Трофей

Геральт уверенно направлялся в, уже успевший стать родным, склеп. Туман, начавшийся не так давно, еще несмело, легкой дымкой просачивался меж многолетних деревьев чащи Кароберты, сгущая краски опустившихся сумерек. Подошва сапог из драконидовой кожи мягко шелестела по примятой траве, время от времени собирая капельки осевшей влаги, столь долгожданной для местной флоры после дня, проведенного под жаром знаменитого туссентского солнца. На востоке ведьмак мельком приметил скопление облаков, грозивших со дня на день накрыть Боклер ливнем, чему он, признаться, был даже рад: уж очень тяжким для выходца с Севера было подобное лето. Между тем лес наконец расступился. Мер-Лашез встретил его привычной картиной мрачно покосившихся надгробий, в свете ясной луны, однако, приобретшей некий оттенок таинственности. Резная дверь в искомый склеп, тропу к которой он одолел уж в два шага, тихо скрипнула ржавыми петлями, чтобы после с грохотом встретиться с каменной кладкой, будучи нетерпеливо смятой с пути: белоголовый сгорал от предвкушения приятной прохлады чужой кожи на пальцах. Бесшумно скользнув внутрь, он стремительно спускался все ниже по сбитым ступенькам, крепче перехватывая сумку с ценным содержимым. Цепочка горелых факелов замкнулась на знакомой зале. Вампира белоголовый увидел сразу, с порога примечая его виднеющуюся над громадой пыльных перил макушку. Тот по своему обыкновению неторопливо связывал меж собой пучки трав, ловко сплетая концы бечевки, и, видимо, не ожидая компании той ночью, раз видавший виды стеганый жилет одиноко висел на плече потешно одетого в шлем и рукавицы скелета. Охотник, наконец подобравшись сзади спустя еще один лестничный пролет, мелко облизнулся при виде четких очертаний тонкой талии, скрытой от его глаз лишь тканью старого кафтана. Отброшенные в мягком свете свечей тени вдруг заплясали по помещению, встревоженные изящными руками, вытянувшимися к потолку в стремлении подвесить для просушки свежие косички шалфея и аниса. Их гордый обладатель же, судя по мелькнувшей в тусклом освещении ухмылке, достаточно широкой, чтобы едва явить гостю ряд острых зубов, нисколько не удивился, когда тот, чей запах он учуял еще на подступах к кладбищу, вместо приветствия просто обнял его со спины. — Здравствуй, душа моя, — начал он, через плечо между делом посматривая на копну седых волос. — За четыре дня, пролетевших без единого посещения этого милого могильника, ты наконец нашел время побеспокоить меня именно в такой час. — Как будто оно для тебя имеет значение, — закатил глаза наемник. — Я был занят заказом. Очень опасным. И принес тебе трофей. Следом за раздавшимися позади шорохами на уровне груди снова показалась геральтова рука. Облаченная в толстую перчатку, она держала пригоршню по всей видимости недавно добытых корений мандрагоры. Той самой, чьи свойства Регис так расхваливал накануне пропажи знаменитого охотника на чудовищ, поцеживая самогон. — Какой романтичный жест, — съехидничал он, затем на пробу проведя ногтями по плотным стеблям. — Ну не полевыми же цветами тебя завлекать, в самом деле. И, кстати, благородному рыцарю за старания полагается награда. — А говорил, что обеты местных воистину благородных мужей, и все, что с ними так или иначе связано — сущая чепуха. Вампир, однако, вдруг напрягся, отложил презент в очередной ящик со свежими кореньями, аккуратно высвободясь из плотной хватки, чтобы после развернуться к гостю лицом. С ног до головы внимательно прошелся взглядом темных глаз, в полумраке словно отливавших обсидианом. Белоголовый невольно сглотнул, разглядывая маняще плясавшие в них отблески свечей. — Геральт, тебе, верно, известно, что токсины свежесорванных побегов мандрагоры очень опасны. В силу профессии, к ним ты привычен, не спорю, однако в том числе и ведьмакам ее специфический состав способен нанести тяжкий вред. Проведя первичный осмотр, я не заметил недавних следов ожогов, но все же, пожалуйста, развей мои сомнения и скажи, что прежде, чем тебе пришла в голову мысль порадовать меня внезапными дарами, обзавелся хоть какой защитой. Охотник хмыкнул, помахав в ответ рукой в поразительно знакомой рукавице. — Стянул, пока ты ворковал над той косой чеснока. Я даже не удивлен, что ты не заметил. Серьезно, Регис, носишься с этой ботвой до того любовно, что я порой чувствую себя лишним. Эмиель рассмеялся, с облегчением принимая отмену перспективы провести вечер за врачеванием. В груди тем временем стремительно разливалось приятное, подстегнутое чужим вниманием, тепло. — Всегда поражался этому контрасту повседневной скупой суровости и совсем уж детского ребячества, — хмыкнул он, касаясь чужого ремня на поясе. — Так какую награду возжелал рыцарь и прославленный герой, Геральт Ривский? — Поцелуй своего прекрасного вампира. — Ведьмак, несмотря на замечание, никак не собирался бороться с желанием глупо улыбнуться. Регис же как всегда просто не мог устоять перед его игривыми настроениями. Видеть вечно хмурого охотника на чудовищ таким расслабленным, то и дело отпускающим шуточки и мягкие подколки, понятные только им двоим, было невыносимо отрадно. Звериные инстинкты и так ликовали всякий раз при виде простой ухмылки пары, а сейчас алхимик вообще, с неохотой признавшись, однако, в этом лишь самому себе, чувствовал, что был готов растаять в любую секунду. Искушение подыграть, дабы продлить тот, столь приятный его естеству момент, было чересчур велико и он не стал ему противиться. Невесомо скользнув когтистыми пальцами по чужим плечам, потянулся, чтобы только мягко прижаться к шраму на скуле. — Этого мало, — блаженно улыбаясь, протянул белоголовый. Вампир послушно приблизился вновь, дабы теперь уже играючи мазнуть губами уголок рта. — А теперь? — прошептал он, опаляя дыханием недавно поцелованное место. — А теперь... — заговорщицки начал охотник на чудовищ, голодно сверкнув глазами. За чем прижался к изогнутым в тонкой улыбке темным устам, целуя на удивление так же легко и медленно. Торопиться и впрямь не хотелось: он мягко потягивал чужие губы, смакуя каждую секунду долгожданной награды за часы беготни по лесу в поисках определенного сорта мандрагоры. Ладони вампира неспешно прошлись по шее и небритой линии челюсти, чтобы после зарыться пальцами в волосы, аккуратно массируя кожу головы. Ведьмак едва не застонал от такой простой ласки, что ощущалась во сто крат приятнее, ведь ее дарил ему Регис. Алхимик же, не прерывая своего занятия, медленно отстранился, встречаясь взглядом с томным кошачьим, облизнулся и тихо произнес: — Полагаю, я отдал свой долг? Вместо ответа белоголовый снова притянул к себе Эмиеля за пропахший любимой смесью трав воротник, сминая податливые губы. Целовал долго. Настолько, что вскоре от прежней сдержанности не осталось и следа, отчего тот начал тихо постанывать в чужие уста. Геральт шагнул, напирая и подталкивая цирюльника ближе к его рабочему столу. Подался вперед, быстро смел в сторону несколько раскрытых книг и бумаг, которым, очевидно, не посчастливилось в тот день оказаться на его пути, чтобы усадить на их место своего вожделенного вампира, мгновенно устроившись меж разведенных ног. Возмущения касательно крайне не деликатного обращения с ветхими переводами трудов старого гномьего зельевара, которые в добавок, как оказалось, таили «весьма большую практическую ценность», резко оборвались, когда уже освобожденная от перчатки ладонь прошлась по внутренней стороне бедра прямо к паху. Все темы подобного толка, несмотря на их возможную пригодность и для ведьмачьего ремесла, наемный убийца чудовищ тогда явственно решил отложить на потом. — Геральт... масло... — шептал цирюльник, чувствуя борющиеся с завязками на поясе пальцы, чуть ли не задыхаясь оттого как чужая напористая страсть отзывалась такой же в нем самом. Даже жалкие, по сравнению с семью невыносимо долгими годами теплившейся в глубинах неживой груди тоски, четыре дня разлуки ныне, да еще и в свете недавних обстоятельств, оказались вполне способными сыграть с его сдержанностью и рассудительностью злую шутку. — Я взял... свое, — выдохнул тот куда-то в покрасневшую от настойчивых поцелуев шею вампира, одновременно рывками стаскивая с него штаны вместе с ботинками. — Предусмотрительно однако. Никак к облаве... готовился. — Если бы не дрогнувший голос, то колкость бы вполне удалась. — Еще бы. — А вот ведьмак с ней преуспел. Требовательно толкнул любовника спиной на столешницу и, вместо возни с пуговицами, просто задрал полы кафтана, чтобы влажно коснуться кожи над пупком. Упиваясь чужим сбившимся дыханием, повел дорожку поцелуев вверх по животу и груди, услужливо обнажившимся, когда алхимик все же смог совладать с застежками. За сим вскинул руку к собственным, резво избавляясь от доспеха и исподней рубахи, которые после отправил куда-то в ворох одеяний вампира, прилетевших на ранее пинком отодвинутый стул. Когтистые пальцы тут же жадно заводили по испещренной старыми шрамами груди, губы нашли выемку меж ключиц. Геральт не удержал стона, когда прохладная ладонь спустилась вниз, легонько царапнув кожу живота, скользнула в штаны. Регис, пылко зацеловывая отметины на шее, порхнул по всей длине выступивших венок, мягко коснулся головки, растирая капли тут же показавшейся смазки, все резче задвигался по напряженной плоти. Под громкие ведьмачьи выдохи темные уста прижались к переносице любовника, свободная ладонь, обогнув судорожно сжимавшуюся на кромке понож руку, ловко расшнуровала последние, препятствовавшие движениям, завязки. Белоголовый, уже стеная в голос, подался вперед от усилившейся стимуляции, с нажимом заводил огрубевшими пальцами по едва переливавшимся бокам и груди. Расшитые цветами одежды маняще сползли по бледным плечам. Послышался звон неловко столкнувшейся с деревом склянки, за ненадобностью небрежно отставленной в сторону. Алхимик всхлипнул, когда жар чужих ладоней, вновь огладив напряженный живот, добрался до его собственного возбуждения, старательно возвращая ласку. Маслянистая рука плавно прошлась по уздечке, огладила мошонку и скользнула ниже, к кольцу мышц. Геральт мягко сцеловывал с прохладных уст короткие выдохи, пока вампир привыкал к ощущению растягивающих его пальцев. Нежно коснулся уголка чужого рта и толкнулся, с наслаждением втягивая воздух от контраста тесного тепла вокруг члена и длинных ногтей на плечах. Крепко перехватив тощие бедра, подтянул любовника ближе, плавно качнулся. Тот с готовностью подался навстречу, обернув руки вокруг ведьмачьей шеи, прижался к скуле щекой. Задрожал, когда чужие уста опалили кожу пылким шепотом, то и дело задевая крохотную родинку на виске. Мужские голоса, все громче отдававшиеся эхом в поистине мертвой тишине старого склепа, полностью поглотили залу. Белоголовый же уже совсем из-за грохота пульса перестал слышать что-либо вокруг, окромя пробивавшихся сквозь шум сиплых стонов Эмиеля, точно отвечавших такту толчков. Цирюльник стеная, елозил руками по крепкому телу, впиваясь в кожу всякий раз, когда член ведьмака задевал чувствительное нутро, заставляя пальцы на ногах поджиматься. Целовал любимые линии ключиц, принимал чужие влажные поцелуи вперемешку с укусами, отдаваясь жадным горячим ладоням без остатка. Охотник ускорился, всякий раз резко встречаясь бедрами с его податливым телом, заставив уже изнывавшего любовника уткнуться лбом в украшенное мелкими следами ногтей плечо. Ритмичные хлопки за несколькими тягучими мгновениями, которым они давно потеряли счет, вдруг умолкли: он выскользнул, руками прекращая сладкую муку, пока подушечки когтистых пальцев поочередно с губами то тут, то там пробегали по лицу. Горячее семя брызнуло на ладные бледные бедра и живот. Колени дрогнули от бивших по всему телу волн удовольствия, перед глазами заплясали темные пятна. Геральт тяжело оперся на столешницу, пытаясь прийти в себя и проморгаться, когда Регис плавно обнял ногами крепкую талию, утягивая шумно втягивавшего воздух ведьмака в объятия. Невольно за сим забывшись, тихо зашипел, вдруг почувствовав как мозолистые руки спустя время вновь огладили прохладные бока, двигаясь к еще возбужденному члену. Жалобный скрип раздался в едва успевшей воцариться тиши, а в дрогнувшем свете свечи мелькнули свежие стружки, когда вампир в поисках опоры неловко чирканул ногтями по дереву, навсегда запечатляя на нем длинные глубокие полосы царапин. Хриплый стон утонул в чужих горячих устах, ноги дрогнули на покрытых старыми шрамами бедрах: лоснящиеся остатками смазки пальцы вернулись ко входу одновременно с плотно сомкнувшейся на жаждущей внимания плоти ладонью. Цирюльник громко застонал, скаля зубы, исступленно подался навстречу ласкавшим его рукам. Вскоре излился в скользкую тесноту чутких рук, будучи не в силах долго сдерживать с головой накрывшие его чувства. Довольный собой охотник усмехнулся, медленно повел носом по скуле высшего, все еще подрагивавшего от его прикосновений. Отдышавшись, тот потянулся куда-то к выемке в стене, извлекая из груды вещей небольшую шкатулку. Легонько тронул ведьмачью переносицу, стерев каплю пота, и прошелся чистым бинтом по их телам, проделав то же с остальными следами недавней страсти. За чем белоголовый помог ему подняться с настрадавшегося стола, избавился наконец от болтавшихся у коленей понож и сапог. Босиком двинулся в сторону продефилировавшего мимо нагого вампира, справившегося с похожей задачей куда бодрее, и забрался вслед за ним в тепло скромной лежанки на холодном полу. А затем сладко зевнул, когда кожи тут же коснулась щекотка шерстяного пледа, натянутого им чуть ли не до самых ушей. — Геральт? — М-м? Травник, хитро улыбаясь улученному случаю, прошелся кончиками пальцев по чужому виску. — Продолжая тему нашей беседы: у меня как раз подошли к концу запасы так не полюбившихся тебе неких образцов царства растений. А потому, приняв во внимание твои собственнические настроения, я решил предложить, во избежание всяческих недоразумений, конечно же, присоединиться к нашему скорому свиданию в близлежащей чаще. Белоголовый, не открывая глаз, притянул его ближе. — Цветочки, значит, зовешь меня собирать, — усмехнулся он, с трепетом вслушиваясь в, казалось бы, должное уже стать привычным, едва зарождавшееся мурлыкание. — Хм, возможно позже. В первую же очередь нужно найти применение твоему любезному подношению. Надеюсь, ты за умерщвлением очередного гада не запамятовал ингредиентов к моему самогону на вытяжке из мандрагоры? — шептал высший, влед за висками огладив заросший подбородок. Судя по чужому замедлявшемуся пульсу, бессонная ночь таки брала свое. — Небось при луне да на белом коне? — Ну зачем же так поздно, в самом деле? На рассвете было бы вполне замечательно. И питомицу свою все же оставь на конюшне, будь добр. В тишине темной залы эхом прокатился низкий смех мужчин, счастливо сжимавших друг друга в объятиях. Геральт невольно залюбовался широкой клыкастой улыбкой — такой редкой гостьей на нежно любимом им бледном лице. Ласково мазнул носом по четко очерченной скуле, прошептав в пленившие его уста: — Так и поступим. Ночь медленно уступала небесный свод неумолимо восходящему над линией горизонта солнцу. Звезды, еще недавно ослепительно яркие, бледнели и будто таяли в первых золотых проблесках, несущих сказочному княжеству дневное тепло и свет. Стрекот заливавшихся в зелени молодой травы сверчков, наоборот, уже давно плавно сменился еще пока что почти невесомыми птичьими трелями. А в недрах вечно хранившего полумрак старого склепа на Мер-Лашез засыпал прославленный ведьмак, убаюканный любовью своего высшего вампира.