apocalypse

«Фанатичная толпа штурмует главную квартиру «Подзащитных Христовых». «Убийство руководителя секты». «38 человек погибло во время беспорядков, 206 ранены». «Полиция подозревает организованный саботаж». «Врачи не ручаются за жизнь директора Архива». «Материальные убытки оцениваются в миллиард долларов». «Епископ Чикагский видит в разрушении Архива Страшного суда перст Божий» Синьора Фанцони-младшая (место старшей по-прежнему принадлежит живущей и здравствующей матушке) пробегает взглядом заголовки, задерживается на «Врачи не ручаются за жизнь директора Архива», выцепляет «не ручаются за жизнь», задерживается на нём дольше, чем на две минуты. Умберто не мог не знать, что дело могло бы обернуться таким образом, но — не мог знать, что обернётся именно так. Нет, он бы не поставил под удар всех, тем более себя самого, отправив одну её нарочно отдыхать во Флориду. Она прилетит первым же рейсом, разумеется. Миллионы на счетах, накопленные Архивом и Фондом, накопленные Умберто гораздо ранее, чем он загорелся обеими идеями, должны перекрывать страховки и судебные иски. Прикормленные адвокаты разбегаются, как крысы, уверовавшие в них — нет. «У-ве-ро-вав-шие» звучит теперь, после истории с отцом Аверьяном и фанатичных проповедей краснолицего, раздавшегося за несколько месяцев в Америке старика — старца? — более чем странно и неуместно. Смысла думать о мёртвом проповеднике не имеет. Лейда звонила ей, оказавшись в Бостоне, где её мать, где дочь, и Лейда звонила ей из Стокгольма, где её сын, где новый — будущий — муж Павлик… как?.. и это неважно, скупые новости о ней, малые доли, обрывками, о произошедшем. Никакого геройствования, никакого о том, что если бы она там была, рядом, если бы она не уезжала — Джина прекрасно всё знает о себе и своём кресле, о сложности бегства с ней, о том, что Умберто не бросил её бы даже уже не живую ради собственной жизни. Её не было там, и это к лучшему. По крайней мере, практический ум подсказывает, что ей лучше быть целой рядом с ним, выбывшим из строя на несколько месяцев в датчиках и проводах. Джина не выскажет ничего Умберто. В конце концов, его безопасность была частью её ответственности, и ни бассейны, ни обыск, ни густая стена пулемётов, ни открытое просматривавшееся пространство, ни секции зданий, ни глухие перегородки, ни массивные шлагбаумы на самом въезде не спасали их — его от конца — отсрочивали его, выигрывали время до прибытия спасательного вертолёта. Джина трезво считает, что это не было её достижением, выигранные секунды. Если бы вертолёт не появился — тогда? Тогда нет, и об этом незачем думать. Джина Фанцони разберётся с ворохом исков, журналистами, телевизионщиками и счетами за перевозку и лечение синьора Умберто Фанцони, поправит курс, но перед этим — непременно предложит одержимому игрой брату новую рулетку, в которую у него не будет шанса отказаться сыграть.