Ацуши любит Дазая

Ацуши любит Дазая. Любит невероятно сильно, практически до безумия. Да что там практически — это безумие уже давно наступило, и Ацуши с некоторым страхом понимал, что больше не может контролировать самого себя. А хотя зачем? Это прекрасное чувство. Эти легкие, невесомые мурашки на коже, которые возникают каждый раз, когда рядом появляется высокая фигура в светло-коричневом пальто. За всю свою жизнь Накаджима ни разу не принимал алкоголя или наркотиков, но интуитивно понимал, что это состояние очень близко к опьянению. Разве можно быть опьяненным одним лишь видом человека, одним лишь его голосом? Вполне, ответит вам парень, не сводя пристального, неподвижного взгляда двухцветных глаз со своего наставника. Забавно, что Дазай совсем ничего не замечал. Или просто не хотел замечать потаенную, но тем не менее реальную сторону своего ученика. Или же в его глазах чистый и светлый образ Ацуши был настолько непоколебим, что он не мог заглянуть чуточку глубже, в пугающую и темную глубину такого наивного на первый взгляд парня. Накаджиму устроит и такой вариант. Недавно он смог накопить денег и купить свою собственную квартиру, полностью отказавшись от той, что предоставило ему Агентство. Казалось бы, ничего необычного. Д.А даже устроили по этому поводу небольшую вечеринку, где по уже сложившейся традиции Ёсано напилась, Рампо съел всю выпечку из ближайшей кондитерской, а Дазай попытался выпрыгнуть из окна, где его в последний момент поймал Куникида, и потом все тот же Куникида, крича на уставших сотрудников, пытался навести хоть какое-то подобие порядка. Но никто даже и не догадывался, зачем Ацуши, который до этого момента спокойно жил и так, понадобилось переехать. И почему же он выбрал довольно старый дом, а не один из недавно построенных, которые к тому же были гораздо ближе к офису Агентства. Ацуши оставалось лишь безукоризненно выполнять свою роль, иногда тихо посмеиваясь про себя, удивляясь неимоверной глупости людей. Почему он выбрал этот дом? Ответ очень прост. Ацуши не спеша открыл дверь, и так же нарочито медленно стал закрывать многочисленные замки. Потому что у этого дома, в отличие от остальных, очень толстые стены. А значит, соседи ничего не услышат. Громко щелкнул последний замок. Любовь, как известно, порождает ревность, и она, как правило, часто бывает сильнее самого чувства любви. А у Ацуши ревность обострилась до невозможности сильно. Когда это началось? Он вряд ли вспомнит. Но в один момент Ацуши захотелось убивать. Убивать каждого человека, каждую девушку, которая только посмеет приблизиться, которая только посмеет заговорить с его Дазаем-саном. Жгучая ревность, словно кислота, выедала все чувства, все те остатки жалости и сострадания, которые только у него оставались. Она начисто уничтожила все, кроме одного единственного, навязчивого желания. Руки Ацуши уже давно были в крови. Сначала в его собственной, а затем уже и в чужой. И если с рук кровь можно смыть, то с самого человека она не смоется уже никогда. Белая и робкая до того момента душа безвозвратно испачкалась. Перед ним находилось две двери. Одна вела в небольшую спальню, а другая в гостиную; по крайней мере, все могли наивно полагать, что это именно гостиная, куда гостеприимный Накаджима не стал их впускать из-за незаконченного ремонта. — В прошлый раз я не услышал твоих извинений! — с широкой, но оттого еще более безумной улыбкой сказал он, распахивая дверь. В углу маленьким комочком скорчилась девушка. Ноги сковывали железные цепи, не давая приблизиться к двери, а сама она выглядела настолько измученной, что вряд ли смогла бы даже двигаться. Эта комната подходила идеально. Ацуши порой казалось, что архитектор спланировал все специально для него. Толстые бетонные стены без окон, не менее тяжелая дверь, не пропускающая сквозь себя звуки. Словно клетка, из которой не было никакого выхода. Это место подходило ему слишком хорошо. Дверь с грохотом захлопнулась, и комната погрузилась во тьму. Двухцветные глаза мягко сверкнули. Тигру и не нужен был свет. Даже наоборот — он куда комфортнее ощущал себя во тьме. — Повторяю, — вкрадчиво продолжил Ацуши, хотя ему куда больше хотелось сорваться на крик, — я не услышал твоих извинений. Или мне нужно помочь? — глаза снова сверкнули, но теперь их цвет был красным. Девушка продолжала упорно молчать, и парень стал понимать, что вновь теряет над собой контроль. Его начинало мелко трясти от ярости, и в голове, как на кинопленке, стали прокручиваться недавние события. Дазай пользовался неимоверной популярностью у девушек. Одних он покорил красотой, других голосом, других… Тут сложно сказать, но сама натура Осаму уже притягивала. Но обычно все заходило не дальше предложения двойного самоубийства. Но в этот раз… В этот раз, с этой девушкой, все зашло слишком далеко, и Ацуши просто не мог сдержаться. Ее крик невероятно красивый. Да и кровь какого-то своего, необычного, кристально яркого цвета, что обычно встречается крайне редко. Но увы, она поставила точку в своей никчемной, такой короткой жизни, когда заговорила с Дазаем. Пытать ее оказалось крайне весело. Приятно было видеть, как из очередной раны теплой струйкой струится кровь. Она забегает на белую рубашку, оставляя расплывчатые пятна. Но Ацуши лишь безумно улыбается и режет тонкую кожу снова, упиваясь громким криком и ощущением безысходности. Но этого слишком мало. Перед смертью она должна сделать последнюю вещь — извиниться. Попросить своим тонким, почти детским голоском прощения. И тогда он сможет успокоиться. Кровь смоется, рубашка отстирается. Все быстро забудут ее исчезновение, а Ацуши сможет еще долго наслаждаться воспоминаниями о ее кончине, сжигая рубашку, на которой так и не отстирались пятна крови. — Д-дазай-сан… Спасите… Меня… — прошептала девушка, с огромным усилием приподнимая голову. Ацуши застыл. — Думаешь… Думаешь, Дазай-сан придет спасти тебя? — переспросил он, хоть и в первый раз услышал все до последнего слова. Просто захотелось, чтобы она повторила это еще раз. Чтобы ударить ее ножом было чуточку приятнее. Девушка слабо кивнула, не понимая, что только что сама выкопала себе могилу. Хотя, она и так уже лежала в ней, не имея возможности выбраться, так что объективно никакой разницы не было. Ацуши тяжело вздохнул. — Как бы мне хотелось попытать тебя подольше, чтобы ты наконец изменила свое идиотское мнение, — спокойно, и даже в какой-то степени мило, если пропустить из ушей основной посыл слов, сказал он. — Но боюсь, что это развлечение мне уже надоело. Придется покончить с этим прямо сейчас. Накаджима пристально вглядывался в резко затихшую девушку. И что все-таки Дазай-сан в ней такого нашел? И другой вопрос, куда более важный. Куда нужно воткнуть нож, чтобы перед смертью было как можно больнее? Во входную дверь неожиданно кто-то застучал. Девушка немного встрепенулась, а Ацуши нервно прикусил губу. Нет, такого в его планах определенно не было. Если кто-то заметит его здесь, это может вылиться в весьма и весьма неприятную ситуацию, которой он совсем не хотел. Накаджима торопливо всунул кляп в рот жертвы и бегом помчался открывать, даже забыв посмотреть в глазок, чтобы точно удостовериться, кто собственно стоит за дверью. — Привет, Ацуши-кун! Почему не открываешь? — Д-д-дазай-с-сан? — в полном шоке пробормотал Ацуши, поднимая глаза и видя лицо своего наставника, как всегда с жизнерадостно-суицидальной улыбкой, которая могла выходить лишь у него. — Я к тебе по делу, — тут же заявил Осаму. — Ты случайно не видел Лию-чан? Нигде не могу ее найти… И куда она могла подеваться? Договорились же сегодня встретиться, а ее все нет и нет… — Лию-чан? — переспросил Ацуши, бросая мимолетный взгляд на запертую дверь позади себя. Так значит, ее зовут Лия-чан… — Да-да, ее. Черные волосы, зелёные глаза… Не видел? — с отчаяньем спросил Осаму. — Нет, Дазай-сан. Извините, но я никого не видел, — мило улыбнулся Ацуши. Значит, убийство придется ненадолго отложить. — А давайте… Поищем ее вместе? Глаза на секунду сверкнули красным.