Самый лучший противник

      Шэй поправил портупею, перевязь, шейный платок; одернул манжеты. Чувствовал он себя не только неловко и неуютно, но и как-то... Дежавю оказалось пугающим.       Он привычно нащупал оружие: ладонь скользнула по эфесу сабли, по пистолетам, по рукоятке кинжала, — но успокоения это не принесло.       Шэй усилием воли заставил себя отвлечься от воспоминаний. Царапающее ощущение отступило, на передний план выдвинулось совершенно другое. Чувство опасного интереса — чувство, знакомое Шэю с ранней юности.       С палубы послышался знакомый голос — мистер Кенуэй поприветствовал старпома и, очевидно, завел с ним беседу. Вряд ли долгую, но Шэй не мог себе позволить даже выглянуть — только не в том виде, в котором он был сейчас. Не заслужил старина Гист таких потрясений.       Шэй подавил возникшее желание чем-нибудь прикрыть символы Братства ассасинов на одежде. Хотя бы потому, что это вряд ли поможет — нельзя же одновременно закрыть и поясную пряжку, и прочие... мелкие детали? Шэй, чуть помедлив и прикрыв глаза, потянулся к ленте, стягивающей волосы на затылке. А едва длинные темно-каштановые пряди разметались по воротнику и наплечнику, как вспомнил и всё остальное — слишком ярко. От этого было сильно не по себе.       Но нельзя же отказать магистру тамплиеров в таком желании?       Разговор на палубе, кажется, завершился, перед дверью раздались шаги. Шэй отступил вглубь своей капитанской каюты — почти безотчетно. Дверей он нынче не запирал, а мистер Кенуэй, как всегда, точен, как швейцарские часы.       Когда Хэйтем зашел, Шэй дождался, пока тот запрет за собой дверь — ключ торчал в замке изнутри, — а потом даже немного растерялся. С чего начать разговор, он не очень себе представлял.       Мистер Кенуэй никакой неловкости не испытывал:       — Неплохо выглядите, мистер Кормак, — он усмехнулся. — Распущенные лохматые волосы — это у ассасинов такой своеобразный символ свободы?       — Нет, — Шэй усмехнулся в ответ. — Просто я так ходил, когда состоял в Братстве. Тогда у меня волосы были короче. Впрочем, всегда можно сделать вот так...       Шэй и сам над собой посмеивался, когда привычным жестом накинул капюшон — как на территории врага перед решительной схваткой.       — Должен сказать, что вам к лицу, — Хэйтем бросил оценивающий взгляд и, в несколько шагов оказавшись перед капитанским креслом, устроился на нем с теми уверенностью и высокомерием, которые не позволяли усомниться, что у него есть на то право.       Шэй сумел выдержать характер и не прокомментировать, хотя это было не слишком легко. Слабость к некоторого рода деталям простительна, а вот капитанское кресло тут ни при чем.       Впрочем, границы мистер Кенуэй тоже чувствовал — не позволил себе ни разглядывать, ни касаться ничего из того, что было на столе: ни судового журнала, ни карт, ни расчетов, в изобилии рассыпанных и придавленных чернильницей.       — Желаете побеседовать за стаканчиком рома или бренди?       Шэй по-прежнему не знал, чего ждать, хотя беседа сейчас показалась бы ему, пожалуй, самым странным событием в его богатой на приключения жизни. В самом деле, сидят за столом ассасин и тамплиер, пьют и болтают перед тем, как развлечься в кровати... Что может быть естественней?       — Пожалуй, нет, — поразмыслив, отказался мистер Кенуэй. — Думаю, что это было бы с моей стороны не слишком вежливо — заставлять вас ждать.       А вот это уже было интересно. Хэйтем прав, побеседовать можно будет и позже. Шэй почувствовал, как по загривку и лопаткам пробегают приятные иголочки, улыбнулся и чуть наклонил голову набок, скрывая глаза за низко опущенным капюшоном:       — Так чего же вы ждете, магистр? — и, вспомнив, как когда-то глядел на этот мир из-под такого же капюшона, ляпнул. — Если не уверен в своих силах, тамплиер, можешь убираться.       Шэй никогда не позволял себе подобных слов по отношению к мистеру Кенуэю — даже тогда, когда стал для него куда ближе, чем даже его первый помощник Чарльз. Но то — тамплиер Шэй Кормак. Ассасин Шэй Кормак мог сказать магистру тамплиеров еще и не такое.       Видимо, Хэйтем тоже это прекрасно понимал — на его лице не появилось удивления или разочарования, только усмешка стала чуть шире:       — Не привык уступать. Я буду делать то, что сочту нужным, но вы можете попробовать меня выставить... Если получится, конечно.       Шэй не был уверен, что у него получится. Убить — возможно, на своей территории капитан Кормак был куда увереннее; а вот вышвырнуть вон, не убивая... Хэйтем на редкость упрям, и сдаваться — не в его характере. Впрочем, это же всё не всерьез. Было бы всерьез, Хэйтем на подобные речи размениваться бы не стал.       — Могу попробовать, — Шэй охотно воспользовался возможностью приблизиться, а раз уж он нынче ассасин, то и соблюдать приличия, как обычно в обществе Хэйтема, не счел нужным.       Рванулся по всем правилам боевого искусства Братства, двигаясь быстро и почти неуловимо — но ни ошеломить, ни застать Хэйтема врасплох не вышло. Тот не только успел подняться на ноги, но и легко уклонился от предполагаемого нападения. А ведь Шэй нападал — разве что без оружия.       — Неплохо, — снисходительно бросил мистер Кенуэй. — Это всё?       Шэй не стал отвечать на провокацию — какой смысл? Выдохнул, собрался с силами, оценил напряженную фигуру противника — и атаковал снова. На этот раз был куда осторожнее: обманным движением направил взгляд Хэйтема в сторону, а сам попытался обойти сзади, чтобы перехватить за горло, но времени на полный оборот не хватило. Мистер Кенуэй быстро среагировал, повернулся, и Шэй — сам не очень понял, как — попался ему под локоть. Удар по ребрам был не сильным, но чувствительным, а самое главное, Хэйтем за счет удара оттолкнулся, мгновенно оказался сзади и крепко приложил по ногам. Падая на колени, Шэй был готов перекувырнуться и подняться, однако любовник перехватил за плечо, не давая набрать инерции, а между лопаток очень неприятно уткнулось пистолетное дуло.       Шэй то ли разозлился, то ли восхитился — и сам не успел этого осознать. Использовать оружие в, так скажем, «тренировочной схватке» было не очень-то честно, но... Тут он сам себе возразил, что раз уж ему было «суждено» проиграть, то с пистолетом или без — никакой разницы. К тому же это несколько... волновало. Капитан Кормак, не проигравший ни одного морского сражения, точно знал, что для того, чтобы победить, не обязательно убивать.       — Что ж, атака захлебнулась, — раздался сверху насмешливый голос.       Шэй не знал, стоит ли поднимать голову, а без этого было не увидеть — из-за капюшона. И Шэй скосил взгляд в сторону. Хэйтем наклонился и резким движением извлек небрежно заткнутую за широкий манжет алую ленту, которую Шэй стянул с волос, но не нашел, куда пристроить.       — Забавно, — насмешливо бросил мистер Кенуэй.       Давление дула между лопатками ослабло, а потом и пропало, но Шэй предполагал, что противник все еще держит его на прицеле, а потому прикосновение — через ткань — к предплечью стало для него неожиданным. Он не сразу понял, что происходит, а когда сообразил, что Хэйтем стягивает ему руки за спиной его же лентой, было уже поздно — узел явно затянулся, и теперь его так просто было не развязать. Разумеется, на запястьях — скрытые клинки, да и лента, скорее всего, не выдержит даже просто сильного рывка, однако Хэйтем снова напомнил о себе — и металл уперся в затылок. И к тому же Шэй вовсе не спешил избавляться от пут — было в этом что-то... непристойно-приятное.       Хэйтем удобнее перехватил оружие, надавил сильнее, резко отпустил и шагнул вперед, возникая в поле зрения. Шэй проследил за темным зрачком пистолетного дула, направленного в лоб. Интересно, заряжен?       — Я выстрелю раньше, чем ты успеешь сделать хоть что-то, — предупредил Хэйтем и небрежно прошелся взад-вперед; Шэй только следил за его шагами. — Поскольку ассасины борются за... свободу и право выбора, я готов предоставить тебе выбор. Пулю в лоб, клинок в горло или подставить рот и... м-м-м... корму.       Шэй, разумеется, знал, что этим закончится. Точнее, с этого начнется, но неожиданно ощутил достаточно болезненный укол. Когда после очередного морского сражения он сам поднимался на борт захваченного корабля, вот так же проходился перед поверженным капитаном. И вариантов, чем завершится удачный абордаж, обычно тоже было три...       — А выбора, нос или корма, мне не предлагается? — фыркнул капитан Кормак.       — Увы, — мистер Кенуэй остановился и картинно-опечаленно развел руками. — Это предел моих возможностей, ассасин. Как магистр тамплиеров, я вообще с трудом предлагаю тебе хоть какой-то выбор.       Шэй вдруг увидел, как на руке любовника блеснул металл — тамплиерский перстень на безымянном пальце. Собственный перстень капитана Кормака сейчас был бережно убран в шкатулку для самого ценного. Носить гордый символ Ордена вместе с ассасинскими тряпками казалось чем-то мерзким.       И Шэй понял, что нужно ответить на выпад:       — Мне что-то подсказывает, что весь этот выбор — фикция, — он сощурился. — Выбор ты уже сделал за меня. Если я соглашусь на это щедрое предложение, то сначала отработаю, а потом ты меня убьешь. Если соглашусь на предложение убить — сначала трахнешь, потом убьешь. Где выбор-то?       — В том, что ты скажешь, — улыбнулся Хэйтем.       — Да пошел ты, — хмыкнул Шэй. — Начинай. Я уже полюбовался, хочу поскорее отмучиться.       ...И чувствовал, что это вовсе не так. Он и раньше делил постель с Хэйтемом, но вот такого — странного и острого одновременно — вроде бы не испытывал. Обычно просто хотел — и всё равно, как. Но Хэйтем всегда умел привнести в привычно-приятный процесс что-то, от чего заранее бежали мурашки и колотилось сердце.       «Начал» мистер Кенуэй, можно так сказать, издалека. Привычным жестом снял треуголку, отложил ее на стол. Пистолет убрал в кобуру, но Шэй не обольщался — магистр шагнул ближе, и теперь ему вовсе ни к чему было дальнобойное оружие, вполне хватит скрытого клинка в левом наруче. Правой Хэйтем потянулся к лицу и приподнял голову Шэя за подбородок. Шэй с трудом подавил уже приобретенный рефлекс разомкнуть губы, чтобы не выпадать из образа.       Впрочем, как раз это Хэйтем быстро поправил — надавил пальцами на челюсть с двух сторон, почти причиняя боль, и Шэй сдался. Не противнику — желанию. Хэйтем скользнул пальцами по языку, и Шэй почувствовал металл серебряного перстня на кромке зубов. Упустить такой момент было никак нельзя, Шэю давно хотелось это сделать, и он скользнул по перстню языком, нащупывая параллельные линии и выпуклый крест. Раньше Хэйтем такого не позволял, он всегда педантично раздевался перед близостью, а Шэй своей слабости предпочитал не выказывать.       Надо будет потом об этом Хэйтему сказать. После всего того, что сейчас происходит в капитанской каюте, это уже не будет выглядеть слабостью.       Шэй сжал губы плотнее, но оторваться от кольца было выше его сил. Любовника он сейчас видел плохо, капюшон мешал, зато насмешливый голос слышать ничто не мешало:       — Удивительно трепетное отношение к Ордену.       И мистер Кормак мог бы на это ответить, черт побери, но рот был занят. Возможно, как раз на это рассчитывал Хэйтем. Даже глазами гневно не сверкнуть, тот сверху ни черта не увидит.       Мистер Кенуэй свободной рукой потянулся к пуговицам на сюртуке, и Шэй не сразу понял, зачем это — ведь полы сюртука расходились много выше, чем... чем требовалось. Позже сообразил: без этого не расстегнуть жилет, а вот тот уже мешал. Впрочем, одежд на любовнике всегда было многовато, Шэй не раз ему на это пенял. В особенности когда Кенуэй последовательно и неспешно укладывал детали костюма, пока Шэй уже валялся в кровати.       Сейчас Хэйтем раздевался не слишком ловко — одной рукой ему, вероятно, было неудобно... А может, действие отвлекало — Шэю быстро надоело ждать, и он увлеченно занялся пальцами. И кольцо, опять же... Вдруг потом больше не достанется?       Наконец Хэйтем справился. Штаны он только расстегнул, полы рубахи сдвинул, обнажая твердую плоть с влажной головкой, и Шэй, подняв взгляд, не удержался — сглотнул, невольно сжимая губы. Разумеется, от Хэйтема это укрыться не могло. Мистер Кормак не видел любовника, но буквально чувствовал насмешливо-презрительный взгляд.       Пальцы выскользнули, и Шэй рвано втянул воздух ртом. Хэйтем сделал последний шаг вперед, и блестящая головка скользнула по раскрытым губам. Шэй послушно склонился, лаская и обдавая естество дыханием, но в рот взять толком не мог. Все-таки было неудобно — он стоял на расставленных коленях, как опустился после удара, и побеспокоиться о том, чтобы стало удобнее, очевидно, забота Хэйтема.       Тот и позаботился — своеобразно, правда. Обхватил за затылок и сильно надавил, заставляя принять глубже. Теперь, покачиваясь и временами почти касаясь лбом живота любовника, Шэй не видел ничего, кроме полоски открытой кожи, расстегнутых штанов и, собственно, члена, и испытывал смутное раздражение. Хэйтем мог бы хотя бы капюшон стянуть, который перекрывал обзор и не позволял даже взглянуть в лицо.       А потом вдруг сообразил — Хэйтем и не собирается стягивать с него капюшон. Ему, вероятно, именно это и нравится. От мысли, что любовник мог бы так поступить с пленным ассасином, становилось несколько не по себе. Впрочем, если бы действительно мог, то не просил бы в крайне завуалированных выражениях пошить и нацепить эти тряпки для «личной встречи», а воспользовался бы теми возможностями, которые у любого тамплиера иногда возникают в жизни. Во-первых, у магистра такие возможности возникают чаще; во-вторых, Хэйтем всё равно почти всегда убивает, так что о его слабости вряд ли бы кому стало известно. Да и отыметь кого бы то ни было в рот без взаимного желания — довольно опасное развлечение.       Все эти мысли пронеслись в пару мгновений, а дальше думать стало затруднительно — Хэйтем качнулся вперед, и Шэй привычно расслабил горло, чтобы тот смог войти полностью. Хэйтем коротко простонал, пальцы его сжались, сминая ткань капюшона, и Шэй одним глазом на миг успел увидеть искаженное в мучительном удовольствии лицо любовника.       Это стало... Шэй неловко переступил коленями. Штаны и до того давили, но теперь это уже превращалось в пытку. И потом, он ведь не мог быть уверен в том, чем закончится «личная встреча». Возможно, любовнику будет достаточно губ, хотя Шэй перед нынешним вечером позаботился не только об ассасинском костюме. И очень рассчитывал на иное завершение событий.       Мистер Кенуэй как будто услышал мысли. А может, отметил то, как Шэй все чаще переминается, стараясь не сбиваться с ритма.       — Неплохо, — бросил Хэйтем, отступив.       Шэй торопливо облизнул горящие губы, но влажный подбородок и румянец наверняка выдавали его с головой.       — Неплохо, ассасин, — повторил мистер Кенуэй и заставил запрокинуть голову, обводя губы большим пальцем. — Но ты же не думаешь, что я ограничусь этим?       Шэй очень надеялся, что не ограничится. Он впервые за сегодняшний вечер — да что там, вообще впервые! — увидел, как... волнующе выглядит любовник, когда на нем почти полное облачение, а твердая плоть поблескивает от слюны. Если не считать этого обстоятельства, то выглядел Хэйтем почти как обычно: невозмутимо-сдержанный вид, непроницаемо-презрительный взгляд, небрежная, но крайне элегантная поза.       Шэй подавил ухмылку, потому что точно знал, что ответить на это вызывающее заявление:       — И как это сочетается с предложением выбора?       — Никак, — фыркнул Хэйтем и рванул его за отворот плаща, заставляя подняться на ноги. В ступни тотчас впились тысячи мелких колючих иголочек. — Ложись. На стол.       Шэй и без того с трудом стоял на безнадежно затекших ногах, а сейчас и вовсе почувствовал, что те подкашиваются. Ну нельзя же так! Нельзя иметь настолько железную выдержку; нельзя выглядеть столь безукоризненно, когда тебе только что отсасывали; нельзя настолько возводить противостояние Ордена с Братством в абсолют!       Хотя последнее... Как раз, пожалуй, можно. Шэй только потому держался на ногах, что Хэйтем по-прежнему удерживал его — и при этом, очевидно, отлично знал, что Шэй готов как угодно, лишь бы прямо сейчас.       Мистер Кенуэй сам подтолкнул его к столу с моделькой «Морриган». Там, по крайней мере, не валялось кучи бумаг и треуголки, так что выбор капитан Кормак оценил. Ощутив опору и укладываясь так, как велели, Шэй порадовался было, но тут же понял, что не так все просто — теперь на плоть давила не только ткань одежд, но еще и столешница. Оставалось понадеяться, что Хэйтем стянет с него штаны хотя бы до бедра, а не просто обнажит нужную для себя часть.       Но если не догадается... Что ж, Шэй уже был готов попросить об этом и сам. Терпеть сил не осталось.       Не пришлось. Хэйтем явно понимал, что делает: за стянутые руки устроил удобнее, на ощупь расстегнул пояс, задрал длинный плащ. Шэй вдруг резко ощутил унижение — если бы это было всерьез, то мало что могло бы ударить сильнее, чем деловитая подготовка к такому, с позволения сказать, соитию. Штаны Хэйтем, конечно, расстегнул тоже и сдвинул, но не полностью. Облегчение накатило разом, Шэй даже смог достаточно устойчиво встать, но всё равно при каждом движении распрямившееся естество терлось о натянувшуюся ткань одежд — и это было невыносимо и желанно одновременно.       Смутно подумав, что пусть хоть так — Хэйтем, в своей нынешней роли насильника, вряд ли позаботится об удовольствии любовника, — Шэй замер, особенно ярко ощущая, что сейчас на виду. Хэйтем пока ничего не делал, только смотрел, но этот взгляд ощущался не хуже самых грязных прикосновений.       Пауза затягивалась, и Шэй невольно задумался о том, как выглядит сейчас со стороны. Что видит Хэйтем? Смятые и растерзанные ассасинские одежки, стянутые за спиной руки, расстегнутый пояс с символом Братства, петлей свивающийся на столе... Эта мысль принесла ощущение отчаяния и беспомощности, хотя окажись Шэй в такой ситуации еще лет восемь назад, он бы не чувствовал себя беспомощным. Пока есть оружие, пока есть силы, он бы сражался, а потом... Потом бы ему было уже всё равно. Но ведь в Братстве, как и в Ордене, состояли разные люди. С разным прошлым, с разным мировоззрением. Кто-то, возможно, предпочел бы тамплиеру подыграть, чтобы попытаться выгадать момент. Кто-то — но только не Шэй Патрик Кормак.       — Не получается? — притворно-сочувственно бросил Шэй. — А раньше вроде работало.       — Ты удивительно дерзок, — почти одобрительно раздалось сверху. — Просто любуюсь. Я не столь примитивен, и мне приносит удовольствие, когда всё на своих местах.       Шэй даже нахмурился. Странное что-то чувствовал. Оно, конечно, всё на своих местах. Как ныне тамплиер он был с этим согласен, но унизительное чувство тоже никуда не ушло. В странные места заводит жизнь, когда твой любовник — тамплиер со слабостью к ассасинам....       Хэйтем, видимо, налюбовался — ну, или счел, что раз ассасин заговорил, то слишком сильно оклемался, и пора бы уже показать ему его место. Шэй чувствовал, как к нему прижимаются сзади, скользя членом вдоль задницы, и постарался не выгибаться уж слишком сильно. Не хотелось дождаться язвительных комментариев еще и про это.       Однако любовник промолчал. Понимал, должно быть, условность событий и действовал так, как будто действительно укладывал врага: наслаждался беспомощностью, был несколько груб... По крайней мере, Шэй отметил, что Хэйтем даже не попытался его подготовить к предстоящему. Возможно, побрезговал бы? К нему, как к сердечному другу, мистер Кенуэй раньше всегда в постели проявлял заботу и уважение, но на ассасинов это, видимо, не распространялось.       Хэйтем надавил плотью сильнее, и Шэй охнул. Мог бы сдержаться, но не счел нужным. Это он сейчас вздрагивал и мучился от невозможности подтянуть любовника ближе за бедро, чтобы двигался резче, а ассасину на его месте было бы ох как нелегко...       Хэйтем придавил его за плечо к столу, склонился ниже. Медленно входил, и Шэй безотчетно прикусывал губу — чувствовал каждый дюйм внутри себя, и от этого хотелось оттолкнуться назад, прижаться к бедрам любовника, заставить уже его охать и стонать...       Но не в этот раз. Хэйтем наконец вошел полностью, приостановился, давая возможность почувствовать и оценить, и качнулся назад. Шэй измученно прикрыл глаза. Мышцы невольно сжимались, хотелось большего, но как подстегнуть любовника, он не знал. Обычно хватало просто попросить... или приказать, тут уж как пойдет. Но сейчас это только разрушит так старательно выверенную игру.       Шэй невольно взглянул на все именно со стороны ассасина. Повернув голову и укладываясь на щеку, он видел в своей собственной капитанской каюте знаки Ордена тамплиеров — и это как-то не очень вдохновляло. Наверное, так и должно было быть: ворвался к тамплиеру зачем-то (а такое раньше бывало), не сумел с ним совладать (такого не было) — и теперь расплачивался за это. И одновременно мелькнула идея...       — В твоем Ордене... — от долгого молчания и сдерживаемых стонов голос охрип и звучал в нужной степени сипло, — все такие? Трахни уже, и убей. Или отпусти — я же не зря тебе отсасывал?       Хэйтем даже приостановился. Шэй буквально чувствовал, что тот в ярости — вот только на кого? На ассасина или на слишком грубого любовника? Пальцы Хэйтема сжались на плече до боли, и в следующий миг Шэй вскрикнул — настолько резко Хэйтем вошел. Шэй плотнее прижался щекой к столу, не желая показывать, насколько остро и чувственно это было. Брови сошлись в линию, рот приоткрылся... Но Хэйтем уже и не позволил особо мыслить и как-то проявлять или не проявлять себя.       Руку мистер Кенуэй переместил на поясницу, крепко прижал, и мгновением позже Шэй понял, для чего. Движение изменилось, стало быстрым, резким и сильным; и теперь уже трудно было удерживаться на ногах. Поверхность стола быстро бы нагрелась от кожи, будь Шэй обнажен, но сейчас, когда Хэйтем даже не дал себе труда раздеть любовника-ассасина, отлично скользила и не позволяла удерживаться на месте.       Шэй терпел сколько мог. Частый ритм, знакомое ощущение принадлежности Хэйтему, его член, его руки, его дыхание, — всё это заставляло прогибаться под ним, и с этим Шэй уже ничего сделать не мог. Собственную его плоть на каждом яростном движении зажимало в плену натянувшейся ткани, и Шэй только смутно надеялся не кончить первым. Хэйтем не остановится, это точно, и это точно будет уже неприятно.       Резкий всплеск неуверенности, возникший после хлестких слов, пошел на убыль. Если бы Хэйтем что-то имел против, то среагировал бы иначе — назвал по имени, высокомерно высказал всё, что думает, о неудачной реплике. А сам Шэй чувствовал удовлетворение — всё правильно сделал, остальное любовник теперь сделает сам.       Но выдержки уже не хватало. Стоило Хэйтему перехватить его второй рукой за бедро, как Шэй застонал. Не мог больше терпеть, он и так с трудом сдерживал медленно зарождающуюся дрожь, а уследить за всем не был способен. Кажется, Хэйтему это даже понравилось — по крайней мере, тяжелое его дыхание прервалось самодовольным фырканьем.       А потом и словами. Говорил Хэйтем резко, обрывисто, в такт движению, но, видимо, промолчать тоже не мог:       — В твоем Братстве... все такие? — вернул он язвительную реплику. — Нападаете первыми, а потом раздвигаете ноги и скулите, стоит вас как следует нагнуть?       Шэй машинально сжал кулаки. Не за Братство; не за себя даже. И даже не за вот этот надменный тон, не за презрительные интонации. В этом мистер Кенуэй всегда был хорош, и это... волновало. Но вот именно эту слабость в себе сейчас хотелось ненавидеть... И не получалось. В конце концов, ассасином Шэй больше не был.       Умный ответ не придумывался, но, кажется, и не был нужен Хэйтему. Тот, чуть сбавив темп, чтобы иметь возможность словесно приложить ассасинов, быстро вернул позиции, и Шэй только коротко постанывал и почти захлебывался воздухом. И ноги расставил шире, насколько мог, пока плотная тесьма не впилась в кожу. Теперь ткань давила на член еще плотней, а Хэйтем двигался еще резче...       Шэй почувствовал, что тело буквально выгибается в предфинальной судороге. Остановить это он бы уже не смог, да и не хотел. Хэйтем, наверное, может торжествовать — ему, разумеется, о давлении ткани неизвестно, так что кончающий без прикосновений ассасин под ним должен вызывать... как минимум удовлетворение. А еще самодовольство и презрение, как будто и так их у него мало.       Это было последним, о чем Шэй успел подумать. Его тряхнуло, он невольно зажал любовника крепче и изогнулся до ломоты в пояснице. И чувствовал, как Хэйтем врывается — грубо, резко. Как стонет — низко и хрипло. Как кончает — где-то глубоко внутри.       Чувствовал, но осознавать больше не мог. И только когда в голове чуть просветлело, ощутил, как любовник выскальзывает — небрежно так оттолкнувшись, словно не он жадно оглядывал перед тем, как...       Шэй не знал, можно ли уже повести себя так, как обычно, и на чем должна закончиться такая игра, однако Хэйтем — зачинщик — выручил:       — Мистер Кормак? Помочь вам?       — Снимите ленту, — выдохнул Шэй. — Не хочу ее рвать.       Хэйтем послушался: и ленту стянул, и руку подал, помогая разогнуться. Шэй скептически оглядел испачканные портки. Надо же, и пары часов новые одежды не носил — а уже стирать придется. Или просто выбросить? В обычной-то жизни они уже не пригодятся... Хотя было немного жаль — желая доставить удовольствие любовнику, Шэй позаботился о том, чтобы новый костюм, почти точная копия того, что Шэй носил во времена жизни в Братстве, был отлично пошит. Да и стоило всё это... прилично.       Штаны Шэй натянул как есть, не переодеваться же прямо сейчас. Хэйтем тоже быстро привел себя в порядок, но ему-то как раз было проще. Шэй даже немного ревниво на него поглядел — не ему придется вручную отстирывать от семени все эти тряпки. Даже распоследнему юнге стирать не отдашь. Не хватало еще, чтобы у команды возникли вопросы, отчего это семя не только спереди...       — Вам... как? — чуть подумав, осведомился мистер Кенуэй, а потом и окончательно сдал позиции. — Шэй, я понимаю, что вряд ли сейчас напомнил вам о чем-то хорошем.       — Нет, как раз ничего дурного мне не вспоминалось, — покачал головой Шэй. — У меня такого в Братстве не было. И с тамплиерами я тогда не спал.       — Зато теперь наверстал, — фыркнул Хэйтем. — С лихвой, я бы сказал. Но если тебе это не было... неприятно, то я хотел бы попросить тебя не избавляться от этих вещей. Надо сказать, что это меня по-прежнему будоражит.       — Хорошо, не буду... — задумчиво откликнулся Шэй, а потом вдруг улыбнулся — ярко, как позволял себе только с возлюбленным. — А ваш пистолет был заряжен? М-м... сегодня? Сейчас?       — Конечно, — пожал плечами Кенуэй. — Я не имею привычки ходить с бесполезным оружием.       — Понятно, — Шэй чуть повел плечами, как будто снова ощутив прикосновение металла между лопатками и на затылке. — А как вы относитесь к ассасинам-победителям?       Хэйтем настороженно поглядел, но взгляда не отвел:       — Крайне отрицательно, — сразу же ответил он, но потом едва заметно усмехнулся. — А что, я побудил тебя взять реванш, ассасин Шэй Кормак?       Шэй не стал отвечать, прикинул... И откликнулся:       — У вас в доме в Нижнем Манхэттене полно охраны, я знаю. Но давайте пари: если мне удастся пробраться в окно в ассасинском одеянии, не вызвав подозрений у солдат, то... Дашь?       Хэйтем несколько недовольно поморщился, но ответил вопросом на вопрос:       — Окно заранее открыть?       — Как пожелаете, — Шэй пожал плечами. — Если я доберусь до вашего окна, меня уже ничто не остановит.       — Охрана не приучена убивать... сразу, — подумав, заметил Хэйтем. — Если попадешься... знаешь, что тебя ждет.       — Идет, — Шэй разулыбался еще шире. — Только я не попадусь.       Хэйтем вдруг шагнул ближе, заглянул в глаза... А потом поцеловал — резко, отчаянно, словно вкладывал в этот поцелуй всё то, что не мог сказать. Шэй ответил — хотя бы за то, что его сегодня не целовали.       А едва поцелуй прервался, Хэйтем отступил и глухо произнес:       — Я благодарю вас, мистер Кормак, что пошли мне навстречу в таком... деликатном вопросе. И еще больше я благодарен за то, что вы меня поддержали.       — Иногда немного безумия — только на пользу, — согласился Шэй. — Особенно когда в меру и в подходящее время. Но вы, кажется...       — Да, мне пора идти, — Хэйтем явно проговорил это с сожалением. — Уже довольно поздно, а задерживаться на «Морриган» на ночь... Оба раза это вызывало подозрения у вашей команды. Простите, но нам обоим это ни к чему. У меня дома у нас с вами больше возможностей.       — Я провожу, — не терпящим возражений тоном заверил Шэй. — Не забудьте треуголку. Если выйдете без нее, это вызовет не меньше подозрений.       За окнами капитанской каюты и впрямь уже совсем стемнело, но на палубе ярко горели фонари. Шэй распахнул дверь перед любовником и, выходя его провожать, даже поежился на холодном нью-йоркском ветру. Время было позднее; все, кроме дежурных, уже разбрелись по каютам.       Однако Хэйтем держался отстраненно, как и всегда вне пределов личных покоев. И Шэй даже немного сожалел, что не может проявить себя чуть больше — обнять на прощание, например.       Однако стоило подойти ко сходням, как вдруг рядом послышались шаги старпома и облегченное восклицание:       — Ну наконец-то! Я уж думал, не дождусь, пока вы наговоритесь! Шэй, ты... — Гист вдруг осекся.       Шэй стремительно развернулся и видел, что Хэйтем замер вполоборота...       — Капитан Кормак, — голос Гиста был растерянным и изумленным. Он явно отметил новый костюм Шэя, и сходу опознал символы ассасинов. — Шэй, ты... вернуться решил? Кенуэй, а ты что, ему это позволишь?!       Шэй моргнул, не сразу нашелся, что ответить — и в наказание за нерешительность услышал не слишком уверенный ответ Хэйтема:       — Это... маскировка. Иногда требуется.       — А-а-а, — глубокомысленно протянул Гист. — Тогда понятно. А в таком виде ты тоже красавчик, капитан. И так тебе тоже идет! Мистер Кенуэй нас уже покидает?       — Да, — Хэйтем кивнул. — Но я еще непременно загляну.       — Это само собой, — согласился Гист.       Мистер Кенуэй — железная все-таки выдержка! — подал руку обоим и исчез на причале, мгновенно растворившись среди темных теней. Шэй чувствовал себя не слишком уверенно. Оставалось только надеяться, что в свете фонарей на штанах хотя бы пятен не видно.       — Не думал, что Кенуэй у нас такой затейник... — задумчиво произнес Гист, глядя вдаль, где Хэйтема уже и след простыл. — Ты уж, капитан, прости, но в мои годы такие-то потрясения!.. Хотя костюмчик тебе и впрямь к лицу.       — Гист, — голос просел. — Ты не... Никому не скажешь?       — О том, что ты предан Ордену телом и душой? — как ни в чем ни бывало поинтересовался старпом. — Так это давно уж было понятно. А уж если у вас там «ассасины-тамплиеры», то мое дело — сторона. Хотя мое дело — и так сторона.       Шэй почувствовал, что краснеет. Но хотя бы темно!       — Меня завтра вечером не будет, — произнес Шэй, снова начиная обретать уверенность в себе. — И ночью, возможно, тоже.       Гист кивнул:       — Понятно. Есть у меня бутылочка хорошего виски — Кенуэй его оценит. Завтра напомни, я поделюсь.       — Спасибо.       Шэй вдруг припомнил, что о его прошлом Гист тоже откуда-то знал, но ведь ни словечком ни перед кем не обмолвился. Не скажет никому и сейчас. А вот хороший виски Хэйтем действительно оценит.       Главное — заранее не прикладываться, чтобы добраться до нужного окна без помех. А уж там...       Шэй пожелал старпому доброй ночи и скрылся за дверью капитанской каюты в твердой уверенности, что даже тогда, когда в очередной раз придет пора отправиться в плаванье в поисках Шкатулки Предтеч, воспоминания дадут ему силы продержаться до следующего визита в Нью-Йорк.