* * *
— Вообще-то квартира съёмная, — поясняет Светлана, возясь с ключами. В подъезде намного теплее, чем на улице и шея тут же покрывается мелкими капельками пота. Они стоят возле маленькой обшарпанной двери и Света чувствует себя странно неловко, будто она сдает какой-то крайне важный экзамен, на подготовку к котрому потратила всю ночь, а он совсем не запомнился. И вот сейчас на нее кинут снисходительный взгляд, скажут что-то вроде: «Не ожидал от тебя, Сурганова. В пятницу на пересдачу» и выпрут из аудитории. Но ничего не происходит. Ключ все никак не хочет попадать в замочную скважину, руки трясутся и Светлана не знает наверняка, что именно послужило тому виной: то ли озябшие пальцы, еще не успевшие согреться теплым воздухом помещения, толи острый взгляд, направленный точно ей в затылок. Наконец дверь распахивается и Сурганова гостеприимным жестом приглашает Диану войти. Та заходит в квартиру как к себе домой — небрежно бросает куртку у вешалки, туда же ставит гитару и, не разуваясь, проходит в гостиную. — Обувь сними, — окликает ее Сурганова, расстегивая молнии на сапогах. Ответа не следует. Тяжело вздохнув, Светлана раздевается и идет следом. Диану она обнаруживает возле полок с книгами. Девушка стоит к ней спиной, сильно ссутулив худые плечи и с интересом что-то листает. Света замечает, что без мешковатой куртки ее стало на порядок меньше. Или даже на два. Остались невероятно худые руки, топорщащиеся локтями, торчащие из слишком большой, явно чужой футболки с какой-то забавной надписью на непонятном языке. И внезапно густые светло-русые волосы, чуть выше плеч. — Так, — произносит Света, привлекая к себе внимание, — сейчас я отведу тебя в ванную и ты помоешь руки. Хорошо? Диана кивает и нехотя плетется следом за Светой, по пути стараясь рассмотреть все, что только может попасться ей на глаза. В ванной замирает перед зеркалом, забавно морщит нос, поправляя отросшую челку и странно косится на стакан с двумя зубными щетками. Света закрывает дверь, оставляя случайную гостью наедине с собой и удовлетворенно кивает, когда слышит звук льющейся воды. Очень скоро Диана появляется на пороге кухни. Ее взгляд мечется по скромной обстановке, столу, стульям, вазочке с печеньем, баночкам с непонятно чем и замирает на профиле Сургановой. Света возится у плиты, поочередно открывая ряд шкафчиков и как-то по-домашнему хлопая их дверцами. Когда она замечает Диану, та неловко отводит взгляд. Света отмечает, что помимо рук она зачем-то намочила и волосы и теперь они мокрыми сосульками топорщатся в разные стороны, прилипая к лицу. «Простудишься же, глупая» — хочется сказать ей, но Сурганова прикусывает язык. Мало ли, когда в последний раз Диана имела возможность принять душ. — Как ты быстро, — Света улыбается. — проходи, садись, я тут пока поставила нам разогреваться гречку, думаю, скоро будет готова. Чай? — Да, спасибо, — Диана плюхается на стул. — эта квартира…ты снимаешь ее с кем-то? — Нет, — голос Светы звучит удивленно. — моя соседка съехала неделю назад. Тут еще остались кое-какие ее вещи, но я не думаю, что она за ними вернется. При слове «соседка» на лице Дианы возникает неопределенная гримаса. Света ставит на стол две кружки и начинает разливать чай. От прозрачной янтарной струи поднимается густой и ароматный пар. Подумав, она решает всё же уточнить: — А ты-то сама откуда взялась? — Из солнечного Магадана. — Да? — Света быстро прячет своё удивление и добродушно интересуется: — переехала на учёбу? — Сбежала, — Диана пожимает плечами. А вот этому она, почему-то, совсем не удивлена. Чай они пьют в тишине. Диана глотает быстро, буквально вливает его в себя, будто в кружке и не кипяток вовсе. Обжигается, шипит. И очень трогательно таскает печенье из вазочки. Гречку ест так же, усердно работая ложкой, чуть ли не забывая жевать. От добавки не отказывается. Света смотрит на Диану и ощущает какое-то странное чувство. Такое, должно быть, возникает у матерей, когда их дети возвращаются с долгой прогулки и с аппетитом начинают поглощать все то, что их мамы приготовили с любовью и заботой. От такой ассоциации ей немного смешно. Света спохватывается, когда тарелка пустеет. — Велосипед! — кружка с чаем тут же была поставлена на стол, а на лице отразилось беспокойство. — Мы забыли твой велосипед! Там, в парке… Диана, внимательно наблюдавшая за её действиями, выглядела позабавленной. Медленно облизав ложку она, наконец, произнесла: — Расслабься, велосипед не мой. Света потупилась. — А чей? — Не знаю. Чей-то. — Ты его украла? — Одолжила, — морщась, исправила Диана. — Зачем? — Кататься, блин. Не задавай глупых вопросов. Светлана хмурится. — И часто ты вот так одалживаешь чужие вещи? — Морали мне читать собралась? — ощетинилась Диана. Она, должно быть, хотела выглядеть угрожающе, но в этой огромной футболке, натянутой на худенькие, хрупкие плечи, была похожа на маленькую беззащитную девочку и Светлану внезапно пронзило уколом жалости и нежности. — Если да, то лучше заткнись. Я за свою жизнь их столько наслушалась, что при желании книгу написать смогу. — Тише-тише, — Света поднимает руки в успокаивающем жесте, — не собираюсь я тебе ничего читать. Успокойся. — Я спокойна, — скрипит Диана и утыкается носом в кружку. Немного погодя, Света начинает снова: — Тебя, наверное дома ждут, волнуются. На секунду в глазах Дианы мелькает что-то, что Света никак не может разобрать, а губы растягиваются в горькой усмешке. — Ну да, — саркастически тянет она, — маман уже наверняка обзвонила все морги, подняла на уши больницы, пролила море слез и ждёт меня, бедную ненаглядную. — А что, нет? — осторожно спрашивает Света. — Да хрена с два. — …А зачем ты вообще ушла? Диана пожимает плечами. — Достали. Все. Сначала Света хочет сказать, что это не ответ, но Диана всем своим видом показывает, что развивать эту тему не намерена. — И что планируешь делать? — Не знаю. Жить? — А есть где? — Представь себе, — огрызается Диана, а после более спокойно продолжает, — остановилась у одного друга. Ну как друга, приятеля, если быть точнее. Так он неделю назад в другой город на учебу отчалил, попросив своих приютить меня до поры до времени. Приютили, что б их. Каждый день пилят мозги старым добрым «как нам тесно жить втроем в одной квартире, бедные мы несчастные, живём впроголодь, почти святым духом питаемся, ах, Дианочка, а у тебя точно больше нет друзей в городе? Нет-нет, что ты, мы тебя не прогоняем, просто интересно». Чую, скоро попросят меня. И не факт, что вежливо. — А потом? — Суп с котом и хрен для любопытных, — снова огрызается, — жильё я ищу. Ясно? — И как оно? — Коленкой об косяк. Не слишком ли много вопросов, а, Сурганова? Света задумывается. С одной стороны, ей позарез нужен сосед, и она уже почти отчаялась найти кого-нибудь адекватного. Все нормальные кандидаты к этому моменту жили либо в общежитии, либо со своими парами. С остальными связываться не хотелось. С другой стороны, пускать вот так в дом человека с улицы, незнакомого… Но было в этой Диане нечто такое, что подсказывало: она не опасна. Да, немного грубая, да, нарушает закон, но разве от хорошей жизни? В конце концов, найти подход и перевоспитать можно любого. Главное, с этим не затягивать. Очень трудно перевоспитать взрослого человека, уже закостеневшего в своих взглядах и привычках. Кстати о них. — Есть вредные привычки? — спрашивает Света. Диана усмехается: — Курю, как видишь, — говорит.— Веду аморальный образ жизни и играю на гитаре. Проблемы? — У самой скрипка, — отбивает Света, которая еще не решила, хочет ли узнать, что именно скрывается за этим «аморальным образом жизни». — Выходит, договорились? — спрашивает Света и наблюдает за тем, как удивлённо подпрыгнули чужие брови. Хитрый прищур возникает внезапно и сражает наповал. — К себе приглашаешь, Сурганова? Светлана еще раз взвешивает всё и решает, что квота дурацких решений в этом году еще не выполнена. — Платишь вперед, все делим поровну. В квартире поддерживать чистоту, сомнительных личностей не приглашать. Если что — выгоняю без разговоров. Идет? — Идет, — Диана выглядит до нельзя довольной. Она одним глотком допивает чай и с громким стуком ставит кружку на стол, — Сегодня соберу вещи с хаты приятеля, распрощаюсь с родаками-мудаками и примчусь сюда на алых парусах. Неожиданно оптимистичная Диана поднимает ей настроение. Сурганова фыркает и добавляет: — Приходи после шести. Я как раз вернусь, успею приготовить ужин и немного прибраться. — Отлично. Диана встает, отряхивается от невидимых пылинок, подхватывает с пола куртку, гитару и уходит. Света провожает ее долгим взглядом из окна. Кажется, на учебу она сегодня опоздает.* * *
Когда раздается звонок в дверь, Света стоит с ворохом одежды в руках и не знает, куда её можно засунуть так, чтобы она хотя бы на первый взгляд не бросалась в глаза. В итоге она торопливо запихивает всё в шкаф — как было, комом, и идет открывать. На пороге стоит Диана. Взлохмаченная, в настежь расстегнутой куртке и сжимающая в руках большую спортивную сумку, она неловко переступает с ноги на ногу. — Так, — говорит Света, пропуская Диану внутрь, — у меня квартира всего с одной спальней, поэтому будешь спать в гостиной на диване — он раскладывается. Диана кивает, попутно раздеваясь. — Вот здесь, — показывает она дальше, — как ты уже знаешь, кухня. Продукты в холодильнике, как договорились, напополам. — Какое у тебя полное имя? Документы вообще есть? Диана снова шарится по карманам и вручает Свете задрипаный паспорт, в котором значится «Диана Сергеевна Кулаченко». Место прописки и дата рождения. Ну ничего себе, а она моложе, чем Света думала. Кулаченко тем временем закидывает сумку на диван и начинает ее распаковывать. Когда она тянет на себя ручку шкафа, с целью положить туда пару футболок, Сурганова не успевает ее остановить. Шкаф открывается и ворох Светиных вещей тут же падает ей на голову. От неожиданности Диана кидается влево и, не устояв на ногах, валится на пол. — Блять! Ну ты и… Сурганова, — с презрением произносит Диана, вылезая из-под вороха одежды. От увиденной картины ужасно хочется расхохотаться. — Извини, — Света улыбается в ответ и оборачивается, уходя на кухню: — Ты не голодная? У меня тут гречка с…* * *
Первые несколько дней они привыкают друг к другу. Настороженно и постепенно. Светлана по большей части молчит и старается следить за ценными вещами, а Диана множит окурки в пепельнице и горланит песни по вечерам. Днём она почти не бывает дома и почти ничего не ест, а Света не знает, как толком к ней подступиться. — Ты заработаешь себе рак легких, — все-таки не выдерживает она. — Что? — Диана оборачивается и смотрит недоуменно. — Ты слишком много куришь, это не нормально. Если не перестанешь, это может серьезно сказаться на твоем здоровье. — О да, — тон Дианы саркастичен до невозможности. — Всегда мечтала умереть молодой и не шибко красивой. Что-нибудь еще, доктор-врач? — Да. Тебе нужно больше есть, для своего возраста ты слишком худа. — Вот как? Спасибо, запишу в ежедневник. Света улыбается и добавляет: — Ты на цыпленка похожа. Диана открывает рот. А после корчит такую возмущенную гримасу, что и описать невозможно. Как ни странно, после этого они начинают разговаривать. А на следующее утро Света, открывает холодильник и не находит там вчерашней еды. Она не находит там вообще ничего, что можно было бы съесть, не готовя. Даже морковки. Только сиротливую пачку масла под морозильной камерой и одинокую головку чеснока. Собираясь поделиться с Дианой идеей о том, что уничтожать все съедобное в доме — это не по-соседски, Светлана решительно направляется в гостиную и замирает на пороге. Кулаченко спит, даже не сняв очки. Свернулась на неразложенном диване, подобрав под себя ноги и обняв одной рукой плешивого плюшевого зайца. На полу валяются скомканные клочки бумаги, исписанные неровным почерком, стоит доверху полная пепельница, а рядом с ней — три тарелки. Совершенно пустые. Света еще не видела, чтобы Диана спала, и ей кажется, что за все время она и спит-то первый раз. А еще ей интересно, как вообще на этом диване можно было поместиться лежа. Тем более с такими ногами. Во сне Диана стала еще компактнее, сложившись так, что при желании ее, наверное, можно было бы поместить в коробку из-под обуви. А еще ее лицо перестало быть таким убийственно серьезным и сосредоточенным, и стало просто худым и тонким. Света качает головой. Ей уже перехотелось ругаться, и она просто забирает посуду с пепельницей и идет в магазин, оставив записку: «С тебя продукты. В следующий раз повешу на холодильник замок». Когда она возвращается, Диана уже проснулась. Об этом свидетельствовала бесперебойная гитарная игра. А еще у записки появилось продолжение — лаконичная надпись черным маркером в самом низу: «Ок». *** — Слушай, а чем ты вообще занимаешься? — однажды спрашивает Света. Ей действительно любопытно, потому что их соседство проходит обычно по одному и тому же сценарию: Света приходит с учебы, готовит перекусить и садится в гостиной заниматься. Ей нравится так учиться — когда она не одна, а есть еще кто-то. Это заставляет собраться и больше сосредоточиться. К тому же, ей приятно присутствие другого человека в квартире. Пусть даже этот человек сутками валяется на диване и ничего не делает. Иногда, правда, Кулаченко куда-то уходит, но это бывает раза два в неделю, и Света не знает, куда именно. Может просто гулять, а может по делам. Она не спрашивает, а Диана ничего не говорит. Зато у Светы постепенно появляется чувство, что дома ее рады видеть. Ей нравится, что каждый раз в квартире висит сизый сигаретный дым. Что там всегда кто-то есть, и от нее ничего не ждут и не требуют. Просто находятся. Диана редко ее приветствует. Обычно она даже не замечает, как Сурганова заходит в квартиру. Но, стоит той обозначить свое присутствие, как Кулаченко не выдерживает, и начинает что-то рассказывать, объяснять, возмущаться. Как ни странно, ее приятно слушать. Она разворачивается в кресле, облокачивается на спинку и начинает. Потом в запале вскакивает, ходит по комнате, резкими жестами разрезает воздух, ругается. В такие моменты она кажется даже младше своего настоящего возраста. Ее мысли парадоксальны, удивительны, совершенно непредсказуемы. «Ты представляешь?!», «А знала ли ты, Сурганова, что…», «Люди такие странные, вот…» Света никогда не может угадать, что еще там может обнаружиться. Вечный двигатель только набирает обороты. И Светлане это неожиданно нравится. Это вносит в ее жизнь некую хаотичную переменную. В то же время, достаточно стабильную, чтобы быть дома по вечерам. Она кивает, переспрашивает, задает наводящие вопросы и иногда даже спорит. А еще Диана пишет прекрасные, просто удивительные песни. Резкие, угловатые, как она сама, но от этого не менее очаровательные. Эти короткие, мозолистые пальцы с такой силой бьют по струнам, оттягивают, ласкают, пересчитывают. А голос — в нос, гнусавый, с завыванием. Но не противный, а трогательный, пробивающий. И закрытые глаза. Света помнит, как впервые услышала ее песни. Это было вечером третьего дня. Она тогда пораньше вернулась домой, разделась, разулась, прислушалась, заглянула в комнату… А потом, не помня себя, выдохнула: — Потрясающе! Диана тогда уставилась на нее так, будто Света достала из штанов слона и тут же засунула его обратно. — Что? — переспросила она, разом теряя все свою спесь. И Сурганова повторила. И про голос, и про пальцы, и про то, что та просто создана для большой сцены, и что все это нужно развивать. И многое-многое другое. А Диана краснела, бледнела и впервые за все время смотрела на Свету чуть ли не с уважением. — Так чем ты занимаешься в свободное время? — повторяет Света. Она до сих пор мало что знает о своей соседке. Диана поднимает глаза. — Тебе может не понравиться мой ответ, Сурганова. — И все же? — Воровством. Захожу в интересные магазинчики и выношу оттуда интересные вещи. Вот так просто, ни капли стеснения и стыда. — О боже. Серьезно? — Вполне. Света вздыхает. Она знала, чуяла, что обычность была бы роскошью. — То есть, выходит, я покрываю преступницу, — говорит. — Выходит, что да. — У Дианы абсолютно спокойный голос. — Я могу позвонить в милицию, — со стороны Сургановой это не угроза, а констатация факта. — Можешь, — градус спокойствия не колеблется. — И? Никаких возражений, оправданий? — Нет. С твоей точки зрения, ты права. Я занимаюсь противозаконными вещами. Но даже позвони ты в милицию, они ничего не найдут. Я не попадаюсь, Сурганова, но ты можешь попытаться. У Светланы просто нет слов. Она внимательно смотрит на Кулаченко и пытается понять, говорит ли та правду. Диана серьезна. Она не возмущается, не сжимает в волнении пальцы. Она очень спокойна и просто объясняет. Не оправдывается. — Тебе не всегда будет везти, — наконец произносит она. — когда-нибудь ты попадешься, лучше завязать с этим прямо сейчас. Диана высокомерно фыркает. — Слушаюсь и повинуюсь. Они ненадолго замолкают. — А музыка? — она решает сменить тему. — Что музыка? — Ты никогда не задумывалась о своем будущем? О профессии музыканта, мировой известности? — Понятное дело, — качает головой Диана, — задумывалась. Хочу создать свою группу. Как-нибудь обязательно, я уже и название придумала. Светлана вопросительно поднимает бровь. — Ночные Снайперы. — Звучит пафосно, — замечает Света. — Пафосно и есть, — соглашается. — Но людям это нравится. Им нужна определенная доля пафоса. Если ты ставишь себя низко, никто к тебе не пойдет. Помпезность, громкие слова, стильность и готичность — к этому потянутся. Светлана рассеяно кивает. — Так что? Звонишь в милицию? — Я подумаю, — говорит Света и уходит к себе. Она совершенно не знает, что ей думать, кроме того, что Кулаченко не похожа на преступницу. И что она ей почему-то верит. *** В день, когда у Дианы истекает «испытательный срок», Света возвращается домой поздно, практически ночью. Она долго сидела с друзьями в какой-то местной забегаловке, пила пиво, шутила шутки и рассказывала о своей странной, но жутко притягательной соседке. Оказалось, что в пересказе Диана изрядно убавила в странности, превратившись из «неадекватной магаданской дивы» в полне нормальную, но немного «того». Придя домой слегка подвыпившей, Светлана собиралась сообщить Кулаченко, что та может остаться, но против обыкновения не обнаружила ее на своем привычном месте — диване. На кухне было пусто, и из ванной не доносилось ни звука. Гитара одиноко склонилась к переполненной пепельнице. «И куда тебя черти понесли на ночь глядя, пугало?» Пожав плечами, Света направилась в спальню. В конце концов, ее соседка имеет право гулять когда и с кем вздумается. Тем не менее, Диану она все-таки обнаружила. На своей собственной кровати, плотно завернутую в кокон из одеяла. Спала она крепко, не услышал ни того, как вошла Сурганова, ни ее нарочито громкой возни. Пошевелилась Кулаченко только тогда, когда Света присела на край кровати и аккуратно потрясла ее за плечо. — Я думала, что ты не придешь, — пробормотала Диана куда-то в подушку, не открывая глаз. — Это объяснение или оправдание? — И то, и другое. Наконец, она начинает ворочаться, поворачивается на спину и смотрит на Свету. — И вообще, — говорит Диана, — это несправедливо. Мы делим квартплату пополам, а худшие условия у меня. — Зато ты ешь мои продукты, — возражает Светлана. — Но я за них плачу. — То есть ты не уйдешь отсюда? — То есть не уйду. — А если силой? — А ее хватит, а, Сурганова? — с насмешкой начинает Диана, а после начинает канючить: — тебе жаль, что ли, дать мне нормально поспать? Я это не так часто делаю. — Вообще-то, это моя квартира. — Вообще-то, уже общая. — Ну, знаешь, ты зарываешься. Помнишь, я тебе говорила, если… — Знаю, — перебивает Диана. — Месяц испытательного срока уже прошел. Ты меня не выгнала до этого, значит, я тебе подхожу. Света давится возмущением. Ей смертельно хочется спать и выпитый алкоголь не способствует длительному бодрствованию. — Если помнишь, я тебе говорила, что это при условии, если ты не будешь наглеть. А ты уже наглеешь. — Если ты не заметила, я наглею еще со дня нашего знакомства. Расслабься, Сурганова, я подвинусь. Свете по-прежнему очень хочется спать. Сильно. Комната слегка покачивается, стены плывут. Она понимает, что в таком состоянии не то, что согнать Диану — разложить диван не сможет. — Ну и хрен с тобой, — бормочет Света, — двигайся. Но учти, это только на один раз. Она буквально чувствует, как Кулаченко в темноте ухмыляется, но та послушно двигается к краю кровати, и Света наконец падает на постель. И засыпает почти моментально, даже не замечая тела рядом. *** — Диана? — Светлана уже полчаса смотрит, как та воюет с тетрадными листами. Возле ее ног уже собралась нехилая такая кучка макулатуры. Сурганова теперь знает, что с головой погрузившись в работу, Диана начинает терять контроль над собой, и когда она в очередной раз замечает, как глаза соседки стекленеют и приобретают неживое кукольное выражение, она откладывает книгу и наблюдает. Сначала не выдерживают руки. В моменты, когда пальцы Дианы не бьют по струнам, они нетерпеливо барабанят по столу, теребят ручку кресла, футболку, волосы, лежащие на столе предметы, обводят края пепельницы. Потом Диана начинает поводить плечами и ёрзать. Она покусывает губы, крутит головой, словно выискивая в окружающих предметах подсказку, барабанит ногами, тяжело дышит, а скрип шестеренок в ее мозгу может не услышать только глухой. Потом она начинает ругаться. Громко, не стесняясь в выражениях. Ругается на стены, гитару, лампочку, свисающую с потолка на коротком черном проводе. Света дожидается этой последней, критической стадии и окликает: — Диана? Та резко оборачивается: — Я занята. Отвали. Света откидывается на диване и замечает: — Нет, не занята. Песня не получилась, мысли путаются. Оставь это до завтра, я хотела поговорить. Диана поворачивается уже всем корпусом. — Ммм? — Скажи… — Света на мгновение умолкает, пытаясь подобрать наиболее правильную формулировку. — Вот ты воровка, преступница. — Мы уже, кажется, это обсуждали, — раздраженно перебивает Кулаченко, — можешь вызвать милицию, мне плевать. — Погоди, — Света машет на нее рукой. — Дослушай сначала, а? Диана с легкой издевкой склоняет голову, и она продолжает: — Тебя никогда не интересовала другая сторона вопроса? — В смысле? — В том смысле, что погляди на себя. Гениальные мозги, отличные тексты, пробирающий голос… Не думала заняться этим всерьез? Вот просто взять и заняться? Диана молчит и только смотрит. Внимательно. — А стоило бы, — продолжает Сурганова. — Ты пошла по пути наименьшего сопротивления. Выпадать из социума — так с размахом, сразу в преступность. Но тебе скоро станет скучно, ломать — не строить. — И? Об этом мы тоже уже говорили. Думала, мечтаю, будет. Хватит ходить вокруг да около, к чему ты клонишь? — Я к тому, что Кулаченко, ты же уникальная, непохожая на других. Я знала и знаю многих людей, увлекающихся художественной самодеятельностью, но такое встречаю впервые. Ты нестандартно мыслишь, у тебя даже, черт возьми, собственный подход есть. Зачем ты зарываешь себя за этим бесперспективным занятием? Что ты делаешь с этими вещами? Продаешь? Оно тебе надо, Динь? Деньги можно зарабатывать и другим путем. Ты же хотела создать группу, что тебе мешает? Диана неопределенно пожимает плечами: — Пока мне не интересно. Света заглядывает ей в глаза и понимает — врет. — А потом? — А потом — посмотрим. — И отворачивается. Света поджимает губы. Ей кажется, что от нее банально отмахнулись, хотя, по ее мнению, мысль очень дельная. — Ну и ладно, — бормочет она, обиженно подхватывая книгу, когда слышит короткую, стремительную «трель» струн и примирительное: — Я подумаю. Света усмехается.* * *
Света чувствует, что не выдерживает, иногда Диана просто невыносима. В определенные моменты она вообще жалеет, что впустила эту ходячую катастрофу в свой дом. Решив в кои-то веки принять теплую расслабляющую ванну, Света откидывается на спину и блаженно прикрывает глаза. Ее покой нарушает резкий телефонный звонок. Трубку снимает Диана. — Светуль? Здравствуй, родная! Ну как ты? — звонкий женский голос разрезает стоящую в коридоре тишину. — А я вот документы разбирала и решила позвонить, отвлечься, так сказать, от нудной рутины. Как ты там без меня? Есть новости? Нет, стой, не отвечай, я первая! Самойлова, соседка наша бывшая, беременна. Не, ну ты представляешь, сорок лет бабе, тут о пенсии думать надо, а она рожать собралась. Ты не подумай, я за нее очень рада, сама знаю, как давно она мечтала о ребенке, да все у них с Игорем никак не получалось. И тут на тебе, такой сюрприз мужу ко Дню Рождения. Ходит, аж от счастья весь светится, на руках ее носит. Кстати. О грустном. Настенька моя, ну, то есть, уже не моя, ты только представь, опять к своей москвичке умотала. Любовь, у нее, видите ли, случилась. Так и сказала: извини, мол, Рита, не могу тебя обманывать, люблю другую, сил нет. И уехала. А ведь ты мне говорила! Эх я, дура, нафантазировала себе бог знает что… — она замешкалась. — Ну и… в общем, осталась я опять одна у разбитого корыта, каюсь и все такое. Скучаю по тебе очень, вспоминаю часто, подумала вот, если ты, конечно, еще никого не нашла, ну…что я могу вернуться обратно. Не нашла же?.. Ты чего молчишь-то? Светуль? Диана молча выслушивает громкое беспрерывное трындычание и Свете почему-то кажется, что это не к добру. — Алло? — повисает небольшая пауза. — Света в душе, моется, — выразительно говорит Диана, всем своим голосом намекая на что-то пошлое и грязное. Светлана буквально слышит, как она улыбается, непристойно закусив нижнюю губу, — Передать ей что-нибудь? На той стороне сбрасывают. Быстрые гудки эхом разлетаются по коридору. Светлана вылетает из ванной комнаты почти в чем мать родила и хватает Кулаченко за руку. — Зачем? — только и успевает вдохнуть она. — Зачем ты оттягиваешь рукав моей водолазки? Понятия не имею, — сухо отзывается Диана, не сопротивляясь. — Какого черта ты вообще сняла трубку? — Ты с ней спишь. — Чт…- Сурганова теряет дар речи. — Да что ты себе позв… — Ты с ней спишь? — упрямо. — Да ты… — Ну и дура, — ее беспардонно перебивают, — она от тебя винты наворачивает, ебет всяких Ольг и Насть, а потом ее посылают и она снова летит нежиться в теплую постельку, к доброй и безотказной Светочке. Болячку подхватить не боишься, а, Сурганова? — Не твое дело! — грозно отчеканивает едва пришедшая в себя от чужой наглости Светлана, — моя личная жизнь — не твоё дело. И уходит в спальню, громко хлопнув дверью. После этого случая они не разговаривают три дня. Рита больше не звонит, да и Света не больно-то ждет ее звонка. В конце концов, Диана права на ее счет, Рита всегда пользовалась ее добротой. Секс у них был, да. Всего раз, да и то по пьяне. Света хоть и слыла мягким и отзывчивым человеком, но дурой не была, тут Диана ошиблась. Кстати, о Диане. Света чувствует странную, удушающую вину по отношению к Кулаченко, хочется подойти к ней, погладить по напряженной спине, волосам и извиниться за свою резкость. Сказать, что совать свой нос в чужие дела — нехорошо и пригрозить пальцем. Хотя знает, что по идее, должно быть наоборот. Это она — Диана, должна извиняться и мучаться чувством вины, это ей — Диане, должно быть стыдно за свое поведение. Но ей, судя по всему, совсем не стыдно. Диана обижена. И она всем своим видом это демонстрирует. Обида просачивается и сквозь вздернутый подбородок, и сквозь насупленное молчание, и сквозь до боли сжатые губы. Мирятся они вечером четвертого дня, когда все такая же надутая и сердитая Диана притаскивает откуда-то коробку конфет, почти швыряет ее в лицо Сургановой и выдавливает из себя сухое «прости». Света борется с желанием запустить презент обратно дарителю, но в конце концов, принимает извинения.* * *
В тот день, когда не сильно адекватная Светлана разрешила Кулаченко поспать у себя, она еще не знала, что «только сегодня» означает теперь «всегда». В следующий раз Диана приходит через несколько дней, посреди ночи, когда Света проклинает свою бессонницу и весь мир в придачу. Она не может заснуть. Просто не может, даже несмотря на смертельную усталость тела. Мозг отказывается выключаться, а если закрыть глаза, становится только хуже. На короткие отрезки времени она вырубается, но сознание тут же выбрасывает ее обратно. Света могла бы читать, но она не включает свет — в темноте можно сделать вид, что она, по крайней мере, отдыхает. — Ты что-то хотела? — спрашивает Света, когда видит Диану у себя на пороге. — Я пришла спать, — отвечает та, проходя в комнату. — Постой, — Света привстает на локтях. — Что-то случилось с твоим диваном? Диана тяжело вздыхает. — Мы это уже обсуждали, Сурганова. Я требую одинаковых условий. Двигайся. Света вздыхает, садится и щелкает выключателем. Похоже, это будет непросто. — Диана, послушай. Вообще-то я тогда сказала: один раз. И это моя кровать. Моя. Диана хмурится. — Я буду мыть посуду. — Хм. — Света делает вид, что задумывается. — То есть, по-твоему, это должно меня моментально убедить пустить тебя к себе в постель? — О, я серьезно, — Кулаченко закатывает глаза. — По крайней мере, про посуду. Могу еще рубашки гладить, соглашайся. — А если еще серьезнее? — А если еще серьезнее, то я не могу уснуть. Ты же врач, прояви сочувствие к страдающей. — Ложь, я видела, как ты спишь. — После трех суток абсолютного бодрствования. — О. — Сурганова потирает гудящие виски. — У тебя тоже бессонница? — Да. — Как же ты спала дома? — Дома была мама. И Антошка. — Диана дергает губами, — Мелкий говнюк прятался в моей постели от монстров. — А здесь? — А здесь я одна. — И ты хочешь… — Света тщательно подбирает слова, — спать вместе? — Рядом, — исправляет Диана. — Я не буду мешать. Тогда же не мешала. — Тогда мне даже артобстрел не смог бы помешать, — бормочет Света, шаря рукой по полу, в поисках выключателя. Не находит. — Я просто не хочу чувствовать себя завтра изможденной. Я что, много прошу? Света вздыхает. Она знает, что такое бессонница. Знает, насколько это изматывает. Ей и самой становится намного легче, если в комнате есть кто-то еще. Диана скрещивает руки, поджимает губы. Готовится к отказу. — Посуду, говоришь? — Да. И рубашки. — Обещаешь? — Обещаю. Вздох. — И я все еще оставляю за собой право выгнать тебя, если будешь мне мешать. — Естественно. — Соглашается Диана, — Спасибо. — Это всё посуда, — отзывается Сурганова. Она готова поклясться, что в этот момент Диана улыбнулась. — Разумеется. *** Диане скучно. Она шатается по дому с самого утра и ничем не может себя занять. Листы с записями разбросаны, справочники по анатомии перелистаны, обои из самодельной рогатки расстреляны. Не помогает даже гитара. Света стоит у окна и играет на скрипке. Это помогает ей расслабиться и хоть как-то заглушить чужое нытье. — Скучно, — привычно жалуется Кулаченко после каждой паузы. Она лежит на диване, закинув ногу на ногу и с самым несчастным взглядом пялится в потолок. — Ничего не могу поделать, — отзывается Света. — Пойди, прогуляйся. — Скучно, — повторяет Диана. — Порисуй. — Скуууучно. Света почти закипает. — А что тебе не скучно, Кулаченко? Спляши, обмотайся бинтами, пойди в переход и пой за деньги, займись хоть чем-нибудь, только оставь меня в покое. Диана задумывается. Затем вскакивает, хватает куртку и убегает из квартиры. В эту ночь она приходит поздно, почти под утро, когда Света едва успевает задремать. Раздевается прямо у порога Светиной спальни, кладет очки на тумбочку, неуклюже лезет под одеяло и пытается устроиться удобнее. Света слышит, как та возится, но старается не обращать на это внимания. Плевать, путь хоть весь дом перевернет. Ей лень даже открыть глаза, хочется сохранить легкое ощущение дремы и расслабленности. Кулаченко еще несколько минут ворочается, а потом поворачивается набок, лицом к Свете и та практически ощущает ее дыхание на своей коже. Когда Света снова начинает засыпать, из объятий Морфея ее выхватывает голос соседки: — Ты спишь? — неожиданно говорит Диана. В тишине шепот кажется очень громким. Практически оглушающим. Света открывает глаза и мысленно чертыхается. — Уже нет, — вздыхает она и поворачивается. — Тебе спасибо. Оказывается, Диана на нее смотрит. Судя по всему, она смотрела на нее всё это время. Свете под этим взглядом очень неуютно, и она спрашивает: — Ты что-то хотела? — Ничего. Света начинает раздражаться. — Послушай, я вообще-то пыталась заснуть. — Но ты не спишь. — У меня почти получилось, пока не пришла ты. Кулаченко молчит, и в этом молчании абсолютно не чувствуется вины. — Так что ты хотела? — Ничего. — Врешь. — Да. Проходит какое-то время. — Сурганова… И тут происходит странное. Диана кладет руку ей на грудь. У Светы перехватывает дыхание. Кулаченко раньше ее не касалась. Просто так — не касалась. Это настолько недвусмысленный и некулаченский жест, что Светлана забывает сделать вдох. — Ты с ума сошла? — Да. Я, кажется, больна, Сурганова. Вылечи меня, Сурганова, — голос, изо всех сил старающийся казаться задорным, предательски дрожит. — Послушай, — Светлана пытается подобрать слова. — Я не… — Заткнись. Рука на ее груди очень горячая, почти раскаленная. Пару раз она опускается вниз, совершая ласкательные движения, а потом снова возвращается обратно. Света отворачивается и смотрит в потолок. Низ живота скручивает приятной негой, чужие волосы приятно щекочут подбородок. Про лампочку на потолке ничего интересного. — Зачем? - Сурганова не узнает собственного голоса. — Просто. — Врешь. — Вру. — Диана, — говорит Света. — Спи, пожалуйста. Пожалуйста, спи. Диана по-прежнему смотрит. Потом соглашается. — Ладно. — И по-собственнически утыкается носом в изгиб ее шеи. Рука спускается ниже, замирает. Дыхание Кулаченко теплое и почти незаметное. А рука горячая. Света смотрит в потолок. Мурашки, судя по всему, решили устроить массовый забег по ее телу. Сна ни в одном глазу. Будильник прозвенит через три часа. *** В тот же день у них гости. Когда Света возвращается домой с занятий, то сразу слышит голоса из гостиной. «Какого черта?» — думается ей, ведь они четко договорились никого сюда не приводить. Стремясь разобраться в чем дело, Сурганова резко открывает дверь и замирает. Прямо перед ней стоит высокий мужчина в милицейской форме. Цепкие карие глаза направлены прямо на нее. — Светлана Сурганова? Мы вас ждем, проходите. — Голос властный и решительный. Света сразу понимает, что что-то произошло. Кроме него в гостиной находится еще два человека. Диана сидит на диване, подтянув колени к подбородку, вид у нее сосредоточенный и немного растерянный. А между тем мужчина продолжает говорить, но его слова пролетают насквозь и остаются почти неуслышанными. Какой-то участковый, вроде Иван. — Здравствуйте, — приветствует Свету невысокая женщина средних лет. Лицо ее не выражает никаких эмоций, отчетливо выделяются надменная линия губ и очень, очень острый взгляд, — я Галина Анисимовна Кулаченко. — Погодите, Кулаченко? — Света переводит взгляд с Дианы на незнакомую женщину. — Так вы… — Мать Дианы, — заканчивает за нее Галина, всем своим видом показывая неудовольствие от их знакомства. — А. Ясно. — Светлана Яковлевна, — приглашает ее жестом вроде-Иван, — присядьте. У меня к вам разговор. — Ко мне? — удивляется Света. — Да, к вам. Света приподнимает бровь, но приносит себе из кухни стул и садится так, чтобы видеть их обоих. — Света, я ведь могу так к вам обращаться? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, продолжает: — Как вы понимаете, я пришел не просто так. — Так в чем проблема? — спрашивает Света. — Проблема в гражданке Диане Сергеевне Кулаченко. Не знаю, в курсе вы или нет, но несколько месяцев назад она покинула дом своей матери и решила пожить самостоятельно. Сами понимаете, Галину Анисимовну такая ситуация очень обеспокоила, особенно если учесть, что о своем решении она никого не предупредила. Диана фыркает. — Меня это не касается, — перебивает Света. — Это их семейные проблемы. Она бросает короткий взгляд на Диану, пытаясь понять, что происходит. Это не помогает. У Дианы совершенно безэмоциональное лицо, одни глаза сверкают яростными изумрудами. — Безусловно, — отвечает вроде-Иван. — Дослушайте меня, пожалуйста. Света по-светски склоняет голову, а сама думает, что с удовольствием съездила бы этому Ивану по высокомерной роже. — Итак, Света, вы в курсе, чем занимается Диана? — Она ничего не знает, — перебивает Диана, но тут же опускает голову под тяжелым взглядом матери. — В общих чертах. Весьма в общих. — И вас это не смущает? — В той форме, о которой я знаю, нет. Может, объясните мне, что происходит? — Хорошо. — он кивает. — А вы в курсе, чем она была занята вчера? — Понятия не имею, — честно отвечает Света. — ее не было почти весь день. — Жаль, очень жаль, — мужчина качает головой. — В противном случае, вы бы знали, что вчера она попыталась ограбить ювелирный магазин. — Что-о-о? — Света практически подскакивает на стуле и поворачивается к Диане. Та смотрит дерзко и насуплено. — К сожалению, — вроде-Иван складывает ладони в точности так же, как это делает Галина Анисимовна, и Света впервые замечает между ними сходство. Не портретное, но всё же заметное. — Диана и раньше привлекалась за мелкое воровство и хулиганство. И если прошлые ошибки спускались ей с рук, то на этот раз все намного сложнее. — И что дальше? — спрашивает Света. — Это вопрос нескольких дней. Вас будут допрашивать, Света. Вы также можете пройти по делу как соучастник и укрыватель. Света холодеет. — Что вы предлагаете? — Я забираю Диану, — подает голос Галина Анисимовна. Ее саму я увезу туда, где ее не найдут, пока данный инцидент не исчерпается сам по себе. Ну а вы... При словосочетании «сам по себе», мать Дианы бросает многозначительный взгляд на участкового. А Свете кажется, что она имела возможность наблюдать миниатюру «друг семьи» — А я? — Сурганова растеряна. — У вас немного времени на раздумья. Если вы не хотите, чтобы это дело имело последствия для вас обеих, лучше не препятствовать. Завтра утром Диана покинет город. Помогите ей собрать вещи, а после забудьте обо всем. После этих слов они поднимаются и уходят. Все вместе. Диана старательно прячет глаза, а Света ловит на себе тяжёлый и, вероятно, осуждающий взгляд её матери. Дверь хлопает. А Света остается стоять посреди комнаты, понимая, что решение у нее может быть только одно. *** Диана находит ее на том самом месте, где они познакомились — в парке, под деревом. Озеро, холод и никаких уток нет в помине. Света сидит, неосознанно обхватив руками колени и жалеет, что не взяла с собой сигареты. Ужасно хочется курить. На этот раз наступает очередь Дианы мяться и чувствовать себя неловко, прежде чем наконец выдохнуть и присесть. — Я же предупреждала тебя, — наконец говорит Светлана. У нее больше нет сил делать вид, что всё в порядке. Диана молчит и нервно теребит рукав свитера. Потом кладет голову Свете на колени и произносит: «Прости». «За все, Сурганова. За то, что я такая заносчивая, за то, что впутала тебя в это дерьмо, за то, что не послушала, за то, что играла на гитаре в час ночи, когда ты пыталась уснуть, за всё сразу прости». Света вздыхает. У Дианы поразительно простое «Прости» и абсолютно искреннее. На этот раз. — И что дальше? — спрашивает она так, будто Диана знает. Вопрос, конечно, риторический. — Меня хотят отправить в школу для трудных подростков. Маман постаралась. Завтра я уеду и ты забудешь все как страшный сон. Света не уверена, верит ли Диана в свои собственные слова. Забыть? Ее? Да черта с два. — У нас еще остается один сегодняшний вечер, — напоминает Сурганова. Диана поднимает взгляд, и у Светы по спине бегут мурашки — столько голода и желания она видит в нем. — Поехали домой? Мне нужно собрать вещи, — говорит Диана и глаза у нее очень серьезные, хотя самое предложение выглядит, скорее, как отговорка. — Поехали, — Света приподнимается. Действительно, единственный верный выход. И очень малое количество оставшегося у них времени. Определенно, они обе сошли с ума. — Люби меня, Сурганова, — шепчет Кулаченко, когда они заходят в автобус. Район между шеей и подбородком опаляет горячим дыханием, руки Дианы судорожно лезут ей под куртку, — вылюби меня. — Прекрати, — шепчет Света, хватая её руки. — Успокойся. А сама думает: кто из них не выдержит первым? Диана, с ее холодными глазами и горячей, сумасшедшей головой, или она сама? Она думает об этом, когда они пересекают улицу, когда выходят из метро, когда открывает дверь в квартиру, а Кулаченко дышит ей в затылок, когда они с каменными лицами стаскивают куртки и аккуратно вешают их на вешалку. А потом чужие руки впечатывают ее в стену, лезут под свитер, и Света может думать только о том, какие все-таки у Кулаченко ловкие пальцы… *** Когда Света провожает Диану на вокзал, идет дождь. Галина Анисимовна должна встретить Диану уже там. Ехать они будут с пересадками. Диана рассеяна. Автоматически несет почти пустую сумку и смотрит сквозь людей. Вещи она решила оставить у Светы, аргументируя это тем, что непременно за ними вернется. Когда-нибудь. Они сидят друг напротив друга в автобусе, чуть соприкасаясь коленями и плечами. У Дианы в кармане билет, она всё понимает: и что так надо, и что это надолго. Не на один месяц. Света тоже понимает. Все всё понимают. Они выходят на платформу и по-прежнему не могут ничего друг другу сказать. Они не знают, стоит ли вообще что-либо друг другу говорить. У Дианы отчаянно-решительный вид. И совсем нерешительный взгляд. От перепада температур у Дианы моментально запотевают очки, и Света ласково их снимает. Ее взору открывается маленькая розовая полоса. — Так лучше, — говорит она. — Врешь, — отвечает Диана. Света усмехается и качает головой. — Ничуть. — Диана, — до их ушей доносится суровый голос Галины Анисимовны и Диана тяжело вздыхает. Динамик объявляет, что поезд отправляется через пять минут. — Тебе пора, — говорит Света. — Я знаю. — Всё будет хорошо, вот увидишь. В глазах Дианы впервые за сегодняшний день просыпаются эмоции. Она едва улыбается уголком рта. — По-прежнему врешь. — Да, — соглашается Света и на короткое мгновение касается лица Дианы своей ладонью. — Иди. Кулаченко забирает у нее очки, и Света смотрит, как та заходит в вагон. В поезде тоже запотели стекла окон, и почти ничего не различить. Это самый ранний поезд, платформа полупустая, кроме Дианы в вагон заходят только ее мать и еще пара человек, и Света видит, как в третьем слева окне появляются тени, садятся. Сургановой очень жаль, что ничего невидно, и еще более жаль, что она так и не смогла нормально попрощаться. Сейчас состав тронется — и всё, не останется ни адреса, ни номера, ничего. Диану увезут в неизвестность и Светлана борется с желанием рвануть за ней вслед. Поезд трогается. Рельсы скрипят, в ушах отдается стук, треск, звон металла. Вот и все. Внезапно из дверей вагона высовывается всклокоченная Диана и громко, во все горло кричит: — Я вернусь, слышишь?! Обязательно вернусь к тебе, обещаю! Дождись меня, Сурганова! Дож… — и чьи-то руки затаскивают ее обратно. Сердце замирает, а через мгновенье заходится с бешенной силой. И Светлана поднимает вслед руку с открытой ладонью, не зная наверняка, видит ли ее Диана. Она стоит так, пока поезд не скрывается из виду окончательно, изо всех сил сдерживая удушающую волну слез. — Я буду ждать.