пахтанье молочного океана

      Когда-то давно их маленький народ не знал, что делать с Киноварью — и они заперли ее в ночи.       Тяжело было с теми, кто выбивался из ряда стройных выточенных кукол. Все — как одна, но та отличалась излишне. Но затем ей нашлась работа, сражения. Как хороша была в них Кино! Жаль, что не с лунными охотниками — свой ядовитый недуг она обратила против сбежавших на далекую крошку-луну сестер.       Теперь же пред ними стояла Фосс — предательница, враг, злодейка — и они не знали, что делать с ней. Такая же, и-н-а-я.       Требовали расколоть ее, наказать, смолоть за то, что сотворила она той страшной летней ночью, но никто так и не решался. Быть может, их образумил Учитель, Эвклаз — то было неважно. Одно было ясно — ей были не рады тут, пусть и агрессия была сокрыта. Привыкшие жить в стагнации, самоцветы не знали нового — и не желали принимать. Иногда Фосс казалось, что она понимает их.       Но лишь иногда.       Время тянулось, лекарство для лунян не находилось, а Фосс, в томительном ожидании, спускалась на родину в поисках ответов. И не находила их.       Быть может, на деле она искала признания. Чужих одобрительных слов, каких ей так не хватало. Опьяненные лунным опиумом, сбежавшие сестры не видели в своем положении ничего плохого и страшного, но Фосс же казалось, что они не лучше простых заложниц, тех, кого мог смолоть Эхмея ради урока и наказания ей. А те же, кто не купился на сладкие речи, и вовсе не желали ее слушать. Когда-то давно Фосс пыталась связаться, договориться — но тщетно.       Лишь Эвклаз грустным взглядом дала понять — другие ей не рады.       Она приходила все реже и реже.       Но возвращалась, пока зима не стала ее темницей.       Не нужная ни на крошке-луне, ни на родных просторах, Фосс днями сидела в снегу, вспоминая. Это было ее наказанием — за то, что нарушила данные обещания. В страданиях к ней приходили идеи, до этого, и она страстно мечтала, чтобы озарение снизошло вновь. Чтобы отмолить лунян, прекратить охоту за детьми Адаманта, вернуть ушедших...       Жаль, что не всех.       Но как чудесно было бы это! Сделать так, чтобы все было хорошо.       Закрывая глаза, Фосс представляла себе счастливое будущее, то, где удалось вернуть абсолютно всех, и вместе с чудесными снами проносились дни, недели. В таких она видела Антарк, и это казалось ей самым прекрасным и теплым, что было способно ощутить разбитое на множество осколков ее сердце. «Сердце» — так называл его Эхмея. Говорил, что оно важно ровно так же, как и душа.       Фосс казалось, что он лукавил.       На те долгие годы она тоже зависла вне времени, но одной зимой колесо жизни сделало свой оборот.       И что-то поменялось.       Точнее, теперь она была не одна.       Зима была временем тихим — настолько, что только ледяные глыбы были собеседниками. От скуки Фосс уничтожала их подобно тому, как учила ее Антарк, и находила в этом отдушину. Быть может, хоть за это сестры будут ей благодарны. Теперь никто не хранил их сон, и ледяные гиганты визжали и скрежетали, моля о помощи. Но слышал ли их кто-нибудь?       Той зимой никто не кричал.       Осторожно ступая по снегу, Фосс внимательно прислушалась — она привыкла слышать скрежет, пусть даже тихий, свыклась с ролью зимней дежурной, что была никому не нужна. Одно из немногих своих умений — ломать — она обрушала на лед в одиночестве. Это успокаивало, но вместе с тем заставляло дрожать в нетерпении. Одна, одна, всегда одна! Ощущала ли нечто подобное Антарк когда-то давно?       Но сейчас ей почудились что-то иное.       Словно голоса, но не те, что много столетий назад сманили ее и размололи руки. Это был кто-то живой, настоящий — кто-то, кто не уснул этой зимой. В то мгновение Фосс подумалось, что это Эвклаз. Это было бы логично, она была одной из немногих, кто сейчас не желал, чтобы Фосс была расколота, да и иногда связывалась с ней в начале зимы, прося сделать что-то. Такие простые маленькие взаимодействия Фосс хранила в сердце особенно трепетно.       Ведь хоть так она была нужна.       Лишь чуть-чуть.       Ей думалось, что Эвклаз делала это из жалости, но Фосс оставалось лишь улыбаться в ответ. Даже такое было ей в радость.       Новые голоса становились все громче, чем ближе Фосс приближалась к утесу — тому, где когда-то давно скрывалась Киноварь. Сейчас же она спала с остальными, любимая, такая же, как и все сестры. Изгоем новой эпохи стала Фосс. В задумчивости она горько улыбнулась — считала ли Кино это за помощь в нахождении своего места?       После чего вышла из-за утеса, взбираясь по снегу.       И замерла.       На нее смотрела Антарктицит.       Фосс почудилось, будто бы голова ее треснула — почти буквально. Не разрушил ли сплав ее вновь? Антарк, какую она знала, смотрела на нее осторожно, с недоверием. В руках у нее был меч, но вовсе не тот, каким она пользовалась до этого, и зрелище это отчего-то так сильно удивило — и почти рассмешило Фосс — что она отступила на шаг назад и едва не упала с утеса вниз, на лед.       Это была бы трагичная гибель. Немного.       В ужасе Фосс уставилась на нее, едва удерживая сплав от разрушения собственного тела. От разрушения тела ее — фантома, что стоял перед ней. Эхмея говорил, что ушедшие, такие же хрупкие, как и она сама, не вернутся — утрачены навечно, но на Фосс смотрела Антарк, настоящая, жи-ва-я.       Быть может, лунный принц соврал ей? Но это было бы глупо.       — Кто ты?! — вдруг вызывающим голосом спросила Антарк.       И наваждение растаяло — это была не она.       Новенькая. Сколько ей было? Прошлой зимой Фосс не видела никого, но к школе подходить побоялась — а там, наверное, Учитель вытачивал их новую сестру. Их — но не ее. Учил ее, как быть правильным самоцветом, и рассказывал про верность семье, что когда-то предала сама Фосс. Как когда-то вернулись Морга и Гоше, так и Антарк совершила свой путь на Землю назад, жаль, что все же не та.       Внутри кольнуло отчаянное чувство. А может?.. Могли ли инклюзии из ступни дать этой малышке хоть часть воспоминаний? Согласился бы Адамант соединить новорожденную сестру и осколок той, что отныне никогда не вернется в родные края?       Моргнув, Фосс лишь покачала головой, не зная, что и ответить новой Антарк. Этой зимой Эвклаз не связывалась с ней, быть может, именно поэтому? Решила преподнести сюрприз? Но это было бы так глупо, и Фосс почудилось, что, наверное, ее сестры попросту ждали, когда незнакомый с Фосс самоцвет разрушит ее, не предаваясь давнишним воспоминаниям.       Звучало как хороший план. Возможно, его придумала Борт.       Борт была умной и знала, как быстро расправляться с глупыми и ненужными сантиментами. Утопая в горечи прошлого, Фосс искренне завидовала ей — пусть даже и Борт стала одной из причин провала лунного вторжения множество лет назад.       Она была права. Фосс никого не понимала.       Но выбора не было.       Молодая Антарктицит стояла прямо перед ней, и в глазах ее была та же ярость, что и у Борт. Она была сильной, и ей не нужно было скрывать это, и, стоя рядом, Фосс ощущала странную отчужденность. За прошедшие годы она позабыла о том, что были сестрицы слабее ее. Тоньше, хрупче, те, кого разбить она могла одним лишь касанием, а не взмахом клинка. И если малышка решится напасть на нее, Фосс остановит это запросто.       Точнее, она могла бы, но...       Было ли это верно? Она была вторженкой с далекой Луны, помехой прошлого.       — Кто я? — опешив, переспросила Фосс.       И наваждение спало, когда малышка перед ней возмущенно вздернула нос и опустила клинок. Ничуть не схожа с Борт, абсолютно. Но было в ней что-то болезненно-смутно родное. И Фосс знала что.       Это пугало.       Новая Антарк смотрела на нее недовольно, хмуро — и бойко. Она ничуть не напоминала ушедшую Антарктицит, но в ней Фосс видела себя, ту, что когда-то давно не смогла отправиться в зимний сон. Она едва не вздрогнула, когда та двинулась вдруг вперед, прямиком к ней.       Они обе замерли, так близко, что Фосс испугалась — одно лишнее движение, и она разобьет ее. В голове почти мгновенно исчезли все мысли, те, что делали ее опытней этой малютки. Словно сейчас не она была старше, а эта Антарк.       — Фосфофиллит, — подумав, проговорила она.       Хотя какая она теперь «Фосс», когда от нее изначальной осталось так мало?       Антарк нахмурилась еще сильнее и наклонилась поближе, осматривая ее лицо. Свой взгляд она задержала на жемчужном глазе, вдруг удивившись, после чего отогнулась назад — и лишь после этого Фосс смогла спокойно выдохнуть.       — Фосс? — переспросила Антарк.       Она провела рукой по шее, и Фосс увидела — она была без перчаток.       — У тебя такие странные руки... Но красивые! Ты точно самоцвет? Никогда о тебе не слышала.       — Ну и хорошо, — тихо пробормотала Фосс.       Она не знала, была ли счастлива или же нет. С одной стороны, ее страх не оправдался — и сестры лишь таили злобу на нее, а не учили новенькую расправляться с предателями, что приходили каждую зиму с Луны. С другой — всем было плевать, никто о ней уже и не помнил, возможно, кроме Эвклаз.       Пока она думала, Антарк обошла ее кругом и потянула за одежду — на Фосс был один из лунных нарядов. Каждую зиму дизайнеры бросались создавать ей новые платья, хватаясь за любую возможность привнести в свою бесконечную долгую жизнь хоть каплю смысла.       Фосс было так их жаль. Они, в отличие от Эхмеи, уж точно не заслужили такой участи — не мололи же ее сестер в пыль.       — У тебя зимняя форма? — Антарк взяла край плаща и потерлась щекой. — Какая красивая! Кто тебе ее сделал, Красноберилл? А мне она говорила, что не шьет что-то сложное, только пижамы.       Новенькая сестра говорила с ней просто, по-дружески — она родилась в ту эпоху, где лунные охотники уже не приходили за головами самоцветов, где не было предателей, а сестры хранили верность Учителю и привычному укладу жизни. Дитя, взращенное мирной эпохой, она общалась с Фосс так просто, что та вдруг ощутила ужасную тоску по дому. Когда-то давно она вела себя точно так же. И пусть никто не знал, какую работу ей дать, ее все еще любили.       Возможно.       Она смахнула потекший сплав и шумно вздохнула.       Так странно было чувствовать себя старше другого. Почти ровно то же, что и с малышками Моргой и Гоше. Хотя какие они теперь «малышки», достигли трех сотен лет.       — Красноберилл никого не обманывает — это раз, — назидательным тоном проговорила Фосс, аккуратно выдергивая край плаща из рук новой Антарк. — Это сделал кое-кто другой. Это два.       — Что, кто-то еще занимается тряпками?       Антарк закатила глаза и громко фыркнула. Следом за этим она закружилась вокруг Фосс, продолжая осматривать ее наряд, касаясь рукой всего, что только успевала увидеть.       — А кто его сделал? Скажи, скажи-скажи-скажи!       Полная противоположность старой Антарк. Фосс думала, что от этого ей будет только больнее — но ощущала лишь странную скромную радость от того, что кому-то было до нее дело. И чувствовала, как улыбалась.       Она уже и забыла, что перестала быть самой младшей. Так давно. Сколько новых сестер она упустила в своем лунном заточении?       — Хочешь знать? — Фосс свысока посмотрела на Антарк, и та закивала. Медленно она возвела руку к крохе-луне, что виднелась на горизонте, но следом резко опустила ее и прижала к губам. — Секрет! Ну-ка не хватать руками, я тверже тебя, разобью!       Такого разочарования на чужом лице она не видела уже давно.       — Некоторым тайнам лучше оставаться тайнами, — с важным видом кивнула Фосс, поправляя волосы. Антарк продолжала смотреть на нее с широко раскрытым ртом. — И вообще, что ты тут делаешь? Хорошим самоцветам положено спать зимой.       Конечно она шутила. Антарктицит не была способна выжить в летнее время, и глупо было ждать от нее иного. Почти издевательский вопрос, такой, что Фосс на мгновение стало неловко. Вроде бы и была старше, но все равно порою оставалась наивной.       Она явно задела больное, и Антарктицит резко скривилась — болезненно, хмуро. Она тоже была жертвой проклятья, что следовало и за прошлой зимней дежурной — начинала распадаться при более теплых температурах. Неосознанно, их сестры вновь заперли кого-то отдельно от себя, предпочтя наслаждаться настоящим, а не думать о других.       Это было так типично. Так на них похоже.       — Я — новая зимняя дежурная! — помолчав мгновение, гордо бросила Антарк. — Защищаю остальных от чудовищ, которые иногда бродят по снегу. Правда я еще ни одного не видела, ты, случайно, не знаешь, как они выглядят?       В ужасе Фосс раскрыла рот. Но не от страха, наверное, впервые за долгое время.       «Это что, они меня так обозвали?! А я еще что-то думала про их спасение! Ну все, следующей зимой будут сами льдины колоть!» — обиженно думала она, уже представляя, как зла будет Борт из-за прерванного сна.       — Настоящие чудовища спят сейчас в школе, — зло проговорила она, но смягчилась, заметив удивление на лице Антарк. — Шучу, конечно же. И что, только это и делаешь? Это довольно скучно...       Кругом них была белая пустыня. Не самое лучше место для молодого самоцвета, что только-только познавал мир. И она, Фосс, явно не входила в круг знакомств, которыми следовало бы расширить и без того крохотный мир дружбы молодой Антарк. Ей стало почти жалко новенькую, у которой теперь даже цели толковой не было — защищать сестер от лунян.       Лишь искать врага, которого не существовало на деле.       Задумавшись, Антарк нахмурила брови. Она смешно это делала — но это так сильно отличало ее от старой Антарктицит, что Фосс иногда терялась, утопая в грезах о возвращении своей старой напарницы.       — Эвклаз предложила колоть лед, — наконец произнесла она.       — Это хорошая идея, — с улыбкой произнесла Фосс.       Но когда Антарк продемонстрировала ей один из обычных мечей Обсидиан, которыми когда-то давно разрубали лунян, Фосс мгновенно перестала улыбаться. Ну конечно она видела в ней прошлую себя. За обликом старой мудрой знакомой скрывалась...       ... самая настоящая бестолочь.       Это навевало воспоминания.       — И кто тебе дал этот меч?       — Дал? Что за глупость! Я сама его нашла! — гордо произнесла Антарк, и Фосс обреченно вздохнула.       Этой зимой у нее определенно прибавилось работы.       Оказалось, за столько лет Фосс так и не научилась быть примером.       Если только дурным — что хорошо сказалось на второй Гоше. Но сейчас она не старалась увлечь молодую Антарк на Луну, не пробовала уговорить ее пойти вместе с ней, хотя так хотелось — лишь показывала, как правильно колоть лед. И это ощущение казалось ей смутно знакомым, неясным. Впервые Фосс ощутила, как чувствовала себя Антарктицит много столетий назад.       И ей это нравилось.       Показывать, объяснять и хвалить. Чужие прикосновения казались молодой Антарк чуждыми, и Фосс вместе с ней пробралась внутрь школы — лишь для того, чтобы сделать перчатки. За много столетий то был первый раз, когда она ступала сюда, и ощущение это было особым. Пугающим, страшным. Если бы ее кто увидел — то конец наступил бы моментально.       Но, к счастью, навстречу им никто не вышел, а Эвклаз, казалось, ушла в зимний сон, не выдержав сотни лет бодрости в холодную темную зиму.       Перчатки Антарк понравились сильно — и та ночь, когда Фосс завершила над ними работу, стала первой, когда та бросилась к ней в объятия. Она не видела в лунной гостье врага и предателя, лишь друга, а Фосс ловила в ней все больше и больше от старой Антарк — и это заставляло ее ронять сплав из глаз, горько и жалко. Она обнимала малышку так крепко, что боялась сломать ее — но не могла иначе.       Одиночество губило. И тоска по старой напарнице тоже.       Малышка училась быстро — и скоро, расколола огромную льдину и даже не упала в воду. Они смеялись вдвоем над этим, искренне радуясь первым успехам, и впервые за много веков Фосс ощутила настоящую искреннюю радость. Ах, не ступи она тогда на Луну, быть может, осталась бы навечно зимней дозорной.       Вместе с новой Антарк.       И Каирнгорм.       Внутри что-то неприятно кольнуло.       Выпрямившись, Фосс резко обернулась — и проследила взглядом за молодой напарницей. Та ковырялась в снегу, словно что-то искала, и в памяти сразу всплыли зимние шалости, какими они баловались с оригинальной Антарк когда-то очень давно. Тогда она слышала назидания, что это полная глупость, сейчас же..       — Сколько тебе лет? — вдруг поинтересовалась она.       Крутанувшись на каблуке, Антарк вдруг развернулась и уставилась на Фосс так серьезно, что та замерла в нерешительности. Неужели опять осечка? Когда-то давно вопрос о возрасте тоже бесил ее, но она была самой слабой. Тогда лишнее доказательство неспособности сражаться с остальными просто расстраивало ее. Было ли у этой Антарк так же?       Но новенькая вдруг довольно улыбнулась и показала ей широко раскрытую ладонь.       — Пять!       — Пять лет? — Фосс широко распахнула глаза. — Такая молодая!       — Адамант говорит, что я очень способная, — с важным видом кивнула Антарк. — И что все схватываю на лету. А ты?.. Фосс, да? Сколько тебе лет? Ты выглядишь умной, почти как Великая Рутил, пока она не бесится, что я подняла ее посреди зимы ради починки руки.       Звучало так ужасно знакомо.       С улыбкой Фосс ответила:       — Трис...       И вдруг замолчала.       Она успела позабыть о том, что столько лет ей было лишь в самом начале пути. Сто лет она проспала, сливаясь воедино с Ляпис, и следом шли долгих два века бесплодных поисков решения бед лунного народа. Она давно была не малюткой Фосс, иной.       Абсолютно.       Триста лет были утрачены ею на поиск ответов, и единственным, что она обнаружила, стала Луна. Возведя голову кверху, Фосс прикрыла жемчужный глаз и остановила на ней долгий внимательный взгляд. Эхмее не стоило видеть этого. Там, наверху, она обнаружила вовсе не то, чего ожидала. Лишь развеянный по шести Лунам прах. Когда-нибудь она сумеет спасти их всех, вернуть утраченное и дать сестрам истинное счастье.       Когда-нибудь...       Падпараджа верила в нее. Значит, у Фосс не оставалось иного выбора.       — Давно перевалило за шесть сотен, — медленно произнесла она, чувствуя, как противоречиво ощущалось это на языке. — Не ровня Желли, конечно, но...       — Желли? А кто это?       Фосс вздрогнула вновь — Антарк смотрела на нее внимательно и без улыбки. Конечно, она не знала о том, кем была Желтоалмаз — в ее новом мире такой не существовало. О беглецах на луну не вспоминали, забыли, табу — но не для Фосс. А потому она улыбнулась и приложила палец к губам.       — Кое-кто, кто живет вместе со мной. Далеко отсюда. Опытная и умная. Ей почти четыре тысячи лет!..       — Четыре тысячи?!       Антарк открыла рот и явно хотела дополнить, но вдруг захлопнула его так же быстро. Довольно усмехнувшись, она задрала нос кверху. И вскочила на ноги, стараясь стать выше Фосс хотя бы чуть-чуть. Даже каблуков не хватало, и Фосс рассмеялась над этой попыткой.       За что получила снежком прямо в рот.       — Ну ничего! Я стану такой же способной, как и ты! Даже лучше! И выше! И тогда никакая льдина не ускользнет от меня и не разобьет, ведь так?!       Малышка выглядела столь бойкой и уверенной, что Фосс позавидовала ей всем сердцем, тем, какого у нее никогда и не было. Все перспективы открыты перед ней, Антарк — новая Антарк, та, что не прожила еще и десятка лет — лишь медленно познавала жизнь и мир вокруг, тогда как Фосс узнала слишком много. Как ей хотелось стать такой же наивной и молодой, той, кому не надо было беспокоиться о будущем.       Просто жить и наслаждаться жизнью.       Быть нужной и любимой.       Настоящее сокровище, которое она утратила.       Они продолжали свою маленькую игру в дружбу, и чем дольше она шла, тем больше Фосс видела различия между старой и новой Антарк. Малышка словно была ее зеркальным отражением, той ею, которую она давно утратила в поисках истины. Ей было всего пять лет — крошечный срок для самоцвета, настолько, что до сих пор из ее личности можно было лепить все, что угодно. И с огромным трудом Фосс держалась.       Чтобы не создать себе фальшивое подобие той Антарк, что ушла.       Намеренно она заставляла себя разделять два образа, чтобы не сойти с ума окончательно. Тем более, что молодой сестре вовсе не было нужно знать обо всех страшных тайнах, которые скрывались за плечами ее спутницы, что не спала в холодную зиму.       Но нахождение рядом приятно грело что-то внутри. Она была нужной, любимой, делала все ровно так, как и надо — и это было истинным наслаждением за долгой сотней лет одиночества и горечи. Малышка улыбалась ей, и Фосс грелась в лучах этой теплой улыбки.       Но впервые за долгое время она ощутила такую тягость.       Такую ответственность.       Фосс знала, когда надо было остановиться, чтобы не утянуть сестрицу вслед за собой — но это было тяжелее всего. Не рассказать о конфликте, не показать, что для остальных Фосс изгой. Чтобы сестрица ощущала себя хорошо и спокойно.       Чертовка Эвклаз, она намеренно скрывала от Фосс существование новой Антарк. Быть может, она знала, что они составят друг другу отличную компанию?.. Оставалось лишь догадываться, но Фосс была благодарна ей.       Хотя бы за это.       По ночам они разговаривали — Фосс предпочитала ютиться в тесной пещерке, некогда принадлежавшей Киновари, и зачастую малышка Антарк приходила к ней и расспрашивала. О былом, о Луне, о других. Она с радостью хватала всю новую информацию, а Фосс оставалось лишь оградить ее от самой опасной, той, что заставила ее сойти с верного пути верности Учителю.       И сестрам.       Хотя кто был прав, в самом-то деле?       Они сидели рядом с лампой, в которой вяло плавала медуза. Антарк прижалась к напарнице вплотную, так близко, так опасно, что если бы не плащ от лунных мастеров, то она разбилась бы о Фосс. Вместе они наблюдали за бликами света на стенах.       — Когда-то давно я тоже была зимней дежурной...       Когда Антарк взглянула на нее недоуменно, Фосс мотнула головой. Ей не стоило знать о раздоре между сестрами. Пусть живет в тихом уютном мире, где не было переживаний о подобном, о том, что отныне водрузилось на ее плечи.       — Другой. Не приходила с Луны, а жила с остальными. И тогда я была не одна.       Антарк смотрела на нее озадаченно, почти испуганно. Впервые Фосс видела в ее взгляде не ту глупую гордость и желание продемонстрировать себя с лучшей стороны перед старшей сестрой, а что-то абсолютно иное — и вместе с тем столь родное. Как ей хотелось уткнуться носом в плечо и вымолить прощения за свои ошибки, как ей хотелось!..       Но Фосс не могла себе позволить подобного.       Свои грехи она должна была нести сама.       — Вместе со мной была Антарктицит, — глаза молодой сестры широко распахнулись. — Но другая.       «Ее забрали вместо меня», — хотела добавить она, но не стала. Дитя перед ней было так молодо, так чисто, не стоило ему знать о страшных секретах прошлого, о лунных охотниках, о тех страшных временах, когда сестры исчезали одна за другой в немой попытке Эхмеи добиться работы машины.       Она завершила бессмысленную войну, но ее источник все еще существовал. И чем дольше луняне продолжали бездействовать, ожидая от Фосс результатов, тем большее давление она ощущала. Скоро Эхмея потребует от нее результатов — что она предоставит ему?       Как хотелось броситься в ледяной океан и разбиться о глыбы. Чтобы забыться навечно.       — А что с ней случилось?       Заметив растерянный взгляд, Фосс тоскливо улыбнулась.       — Некоторые уходят, — уклончиво проговорила она.       — И что же, какая она была?       — Очень храброй. И сильной. Одна из лучших, — промурлыкала Фосс.       Воспоминания об Антарктицит грели душу. То, как та не отвернулась от нее, первая из долгой череды жертв эгоизма Фосс. Сплав вновь потек из глаза, и Фосс потянулась к нему — но Антарктицит оказалась быстрее. Смахнув золото прочь, она склонилась над старшей сестрой — и в ее взгляде Фосс увидела весь тот страх, что когда-то знала сама.       Она боялась быть непризнанной. Ощущала, как дорога была та Антарк для Фосс, а потому страшилась даже мысли оказаться хуже. Ведь сейчас лишь Фосс была для нее другом, кем-то помимо Учителя.       — А я хуже?       — Отнюдь.       Фосс улыбнулась.       Искренне.       Но затем пришла весна, а следом за этим должны были проснуться остальные сестры.       Те, кто не мог вынести присутствие предательницы рядом. И Фосс их понимала.       На прощание она обняла новую Антарктицит крепко-крепко, и лишь на мгновение — на долю секунды — представила себе, что это ее самая первая напарница, ради которой она боролась так отчаянно. Но не на более. Новая Антарк была другой, и ей, как новой личности, все это было ни к чему. Фосс вспоминала слова Эхмеи и соглашалась.       Прошлое должно было остаться в прошлом. Будущее же...       — Может, ты дождешься, пока я растаю?       Антарктицит держала ее за руку крепко, и Фосс едва удержалась, чтобы не ответить согласием. Она обязательно бы осталась и согласилась, но в спину ей будут бросать злые взгляды, а вынести этого она уж точно не сможет. Тем более, не стоило сестрам, помимо Эвклаз, знать о произошедшем зимой.       — Пусть наши встречи останутся тайной, — проговорила она, поглаживая Антарк по голове.       Та улыбалась и жмурилась — прямо как прошлая, и это заставляло Фосс болезненно хмуриться. Она еще раз обняла малышку, так крепко, что та, кажется, едва ли не треснула — после чего отпустила и резко отступила назад.       Затем она вошла на лунный аппарат.       Антарк смотрела ей вслед с тоской и испугом. Затем она крикнула:       — А ты ведь вернешься?!       Фосс обернулась и посмотрела на нее отстраненно.       За все те столетия, что она провела в одиночестве зимой, она абсолютно забыла об этом странном сладостно чувстве удовольствия, что не испытывала так давно. Общение, в котором никто никому не был обязан, то, что она утратила в обмен на силу и мудрость... Крепко сжав кулак, так, что сплав заскрипел, Фосс широко улыбнулась.       — Конечно! Следующей зимой. Но это — секрет. Хорошо?       Она приложила палец к губам и прикрыла жемчужный глаз, надеясь, что этого не видит Эхмея. Он умел манипулировать окружением, и Фосс знала — стоит ему узнать о новом рычаге давления, как он не помедлит им воспользоваться. Оставалось лишь делать все верно, так, чтобы у него не появлялось даже мысли об этом.       Делать все правильно...       Сможет ли она?       «Ведь все, что у нас есть — это наша храбрость».       Выбора у нее не было.