То, что мы называем домом

       Ванда, честно говоря, не знала, что хоть кто-то не будет спать в столь ранний час. Хотя, это было предсказуемо. То есть, серьёзно, если в этой башне есть человек, который не спит в три часа утра — этим человеком будет Тони Старк. Ванда вообще сомневалась в том, что он в принципе спит, несмотря на уверения Питера.        Тони сидел на полу в центре гостиной и копался в одном из своих роботов, похожем на Дубину (своего любимчика Старк держал в своей мастерской, запрещал даже прикасаться к нему и пылинки сдувал). Вообще, раньше на этом этаже не было никаких роботов, ну, кроме Вижена, но потом выяснилось, что Стив и Баки пугаются, когда «груда железа» начинает двигаться, так что теперь в гостиную мстителей завезли парочку помощников.        На самом деле, Ванде они даже нравились. Почему-то, все роботы считаются бездушными, но в «детях» Старка (он только так их и называл, кроме, конечно, всяких глупых прозвищ вроде «Лапа-Растяпа», «Вешалка» или тот же самый «Дубина») было что-то такое человечное. Ванда даже заметила, что они ведут себя почти как щенки, благо, наглядный пример в виде Чарли имелся.        Первое время, видя этих чудесных роботов, девушке даже было стыдно за то, что когда-то она обвиняла их создателя в тех ужасных вещах. Просто как человек без сердца мог создать что-то настолько одушевлённое? Значит сердце всё-таки есть. Ванде становится тепло на душе от этой мысли.        Она знает Тони гораздо меньше других, но даже не из-за того, что пришла в команду не так давно, тот же Питер появился позже, хотя, он, конечно, исключение. Но сейчас и с её знаниями можно было сказать, что его что-то гложет. Морщинка на лбу говорит о задумчивости, но взгляд слишком серьёзен для простого усовершенствования робота.        Этот человек играючи создал гениальные изобретения, так что Ванда в какой-то степени даже восхищается им, поэтому он не может так переживать из-за обычного робота.        Тони вздрагивает, когда она подходит поближе и оборачивается. Ванда замечает всё: и короткое движение руки к груди, и напряжённую спину, и чуть согнутое колено, чтобы можно было быстро подняться. И она очень рада, что, стоит ему заметить, что это просто Ванда, он расслабляется и даже как-то небрежно возвращается к своему роботу. Ей нравится мысль о том, что он больше не считает её врагом. — Тихо ходишь, — замечает Тони, а Ванда чуть улыбается. Да, это так. — Ну и, чего не спишь?        Ванда немного вздрагивает от этого вопроса, надеясь, что Тони не заметит её действий. Хотя, в глубине души, она понимает, что он прекрасно видит каждое её движение в отражении своего робота, что, наверное, довольно непросто, учитывая, что они находятся в полутьме, но у девушки есть подозрения, что у Старка, благодаря многолетнему опыту, есть что-то вроде сверхсил в этой области. Он всё видит.        Она присаживается на пол, недалеко от Тони, прислоняясь головой к спинке дивана. Интересно, в башне всегда был пол с подогревом, а она этого не замечала, или он такой недавно благодаря одному их знакомому с тягой разгуливать повсюду босиком? Хотя, он больше, конечно, по стенам и потолку, так что надо проверить, тёплые ли они. Ванда невольно переводит взгляд на Тони, замечая, что Старк тоже босой. Что бы это значило? — Кошмары, — неожиданно даже для самой себя отвечает Ванда, а Тони как-то слишком понимающе кивает. — У тебя тоже?        Тони быстро морщит лоб и резко выдыхает. Ванда не уверена — ему неприятно обсуждать это в принципе или дело в ней. Впрочем, может быть и то, и другое. Она его не винит: ей самой не хочется говорить о плохом.        Но у Тони почему-то такое лицо, которому невольно хочется открыться. У Стива не такое — он кажется слишком правильным, слишком идеальным. Глядя на него почему-то ждёшь не понимания, а выговора. Нет, Стив, вообще-то, так не делает, просто, ну, лицо у него такое. Если Стив выглядит так, будто он — строгий отец, который, хоть и любит, но ругаться всё равно будет, то Тони что-то вроде старшего брата. Ванда не знает почему.        У него в глазах есть понимание. Ванда знает, что он может быть жёстким, умеет убеждать и чётко разграничивает, что ему нравится, а что — нет. В какой-то степени он даже опасен. Но при этом, в нём есть что-то, что заставляет тебя доверять ему, его словам и поступкам. Что-то тёплое и мягкое, показывающее, что здесь тебя никто не осудит. Иногда Ванде кажется, что, после сделанного, она не заслуживает такого взгляда. Никто не заслуживает.        Скажи кто несколько лет назад, что сейчас ей будет казаться, что Тони Старку можно доверять — она бы рассмеялась. И поджарила бы этому глупцу мозг. Но ей не хочется об этом вспоминать.        Ванда не знает, почему не замечала этого раньше, но, возможно, она видит это сейчас во многом из-за Питера. Он не то чтобы меняет Тони, нет, в Старке это всё было и раньше, просто вытаскивает на свет и показывает окружающим. Ванде нравятся такие перемены. — Иногда мне кажется, что они прекратились, но, — Тони поводит плечом, словно отряхиваясь. — Нет. Они всегда здесь. — Что в них?        Ванда не знает, почему она спрашивает об этом. Но что-то внутри говорит, что ей необходимо это знать. Впрочем, она уверена, что Тони не ответит. Вряд ли он считает, что с ней можно таким делиться — это глупости. Из них двоих — только у него такое лицо. Но Тони, помедлив, рассеяно поглаживает робота большим пальцем и отвечает. — Разное. Афганистан, Нью-Йорк, Сибирь, Заковия, — Тони внимательно смотрит на Ванду. — Но сегодня это Питер. Я слишком беспокоюсь. — У него тоже кошмары?        Сердце Ванды сжимается от мысли о том, что у Питера, самого замечательного человека из всех, кого она знает, могут быть кошмары. Он не должен проходить через это. Невольно в памяти всплывает их первая встреча — он пришёл сонный, все были слишком удивлены, чтобы заметить, но сейчас Ванда вспоминает, что Тони тогда говорил о его кошмаре. — Очень редко, — Тони вздыхает, но Ванда слышит невысказанное «сейчас». Раньше было хуже. — Скоро будет плохой день. Я не могу об этом не думать. И я знаю, что он об этом думает. Так что… — Ты думаешь, что из-за плохого дня они будут чаще? — Я знаю. Это уже третий плохой день, — Тони глубоко вздыхает, словно недовольный тем, что этот день вообще существует. — Я не хочу, чтобы с ним это происходило.        Ванда просто кивает. Она думает, что сделала бы многое, чтобы ни у кого не было кошмаров. Это слишком плохо. Она прекрасно знает, каково это. Впрочем, сейчас ей уже легче — они возвращаются не так часто, но каждый раз просто ужасен.        Она ненавидит то, что ей раз за разом приходится переживать худшие мгновения её жизни. Просыпаться в слезах, хватая ртом воздух, стискивая зубы, чтобы не разбудить никого своим криком. Иногда Ванде кажется, что не будь Вижен андроидом, он бы уже не смог выносить этого. Но он продолжает оставаться рядом, утешать и ждать, пока она снова заснёт. Это дорого стоит. Ванда ценит это.        Мысль о том, что Питер проходит через что-то подобное причиняет ей физическую боль. Теперь у неё есть ещё один повод ненавидеть кошмары. — Ты видишь брата?        Ванда замирает, смотря на Тони. Он никогда не спрашивал о её брате. Никто никогда о нём не спрашивал, кроме, наверное, Питера, но он — исключение. Он вообще одно сплошное исключение. Ванде жаль, что это правило не работает с кошмарами.        Иногда Ванде кажется, что никто вообще не помнит о её брате. Но потом она видит Клинта — он всегда серьёзно смотрит на неё, так что нет сомнений, что о Пьетро помнят. Это немного утешает. — Да. И родителей. И многое другое, — Ванда медленно проводит рукой по волосам, сосредотачиваясь. — Все, кому я навредила. Все, кто мне дорог. Все самые страшные мгновения моей жизни. Я не знаю, но мне кажется, что это медленно убивает меня.        Тони кивает, ничего не говоря. Ванда чувствует, что ей стало гораздо легче. Ещё больше покоя ей приносит тот факт, что ей полегчало не после вымещения всей своей боли на ком-то, а из-за простого разговора. Тони ещё ничего не говорил, да и не скажет, но она уверена, что, кроме них, никто не будет даже знать о том, что они здесь сегодня были.        Ванда в тишине смотрит, как Тони копается в роботе. Ей понятно, почему он занимается этим — даже простое наблюдение за его работой успокаивает, приводит мысли в порядок. Она подумывает о том, чтобы тоже завести какое-нибудь хобби, чтобы отвлекаться от плохого, растворяясь в чём-то хорошем.        Время пролетает абсолютно незаметно. Ванда не знает, сколько прошло — два часа или пять минут, но Тони поднимается и откидывает инструменты на диван. Он с лёгкой улыбкой смотрит на Ванду и протягивает ей руку, помогая подняться. — Любишь горячий шоколад?        Ванда кивает, идя на кухню следом за Тони. Питер как-то раз говорил, что Старк умеет делать потрясающий горячий шоколад. Ванда в этом даже не сомневается — шоколад подходит Тони. Если бы в какой-то момент Тони заявил, что изобрёл шоколад — Ванда бы, наверное, поверила. Она не знает почему, но с недавних пор эта сладость ассоциируется у неё со Старком. Наверное, из-за глаз.        Когда Тони ставит две чашки на стол, а затем садится рядом, как будто это нечто само собой разумеющееся, Ванда удивлённо смотрит на него. Она никогда не замечала, чтобы он добровольно сидел рядом с кем-то, кого не зовут Питер или Пеппер. Если есть место — он всегда по другую сторону стола.        Ванда тоже так делает. Но сейчас, почему-то, желания отсесть нет. Всё выглядит правильно. И Ванда не знает почему, но в какой-то момент она просто прислоняется головой к плечу Тони. И она понимает, что совершенно не обидится, если он решит отодвинуться. Потому что это она, а не Питер.        Тони аккуратно обнимает её за плечи, мягко поглаживая по руке. Ванда решает, что это одно из самых лучших объятий в её жизни. Она старается не двигаться, отпивая шоколад из своей чашки, и просто наслаждается моментом. Ей кажется, будто сейчас у неё отдыхает душа.        Последнее, что она помнит — запах шоколада с корицей, приятно щекочущий нос, и тепло, исходящее от Тони, которое окутывает её целиком. Утром она просыпается в своей кровати, всё ещё ощущая себя согревшейся, и надеется, что это был не сон.