Сын Солнца

— Хееей, —выдаёт Шэгги хрипло и протяжно, под конец заместо звуков ее имени срываясь на болезненный и долгий смех. Он показывает дрожащей рукой куда-то на книжный шкаф и машет рукой своему выдуманному Солнцу, Велма почти роняет настоящую слезу и думает, зачем же ей все это, черт возьми, нужно. У Велмы и без того кредит на образование и абсолютно бесполезная на факультете математических наук философия. У Велмы и настоящее-то солнце светит хорошо, если раз в неделю. У Шэгги всегда солнечно, у Шэгги свой собственный Бог, с которым он встречается ежедневно на одолженные у Велмы и ни у нее одной (она же умная, все понимает) деньги. В последний раз! Она себе обещает. Но у Шэгги в грязной комнатке, в нищете и в затуманенном наркотиком сознании всё всегда так хорошо, а у Велмы в квартире всегда как-то тесно и холодно. И он ребенок Солнца. А она прячется за книгой по Матанализу, и уже не знает, отчего же она устала больше всего. От того, что Шэгги спускает на наркотики ее деньги, от того, что поговорить с ним можно хорошо, если раз в три дня, от того, что она каждый раз все равно приходит к нему или от того, что не может объяснить, зачем это делает. Это похоть? Или все-таки сердце? Кажется сердце, потому что что-то болит… И Велма слишком умна, чтобы верить в его наркотические бредни, чтобы принимать его таким, какой он есть, чтобы пытаться его спасти или не заметить, что на этой неделе он еще ни разу не узнал ее лица. Но слишком глупа, чтобы перестать наконец искать его по притонам и грязным квартирам и греться в лучах Солнца, что живёт у Шэгги в голове, и теперь льётся сквозь длинные пальцы прямо в нее. — Я на той неделе не приду. Экзамены. Он ожидаемо не слышит и с блаженной улыбкой тянет руки к ней. И Велма зачем-то делает шаг навстречу. Он весь провонял потом и блевотиной, и она ненавидит его длинные грязные волосы больше философии. Но выдуманное Солнце хохочет над ними, прыгая с татуировки на его плече, прямо Велме на нос, и тысячи его теней пляшут на стенах, заводя странную песню. Это благословение. Благословение. Но это в последний раз. По крайней мере на этой неделе. Экзамены же… Огромный Дог с жалобным скулежом бежит за ней, кажется его опять никто не кормил. Она отдаёт Скуби кусочек колбаски, благо всегда для него припасенный. Этого мало. Да, этого мало. И Велма почти со злорадным смехом смотрит собаке в глаза. Она такая же. Ей тоже мало. Может, все-таки похоть? Потому что сегодня почти не болит. Неделя экзаменов накрывает ее с головой, припечатывая лицом к учебнику философии. Велма гений в математике, но не в этой лабуде, что кто-то назвал прародительницей всех наук. В понедельник она почти не спит. Ей все кажется, что Шэгги без нее не справится. Во вторник ей снится гигантское Солнце с гнилыми зубами и кажется Платон. В среду она всерьёз думает взять себя в руки. Она умная, как никак. В четверг Велма идёт на экзамен по философии, а он наконец находит где-то дозу. Передозировка дело страшное, и Шэгги умирает на чьей-то съёмной квартире с перекошенной улыбкой на лице прямо на глазах у гигантского выдуманного Солнца, пока тысячи его теней поют похоронную песню, пока Велма дрожащей рукой тянет билет. Четвёртый! Хорошо! Она его отлично знает!