Тайна, хранимая нами

      День в обители зла, по-русски называемой университетом, выдался не очень ровно настолько, чтобы сейчас сидеть в своей большой шумной компании в столовой, создавая другим проблемы. Преподы за первым столиком все терпели, что было удивительно для нас, и поэтому, естественно, мы начали борзеть по полной, даже не стараясь уменьшить громкость своего звука. Да и в конечном итоге, здесь были только три компании: вышеподписанные учителя, мы и ещё несколько парней со старшего потока.       — Юююль, — будто заводя мотор, проревел Стас, забегая в столовую и бесцеремонно усаживая свою тушу рядом со мной.       — Чего? — тяну лениво, отрывая глаза от учебника, который раньше видела только в руках препода экономики. Надо же стараться соответствовать высокому званию золотой медалистки, правда, обленившейся в край, после поступления в престижный университет, но золотой ведь.       — Помнишь, ты два года назад волосы перекрашивала? — интересуется он слишком громко, чем привлекает внимание остальных в столовой.       — Ну да, — киваю, припоминая, что красила не все, а только кончики. Без понятия, зачем ученица десятого, на тот момент, класса захотела изменить свою внешность, но ничего умнее я тогда не придумала.       — Напомни цвет, — просит жалобно, заглядывая в глаза и заставляя чувствовать какую-то подставу.       — Зачем тебе, Ларионов? — усмехаюсь, представляя, как бы на нем смотрелся тот цвет. Парень лишь хмурится, стреляя в меня обидчивым взглядом.       — Пашка, не уж то решил внешность поменять? — подхватывают ржач друзья, отчего по столовой разносится смех, передразниваемый эхом.       — Очень смешно, — фыркает, закатывая глаза. — Просто Лиза заебала, говорит, хочет волосы перекрасить в тот цвет, что был у тебя, а напрямую спросить — гордость не позволяет. А я в корне не ебу, что у тебя за оттенок был.       Девушка моего друга была самой стервозной бабенью, которую я терпеть не могла со времен нашего с ней знакомства. Примирилась только ради Паши, которому она все же нравилась, что было удивительно. Такой характер выдержит только Сатана.       — Нет, чувак, ты, конечно, друг мне, но этого я тебе говорить не буду. Прекрасно знаешь, насколько меня бесит твоя девушка, так она ещё и парня своего подсылает, вместо того, чтобы самой придти, — фыркаю, откидывая книгу в середину стола и складывая руки на груди.       Наша компания внимательно наблюдает за диалогом, бегая глазами, то по мне, то по Паше. Когда парень страдальчески смотрит на них, будто бы прося сказать нужный цвет, они лишь пожимают плечами.       — Вроде Юлька только кончики красила, — подаёт голос Кир, из-за чего получает мой гневный взгляд. Мало того, что сам не помнит, так ещё и сдаёт меня.       — Это я тоже помню, но вроде были голубые, — задумчиво предлагает Женя, поправляя волосы назад и отправляя мне извиняющийся взгляд. Женской солидарностью и не пахнет.       — Нет, не голубые, — тяну, с самым язвительным взглядом показывая язык.       Друзья спорят долго, перебирая разные варианты и комбинации, но так ни разу и не догадавшись, хотя цвет был проще простого.       — Синий?       — Нет.       — Зелёный?       — Я дура, что ли, чтобы в такой краситься?       Кажется, проблема уже состояла даже не в том, чтобы найти Лизке нужный оттенок, а чтобы просто догадаться, как часто бывает, вроде на языке крутится, а сказать не можешь.       От громкого спора нас отвлек громкий голос преподавателя. Уже было подумав, что терпение учителей не выдержало, мы дружно замолчали, поворачиваясь на звук.       — Молодые люди, у вас сейчас начинается моя пара, а вы до сих пор сидите тут, — грозно отчитывала историчка парней за соседним столиком. Те, явно не ожидая этого, подняли на неё взгляды, сразу же ловя все молнии на себя. — Учтите, я после последнего звонка в аудиторию не пущу.       Одногруппники немного ещё посидели, но под напряжённый взгляд препода все же решили собрать вещи и уйти. Один только задержался ещё на пару минут, попросив остальных идти.       Максим, парень, которого я знаю уже где-то четыре года. Началось все с нашей неловкой стычки на остановке, когда я со всех ног бежала на уроки в школу, а он спешил на пары. Так случилось, что мы столкнулись чуть ли не лоб в лоб, но меня чудом удержали крепкие руки Макса. После мы встречались ещё пару раз на той остановке, только вот обменивались простыми «приветами». Уже тогда он мне нравился до чёртиков.       Собрав в свой рюкзак раскиданные книги, парень пошёл к выходу, почти ровняясь с нашим столиком. Непроизвольно смотрела только на него, не замечая хитрого взгляда подруги, которая уже пару минут дубасила меня носком ботинка под столом.       — Нет, это все-таки был голубой, — уперто протянул Гоша, сжав губы в тонкую полоску и нахмурив брови. Его уверенный голос привлекает меня, заставляя отвлечься от созерцания старшекурсника.       — Это был розовый, придурки, — кидает Максим вполне громко, чтобы все, кто был в столовой обернулась к нему. Он гордо уходит за дверь, проводя по мне беглым взглядом, из-за чего могу заметить его тёплую улыбку на губах.       Краснею сразу же, отводя взгляд и пряча его в учебник, потому что друзья во все глаза наблюдают за мной, не понимая, как этот парень мог узнать.       А я сижу, уперев взгляд в почти нечитаемые строчки, кусая внутреннюю сторону губы и стараясь не улыбнуться, ведь при сокурсниках нельзя показывать всей радости от того, что он помнит.

***

      На тридцатиминутной перемене, когда я прохожу у почти заброшенного коридора библиотеки, меня ловко ловят за запястье, утягивая в узкий коридорчик между стеллажами.       Похититель на пару минут теряется из моего поля зрения, но уже через минуту вновь утягивает в нужном направлении.       Даже не успеваю вскрикнуть или вырваться, когда мои лопатки встречаются с многочисленными книгами на полках.       Сам Максим Рокотов стоит рядом, опираясь на противоположный стеллаж, и смотрит на меня пронзительным взглядом. Отворачиваюсь, стараясь не смотреть в его почти чёрные глаза, которые давно уже стали для меня личными омутами.       — Долго бегать от меня собиралась? — усмехается он, пробегая взглядом по моей одежде и задерживаясь на короткой юбочке, которую я сегодня захотела надеть, не слушая чужих советов.       — Нет, — качаю головой, прижимая учебники ближе к груди, будто стараясь обезопасить себя. Все говорили, что Рокотов всегда был страшен в гневе.  — Зачем ты это сегодня сделал?       — Сделал что, малышка? — улыбается уже не той язвительной улыбкой, которую я всегда видела в стенах универа. Улыбается так, что все тело охватывает тепло, будто летним утром.       — Напомнил им? — кивок в сторону, будто там действительно могут оказаться мои друзья. Максим лишь наклоняет голову к плечу, продолжая изучать черты моего лица.       — Захотел поставить их на место, потому что они думают, что знают тебя лучше, чем никто другой, — кривится, будто само напоминание об этом заставляет раздражению овладеть телом.       — Точно? — лёгкая улыбка появляется на губах, когда я замечаю в его глазах такие приятные эмоции, они всегда радовали меня.       — Ну ещё и потому, что хотел осадить типов, которые трутся вокруг моей девушки, — уголки моих губ тянутся ещё выше от приятных слов, а Максим больше не выдерживает, притягивая меня к себе одним резким движением.       — Это же мои друзья, Макс, — шепчу ему на ухо, получая в ответ лёгкий укус в шею. Да, Максим Рокотов всегда был страшен в гневе, особенно если ревновал, особенно, если меня.       — Мне плевать, — огрызается, проводя ладонью по талии и сильнее притягивая меня к себе. Целует в шею, несильно затягивая нежную кожу и заставляя испугаться того, что выйду я из библиотеки с хорошеньким таким засосом. Дрожь по телу и тысяча мурашек — вот чем всегда заканчиваются наши уединения, — Я не потерплю с тобой никого чужого. Вообще не понимаю, как ты уговорила меня на то, чтобы оставить отношения в тайне.       Максим шепчет на ушко, опаляя кожу огненным дыханием и, будто нечаянно, проводя губами по мочке.       — Я не хочу огласки всему этому, — качаю головой, уложив ладони на скулы Рокотова. Он, до дрожи мило, трется о холодную руку, словно котенок, покалывая нежную кожу еле заметной щетиной.       — Что страшного может случиться, если узнают, что ты — моя невеста, без пары месяцев жена? — шепчет в губы, чтобы через пару секунд прижаться к ним, ласково касаясь языком то верхней, то нижней.       — Это даже звучит странно, — жалуюсь с коротким предыханием, обвивая его шею руками и так же, как он пару минут назад, наклоняю голову к плечу.       — Не можешь привыкнуть? — смеётся, потеревшись носом о висок, получая взамен мое мурчание.       — Да, — соглашаюсь, чуть поворачивая голову и целуя его в скулу, — Кажется, что это очень дико смотрится со стороны, — признаюсь, прикрывая глаза и отдаваясь приятным объятиям, согревающим кожу.       — Что дикого? — удивляется Максим, еле слышно фыркая, — Мы здоровались год, прежде чем я набрался смелости пригласить тебя на свидание. Всё думал, что если сегодня придешь, значит, точно судьба, а ты ходила целый год, помнишь?       — Надо отдать должное, что нас, фактически, свёл этот универ, когда я с классом ходила на день открытых дверей сюда, — смеюсь, упираюсь лбом в его грудь. Чувствую подрагивание от неслышных смешков, прежде чем его ладонь ложится мне на макушку, размеренно поглаживая.       — И в тот момент я понял, что буду сраным неудачником, если отпущу эту возможность, — шепчет тихо, а я по-новой вспоминаю все до мелочей. И его удивлённый взгляд, когда нас завели в именно их аудиторию, и мои горящие щеки от неожиданности, и его предложение сходить погулять после тяжёлого дня, когда я уже хотела выходить с территории университета.       — Я тебя люблю, — улыбаюсь, поднимая на него взгляд. Макс стоит расслаблено, нежно заглядывая в мои глаза и поглаживая пальцами талию.       — Я тебя тоже, — улыбается, слегка наклоняясь и целуя в губы. Он жадно их мнет, изредка прикусывая и зализывая. Делает шаг вперед, заставляя меня упереться спиной в стеллаж, приподнимает, надёжно перехватывая бедра руками.       — Мы не можем сделать этого здесь, — с усмешкой напоминаю я, обводя руками его плечи и спускаясь к кистям, крепко сжимающим меня.       — Думаешь? — улыбается, проводя носом по шее, чтобы через минуту припасть к ней губами. — А я вот считаю, что если сейчас весь универ услышит, что ты постыдно стонешь рядом со мной, то точно поймёт, что мы не просто знакомые.       — Угрожаешь? — закусываю губу, когда Макс ставит следующий засос, сильно кусая кожу на ключице, — Разве не приятнее все эти прятки, тайны?       — Да, ты права, — чуть помедлив соглашается, резким движением пальцев расстегивая пару пуговиц на блузке. Наглая ладонь протискивается к моей груди, слегка оттягивая тонкую ткань лифа и сдавливая чуть тёмную горошинку. — Но если ещё хоть раз какой-то петух попробует к тебе подойти, я оторву ему руки.       Угроза звучит ровно, но только я знаю, как сильно он может ревновать. До хруста в своих костяшках, до разрыва нервов, до разбитой посуды в нашей многострадальной кухне и, конечно, до жуткого скрипа нашей кровати.       — Макс, — шепчу, чувствуя его губы на груди. Космос, мой жених идеальный любовник.       — Ты же не хотела делать этого здесь, — усмехается, нежно задирая юбку на моих бёдрах.       — Ха, ну знаешь, библиотека — самое безлюдное место, — улыбаюсь, проводя ладонями по его груди, опускаясь к торсу и цепляя дрожащими пальцами пряжку ремня. Горячее желание быть сейчас с ним единым целым убивает внутри. Будто горячим воском внутривенно.       Максим лишь добро щурится, помогая мне спустить его джинсы вместе с боксерами. Вместо того, чтобы снимать мои трусики, он просто отодвигает их в сторону, облизываясь и мимолетно проводя указательным по клитору.       Громкий стон по помещению и грань удовольствия, которую переступить не в силах без него.       — Знаешь, пока я наблюдал за тем, как твоя попка смотрится в этой юбке, успел пару раз мысленно поблагодарить тебя за то, что не послушалась меня утром, — улыбается, смотря на мои затуманенные глаза. Губа неприятно саднит, потому что слишком сильно её прикусываю, но остановится все равно не могу. — Но если бы не эта толпа парней, которые жаждут тебя к себе в копилку, — изнывает, будто борясь со своими «я» внутри. Потому что только так Максим Рокотов способен ревновать меня.       — Считай, что я одеваюсь так только для тебя, — шепчу, сильнее прижимаясь к нему, чувствуя как пальцы грубее сжимают бедра, наровя оставить синяки.       Макс целует меня жадно, танцуя самый горячий танец языком, не желая отдавать мне первенство.       Входит резко, заставляя протяжно застонать в его губы, которые поглощает почти крик. Страх, того, что нас сейчас застанут подстегивает ещё большее удовольствие. Макс сразу же задаёт самый быстрый темп, будто стараясь вбить меня в дурацкие позванивающие стеллажи с книгами. Сам рычит, сам сильнее сжимает бедра, сам вырывает поцелуй за поцелуем, стон за стоном, но не смеет остановиться, потому что это подобно смертельному выстрелу для обоих.       — Ты только моя, девочка, — рычит, целуя в шею и позволяя мне громко вскрикнуть. Какой же ты собственник, Максим Рокотов.       Мы кончаем одновременно, утапливая стоны друг друга в поцелуе. В моих глазах искры, а тугой узел внизу живота наконец-то расправляется, принося удивительные впечатления.       На спине Макса яркие алые полосы длинной от плеч до поясницы, на моей шее алые отметины, а на бёдрах, сто процентов, синяки от крепкой хватки. Потому что только так мы можем показать свою любовь, и это нравится мне до безумия.       Мы собираемся быстро, в основном из-за того, что я вспоминаю, где мы находимся. Кидаем взгляды друг на друга, изредка посмеиваясь.       Максим подходит ко мне, чтобы помочь привести мою одежду в порядок. Нежно проводит по воротнику блузки, выравнивая его, гладит раскрытыми ладонями по юбке, то ли просто лапая, то ли действительно стараясь помочь — в любом случае мне до чёртиков приятно.       Когда я выныриваю из его очередных объятий, быстрым шагом иду к двери, чтобы наконец уйти от своего жениха-извращуги, но…       — Она что, была все это время закрыта? — прикрикиваю, оборачиваясь к Максу, который стоял со слишком сладким выражением лица.       — Да, я ведь не совсем дурак, чтобы убивать каждого, кто мог бы зайти и увидеть тебя голой, — ухмыляется, уворачиваясь от толстенького томика.       — Сучок, — уже почти пищу в порыве не то, чтобы злости, скорее неожиданности. Парень не даёт мне ничего высказывать, просто хватая меня за руки и притягивая к себе.       — А вот завтра мы созываем вечеринку у нас дома и признаемся в том, что скоро поженимся, — сладко тянет он, целуя меня в скулу и уворачиваясь от летящего в сторону его ребер локтя. — Вечеринка уже оформлена, гости уведомлены. Теперь точно сучок, — смеётся хрипло, утягивая в поцелуй. Всё же сучок, но любимый, ведь Максим Рокотов по-другому не может.