Аркана

Говорят, за улыбкой можно спрятать что угодно. Боль, печаль, любовь, ненависть… И пока ты продолжаешь улыбаться, люди будут улыбаться тебе в ответ. Потому что в большинстве своем они слепы, и не способны разглядеть истинных чувств под чужой маской. Точнее, им просто нет до этого дела. Улыбка Танджиро давно перестала нести в себе прежний свет. Теперь она тоже скрывала многое — горечь при убийстве демонов, отчаяние от потери сестры, боль от неразделённой любви, которую он пронес сквозь года… Но все продолжали думать и верить, что Камадо остался прежним, что не сломался, что до сих пор, несмотря ни на что — яркое солнце, полное любви к этому миру. Это было абсолютно не так. Стоило парню остаться одному, улыбка исчезала, и все скрываемое окутывало его темной пеленой. Об этом не знал никто, кроме, пожалуй, Зеницу и Иноске. Они ведь изменились тоже. Но даже их Танджиро старался не обременять, и улыбался через силу. Обычно до тех пор, пока Хашибира не снимал свою маску и не начинал смотреть на парня с пониманием. Тогда можно было переставать притворяться, и Камадо просто заваливался на колени Зеницу. Парень гладил его по голове и говорил — много и долго, зная, что им это нужно. Простые разговоры, без демонов и истребителей, без смертей дорогих людей; истории словно абсолютно не про их мир. Иноске эти сказки слушал тоже, устраиваясь подле Танджиро, чтобы погладили и его. Так они засыпали часто — втроем на одном футоне, держась друг за друга как за последнее спасение. А утром снова нужно было притворяться всем троим. И идти на миссии, с которых они могут не вернуться. Впрочем, не вернуться с одной из них Танджиро и желал. Это было низко и эгоистично, он сам понимал. Но сражаться ему больше было незачем — Недзуко мертва, а ведь он решился на все это только из-за неё. Теперь же даже ненависть к Кибуцуджи не давала стимул двигаться дальше — демон представал перед ним скорее отчаявшейся душой, чем злобным существом, требующим уничтожения. Да и не говорить же, что некоторых демонов Танджиро оставлял в живых, и просто врал главе об успешном выполнении задания. Хотя Убуяшики наверное знал всё и так. И всё же ничего не говорил. Почему, интересно? Танджиро греет замерзшие руки у костра и втягивает носом воздух. Всю местность заполнил сладкий запах демона. Демона, который сейчас сидит рядом с ним и кутается в бежевый плащ. Ему не холодно, но демоном он стал только недавно, и человеческие привычки остались до сих пор. К запаху демона примешивается ещё один, знакомый Танджиро до боли и до кровоточащего сердца. Томиока появляется как всегда тихо и словно бы из ниоткуда. Не говорит ничего — ни про демона (а тот скрывается, лишь завидев второго истребителя), ни про самого Камадо. Просто садится рядом и достает завёрнутый в платок онигири. Делит его пополам и протягивает одну из частей Танджиро. Парень берет ее так же молча и стараясь не соприкоснуться с чужой рукой. Есть не хочется, но он все равно съедает все до конца — не хватало ещё в обморок грохнуться на обратном пути. На самом деле, это не главная причина. Он не ел нормально уже четыре дня, и мог не есть ещё столько же. Но эту еду ведь дал ему Томиока, а значит Камадо просто не может отказаться. При взгляде на мужчину сердце словно осыпается в груди горячей золой. Танджиро по возможности старался избегать его. Но столп воды всегда находил его сам. Это убивало. — Ты такой жестокий, Томиока, — Танджиро не замечает, как говорит это вслух. Гию не понимает, о чем парень говорит. Смотрит хмуро, но прочесть ничего в рубиновых глазах не может. А ведь раньше все эмоции и чувства парня были как на ладони. — Не бери в голову, — Камадо криво улыбается и снова смотрит на танцующее пламя. Оно бликами отражается в его глазах. А Томиока все не может отвести взгляд от такого знакомого и в то же время чужого Танджиро. Он потерял парня ещё тогда, когда Камадо занял место одного из столпов. Теперь он понимает это как никогда отчётливо. — Ты тоже, — Гию говорит это тихо, даже не ожидая, что его услышат. Но Камадо всё-таки слышит, и смеётся, пока смех не превращается в кашель. — Верно. Столп воды садится ближе и обнимает парня, делясь своим теплом, заставляет опереться спиной о свою грудь. От этого простого действа Танджиро вздрагивает, но не вырывается, а устраивается поудобнее. Глаза закрываются против воли. «Ты — моя единственная причина жить» — хочет сказать Камадо, но продолжает молчать и притворяться спящим. Он просто не может обременить Гию этими словами. Танджиро слишком любит его, для того, чтобы заставить жить ради себя. Томиока, слушая ровное дыхание парня, оставляет на макушке Танджиро лёгкий поцелуй. «Взаимно» — ответил бы столп воды, если бы Танджиро все же решился. Но все-таки, похоже, их чувства друг к другу так и останутся навечно тайной. Или до тех пор, пока кто-то из них не умрёт. Ведь сказать о любви мёртвому проще, чем живому, верно?