Fidelity

Love requires a commitment to meet a challenge of dealing with another human being.

      Настоящие, искренние чувства настигли Айта не сразу. Он вообще редко когда и с кем бывал искренен, чего уж там. К этому не располагал ни его характер, ни род деятельности; встречались ему, конечно, честные пираты, но долго они не жили и капитанами никогда не становились.       Айту с его амбициями и стратегическим складом ума простая матросская жизнь была не по нраву. Он умел общаться с правильными людьми и находить верные слова, оказываться в нужном месте в нужное время, применять грубую силу с максимальной для себя выгодой. Талант собирать информацию и правильно распоряжаться ей в нем проявился ещё с малолетства, будучи пороховой обезьяной при старом капитане. В том далеком детстве Айт и оставил всю мальчишескую искренность и пылкость в поступках. Спокойный в своих эмоциях, он не бросался очертя голову даже в абордаж, а женщин привлекал к себе уверенностью и знанием себе цены. Наученный чужим и собственным опытом, Айт старался не обременять себя глубокими чувствами, чтобы ненароком не встать на якорь в чьем-то порту. Да и в самом деле, по здравому рассуждению, влюбляться в проституток было глупостью для совсем уж юных матросов. Уж он-то прекрасно знал, что эти женщины любви к клиентам не питали.       Пожалуй, те самые непомерные амбиции и привели Айтвараса к встрече с ведьмой. Дерзкий план захвата заложницы, открытый конфликт с влиятельным человеком — Айт не боялся последствий, он просчитывал все возможные исходы своих решений.       Ни в одном из них не было мысли о том, что девушку можно перепутать.       Куда больше, правда, капитана удивило, что за простую служанку графская семья готова платить выкуп; для него это многое говорило о пленнице. Об Ирэн. Как ни хотелось Айту от нее отстраниться, она манила к себе, точно сирена: в ней было столько нового и неизведанного, что он не мог умерить своё любопытство. Он наблюдал за каждым её поступком, за поведением с ним и с командой, за отношением к себе самой и к окружающим, всё больше удивляясь тому, как поверхностны были его знания о женщинах. Холостяцкая жизнь среди мужчин, разбавленная редким общением с сестрой или проститутками, не давала раньше возможности встретить подобных девушек (хотя Айт отчего-то был уверен, что подобных ей нет нигде).       Ирэн понимала его. Какая-то необъяснимая внутренняя мудрость, то ли ведьминская, то ли чисто женская, помогала ей смотреть в самую глубину его мотивов. Айт находил сходство в их общей интуиции, которая определяла многие их решения и часто спасала от неопределённости. Ведомая этой интуицией, Ирэн точно знала, когда капитан искал её компании и когда к нему было лучше не подходить; она умела успокаивать его злость или беспокойство прикосновением руки — как по волшебству, — могла пробудить в нем желание одним своим видом, почти ненароком. Она требовала к себе уважение и заслуживала его делом; она взбрыкивала, когда её считали беззащитной, и училась сама себя защищать. И Айта всё в ней восхищало.       Он не сразу заметил за собой первые долгие взгляды в её сторону, глупые неосторожные улыбки в присутствии посторонних — раньше него это заметил Шен. Его беззлобная подколка по этому поводу отрезвила Айтвараса, заставила думать и следить за своим поведением. Для Айта телесная близость была куда более привычным делом, чем душевная привязанность, и с последним он старался не торопиться. Смысла в тех стараниях, конечно, никакого не было, это он понял много позже. Интерес к ведьме, увлечённость ею, ревность к посторонним была ему понятна, Айт даже готов был признать себя «влюблённым по уши», как шутила его команда, но не более того.       Он знал, в какой момент всё поменялось. Этот день всплывал в его памяти в чётких деталях, вряд ли была возможность как-то его забыть. Обозлённое лицо родного брата, готового вогнать нож в спину Айта, Ирэн, эту спину прикрывающая, и черное штормящее море, в котором они оба чудом не погибли. Уже позже, согреваясь под кипой тканей и прижимая к себе спящую девушку, Айт задумался о том, с какой готовностью прыгнул вслед за ней в пропасть. И это его напугало.       После этого дня жизнь стала сумасбродней, чем когда-либо ранее. Хотя единственным, что в самом деле его жизнь изменило, отныне была ответственность за жизнь ведьмы, которую Айт в полной мере осознал. Это было чем-то в разы большим и важным, чем привычная уже ответственность перед командой, своими братьями по оружию; Ирэн ошибалась, полагая, что он считает её слабее других и опекает. Айт мало кого знал сильнее её. И Айт уж точно никого ещё так не любил.       Ему с трудом далось это чувство, полное тревоги за другого человека и требующее доверия: через эти трудности они проходили вместе, сквозь обиды, враньё, ругань и зелья правды. Он, привыкший к беспрекословному исполнению своих приказов и повелительному тону, с ведьмой учился слушать и просить. Такими поступками он постепенно завоёвывал её доверие, и оно в его жизни казалось невиданной роскошью; такие ценности Айтварас умел беречь.       Временами Айт думал, насколько проще сложилась бы жизнь Ирэн без его участия. В те страшные минуты, когда она зашептывала свои раны после неудачной стычки или болезненно шипела от задетого синяка, когда Айт раздевал её и замечал едва затянувшиеся шрамы — он порой представлял себе, как она жила бы без него. Представлял себе сушу, и городскую жизнь, и простой дом без вечной качки, и другого мужчину рядом с Ирэн — простого ремесленника, скучного и безопасного. А потом смотрел на неё, на горящие глаза и призывно протянутые руки, забывая все возможные глупости о другой жизни.       Он давал ей шанс уйти когда-то давно, а она ни на шаг не отдалилась. Все решилось ещё тогда.       — Ты не замёрз ещё тут? Слезай, я принесла глинтвейн, — Ирэн вышла к нему из дома, и Айт начал спускаться к ней по лестнице с крыши. Недавно черепица прохудилась в одном месте и начала пропускать в дом дождевую воду, так что он хотел как можно скорее это исправить. Ирэн, конечно, предлагала ему не морочить голову и заплатить плотнику, но Айт на это лишь фыркнул, что у него пока ещё руки из нужного места растут. Задачка и правда была нетрудной, хоть он и не занимался особо раньше плотничеством.       — И правда похолодало, — согласился он, принимая горячую кружку из рук жены. Порой его удивляло то, что ему в жизни довелось кого-то так называть, но было в этом нечто безумно правильное, греющее не хуже глинтвейна.       — Табита опять заупрямилась и без плаща убежала, — Ирэн со вздохом укуталась в шерстяной платок поплотнее, — как бы под дождь не попала и не заболела.       — У неё горячая кровь, пиратская, — Айт улыбнулся, чувствуя, как горячий напиток начал согревать нутро.       — Ей восемь, Айт! И, так уж вышло, ведьмовского здоровья у неё нет, — голос Ирэн сквозил беспокойством за дочь. Айтварас поставил кружку на ступень лестницы и обнял жену за плечи, устроившись подбородком аккурат на её макушку.       — Из нас двоих ведьма ты, — его ладони нашли её, — и мерзлячка тоже ты.       — Я не мерзлячка, просто ты закаленный с детства ещё, — возразила Ирэн, притираясь затылком как можно ближе, будто ластящаяся кошка. Айт усмехнулся такому сравнению, слишком уж оно подходило его ведьме.       — И дети наши пусть такими же здоровыми будут, как я. Но я тебя понял, поговорю с Табитой, когда вернётся.       — Спасибо, милый, — такое обращение как-то легко и незаметно вошло в его жизнь, и Айт тому даже не противился. Ирэн повернулась, оставив краткий поцелуй на его губах, и разомкнула объятия. — Если проголодался, иди в дом, обед стынет.       — Закончу с крышей и сразу приду, родная, — не хватало ещё, чтобы его семья и впрямь заболела из-за сквозняков и дождя сквозь дыру в черепице. Среди многочисленных Айтовых недостатков никогда не было халатности.       Ведьма кивнула и ушла в дом с пустой кружкой, выпуская с открытой дверью тепло и вкусные запахи. Айт поторопился забраться по лестнице: хотелось поскорее закончить с работой, ведь дома его ждали. К этому чувству он до сих пор до конца не привык. Думал ли он, осиротевший мальчик в углу борделя со сводной сестрой, что станет когда-то отцом? Думал ли он, беззаботный пират без привычки сближаться, что будет кому-то верным мужем? Куда только жизнь его не штормила, конечно. Того и гляди, в любой момент обратно в море занесёт — подобные праздные мысли более не тяготили его. Пожалуй, впервые Айт чувствовал себя на нужном месте, цельным и даже счастливым. Такая гавань стоила долгих лет поисков.