Щенок

Рис часто думал о том, как могло бы быть. Вредная привычка — а отучиться так же невозможно, как от всех других: начинать день с чашки ультракрепкого кофе, нервно сгрызать ноготь большого пальца до крови, перед сном — три раза перепроверять все системы безопасности... На останках Гелиоса Рис пообещал себе не оглядываться назад, но, конечно, соврал. В мире, где обитают существа, для которых время и пространство — условность, сложно не задумываться о том, что было бы, перекрутись временные линии в особенно причудливой манере. Рис повторял: ничего не изменилось бы, встреться они с Джеком при других обстоятельствах. Даже будь Джек жив, а Рис — тем, кто он есть сейчас. Все закончилось бы так же, и дело не в том, что Рис недостоин, или слаб, или глуп, а Красавчик Джек — монументальная фигура, определившая ход истории. Он знал, что ни в чем не виноват. Но часто думал о том, как могло бы быть. Если бы они были на равных. Если бы Рис не был разменной фигурой, пешкой, которую ведут ферзи только чтобы прикрыть короля, а потом принести ее в жертву. Если бы Джек не был ублюдочным нарциссом и мог считать особенным кого-то кроме себя. Рис не был Джеком. При всем подсознательном стремлении равняться на бывшего кумира, которое было сложно задушить и еще сложнее — отпустить. Вот он клянется, что никогда не станет таким, как Джек, а вот вдруг обнаруживает, что уже приказал спроектировать офис, подозрительно схожий по планировке, а на столе чего-то не хватает, наверное, фотографии, и неважно чьей. Но директорское кресло и поношенный вид никогда не сделают из него Джека. Такие, как Джек, рождаются раз в столетие. Герой, Чудовище — как ни оценивай, важен размах. Второго Красавчика Джека не будет. И это, наверное, к лучшему. При взгляде на Катагаву в глаза сразу бросались две вещи: полная беспринципность — готовность идти к цели по трупам, — и хищничий оскал. Это, разумеется, тоже не делало его Джеком. Но что-то в Рисе уже навострило уши: другая вредная привычка — играть с огнем, доказывая себе непонятно что. И это, конечно, не к добру. Но рука уже сама тянется в распахнутую пасть, как бы подначивая "ну давай, укуси. А потом увидишь, какие клыки отрастил я". И только здравый смысл вдалеке тоненько визжит: "куда ж ты лезешь, тупой придурок, оно тебя сожрет!". Рису в жизни чего-то не хватало. Отсюда и привычка играть с огнем — в его случае, сразу с огнем, электричеством, коррозией... Провались, Маливан. Спустя пару незапланированных столкновений ("Рис, какая неожиданность случайно наткнуться на тебя посреди пустыни, где мы оба оказались по чистому совпадению!"), пару десятков звонков по личной линии ("Я звоню тебе в час ночи, потому что знаю, что ты не спишь, а мы так давно — целых сорок пять минут — не говорили") и пару сотен однотипных электронных писем, которые Рис уже не глядя помечал как спам ("УНИКАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ КОРПОРАЦИИ МАЛИВАН — только для вас! — согласитесь на слияние сейчас, и получайте утроенные проценты первые полгода!"), Рис, наконец, согласился на одну деловую встречу, просто из интереса. И интересовали его совсем не условия, которые может предложить Маливан — возможность согласия он не рассматривал даже на секунду. Универсальных способов разбогатеть в любой из шести галактик было три: стать Искателем Хранилища — если ты сильный и безбашенный (или самоубийца), стать главой мегакорпорации — если ты умный и предприимчивый (или мазохист) и открыть очередной Нейтральный Пункт Переговоров, где первые и вторые будут платить тебе деньги за возможность обсудить свои дела, сведя к минимуму риск получить пулю в лоб, — если перечисленными качествами ты не обладаешь, но имеешь стартовый капитал для приобретения детекторов оружия, чтобы оборудовать ими вход в помещение. Иногда Рис всерьез задумывался — на такой работе он бы совсем стух, но зато смог бы позволить себе спать раза в два дольше, чем свои стандартные пять с половиной часов. Рис не сомневался, что Катагава уже ждал его — в книгах про искусство переговоров предлагали появляться на деловых встречах впритык к назначенному времени, чтобы сложилось впечатление, что ждали все тебя, но жгучее нетерпение в голосе на том конце линии, когда вчера они обсуждали условия встречи, выдало Катагаву с головой: он успел навоображать себе невесть что, и теперь с него сталось бы заявиться и на час раньше. В любом случае — сам Рис опоздал. Даже не нарочно — этими играми в корпоративной песочнице он обожрался еще в Гиперионе, — просто перед самым выходом всплыл вопрос, требующий его личного внимания. Если бы фраза "покой нам только снится" не была так прочно забита Искателями, Рис бы добавил ее к своим татуировкам. Света из большого окна с пуленепробиваемым стеклом в конференц-зале хватало с лихвой, но лампы тоже зачем-то горели — после бессонной ночи настоящий глаз от такого издевательства утомленно запульсировал. Возможно, недалек день второго ЭХО-импланта. — О, Рис, я уже испугался, что ты передумал приходить, — Катагава поднялся со стула, разведя руки в сторону, словно для приветственного объятия, и улыбнулся своей улыбкой хитрой лисицы. Рис оценивающе оглядел его лежащую волосок к волоску прическу, идеальный узел галстука, пошитый точно по фигуре костюм и мысленно порадовался, что встреча проводится наедине — никаких репортеров, способных высосать из контраста их обликов метафору превосходства Маливан над Атласом. — Но ты бы никогда так со мной не поступил, правда? Рис вымученно улыбнулся и протянул руку для рукопожатия — первый, чтобы оставить выбор руки за собой. Сейчас у него не было никакого желания чувствовать на своей коже прикосновения Катагавы, и протез в таких ситуациях становился его спасителем. Разгадал Катагава его уловку или списал на случайность, маска напускного радушия осталась на месте — возможно, прилипла намертво. Он крепко сжал бионические пальцы и вынудил Риса приподнять руку, внимательно разглядывая искусственные фаланги. Это еще что за фокусы? — Собственное производство Атласа? Изящно сделано. Но не более. Знаешь, у нас могли бы соорудить тебе протез, плюющийся огнем. Здорово бы сэкономил на телохранителях. — Мы, выходит, уже перешли к делу? — Рис решил, что до поры до времени лучше отшучиваться, чем отбривать такие намеки открыто. — Спасибо за предложение, но тогда мне придется снимать еще и протез перед деловыми встречами. Не очень удобно. Он высвободил руку. С собственной так бы не вышло — судя по цепкости хватки и общей подтянутости, Катагава, в отличие от него, не пренебрегал физическими упражнениями. Хорошо, наверное, живется, когда есть время делать что-то для себя. — Конечно, мы уже перешли к делу, — подтвердил Катагава, сверкнув глазами. — Я бы сказал, мы от него и не отходили. Ты можешь в любое время прервать меня и сказать, что готов подписать приказ о слиянии. В любое, Рис. Я отвечу тебе, даже вздумай ты позвонить мне в четыре утра. — В четыре утра я обычно сплю, — усмехнулся Рис, хотя правдой это было только в одном случае из трех. Катагава этого знать не мог, но Рис почти не удивился, когда тот пожал плечами и небрежно обронил: — Сделаю вид, что я тебе поверил, хотя врать друзьям нехорошо, Рис. Ты правда думаешь, что я не знаю, во сколько ты ложишься спать? Следующие полчаса Риса не покидало ощущение, что он попал на маливанскую презентацию для клиентов. Видимо, у Катагавы сложилось неверное представление, что если он докажет, какой невероятной мощью обладает Маливан, Рис побежит подписывать документы, роняя тапки. Еще одно ошибочное допущение, наряду с тем, что добавляя "Рис" в конце каждого предложения, он демонстрирует дружелюбие, а не звучит откровенно жутко. — Я тебя слушаю очень внимательно, — заверил Рис, когда Катагава, наконец, сделал паузу в рекламе электрических винтовок и выжидательно уставился на него, видимо, разочарованный отсутствием реакции. — В таком случае, почему я все еще не услышал от тебя "да"? — довольно неплохая маскировка язвительности за тоном участливого беспокойства. Катагава вдруг наклонился вперед через стол быстрым движением атакующей из засады змеи, почти заставив Риса отпрянуть от неожиданности. — Я предлагаю Атласу уникальную возможность капитулировать со всем возможным достоинством. Думаешь, другие проявят такое милосердие? Рис выдержал зрительный контакт, хотя яркий свет все еще немилосердно жег настоящий глаз. — Только не думай, что я хвастаюсь, но на мой взгляд, Атлас на данный момент не нуждается в чьем-либо милосердии, — ответил он твердо. Катагава расплылся в снисходительной улыбке. — Смелость — это красивая черта, но только до тех пор, пока не переходит в безрассудство. Рис с трудом сдержал нервный смех. Приятель, ты говоришь с человеком, который опрокинул Гелиос на Пандору, только бы не дать своему лучшему врагу одержать верх в противостоянии. Что там про смелость на грани безрассудства? Катагава приподнялся со своего места, но Рис остался сидеть — у них была слишком значительная разница в росте, чтобы с его стороны этот жест смотрелся внушительно, а не жалко. — Нужно уметь вовремя идти на компромисс, — опираясь на стол широко расставленными руками, Катагава снова наклонился вперед, вынуждая Риса задрать подбородок, либо любоваться отвратительно-идеально повязанным галстуком. Он выбрал первое. — Такой выдающийся человек, как ты, должен это понимать. — Такой выдающийся? — переспросил Рис, слегка польщенно, но не без иронии. — Ты мне льстишь. — Ничуть, — непробиваемости Катагаве было не занимать. — Ты ведь раньше работал в Гиперионе? — (Не делай вид, что еще не выучил мою биографию наизусть, — подумал Рис мрачно). — Знаешь, по моему мнению, ты, в своем роде, не менее велик, чем Красавчик Джек. На этот раз Рис не удержался от нервного смешка. Святые пушки, теперь они будут говорить о Джеке? Катагава, конечно, истолковал этот смех по-своему. — Может быть, даже более. Знаю, знаю, все вы в Гиперионе им восхищались, но взгляни правде в глаза: закончил он не очень. А знаешь почему? Потому что был чокнутым маньяком с манией величия. Потому что, как сказала Афина, когда Рис все же спросил об этом: очень в его духе было пустить в расход всех самых преданных соратников, а потом картинно удивляться, получая в спину нож за ножом. Потому что Искатели и Алые Налетчики, а потом и Рис боролись за выживание, а не ради звучного титула героя, наведшего порядок во всем мире. — Потому что он не умел вовремя останавливаться, только и всего. Если бы он верно расставил приоритеты, нашел компромисс с Искателями... Рис не выдержал и покачал головой — еще слово, и он бы расхохотался, от души и немного истерически. Отъехал на стуле назад и, поднявшись на ноги, сочувственно хлопнул Катагаву по плечу, впервые за всю историю их знакомства первым инициировав тактильный контакт. — Ты действительно понятия не имеешь, о чем говоришь, а? У Катагавы не хватило совести хотя бы смутиться. Зачем, если можно продолжить гнуть свою линию? — Понять, когда нужно отступить перед более сильным противником, это тоже искусство. Более сильным противником? Рис прищурился, пытаясь это увидеть. Но оценивал не Маливан — Катагаве этого не понять. Он мог сколько угодно твердить, что они с Рисом будут как братья, что они одного поля ягоды, но если посмотреть правде в глаза, даже с Джеком у Риса было больше общего, пускай теперь признавать любое сходство с павшим идолом было не трепетно и радостно, а мерзко и страшно. Но они оба начинали с низов, оба прогрызли себе путь наверх, не имея за плечами ничего. Тому, кто родился с серебряной ложкой в заднице, так просто и не объяснишь, что личное могущество не имеет к тому, что уже построено до тебя, никакого отношения. И ракка с два Рис отдаст кому-то такому свою вытянутую со дна компанию. — Ты ведь понимаешь, Атлас не может конкурировать с Маливан, все слишком любят стихийный урон. Но вместе — вместе мы сможем создать такое, чему никто ничего противопоставить не сможет. Мы покорим вселенную, Рис, вместе, бок о бок. Рис задумчиво смотрел, как Катагава неспешно огибает стол. После всех разговоров про более сильных противников ему снова стало интересно: и как далеко все сможет зайти в пустой комнате, где они оба безоружны? — Не хочу, чтобы это прозвучало грубо, но в нашем мире красивые разговоры о захвате мира чаще кончаются дырой в груди, чем, ну, его непосредственным захватом. — Забудь о статистике, дружище, — Катагава как-то слишком быстро оказался с его стороны стола. Стоя теперь в двух шагах, он указывал на планшет, демонстрирующий очередной электрический пистолет на фиолетовом фоне. — Есть цифры. А есть тот факт, что ты особенный и я особенный. Если ты просто подпишешь согласие... Рис посмотрел на этот его пистолет. И снова на Катагаву. Электрическое оружие? Пусть сначала докажет, что без его помощи может заставить воздух трещать от напряжения. — Меня часто называют особенным, — признал Рис скромно — чего скрывать? чтобы поднять Атлас с колен, надо быть чем-то большим, чем посредственностью. — Но что насчет тебя, Катагава? Что ты сам сделал, чтобы считать тебя особенным? Улыбка Катагавы стала жестче. Он подступил на шаг, и Рис скрестил руки на груди — ему не нравилось, как сократилась дистанция, но он решил быть непоколебимым, как атлант. — Наконец-то и ты проявляешь ко мне интерес, — Рис бы не стал формулировать это так, но... — Хочешь знать? Ну вот из последнего: как ты знаешь, я был двенадцатым в очереди наследования. Мне это не больно-то приходилось по душе, поэтому я устроил замечательную семейную вечеринку на своей яхте, и вот — я первый. Конечно, не величайшее мое достижение, но — ничего не могу поделать — одна из тех вещей, которыми я горжусь больше всего. Знаешь, характеризует как личность. Характеризует тебя как безжалостного говнюка. Значит, слухи не врали. Рис не был впечатлен. Конечно, не ему судить, ведь — "Сколько человек было на Гелиосе?" От этой мысли его до сих пор пробирала дрожь, и не только потому, что в голове ее всегда произносил голос Джека. Это было страшнее всего, что мог сказать ему Катагава, как бы хищно ни скалился и как бы близко ни наклонялся. — Семейные ценности, да? — Рису очень нужно было сказать хоть что-нибудь, чтобы заполнить звенящую тишину, в которой голоса призраков звучали слишком отчетливо. — Я уважаю семейные ценности, — серьезно ответил Катагава. — Но семью выбирают — по крайней мере, в моей картине мира. И я выбрал тебя, Рис. Расстояние между их лицами измерялось в сантиметрах. И это должно было пугать, но... почему-то все громкие уверенные слова шли вхолостую. Рис не чувствовал настоящей угрозы, не чувствовал себя жертвой. Даже если какой-то части него этого хотелось. Он позволил чужой руке накрыть свою, позволил пахнущему мятой дыханию опалять переносицу. Катагава очень хотел быть хищником, он усвоил все волчьи повадки, точно по учебнику. Не его вина, что Рис на своем веку успел повидать хищников покрупнее. И если на то пошло, у него шансов удачно сыграть эту роль было больше. Рис почти вживую увидел, как делает это. Как перехватывает запястье Катагавы протезом, сдавливая до хруста, подается вперед, перехватывая инициативу. Как высокомерная самоуверенность и темное желание на точеном лице сменяются поочередно удивлением, неверием, испугом, когда Рис сожмет руку на его горле, находя тот особый баланс между последним предупреждением и попыткой убийства. Как скалящийся волк превращается в присмиревшего щенка. Так играют по-крупному. Так доказывают превосходство. Ничего из этого Рис не сделал — чего ради? Он не хотел играть по правилам Джека, да и подталкивать к этому кого-то — так себе идея, если подумать на трезвую голову. — Я не думаю, что в ближайшее время соглашусь на твое предложение, — он почувствовал, как рука Катагавы надавила на его ладонь сильнее, прижимая к прозрачной столешнице. Прикосновение жгло — но как огонь, или как кислота, Рис сам до конца не понимал. — В любом случае, мне надо подумать. — О, разумеется, я не требую ответа прямо сейчас, пускай это и было бы неплохо, — сладко пропел Катагава, словно ответ Риса давал основания хоть на что-то рассчитывать. Напоследок сжал его ладонь еще крепче, но когда рамки приличий уже никак не могли позволить и дальше игнорировать бесполезные попытки Риса высвободить руку, наконец выпустил его. — Но лучше не затягивай с решением. Часики тикают, и все такое. — Не буду, не сомневайся, — буркнул Рис, растирая занемевшие пальцы. Решение было очевидно: не сегодня, Катагава, и даже не в обозримом будущем. Рис чувствовал прожигающий затылок взгляд, когда первый направился к выходу из конференц-зала. Конечно, он мог оглянуться напоследок. Забить на солидность, ухмыльнуться краем рта и поддразнить, для затравки, чтобы не расслаблялся: ну попробуй, докажи мне, что ты такой особенный. Этот странный требовательный огонек все еще жил в Рисе, требуя подпитки, он об этом знал, и скорее всего, Катагава знал тоже — они оба чувствовали его интуитивно. Но Рис не обернулся. И это, наверное, к лучшему.