живые и мертвые

      Прикосновения у Сэйбер нежные, аккуратные.       Она берет Хакуно за подбородок и легким движением поднимает голову, после чего заглядывает в глаза. Руки у нее теплые, едва не горячие, и, кажется, что вовсе она не порождение маны и магии, а нечто более реальное. Настоящее. На ее фоне Хакуно сам себе кажется пустышкой и куклой, и чувство пустоты откликается где-то глубоко внутри. Но сейчас не до него, сейчас надо было слушать ее — то, что скажет Сэйбер.       Сегодня они поменялись ролями. Сегодня властвует слуга, а не мастер.       Сэйбер аккуратно подхватывает кусочек торта пальцами и подносит ко рту. Его совсем немного, но она медленно глотает его, измазывая светлые губы в сливках, а после — облизывая их и пальцы. Хакуно не дышит и смотрит вовсю на то, как Сэйбер по-лисьему улыбается и медленно слизывает сливки с пальцев, после чего вдруг останавливается. Ее зрачок сужается, и сейчас она напоминает не ту ленивую львицу, какую он привык видеть, а озорную кошку, придумавшую новую проделку.       Наклоняясь вперед, она резко толкает Хакуно на траву раскрытой ладонью в грудь — он даже не сопротивляется, лишь слегка суживает глаза, когда Сэйбер опускается рядом и кладет свою голову едва ли в миллиметрах от его лица — они смотрят друг на друга, находятся так близко, что Хакуно слышит ее дыхание. Тихое.       Теплое. Жи-во-е.       Вновь улыбаясь, Сэйбер слизывает остатки сливок с пальца и игриво касается носа своего мастера, после чего ведет им же вниз, от скул до подбородка и по шее. Останавливается лишь в тот момент, когда рукой касается пиджака, но затем отстраняет руку.       — Лунная Клеть удивительна сама по себе, претор. Тут есть все, начиная от жаждущих расправиться с тобой врагов, до кулинарных рецептов. В мои времена такого не было.       В ее времена.       Иногда Хакуно забывает, что слуга перед ним жила сотни, если не тысячи лет назад. Сэйбер шутливо отказывается раскрывать свое имя, но рассказывает о временах далеких, словно ждет, чтобы он сам вспомнил — будто бы они уже встречались. Будто бы Сэйбер уже точно так же сидела на зеленой поляне забытого всеми уровня вместе с кем-то и с улыбкой говорила что-то. Только вот тогда, в фантомных воспоминаниях, рядом с ней был не он.       А кто-то другой.       Другая.       Иногда, Хакуно, впрочем, догадывается. Чужие имена, проскальзывавшие в речи слова — Сэйбер не старается скрыть свое настоящее имя, она играется с ним, и Хакуно позволяет ей вести в этой глупой бессмысленной гонке. Он уже давно понял, кто она.       И она поняла.       Только им нравится притворяться, что они все еще не знают, что между ними еще не теплые отношения — превыше слуги и мастера. Просто Сэйбер.       Не Нерона.       — Приоткрой рот, мой претор.       Голос Сэйбер звучит грозно, она не просит — приказывает.       Хакуно послушно исполняет ее требование.       Он не чувствует вкуса торта, которым с пальцев кормят его — знает лишь, что он наверняка сладкий и приторный. И у сливок очень ярко выраженный вкус. Но ничего из этого не ощущает, потому что вкус в этой симуляции реальности — лишь выдумка. Как бы могущественна не была Лунная Клеть, как бы легко она не возвращала умерших обратно, запирая их в кошачьей коробке не-смерти и не-жизни, все же, не все было ей подвластно. И послушно слизывая с тонких аккуратных пальцев Сэйбер сливки, Хакуно понимает, что ощущает пустое ничто, хотя должен был наслаждаться.       Но он все равно улыбается.       Выдумка, додуманный им вкус, кажется ему самым приятным за всю его недолгую придуманную жизнь. Он проводит языком по пальцам своей единственной и незаменимой, той, которую он и слугой сейчас не в силах назвать — равная, не иначе. Сэйбер довольно улыбается, и в ее глазах отражаются солнечные зайчики. И эта улыбка кажется Хакуно ярче и прекрасней любого Грааля, ради которого когда-то давно, тысячи симуляций назад, мастера убивали друг друга.       — И как тебе на вкус?       Сэйбер улыбается, хотя знает ответ.       Они давно так сидели — на мертвом уровне, где когда-то давно властвовал мертвый Мастер и его слуга — благородный вор. Только от них теперь осталась лишь пыль, забытые воспоминания, ничего более. Весь этот этаж — их вдвоем, пустой, забытый. Лунная Клеть медленно пожирала себя, застыв во времени, и Хакуно думалось, что эта их прогулка с Сэйбер, во всяком случае тут, будет последней.       Дальше — лишь выше. И так до победы.       Взяв в руки ее ладонь — маленькую, теплую — Хакуно прижимается к ней щекой и бормочет:       — Мне понравилось.       Но добавляет:       — Правда вкуса не ощутил.       — Это потому, что призраки не ощущают вкус.       Сэйбер улыбается, и в ее глазах сверкают солнечные зайчики.       А Хакуно видит за ее спиной полыхающий Рим.