Духи следуют за мной повсюду

— «Духи следуют за мной повсюду. Они поют днями напролёт и следят за мной ночью», — громко продекламировал Слава и удивлённо-насмешливо приподнял бровь. — Чё за пафосная хрень? Или глюки замучили? Ну, это не ко мне, к мозгоправам сходите, Мирон Яныч. — Дай сюда! — рассердился тот, выхватил из нахальных пальцев тетрадку и резко захлопнул. Тетрадку, блядь! Решил, что если уж ехать в глубинку проникаться самобытной культурой, то по полной программе — без гаджетов и прочих благ цивилизации. Да и какие тут гаджеты, в этой глухомани об интернете никто и не слышал. — Что ты нос суёшь, куда не надо? Не боишься, что оторвут? — Вы меня извините, Мирон Яныч, но ваш шнобель так-то больше шансов на это имеет, — невозмутимо прогнусавил в ответ тот. — Да и чего там у вас секретного? Личный дневник, что ли? Ну, вы и старпёр, ёпт, ваще-то человечество давно уже компьютеры придумало. Хотите свой ноут вам одолжу? Не бесплатно, конечно, — он намекающе приподнял бровь и придурковато улыбнулся. — Тебя не спросил. — Мирон поморщился. Дёрнуло же его припереться сюда. Думал, это поможет с вдохновением для новой книги: в последнее время он слегка исписался, а контракт от издательства никуда не делся, и главреду решительно по хуям, что у его подшефного автора кризис, творческий застой и муза съебала в далёкие дали. Обещал мистический триллер к осени? Сдохни, но напиши. И Мирон придумал эту фишку со сменой обстановки. Деревня Верхние Валуны полностью соответствовала антуражу будущей книги: тихо, пустынно, единственная улица, тянущаяся через овраг, вдоль которого и лепились друг к другу ветхие домишки. Из жителей — полторы бабки да дедок на лавке. И ещё Слава. С этим субъектом Мирон познакомился в первый же день своего приезда. Он быстро уладил вопрос с арендой кособокого, но довольно чистенького и уютного внутри домика, его хозяйка — сморщенная, зато крепкая и бодрая старушенция согласилась покинуть своё пристанище и перебраться на неделю к некоей «Петровне». За неплохое вознаграждение, естественно, а то «одна я на всём белом свете, внучек, дети разлетелись, внуки к бабке дорогу забыли, а на пенсию разве проживёшь, да штоб этим реформаторам самим на такие деньги жить, иродам проклятым, пьют нашу кровь, капиталисты, эксплуататоры народного труда!..» — в этом месте Мирон тактично кашлянул, прерывая пылкую речь, и молча накинул пару купюр к оговоренной сумме. Беззубо улыбнувшись, довольная хозяйка отчалила. Мирон вздохнул было с облегчением, обретая долгожданный покой и тишину. Ровно на пять минут, потому что в дверь внезапно забарабанили, приоткрывая. В проём просунулась лохматая голова: — Можно? — и в комнату, не дожидаясь ответа, ввалился длинный нескладный парень с хитрыми глазками и наглой ухмылкой. Довольно симпатичный, но, как позже убедился Мирон, с настолько раздражающей манерой поведения, что не спасало даже природное обаяние. Мирон смерил вторженца усталым взглядом. — И кто ты такой? — поинтересовался мрачно. — Дохтур я местный, — шутовски кривляясь, отрапортовал тот. — Славиком звать. А вас как? Мирон мысленно посчитал до десяти, борясь между желанием просто послать любопытного нахала подальше или не только послать, а ещё и придать ускорения хорошим поджопником. Он понятия не имел, как молодой парень оказался в такой глуши, и отчасти даже понимал его мотивы — одичал, соскучился по общению, но тратить своё время на этот дешёвый цирк с конями не собирался. У него времени в обрез, иначе главред самого его в цирк сдаст. Но всё же Мирон решил, что обострять отношения с местными в первый же день не следует. Поэтому тяжко вздохнул и сдался. — Мирон Янович, — представился он. — А чё так официально? — Слава прищурился, оставляя шутовской тон, озадаченно потёр переносицу. — Можно просто Мирон? — Можно просто Янович, — насмешливо отбрил тот. — Я сюда ненадолго, до следующих выходных. Тот помолчал, явно растерявшись, но в следующую же секунду лицо его приняло прежнее глумливое выражение. Он осклабился, неуклюже переступив с ноги на ногу. — А-а-а, — протянул понятливо. — А я иду, смотрю — к Степановне гости пожаловали. Сначала, грешным делом, подумал, родственник какой примчал проведать — не померла ли бабка и не пора ли наследство пилить, а она мне: нет, мол, Славочка, енто постоялец мой новый. Вот я и заглянул на огонёк, вдруг помощь нужна. Хотите, полный медосмотр организую, бесплатно, по знакомству? Мирон фыркнул. — Что-то ты слишком молод для доктора. — На шестой курс перешёл, — гордо заявил тот, но тут же увял. — Перейду. Если оттарабаню эту практику и не рехнусь здесь со скуки. — Студент, значит, — Мирон сдержанно улыбнулся: несмотря на вызывающее поведение, всё равно собеседник немного забавлял. — И как же тебя сюда занесло? Тот кисло скривился, снова на миг обнажая истинные эмоции, но тотчас ехидно заухмылялся, прячась за всем этим наносным ёрничаньем, как за толстой бронёй. Так ему, видимо, было привычнее. — Это, просто Янович, типа закон Мёрфи, — он печально шмыгнул носом. — Стоит человеку хоть разок оступиться — и всё, пиздец котяткам. Все ополчились на бедного Славика, чуть не исключили, нахуй, я еле смог пожар в ректоратских жопах потушить. Дали вот последний шанс, благодетели мои, из уважения к прежним заслугам, — он развязно подмигнул, гоняя во рту жвачку. — Теперь здесь чалюсь всё лето. Слава глянул из-под полуопущенных ресниц, оценивая, какой эффект произвела его речь на оппонента. Мирон неподвижно стоял, терпеливо ожидая, когда его гостю надоест, наконец, паясничать и он уберётся восвояси. Тот явно прочитал всё по его лицу, но отнюдь не проникся. Снова растянул губы в улыбке. — Вот и зашёл к вам уточнить, надо же мне практику отрабатывать. Ничего не беспокоит, не болит? — снова не дождавшись реакции, он немного подумал и выдал: — Я искусственное дыхание ещё могу, рот в рот, профессионально, не желаете? Мирон решил, что с него хватит. Он и так с дороги, уставший и заебавшийся, не хватало ему всякий бред слушать. — Ну и как — уточнил? — спросил спокойно. — Вот и до свидания. — Ну чё вы такой неласковый? — тот обиженно надул губы — яркие, чуть обветренные, как бывает у людей, привыкших постоянно облизывать их. — Никто меня не любит, что такое. Я к вам со всей душой, а вы ко мне жо... — В общем, так... м-м, Славик, — перебил его тот. — Со всей ответственностью тебе заявляю — я совершенно здоров и не нуждаюсь в медицинской помощи, так что иди-ка ты домой. Иди-иди, родной, мне работать надо. Приговаривая вполголоса, он подхватил своего незваного гостя под локоть и повёл к сеням. Видимо, слегка ошалев от неожиданности, тот послушно перебирал длинными ногами и даже не отпускал при этом свои отбитые шуточки. В полном молчании Мирон выставил его за порог и захлопнул дверь прямо перед его носом, не испытывая ни малейших угрызений совести. * * * С тех пор Слава так и таскался к нему, как к себе домой. Заявлялся без приглашения по пять раз на дню под предлогом помощи — дрова в баню нарубить, воды натаскать, «а то дохленький вы какой-то, просто Яныч, бледненький, синяки под глазами. Надорвёте хребет, чем я вас лечить буду? У меня тут из лекарств только ваты мешок и вазелина банка. А вы ж городской, работы мужской в глаза не видели...» На аргументы, что сам Слава — студент в том же городе, тот оскорблённо фыркал: — Я с Хабаровска! В Питере просто учусь. Знаете, что такое Дальний Восток? Там настоящие мужики, а не ваши городские хлипкие пидоры. И вообще, чего это вы рожу кривите? Я же помочь хочу, а вы! — на этих словах Мирона неудержимо разбирал смех, и он отступал. Хочет «настоящий мужик Славик из Хабаровска» топором махать и с вёдрами бегать? O’k, no problem. Лишь бы не бесил больше положенного. Правда, закончив всю работу, тот быстро начинал скучать и принимался бесцеремонно бродить по чужому дому, болтая по обычаю всякую херню и адски мешая, а спровадить его был тот ещё квест: намёков настырный Славик не понимал в упор. Вернее, понимал, но предпочитал игнорировать и с огромным, как казалось Мирону, удовольствием продолжал действовать ему на нервы одним своим присутствием. Но сегодня всё пошло наперекосяк и наступил кризис: стоило Мирону на миг потерять бдительность — Слава тут же добрался до его черновиков, ещё и вслух процитировал, поганец. А вторжения в своё личное пространство Мирон не терпел, заводясь с полпинка и не всегда успевая следить за контролем. Выхватив из чужих цепких пальцев злосчастную тетрадь, он покраснел от гнева, сжал острые края бумаги, чуть не порезавшись. — Пошёл вон отсюда, — процедил тихо. — Чего так нервно-то? — недоумевающе пожал плечами тот, явно не улавливая серьёзность ситуации. — Я же ничего такого не... О-о! — он вдруг хлопнул себя по лбу. — Вспомнил! Так вот где я ваш зачётный шнобель засёк — на обложке книжки одной, скучной до ужаса. Вы ж тот самый Оксимирон, писатель! Хуясе, вот где к богеме-то приобщился. А автограф дадите? — На заднице сейчас нарисую, — сурово пообещал Мирон и красноречиво подёргал за ремень на своих джинсах, чётко давая понять, как именно нарисует. Слава обрадованно загоготал. — Так и знал, что вы извращенец, — он вскинул лукавый взгляд, отступил к стене, упёрся ладонями и с показным смирением наклонился, делая вид, что спускает штаны. — Ну давайте, чё. Потом всем на курсе буду хвастаться, что сам Оксимирон меня за жопу трогал. Мирон обречённо закатил глаза и сделал фейспалм. Махнул рукой. — Ты уйдёшь отсюда или нет? Моё терпение на исходе, Слава. Ну и гнойный же у тебя язык. Тот перестал дурачиться, примирительно поднял здоровые лапищи. — Ну ладно вам, Мирон Яныч, не обижайтесь, — пробормотал, растягивая губы в якобы смущённой улыбке. — Я же ничего такого. Угадали, кстати, меня в универе так и прозвали — Гнойный. За то, что хуйни много несу. Били даже пару раз. — Мало били, — успокаиваясь, хмыкнул Мирон. — Не доходчиво. — Ну, хотите — накажите, — снова расплылся тот в широкой улыбке. — Чтобы доходчиво. Мирон лишь вздохнул. У Славы прослеживалась явная фиксация на лёгкий уклон в БДСМ. Любопытное явление, конечно, но помочь он ничем не мог, хотя, может, и стоило выпороть засранца разок для профилактики. Жаль, времени нет. — Иди, Слава, — он устало помассировал виски. — Мне правда работать надо, а не слушать твой пиздёж бесконечный. — Так ты книгу пишешь? — тот резко перешёл на «ты», но Мирон не стал его поправлять: даже представить было страшно, какую лекцию развернёт в ответ не в меру болтливый Слава. — Это я наброски прочитал, да? И о чём? Ты поэтому сюда приехал? Чтобы в тишине и покое, там, без всяких... — Вот именно — без всяких, — особо подчеркнул Мирон. — Так что исчезни уже из моего дома, Слава Гнойный, ты мне реально мешаешь. Хватит на сегодня. Тот вздохнул и — о чудо! — покорно потащился к двери. — О чём книга-то? — обернулся на пороге. Очень его, видимо, волновал этот вопрос, и Мирон понял, что без ответа тот не отвяжется. — Хоррор и мистика, о нечисти и прочей мейнстримной фигне, — сообщил неохотно. — Надеялся настрой поймать, но пока глухо. Здесь случайно никакого домика с привидениями не водится? Атмосферы не хватает, — он хмыкнул, глазами показывая застывшему на месте Славе, чтобы не забывал двигаться в сторону выхода. Тот отмер, задумчиво поскрёб подбородок и всё-таки шагнул за порог. «Домик с привидениями...» — успел услышать напоследок Мирон, но в этот момент дверь закрылась. * * * Вечер не задался. Мирон злился непонятно на что (точнее — понятно, ещё точнее — не на что, а на кого), ходил из угла в угол, пытаясь думать о сюжете книги, но в голове, как назло, не мелькало ни единой годной мысли. Устав бесцельно кружить по комнате, он остановился у лавки, зачерпнул кружкой воды из ведра, глотнул, отрешённо пялясь в темноту за окном. Ещё один день проёбан впустую. Осталось три. А потом — скандал с редактором, позор и выплата такой неустойки, что Мирону заранее становилось тоскливо и муторно. Он устало опустился за стол, упёр невидящий взгляд в девственно чистые страницы ненавистной тетрадки. — Ну давай же, — подбодрил себя, с трудом удерживаясь, чтобы не побиться лбом о стол. В гнетущей тишине послышалось тихое шипение, тут же перерастающее в скрежет и звон. Подпрыгнув от неожиданности, Мирон нервно рассмеялся: да твою мать! Он, наверное, никогда не привыкнет к этим бабкиным старомодным часам. Бля, двадцать первый век на дворе, а у людей сохранились такие вот... артефакты. С гирьками, огромным маятником и всем тем, что максимально способно нарушать тишину: мало того, что тикают часики — аж стены трясутся, ещё и время отбивают так, что запросто можно инфаркт словить. Мирон перевёл взгляд на циферблат и удивлённо присвистнул — полночь. Он и не заметил, как пролетело несколько часов. Сразу же мучительно захотелось спать, но он упрямо мотнул головой и потёр слезящиеся глаза, твёрдо решив, что не ляжет сегодня, пока не выдавит из себя хотя бы несколько страниц. Из угла снова послышался неясный шорох, и Мирон насторожился — кроме часов шуметь вроде больше нечему, — оглянулся, но ничего подозрительного не увидел. Мыши, наверное. — Хрен с ними, — буркнул под нос и углубился в свои записи. Ровно на пару минут: шорох прекратился, зато снизу, из-под пола, вдруг раздался странный утробный вой. И тут же в доме погас свет. Мирон заморгал, чувствуя, как резко участился пульс. Усилием воли заставил себя сбросить морок. Наверняка всего лишь лампочка перегорела, а вой просто почудился — или соседские коты пресловутых мышей гоняют. Логичность мысли немного успокоила. Надо бы запасную лампочку найти, вот что. Выровняв сбитое дыхание, Мирон нашарил телефон, включил подсветку и направился к шкафу. Старые доски пола так страшно затрещали, что он опять замер. Почему днём он никогда не замечал, какие они скрипучие? В этот момент за окном мелькнула неясная тень, откуда-то снова донёсся то ли вой, то ли пение, и Мирон испуганно шарахнулся к стене, позорно жмурясь, как в младенчестве, когда верилось, что если закроешь глаза, то автоматически становишься невидимкой и бабайка тебя не найдёт. Сердце отчаянно забилось в рёбра, больно почти. Да что, блядь, происходит?! Какого он шугается каждого шороха, как сопливый пацан, которого родители впервые одного дома оставили! Мирон передёрнул плечами, пытаясь подключить здравый рассудок. Не помогло: внутри воскресали глубинные триггеры, похороненные, казалось бы, в далёком детстве, и он с беспомощностью осознал, что совершенно ничего не может с этим сделать. Умом понимал, что никаких монстров не существует, но усталость, нервяк и недосып сделали своё чёрное дело: звуки множились, уже казалось, что и по чердаку шелестят чьи-то крадущиеся шаги, и в погребе вроде бы позвякивает цепями местное Кентервильское привидение. За окном опять завыло — нет, это определённо была какая-то песня, а не просто вой, протяжная и заунывная, словно покойника отпевают. «...они поют днями напролёт и следят за мной ночью...» — совсем некстати всплыли в памяти строчки из его собственной рукописи. Мирон оцепенел, стоя на ватных ногах, не в силах двинуться. Иррационально казалось, что если он сейчас шелохнётся — его тут же заметят, схватят, поволокут... куда-нибудь. Вдруг те самые призраки существуют? Дом-то реально древний, кто его знает, кто тут в своё время помер и не до конца отошёл в мир иной. Вдруг он кого-то потревожил своим присутствием. — Накаркал, сука, — ругнулся Мирон, мужественно сохраняя присутствие духа, но помогло слабо. Он стиснул кулаки. Кошмарное пение и вой внезапно прекратились. Не веря в удачу, Мирон приоткрыл глаза, поморгал, привыкая к темноте и теперь вполне чётко угадывая контуры предметов и мебели в комнате — обычной и банальной, без налёта всякой потусторонней херни. Он осторожно двинулся было в сторону шкафа за несчастной лампочкой, но успел сделать всего шаг, как в сенях прямо за дверью что-то заскрежетало, потом зарыдало — горестно, жалобно. — А-а-а!!! Нервы окончательно сдали. Не глядя по сторонам, Мирон рванул прочь, твёрдо решив, что сейчас попросту выпрыгнет в окно и на своих двоих отсюда в Питер убежит. Ебись оно всё! На деле осуществить задуманное оказалось непросто: от паники совершенно потерявшись в пространстве, он врезался в какую-то полку, опрокидывая её. На него с грохотом посыпались тазики, ковшики, кружки-чашки и ещё дохулион разнообразной утвари, которой старый дом был напичкан под завязку. Он стремительно отпрянул, инстинктивно прикрываясь руками, споткнулся — и со всей дури впечатался бедром в угол стола. Нога взорвалась болью, предвещая роскошный синяк. Это стало последней каплей. Мирон заорал, перемежая крик отборной руганью, отпрыгнул вбок. Под колени неожиданно с силой ударили, подсекая, рот и нос забило чем-то мягким, мешая дышать. Ну, вот и всё. Не удержав равновесия, Мирон рухнул вперёд, готовясь умереть с честью... и нащупал пальцами пушистый плед. Заржал истерично: это же его родная кровать! Никто на него не нападал, он просто сам запнулся и упал мордой в подушку. Отлично! Продолжая захлёбываться хохотом, он стиснул покрепче в руке телефон — сам даже не помнил, когда успел подхватить его с собой — и, оглянуться не успел, как оказался в постели. Снаружи всё стихло. Он сглотнул, костеря сам себя за впечатлительность, но уже знал, что до утра не высунется, нахрен, отсюда ни за что! И похуй, как это выглядит со стороны! Кажется, у него стандартная паническая атака, а значит, сидеть ему, взрослому мужику, с головой под одеялком, скрючившись, обхватив руками колени и слушая своё заполошное дыхание, — не стыдно. С любым может случиться, даже самым-самым. Завтра всё пройдёт, и лампочку эту ебучую он обязательно поменяет, а сейчас всё равно спать пора. Успокоив таким образом и совесть, и гордость, Мирон хотел уже свернуться клубочком, замотавшись в одеяло понадёжнее, как с удивлением понял, что пришло... оно. Потерянное вдохновение, которого он так долго ждал. Стресс повлиял, или что другое, но в голове вдруг сумасшедшим потоком завертелись фразы и строчки, обрывки диалогов, куски описаний и целые абзацы будущего романа. Сон мгновенно улетучился, и Мирон быстро застучал пальцами по экрану телефона. Упускать шанс было бы глупо. Он и не собирался. Очнулся он только через несколько часов: зарядка в телефоне мигала красным огоньком, палец почти болел, хотелось пить, ещё и в толчок приспичило. А самое главное, поток мыслей наконец-то иссяк, связь с музой отключилась, значит, ничего стоящего сегодня больше не напишется. Пора на перекур. Мирон с удивлением уставился в окно, за которым вовсю жарило солнце. Ни хрена себе, он всю ночь строчил? То-то тело так задеревенело. Он зевнул, потянулся, разминая затёкшие мышцы. С трудом поднялся, сходил по самым неотложным делам и снова завалился на кровать прямо в одежде, мгновенно вырубаясь. * * * Оставшиеся дни пролетели в авральном режиме: забыв обо всём на свете, Мирон писал-писал-писал круглыми сутками, прерываясь лишь на короткий сон и еду. Свет в доме он так и не починил, руки не дошли, а Слава почему-то не приходил (впрочем, это и к лучшему: никто не мешал и не отвлекал), поэтому по вечерам приходилось тяжко: вся та чертовщина, как выяснилось, вовсе Мирону не померещилась, на следующую же ночь всё повторилось. И на третью тоже. Теперь это ощущалось не так нестерпимо жутко, как в первый раз: наученный горьким опытом, Мирон не пытался больше колобродить по тёмному дому, а при первых же признаках сумерек сразу нырял под безопасное одеяло — где у него, как по заказу, открывались мощные творческие чакры и он работал до утра, старательно не обращая внимания на шорохи, стуки и тот самый приглушённый то ли вой, то ли песню. Какой-то чистой воды мазохизм: он умирал от ужаса, но уехать не мог — так, как ему писалось здесь, ему не писалось ещё нигде и никогда. Хотя кукушку и начало явно подклинивать. Видимо, по приезде домой придётся записаться к психотерапевту. Но это потом, сначала рукопись. Роман выходил просто бомба, Мирон с изумлением признавал, что впервые за много лет удовлетворён своим трудом. Ему правда нравилось. Спасибо всем местным духам, привидениям и прочим бестелесным сущностям, которые так вовремя активизировались. Вечером накануне отъезда Мирон напряжённо собирал вещи в сумку, с минуты на минуту ожидая начало очередного мистического блядского цирка. Дверь внезапно распахнулась, и он чуть не заорал во всё горло, едва успев удержаться в последний момент. Судорожно сглотнул, вытирая о джинсы мгновенно вспотевшие ладони. — Вы чего это тут в темноте? — спросил знакомый до боли голос. — Медитируете, что ли? Мирон чуть не расхохотался от облегчения. Слава явился — как всегда развязный и уверенный, наглый и... необходимый. Надёжный. В его присутствии все страхи сразу отступили, показавшись сущей ерундой. — С лампочкой что-то, — ответил он. — Перегорела. — А чего не поменяли? — тот шагнул вперёд, без труда дотянулся до свисающего с потолка электрического шнура и заковырялся в патроне, подсвечивая себе фонариком. — Хм. Нормально всё. Наверное, пробки выбило, ща гляну. Он вышел в сени, и через пять минут — аллилуйя! — комнату залило ярким светом, заставляя щуриться с непривычки. — Ну вот, — лучась самодовольством, Слава шагнул обратно, скинул кроссовки, по-свойски сунул ноги в чьи-то расхлябанные тапки, с незапамятных времён стоявшие у порога, — теперь и пообщаться можно. Здрасть, просто Яныч. Дописали книжку? Можно я... — он достал что-то из кармана, неловко повернулся и выронил. Предмет с глухим стуком упал прямо перед Мироном, и тот нервно шарахнулся в сторону, вскрикнул, едва не подскочив с пола. Распахнул глаза, обхватил себя руками за плечи и выдохнул, обнаруживая на полу всего лишь Славин мобильник. Да, кажется, поход к психотерапевту лучше не откладывать. Нахмурившись, Слава присел на корточки, подобрал своё имущество и окинул Мирона неожиданно цепким, внимательным взглядом. Почесал подбородок. — Выглядите — пиздец, — констатировал он. — Что тут у вас происходит? — Ничего, — отмахнулся тот, усилием воли беря себя в руки. — Устал немного. И да — я дописал. Слава улыбнулся незнакомо — светло, чуть горько и как-то сконфуженно, кивнул головой. Он вообще сегодня был какой-то не такой, не похожий на себя, будто повзрослел и поумнел на десять лет разом. Или просто отбросил свои шутовские замашки. С чего бы? — Это хорошо, — мягко улыбнулся тем временем Слава. — Но я вас всё-таки осмотрю, можно? Реально вы хуёво выглядите, просто Яныч. — Ну всё, хватит, — тот поморщился, — зови меня Мироном и давай на «ты», а то на самом деле тупо уже. — Ладно, — согласился Слава, продолжая загадочно улыбаться, — хотя мне так больше нравилось. Мирон — скучно, можно хотя бы Мирошей? — Нет. — Зануда, — тот вздохнул, бесцеремонно схватил его за запястье и замер, беззвучно шевеля губами. — А осмотреть-то себя дадите? У вас пульс частит. Стало ясно, что от пресловутого осмотра не отвертеться. Впрочем, Мирону было почти всё равно — ну хочет Слава поиграться в доктора, пусть потешится напоследок, всё равно завтра Мирон уедет и не увидит его больше. К тому же, сегодня тот почти не раздражал. Мирон с неудовольствием поморщился, осознавая, что он даже соскучился по дерзкому засранцу и его болтовне. — Хрен с тобой, осматривай. — Ща, за аптечкой схожу только, — Слава выпрямился и протянул руку, помогая и Мирону подняться с пола, где они сидели друг против друга, как два придурка. — Я быстро. Вы пока ложитесь, — и подтолкнул в спину. — На «ты», — напомнил Мирон, послушно шагая к кровати. Слава остановился на миг. — Постараюсь, — сказал, не оборачиваясь, и по голосу было слышно, как он опять улыбается. Мирон только головой покачал. * * * Вернулся Слава действительно быстро и развил бурную деятельность, носясь то с тонометром, то с градусником вокруг своего пациента. Тот не спорил — ему и правда немного нездоровилось, пошатывало, кружилась голова — он ведь почти не ел и не спал всё это время. — Перевернитесь, Мирон Яныч, — отвлёк его от размышлений Славин голос. — И штаны приспустите. Резко запахло спиртом. Мирон сфокусировал взгляд: сосредоточенный Слава выжидающе смотрел на него, держа в одной руке ватку, а в другой шприц. — Что это? — поинтересовался он, не торопясь выполнять указание. — Витаминчики. У вас истощение небольшое, да и давление высоковато, — в тоне снова почудились виноватые нотки, но Мирон не обратил внимания. — А говорил, что у тебя из лекарств только вата, — он хмыкнул. — Как ты там сказал — «пакет ваты и банка вазелина»? — Вы у меня вип-клиент, — пробурчал тот. — Жопу заголите, пожалуйста. — Ты хоть умеешь инъекции ставить? Как-то не верилось, что этот раздолбай способен на что-то путное, и доверять ему свою родную задницу было страшновато. Поколебавшись, Мирон неохотно перевернулся на живот, стянул штаны с трусами, слушая обиженное пыхтение сбоку. — Умею, — ответили ему наконец, — не дрожите, я не больно. Или уколов боитесь? — Нет, — буркнул Мирон, который и впрямь не боялся, но терпеть не мог все эти медицинские процедуры. Кожу захолодило от спирта, он невольно напрягся в ожидании, но уже через пару мгновений его легонько шлёпнули по бедру: — Вот и всё. Он недоверчиво моргнул, повернул голову, наблюдая, как Слава стягивает перчатки. — Как — всё? Всё?! Но я ничего не почувствовал. Слава хмыкнул, наклонился зачем-то ниже. — А что вы хотели почувствовать-то? — прошептал вкрадчиво и словно невзначай коснулся тыльной стороной ладони его всё ещё голой задницы, провёл нежно, погладил, посылая по телу мурашки. — Слава, — предупреждающе сказал Мирон, вскинулся, но на поясницу легла тяжёлая горячая ладонь, удерживая на месте. — Ты охуел? — Да ладно, Мирон Яныч, — в ухо ткнулся влажный нахальный язык, облизнул щекотно, переместился ниже. — Не притворяйтесь, что вам не в кайф. — А если я тебе сейчас в зубы дам? Слава прерывисто выдохнул, чуть прикусил Мирону мочку, одновременно поглаживая ладонями по всему телу. — Дай, — пробормотал хрипло и неожиданно доверительным и интимным жестом зарылся лицом ему в шею, потёрся носом, втягивая запах. — А лучше просто дай. Ты хочешь, я же вижу. Всё происходило слишком стремительно. Мирон не успевал реагировать, не успевал даже осмыслить и осознать, его накрыло каким-то странным удовольствием, отвязным и нездоровым, сил сопротивляться не осталось. «Я же вижу», — эхом отдавалось в воспалённом мозгу. Мирон не смог удержаться от смешка: что он там видит, интересно? У него, Мирона, на лбу, что ли, написано: «Я по мужикам»? Он не скрывал свою ориентацию, всё-таки в прогрессивный век живут, не в дремучие времена, но и не особо афишировал. Может, Слава сумел пронюхать об этом — в интернете, например? Поэтому и ведёт себя так сокрушительно нагло. Хотя, он вообще по жизни наглый, так что... Трепыхнувшись пару раз для порядка, Мирон расслабился, решив покориться обстоятельствам. Нервотрёпка и чудом не просранные дедлайны из него столько крови выпили, что сбросить напряжение показалось хорошей идеей. Тем более Мирон уже не помнил, когда у него был нормальный секс, да что там — хоть какой-то секс. А тут — вон, само в руки просится, сопит возбуждённо в спину, почему бы и да? Он пошевелился, приподнимаясь на локтях. — Слезь с меня, — велел безапелляционно. — Быстро. — Ну бля-я, — разочарованно хныкнул Слава. — Ну Мирон Яны-ы-ыч... Не надо, пожалуйста, я всё супер сделаю, обещаю, ну честно, вам понравится... — Блядь, блядь, заткнись, — Мирон чуть не задохнулся — хриплый просящий шёпот неожиданно так подействовал, что от возбуждения волоски по всему телу встали дыбом. Его тряхнуло, внутри остро и сладко кольнуло предвкушением, пальцы на ногах поджались. Мирон кашлянул, прочищая пересохшее горло, с трудом развернулся к своему партнёру лицом, протянул руку, запустил пальцы в волосы. Мягко взъерошил и притянул за затылок Славу к себе, упираясь лбом в лоб. — Тихо, Славик, — шепнул ему в чуть припухшие губы, — я просто не хочу торопиться. Раздевайся. Тот — покрасневший, взъерошенный — промычал ему в рот что-то неразборчивое, высунул язык и провёл по нижней губе. Коротко впился в рот, целуя неожиданно крепко, жадно, почти собственнически, потом отстранился и потянул с себя через голову футболку, ни на секунду не отводя мутного взгляда. Мирона как током ударило — он вообще редко видел такую открытость, откровенную готовность. То, что кто-то так сильно его хочет. А хотели действительно сильно: даже сквозь плотную ткань чужих джинсов было видно, насколько. Слава без стеснения стащил их с себя вместе с бельём, обнажая здоровенный хуй, прижимающийся к животу, обхватил его ладонью, провёл вверх-вниз пару раз. Заворожённо оценив размеры, Мирон пару раз сглотнул и подумал, что снизу он сегодня быть точно не готов. Впрочем, Слава решил всё сам: прерывисто выдохнул, сгрёб с кровати покрывало и вольготно разлёгся на простынях, прожёг Мирона взглядом так, что у того живот подвело. Мучительно захотелось навалиться сверху, подмять под себя, целовать, тискать, кусать горячую кожу, оставляя синяки. Мирон так и сделал — хули б нет, если дают? А Слава давал — тёрся о него, всхлипывал, охотно подставляясь под отнюдь не нежные прикосновения, и стонал в голос. Взгляд его окончательно поплыл. Облизнув губы, он бесстыдно раскинул ноги в стороны, полностью открываясь. Мирон провёл рукой по его члену, ловя новый стон, накрыл Славин рот своим, утягивая в поцелуй. — М-м-м, — Слава выгнулся, вжимаясь в него ещё откровеннее, но вдруг отстранился, поднял веки, посмотрел прямо в глаза. — Я хотел тебя с первой минуты, как увидел здесь, — проговорил сипло. — А ты всё тупил и тупил. Тормоз ты, Янович, то есть Мирон, то есть... короче, ну, ты понял... — и откинулся спиной назад, раздвигая ноги шире. — Давай, не тупи. Рыкнув, Мирон навис над ним, беспорядочно целуя куда придётся: в губы, в шею, ниже, спускаясь на широкую грудь, потом на живот, потом ещё ниже, приласкал языком головку. Слава в ответ вздрагивал и выгибался, цеплялся руками то за Мирона, то за кровать. Такой отзывчивый, чувствительный. Кто бы мог подумать, что вот этот здоровый парень, язвительный, насмешливый и острый на язык, этот... Гнойный может оказаться таким податливым и покорным, нетерпеливым, бесстыжим. Мечтающим, чтобы ему вставили и как следует выебали. «Бойкий и ласковый», — подумалось Мирону. Член заболел от нового приступа сильнейшего возбуждения, яйца заломило. Пиздец как хотелось уже войти в Славу, двигаться в нём, вколачиваться, не жалея, но Мирон невероятным усилием воли сдержался. Зашарил рукой по полу рядом с кроватью, отыскивая джинсы — в кармане всегда имелись презики, — выудил блестящий квадратик фольги. Но этого было недостаточно. Мирон приподнялся на дрожащих руках, провёл губами по мокрому от пота чужому виску. — Слава, — позвал тихо, — смазка есть? Слав... Славик, слышишь меня? — М-м-м? — тот страдальчески скривил губы, с трудом разлепил ресницы, посмотрел невменяемо. — Чё? — Смазка где? Смазка, Славик, ну! — А... — кое-как сообразив, чего от него хотят, тот перевалился через край кровати, выставив голый зад, потянулся к своей аптечке и закопошился в ней, елозя животом Мирону по члену. Мирон терпел, кусая губы и стараясь дышать глубоко. Не помогало. Это точно какая-то изощрённая пытка, Слава явно решил так отомстить ему за всё. — Что ты там возишься? — сдавленно прокряхтел он, опасаясь, что, кажется, сейчас просто спустит, нахуй, как спермотоксикозный подросток. Вот будет позор. — Щас, — Слава наконец выпрямился, сунул что-то ему в ладонь и снова упал на кровать. Мирон скосил глаза на небольшой тюбик в своей руке. — Это и есть та «банка вазелина»? — пошутил неловко, стараясь хоть как-то сбавить градус напряжения. — Не, это моя, специально для анала, — отозвался тот и опустил взгляд, хитро косясь исподлобья. Щёки слегка порозовели. — Но меня растягивать не надо, я уже... в общем, там и так нормально, — и снова приглашающе развёл ноги, приподнимая таз. Чуть не подавившись воздухом, Мирон кивнул и, поспешно щёлкнув крышкой тюбика, придвинулся к Славе ближе, подхватил под колени, упираясь головкой ему между ягодиц. — Готов, всё? — пробормотал, не понимая, что несёт, а главное — зачем. — Вставляю? — Ага, — тот двинул бёдрами навстречу, сам насаживаясь. И зашипел, болезненно жмурясь. Член втиснулся внутрь до половины, и его так сдавило, обхватило плотно, что Мирон остановился — осознание истины ударило как обухом по голове. Но было поздно. — Ты!.. — он подался назад, намереваясь выйти, но Слава не дал, вцепившись в его плечи мёртвой хваткой и притягивая к себе. — Я же тебе сейчас что-нибудь там порву, идиот! Ты на хера наврал... — Я не врал, — кусая губы, возразил тот, глядя из-под полуопущенных ресниц. — Я сказал, что растягивать не надо, мне и так нормально. Это правда. А теперь заткнись и двигайся... м-м-м, пожалуйста. Мирон замер на секунду, переваривая заявление и вообще всю ситуацию. — Ты хоть не девственник? — уточнил на всякий случай, уже ни в чём не уверенный. — Не-а, — протянул тот и облизнул опять свои чертовски охуенные губы. — Смелее, Мирон Яныч. Мирон понимающе усмехнулся. К счастью, тормозом, что бы там Слава ни говорил, он никогда не был, поэтому суть уловил сразу и чётко. Не то чтобы он и раньше не догадывался. — О’кей, — он окинул распростёртое перед ним тело хищным взглядом, шлёпнул на пробу по ягодице — пока не очень сильно, но чувствительно. Слава крупно вздрогнул, распахнул глаза, зависая на миг, и тут же блаженно улыбнулся, расслабляясь. Мирон подался вперёд, жёстко ухватил его за подбородок, фиксируя, наклонился к лицу. — Надо было просто попросить, — сказал тихо. — Получил бы всё, на что напрашиваешься. Хотя, ты и так получишь. — Не надорвитесь только, Мирон Яныч, — хмыкнул тот, за что заработал новый шлепок и выгнулся, довольно постанывая. Ночь предстояла долгая. И никакие духи в этот раз почему-то не пришли. * * * Утром Мирон проснулся засветло, будто под локоть толкнули. Сел на кровати, сонно потирая кулаками глаза. Ну и ночка выдалась. Тело болело, наливаясь приятной тяжестью, и он мысленно порадовался, что в деревне принято жить в частных домах. Устрой они такой беспредел в квартире — соседи точно вызвали бы ментов. Мирон скосил глаза вбок. Голый Славик разметался звездой на постели, трогательно обняв рукой подушку. Он чему-то улыбался во сне, и Мирон поёжился, представляя, как через несколько часов эта улыбка исчезнет с симпатичного лица. Вздохнул, но делать было нечего: этот нелепый, прилипчивый Слава и так уже умудрился зацепить душу, влезть под кожу, Мирон не хотел, чтобы всё закончилось так, как когда-то у него закончилось с другим человеком. Не хотел боли. Поэтому эгоистично решил обрубить всё прямо сейчас: свалить по-тихому и никогда больше со Славой не видеться. Так будет лучше, для самого Славы в том числе. На хрена ему Мирон? Зануда и перфекционист, унылый отличник, вечно занятый работой. А этому распиздяю нужен кто-то его уровня — весёлый и отвязный, безбашенный и отбитый на всю голову. Как, например, Миронов друг и коллега Ваня Евстигнеев. Правда, тот как раз недавно по уши влюбился, закрутил с кем-то бурный роман, но с кем конкретно — скрывал. Делал большие глаза и говорил, что «боится сглазить». Разумеется, весь их отдел, крайне заинтригованный, дружно умирал от любопытства, но Ванька так и не раскололся. Лишь раз Мирону довелось случайно приобщиться к тайне, когда он мельком услышал в курилке, как друг воркует по телефону то ли с какой-то Варечкой, то ли с каким-то Ванечкой, но парень это или девушка, Мирон так и не понял, а специально подслушивать не стал. Да и не важно, главное, что Ванька счастлив. Этого же Мирон желал и Славе. И себе. С этими мыслями он аккуратно и бесшумно собрал остатки вещей, прокрался к выходу, бросил напоследок долгий взгляд на безмятежно дрыхнущего Славу. «Трус», — отчётливо прозвучало в голове, но он отмахнулся, отвёл глаза и, боясь передумать, решительно шагнул за порог. Его ждало издательство. И психотерапевт — но теперь, кажется, по совсем другому поводу. * * * Тщательно кутаясь в шарф, Мирон стоял у входа в модный книжный магазин, неторопливо куря сигарету. Презентация его новой книги имела настолько оглушающий успех, что Мирону аж самому не верилось до конца. Судя по всему, скоро он станет очень богатым. Вот только радости не ощущалось и успешным Мирон себя не чувствовал, скорее наоборот — унылым куском неудачливого говна, облажавшегося по всем фронтам. Тогда, вернувшись из деревни, он и представить не мог, что всё обернётся... так. Нет, по работе дела резко пошли в гору, редактор от восторга чуть по потолку не бегал, хвалил Мирона, без конца повторяя: «Можешь, когда захочешь!» — и книга после необходимых правок в рекордно короткие сроки отправилась в печать. Раньше Мирон от счастья сам бы по потолку бегал, но в этот раз почти ничего не ощутил. Кроме тоски. Непонятно как и откуда поселившейся в нём ебучей тоски. По ебучему Славе. «Вернее, по ебливому», — вспомнив бешеный Славин темперамент, Мирон помимо воли улыбнулся, хоть и невесело. Он хотел сделать как лучше, он думал — ничего серьёзного, ну что такое одна ночь и случайный перепих? И кто такой Слава? Он ему вообще не пара, ему такие никогда не нравились, Мирон всегда выбирал серьёзных и ответственных. Довыбирался, блядь. Слава, грёбаный чёртов Славик никак не выметался из головы, засел внутри колючей занозой, его образ буквально преследовал Мирона, похлеще тех самых духов, а картинки их единственной ночи то и дело возникали перед глазами, заставляя возбуждаться в самое неподходящее время. Мирон боролся с этим как мог, старался забыть, с головой уйти в подготовку и доработку книги, только самого себя не обманешь: он дико скучал, у него вообще ломка. Гнойная. Гнойно-ломка. Что в нём такого особенного? Обычный парень: пусть и не мудак, зато еблан, каких мало, способный только бесить и доводить до белого каления. Такой и святого достанет, а какой из Мирона святой? Однако все доводы разбивались вдребезги, стоило вспомнить широкую улыбку и жаркий шёпот на ухо, горячие ладони, все слова и фразы, подчас смешные и дурацкие, а иногда неожиданно хлёсткие, чёткие, однозначные. И тогда сквозь дебильную шутовскую маску проступал кто-то незнакомый — умный, как бы ни строил дурачка, сильный и неординарный. Это цепляло. И Слава цеплял. И его вечно насмешливое «Миро-он Яныч», и нарочитое обращение «на вы», хотя Мирон и старше-то лет на пять всего. «Я его найду», — пришло вдруг ясное осознание, и Мирон вздрогнул, подкуривая новую сигарету. Глубоко затянулся, поднимая глаза к серому небу. И вправду, почему он раньше не подумал об этом? Надо было давно попытаться, попробовать поискать по медвузам — не так уж и много их в Питере, наверное. Правда, он не представлял, насколько это реально. Он ведь даже фамилии не знал, только имя, будущую профессию и внешность. И как с такими исходными данными кого-то искать? Впрочем, похуй. Лучше хоть что-то сделать, чем и дальше тихонько и незаметно ехать крышей. Мирон приободрился. В монотонной жизни наконец-то появилась цель, и дышать стало легче. Ебучая тоска отступила. — Мирон Яныч, — послышалось вдруг сзади. Мирон дёрнулся, покачал головой — ну точно, надо искать свою пропажу скорее, а то у него уже слуховые галлюцинации начинаются. По ходу, конкретно скоро кукуха отъедет. — Эй, просто Яныч, алё! — позвали его громче, и Мирон резко развернулся, неверяще вытаращил глаза: перед ним возвышался объект его мыслей, глядя исподлобья. — Ты... — Мирон запнулся и поморгал, проверяя, не мерещится ли ему. Не мерещилось. Слава переступил с ноги на ногу и протянул руку с зажатой в ней свежекупленной книгой. — Вы мне автограф обещали, — он улыбнулся — так знакомо и солнечно, что у Мирона заныло что-то внутри от болезненной нежности. — На заднице. — Как... — он поперхнулся, бросил под ноги хабарик, растёр подошвой. — Как ты меня нашёл? — Прочитал про презентацию книги на сайте издательства, там адресок был. Повисла неловкая пауза. — Ну, а... — под острым, внимательным взглядом Мирон чувствовал себя всё более неуютно. Он не знал, как относиться теперь к Славе, точнее, как тот относится к нему — всё-таки, Мирон его бросил после секса. Не очень красиво вышло. — Зачем? Тот криво усмехнулся. — Не знаю. Я вообще-то слышал тогда, утром, как вы сливаетесь, но... — Слышал? — перебил его тот. — А почему... — Решил, что, значит, вам не надо, — отрезал тот. — Мудло вы трусливое, Мирон Яныч. Мирон окончательно перестал что-либо понимать. — А... — он замялся, но взял себя в руки, посмотрел открыто. Он же хотел всё исправить, вот его шанс! Главное — не проебать снова. — Пойдём в кафе посидим? — предложил он, зябко ёжась. — Я голодный, да и продрог совсем. Слава потёр покрасневшие кисти рук — очевидно, тоже заледенел на холодном ветру в одной тонкой курточке и без шапки. Как бы он потом с соплями не свалился. А ещё будущий медик! Тот смерил его хитрым взглядом, знакомо сощурился и склонил голову набок. — Это свидание? — поинтересовался с ухмылкой. Мирон помимо воли засмеялся. — Будем считать, что так. * * * После двух стаканов пива и одной чашки кофе напряжение наконец-то пошло на убыль. Согревшийся Мирон заказал какой-то жратвы, Слава — ещё пива, и разговор пошёл свободнее. — Хорошая книжка вышла, — елозя затылком по спинке кожаного диванчика, Слава хмыкнул, странно улыбнулся. — Только этот ваш, кхм, герой, дядька Валентин, как-то подозрительно на меня смахивает. Я вас вдохновил или это вам... тебе духи помогли? Мирон так и застыл, не донеся вилку до рта. Всё это время, помимо попыток забыть Славу, он также пытался забыть те жуткие несколько вечеров, которые, с одной стороны, помогли написанию, а с другой — едва не сломали ему психику. Он по-прежнему не ебал, что это вообще было, глюки или буйное воображение, или и правда привидения, а может, всё вместе, одно знал — копаться и препарировать эти события он не хочет. Как и рассказывать о них кому-то. К мозгоправу он так и не пошёл, кстати. — Какие духи? — спросил наконец. Слава втянул голову в широченные плечи, глянул снова виновато, как тогда. — Да никакие, — вздохнул он. — На самом деле, это... это я всё устроил. Ну, чтобы помочь. Прочитал твою фразочку про поющих духов, а потом ты ещё про «домик с привидениями» спизданул что-то, вот я и придумал. Я в окно видел, как ты строчишь целыми днями, решил, что действует, ну и... увлёкся немного. Весело было. А когда зашёл в последний день, чтобы проведать, то... — он скривился, как от боли. — Короче, понял, что перестарался с духами этими. Ты такой дёрганный был, глазищи дикие, мутные, ну я и вкатил тебе кое-что, эм, спецлекарство — хорошее, без побочки. Но с лёгким возбуждающим эффектом. Если честно, я этим «духам» очень благодарен — если бы не они, хрен бы я тебя получил, наверное. Так что вот... — он смущённо замолчал, поднял настороженный взгляд. — Злишься на меня, да? — Нет. Мирон с удивлением понял, что говорит правду. То есть, он осознавал, что должен бы быть в ярости — он ведь серьёзно тогда чуть чердаком не протёк, да и этому обманщику за его махинации следовало бы прописать пару раз, но... Слава его довёл до края, Слава же и вытащил оттуда. Дважды. Как ни крути, из-за его «духов» Мирону теперь светит гонорар с пятью-шестью нулями, а самое главное, та ночь... она исцелила получше любых терапевтов. Так что хрен с ними, с духами, пусть поют днями напролёт, пусть следят ночью — что-то подсказывало, что рядом с таким креативным Славиком это не страшно.