и думать, куда пристроить твоих бастардов! — прикрикнул Орофер на него. — И непременно найду, как отвлечь тебя от эллет до нужной поры, ты уж не сомневайся. Кгхм. Второе: печься о подданных и не высовываться из вверенного ему леса. — А это отчего, ада? — Потому что это ведет к потере численности и грозит стычками с безумными нолдор. Я не для того переходил через горы, чтобы снова иметь с ними дело. "Чует мое сердце, они еще втянут меня в свои авантюры", — промелькнуло у Орофера и настроило его на еще более воинственный лад. — И третье: не развиваться. — Но почему, ада? Определенно, наследник был невыносим. Но эльфята всегда любознательны, и Орофер, устало вздохнув, продолжил: — Развитая культура неминуемо приходит в упадок, в то время как в лесах первые эльдар были беззаботны и счастливы, нолдор же захотели знать больше, чем было им назначено, и чрез то Аннатар соблазнил их... — Чем, ада? Невыносимо! Похоже, сын решил довести его своими неумными расспросами. Орофер зашел сзади и нагнулся к сидящему сыну так низко, как мог, после чего угрожающе прошипел ему на ухо: — Знаниями. — Как, ада? Трандуил и правда никак не мог взять сказанного в толк: он уже не был несмышленым эльфенком и вступал в пору ранней эльфийской молодости и хорошо представлял себе, как можно соблазнить, например, драгоценными камнями, или красивыми эллет, или хорошим вином... Но знаниями? Кто в здравом уме захочет чему-то учиться? Сам он освоил синдарин через силу, и в охоте преуспевал куда больше, чем в правописании, а леса любил сильнее каллиграфии или стихосложения. Сын опасливо поднял взгляд на отца. Орофер явно гневался. — Не сердитесь, ада, просто я и впрямь не могу взять в толк, как учение может хоть кому-то показаться занятным, — пригнулся к столу он, избегая нависшей над ним тяжелой отцовской руки. Орофер замахнулся (ну так, слегка шлепнуть своего недоросля в воспитательных целях)... и остановился. С одной стороны, нелюбовь к чужим россказням явно была его заслугой, а отвращение к наукам явным признаком того, что Зеленолесье в руках его сына будет процветать. С другой стороны — знание знанию рознь. Есть знание бесполезное, например, всякая эта геология, музыка, ювелирное дело, а есть и полезное — например, фортификация. Сын под его рукой между тем встрепенулся и упрямо продолжал: — Что в этом интересного? Что он такого мог рассказать? Скука, — резюмировал он, отклонившись окончательно, чтобы точно не получить от отца затрещину. А Орофер вдруг улыбнулся. Похоже, его сын входит в тот возраст, когда все старшие эльфы кажутся скучными, чопорными и ничуть не знающими мира вокруг. — Не все знания бесполезны, — проговорил Ар-Орофер претенциозно, но слегка растерянно. — Нолдор желали их по причине своей гордыни... — Желать можно только того, что приносит удовольствие, — вскинулся наследник и весь напрягся, боясь получить по заслугам за свою дерзость. — Что же приятного в том, чтобы заучивать рифмы или добывать железо из горной руды? Почему Эру покарал их? Разве знание может быть дурным? — Тшш, тише, тише. Так много вопросов... И, боюсь, я все равно не смогу втолковать тебе ответы. Но, может быть, смогу объяснить иным путем... Руки Орофера легли на плечи сына, гладя их. Он не без удовольствия отмечал, каким тот стал крепким и сильным, и ничуть не уступает ему в размерах — разве что до сих пор неловок и не так меток; но разве это было сейчас важно? — Успокойся, — мягко попросил он, отвязывая легкие доспехи. — Допей мое вино, если хочешь, — предложил он. Сын недоверчиво поднял на него голубые ясные глаза, но послушно допил все, пользуясь отцовской благосклонностью. Вино окрасило его губы в темно-вишневый цвет, и они уже не казались тонкими и капризно сжатыми, нет, они были даже чуть припухшими, — может, он искусал их, нервничая перед отцом. Орофер сидел рядом, любуясь ими, а Трандуил мало что замечал: сонное состояние мало-помалу овладевало им, поскольку накануне он утомился и теперь клевал носом. Доброе настроение отца не насторожило его. Говоря откровенно, он тосковал по моментам нежности, что Орофер позволял себе, когда Трандуил был еще совсем дитя. Совсем не то, что в последнее время: сплошные окрики, муштра, осечки, злые насмешки. Язык заплетался, потому он не стал возражать отцу, когда тот под руку помог ему добраться до кровати. Ему было неловко, что он позволил себя напоить, но отец, точно назло, не уходил, а сидел рядом, и рук не убирал. Наоборот, стянул верхнюю рубаху и сапоги, гладил по груди, задевал его, отчего каждый раз хотелось вздрогнуть, и Трандуил напрягался, поскольку боялся его и боялся ослушаться приказа расслабиться. — Спрашиваешь, что такое запретное знание? Хочешь узнать, как два воина могут расслабиться безо всяких эллет? Трандуил лишь кивнул, облизывая пересохшие губы. — Какой ты у меня стал... Орофер шептал ему негромко много ласковых слов, раздевая и уговаривая послушаться: Трандуил подчинялся. Взгляд сына сквозь длинные ресницы впервые казался Ороферу загадочным, а не глупым, хотя, говоря откровенно, был просто сонным. — Покажи мне, как ты почтителен... И рука легла на его затылок, понуждая опуститься на колени у ног отца. Он неловко погладил его, но ему явно было этого мало. Он положил два пальца ему на губу, заставляя приоткрыть рот. Трандуил повиновался и тут же закашлялся; шлепая его по щекам, Орофер заставил наконец доставлять себе удовольствие так, как надо, и позволил отстраниться только тогда, когда увидел слезы и услышал сдавленные мольбы о том, что ему нечем дышать. Сын несмело поцеловал его и снова уткнулся лицом в кровать, но сердце его билось слишком сильно, чтобы дать заснуть. Орофер гладил его, сжал мягкие ягодицы, потом развел их, поглаживая сжавшееся отверстие между ними. Но в этот раз сын отбросил руку отца от себя. — Нет... Это больно, — запротестовал он. — Разве я позволю себе сделать своему эльфёнку больно? — Да! — почти сквозь слёзы подтвердил Трандуил, но тут же замолк и выдохнул от неожиданности. Глаза его ошеломленно распахнулись, когда он ощутил, как два пальца разом вошли в него и нажали на чувствительное местечко внутри. Он зажмурился, спрятал красное от стыда лицо в покрывало, но зато чуть шире развел бедра, и Орофер усмехнулся, шлепая его и заставляя краснеть еще сильнее. Он потирался горячим вставшим членом о грубую ткань простыни и кончил под себя, пачкая постель. Затем он разрыдался. Орофер в этот раз по-настоящему взволнованно прижал его к себе, вопрошая, в чем дело, и неужели он был так неосторожен, что причинил ему вред, ведь крови нет, и он остался чист? — Теперь вы будете еще сильнее презирать меня, ада. В этот раз пришел черед Орофера искренне изумляться. — Отчего? Нет, нет. — Зачем вы это сделали со мной... Мне будет хотеться этого всегда, бесконечно. — Помни мой наказ, сын мой, и я не оставлю тебя, и всегда удовлетворю твою просьбу, — рассмеялся он, наваливаясь на сына сверху и прикусывая его за плечо — они походили на двух молодых львов, борющихся друг с другом, а через минуту спокойно лежали и спали; Трандуил уткнулся отцу под мышку.